Неисповедимы пути! Благодаря "Мигранту" Дяченок перечитываю "Евгения Онегина", в первый и последний раз открытого и закрытого в восьмом классе. Вижу свои пометки на полях. И как же сильно за это время изменился мой почерк. Сильнее, чем лицо и тело. Вот слушаю сейчас чтение Валентина Непомнящего и слежу по тексту. Стихи, конечно, потрясающие. Солнечные и точные, как именно солнечные лучи могут осветить... в частности, всю пыльную внутренность моей квартиры.
Мчитать дальшеоё творчество очень сухо, но — Господи, каким же счастливым оно меня делает! Как мне мила жизнь главным образом именно этим — словами, словами!
Here comes a candle to light you to bed, And here comes a chopper to chop off your head! Chip-chop chip-chop the last man's dead!
Вот зажгу я пару свеч – ты в постельку можешь лечь. Вот возьму я острый меч – и головка твоя с плеч.
И я тоже знаю этот восторг — и восторг труженика переводчика, как переводчик Голышев, и восторг Пушкина "ай да Пушкин, ай да сукин сын". Из праха, глиняный, вылезший из единого для всех млекопитающих скользкого места, но не Голем, а любимый Замысел Самого! — и в этом Ему образный и подобный! Рождающий слово! Уж какое ни есть простое, но одно такое во всей вселенной.
Кто увидел Божий свет — Тот не скажет "света нет".
Кто услышал Божий глас — Тот не скажет "нету нас"
В жизни кто хоть раз любил, Тот не скажет "нету сил".
Есть любовь. И правда есть, Сил не счесть — и Бога весть Есть!
Я не знаю смысла моего ежедневного литературного негритянства, или даже кочегарства — "ффтопку, ффтопку!" — но, Господи, какой же я счастливый своим трудом человек! И это всё потому, что я в отпуске
Такова моя аллилуйя. Более того, я приготовил постное мороженое из кокосового молока — просто от избытка времени, чувств и радостного предвкушения. Как тот гюговский жонглёр, который показывал свои трюки, перед образом Девы Марии, потому что не имел ничего более, что можно подарить Богородице. Вот. А я на Успение решил сделать то, чего совершенно не умею, — готовить кулинарные шедевры И оно у меня в морозилке сейчас стоит. Как у Гребенщикова: "Небесный град Ерусалим горит сквозь холод и лёд. И вот он стоит вокруг нас. И ждёт нас. Ждёт нас".
P. S. Анечка завела двух собак, левреток. Прав был Карлсон, когда вопрошал: "Но я же лучше собаки?" Отнюдь. Но как же я счастлив — прямо как Цветаева — что это не ко мне. Не о моём доме, не о моём быте. В моём быту могут быть только те животные, которые исполнены очей. Все прочие — или на тарелке, если они съедобны, или далеко от меня, если имеют другое народнохозяйственное значение.
Христос воскресе! И в пост я потрудился (где-то на 85% от возможного), и Воскресение Христово встретил с радостью, и вчера причастился, и так светло на душе, и пишется, пишется "Солнце Раа" — надеюсь, на радость Саше ака ray_nort
Что хорошего было за последнее время? Андрею Лазарчуку 60 лет. А также много всего хорошего в реале, несколько точек бифуркации, через которые прохожу. А что такое бифуркация? Это вилка. А на вилке огурец Ну, и хорошо пишется фанфик по Дяченко. Собственно, им я сейчас занят и утешаюсь.
Сегодня ровно год, как в дивный день св. Николая Чудотворца ушла в лучший мир Саша Киселёва аkа ray_nort. Саша любила мои тексты. Я осмелюсь даже написать, что Саша любила меня. Разумеется, в день её первого дня рождения там я просто обязан выйти в эфир с подарком. И конечно же, мой подарок, как крапивный свитер, недовязан. У меня так всегда, и Саша не удивится Довязывать буду здесь. Потихоньку вывешивать главы.
Фанфик «Солнце Раа» — продолжение повестей Марины и Сергея Дяченко «Vita Nostra» и «Мигрант, или Brevi finitur»
Пояснения и благодарности Это второй случай в жизни, когда мне захотелось поработать над миром, предложенном другими авторами. Связываю я это желание, во-первых, с Сашей Киселёвой, чьей навеки доброй памяти посвящаю эту вещь. Саша в свое время написала фанфик по «Звездным войнам», дух которого созвучен этому моему произведению. Она очень хотела спасти для вечной жизни своих любимых героев (см. «Другая жизнь» www.snapetales.com/index.php?fic_id=4318). Хотя, на мой взгляд (и я говорил это автору), в топологии «Звёздных войн» её версия показалась мне неубедительной. В общем, во-первых и в-главных, это алаверды Саше, которая жива в своём новом мире... и все мы там будем, вопрос только какими, и это важный вопрос, прямо-таки ключевой. Хочу посоревноваться с тем её текстом. Во-вторых, «литература — это я знаю что такое. Там герой бегает, стреляет, спасает и сохраняет. А если герой вдруг сидит на попе ровно, так, значит, замышляет какую-нибудь стрельбу, беготню или спасение-сохранение». В-третьих, тема развития личности, в оригинале описанной пунктиром, — это просто рай для любителя расставлять слова. В-четвертых, повесть «Мигрант» настолько замечательно полна разных лакун, что так и тянет их заполнить. В-пятых, мне просто хочется активно творить свою собственную жизнь, а лучше всего у меня это почему-то получается именно через тексты и по поводу высказываний других людей. Слава Богу за всё. Упокой, Господи, душу рабы Твоей Александры. Умом я понимаю, что там всё новое, но, знаешь, Царю наш и Господи, мы с Сашей так любили нашу переписку, что вдруг ей и в её новом состоянии будет интересно прочитать? Ведь и на Земле есть хорошие состояния, пусть и не высокие — например, спокойствие и радость в утробе матери, когда ты желанный ребёнок. Это мой подарок на первый её день рождения там от меня, который ещё здесь — и очень скучает.
Солнце Раа
Доброй памяти Александры Киселёвой aka ray_nort, aka ksann, aka Младшая, aka Нарет-кошка, живой навсегда
Свершилось чудо! Друг спас жизнь друга! А. Линдгрен
Set the control of the heart of the sun. Pink Floyd
Как ликует твое умудренное Сердце — солнце отчизны моей! А. Ахматова
Если уже раз мне дали осознать, что «я есмь», какое мне дело до того, что мир устроен с ошибками? Ф. Достоевский
Глава первая
Радиожук, мощный, как земной майский, только ярко-жёлтый в оранжевую крапинку, выписывал круги над головой Крокодила, стремясь создать оптимальный стереоэффект. Диктор приятным и вместе с тем мужественным голосом зачитывал обращение Малого административного совета с убедительной просьбой к гражданам не погружаться в мечты ни об отдыхе, ни о перевыполнении планов работ. «Хозяин себе видит то, что есть, а не то, что ему хотелось бы», — повторялась в обращении цитата из Песни Пробы. Коренным жителям Раа мечтать строго воспрещается. Их мечты становятся реальностью. Каждый юноша и каждая девушка проходят Пробу гражданина именно для того, чтобы научиться держать свой ум в трезвости. Прошёл Пробу — значит, общество может быть уверено в твоей надёжности, нет — тебя будут опекать, как несмышлёного ребенка. Да так, что мечтать тебе будет и некогда, и не о чем. Но как запретить мечтать? Люди в тревоге, ситуация аховая, солнце вот-вот взорвется. Конечно, будут пускаться во все тяжкие. «Не мечтать... Это всё равно, что не думать о белой обезьяне. Или о белом медведе. Или белом быке, — скептически хмыкнул Крокодил, слушая новости. — С другой стороны, если повредившийся умом от усталости техник намечтает реактор, а инженеры не сразу разберутся? И поставят такое оборудование на корабль. Далеко же мы улетим…» Теперь небо сияло огнями над головой Крокодила даже днём. Вся стратосфера планеты Раа превратилась в огромную «стройку будущего», как это он представлял себе по читаной в детстве советской фантастике. Орбитальные судоверфи работали в четыре смены. Но на самой поверхности Раа трава была всё такой же зелёной, деревья — райскими, вода — вкусной и чистой, живность — полезной, воздух — целебным. Земля Раа не знала, что люди лихорадочно спешат покинуть её, и продолжала щедро одаривать их своими плодами. Радиожук пожелал всем гражданам спокойствия и веры в счастливое будущее, объявил о конце сообщения и улетел на подзарядку. Крокодил поднял глаза к сверкающему небу и подумал об Аире. Консул со звучным государственным именем Махайрод сидит на орбите, без выходных, без продыху. Контролирует работу всех ветвей власти и мониторит возмущение материи. Как там говорилось в фильме про Ивана Васильевича? «Нам, царям, молоко нужно за вредность давать». Да, это он ещё помнит. Но никогда ему, Андрею Строганову по прозвищу Крокодил, больше не увидеть фильмов Гайдая. Никогда не увидеть сына. И много ещё чего никогда. Ему уже даже не снились те тягучие сны о том, как он с Андрюшкой бредёт по зимнему лесу, по едва видной лыжне (можно ли вообще брести по лыжне? или это лингвопроблемы из-за потери родного языка?), а огонёк далёкой избушки не приближается. Однажды приснилось, как они всё-таки дошли до деревянного туристического коттеджа. И всё. С тех пор он не видит сына и во сне. Значит ли это, что с исчезновением его, Крокодила, с Земли Андрюшка тоже оказался вычеркнутым из будущего? — I have a dream, — сказал он вслух, в синее дневное небо, полное огней, с таким едким сарказмом, на который только был способен. «А у меня-то есть мечта? Мне же мечтать не запрещено. Спроси меня сейчас какой-нибудь бог из машины, бледный функционер Вселенского миграционного бюро: о чём ты мечтаешь, Андрей Васильевич Строганов, мигрант и неудачник, залипший в фантастическом мире, как комар в янтаре? Неужели о том, чтобы проснуться посреди пыльной холостяцкой однушки и мерзким осенним утром потащиться на работу в офис?» Не было у него мечты. Никакой. Место, где и чем мечтают, как-то незаметно атрофировалось. И не на Раа, а ещё на Земле. Не нужны там мечтатели. Они нигде не нужны. Нужны одни только трезвые логики и компетентные практики. Так откуда взялась печаль? И не печаль даже, а лютая тоска от собственной никчёмности… Он потерял даже родной язык. Пожалуй, единственное, что у него осталось после изъятия с Земли, — человеческий образ. Хотя нет, ему ещё оставили имя. Крошечный осколок навсегда потерянного родного языка. Прямо строчка из энциклопедии: «Ономастика зачастую является единственным источником информации об исчезнувших языках и народах».
читать дальшеЕсли бы поблизости был Аира, он бы уловил тоску Крокодила — и наверняка поделился бы своей волей к насыщенной яркой жизни. Крокодил получил бы заряд беспричинного хорошего настроения, которого хватило бы на пару суток. А если бы поблизости был Тимор-Алк, то мальчишка непременно начал бы рассказывать о своих успехах в наращивании индекса социальной ответственности, и Крокодил отвлёкся бы от своих мыслей, подтрунивая про себя (а может и вслух) над невинным тщеславием зеленоволосого метиса. Который лезет вон из своей белой с прозеленью кожи, чтобы занять достойное место в обществе здоровых смуглых граждан Раа. Таких латиноамериканистых или балиобразных, что можно на минутку представить себя на курорте. А дома идёт дождь. Или снег. Или снег с дождём. Но оба они — и Аира, и Тимор-Алк — не придут сейчас на помощь. На Раа рабочий день, и они заняты делом. Все заняты делом. А Крокодил, как всегда, бездельник и полное ничтожество. Он растянулся на мягкой чистой траве, предназначенной не только для насыщения атмосферы кислородом, но и для создания тактильно-рекреационного комфорта, и заложил руки за голову. «Я бездельник, о-о, мама, мама, я бездельник, — закрутилась в голове нехитрая мелодийка. А потом без паузы, другая песенка, того же автора, — Мои руки из дуба, голова из свинца — ну и пусть». На Земле у него нет будущего. На Земле он умер. Так сказал Аира, добывший сведения у всемогущего Бюро, пользуясь своим служебным положением. Умер — и куда-то попал. Попал на Раа. Но если у человека есть друзья, значит, не такой уж он и пропащий, правда?
Лёгким дуновением ветерка принесло стайку разноцветных бабочек. Крокодил невольно залюбовался игрой света на полупрозрачных крылышках. На душе просветлело. «Наверное, тут в воздухе развешаны датчики, — подумал он. — Уловили мою хандру и немедленно провели сеанс баттерфляй-терапии. Прямо мир Оруэлла какой-то или Замятина: ты не можешь побыть наедине со своими проблемами. Ты вообще не имеешь права на душевные проблемы, общество немедленно примет меры. Начнёт тебя убаюкивать или лечить, неважно, хочешь ты того или нет. Или сделает вид, что оставило тебя в покое, чтобы ты своим умом дошёл до эвтаназии и не отсвечивал на солнце, мешая жить нормальным людям». Утонуть в интеллигентском самокопании Крокодилу не дало новое насекомое. Жук спикировал сверху, стремительный, как истребитель, и информационный голос из его недр деловито сообщил: — Напоминаем, что Малый стратегический совет закончил обсуждение предложения Юго-Восточного сектора об отмене Пробы в связи с эвакуационными работами. Предложение не поддержано. Северо-Западный сектор выдвинул встречное предложение о возможности повторного прохождения Пробы в следующей последовательности: немедленно после принятия решения Большим административным советом после подачи гражданином соответствующей заявки; через год, пять и десять лет после первой неудачной попытки. Предложение Северо-Западного сектора принято квалифицированным большинством голосов. Малый стратегический совет благодарит всех проголосовавших за активную жизненную позицию. Запись на повторное прохождение Пробы объявляется открытой. — Коммуникатор! — бросил Крокодил в пространство и сел. Из травы к его лицу вытянулся зелёный стебель, на конце которого в секунду вспух и раскрылся бутон ярко-синего цветка, и тут же замерцал экраном. — Соединение с Камор-Балом, — сказал Крокодил в голубоватое мерцание. Экран несколько раз изменил цвет (наверное, это что-то значило, но Крокодил пока не разобрался), потом коммуникатор заговорил искусственным женским голосом: — Камор-Бал временно недоступен для связи. Он оставил сообщение. Андрей Строганов, вы хотите прослушать его? — Да. — Всем привет! — зазвучал молодой жизнерадостный баритон. — Друзья, три недели меня не будет на месте. Свяжусь с каждым из вас, как только вернусь домой. Уехал на Пробу. Последние слова в записи Камор-Бал произнёс как был небрежно, но не смог скрыть ликования в голосе. «Вот это скорость… Парень, наверное, дневал и ночевал, следя за ходом голосования. И могу поспорить, что свою заявку на повторное прохождение бросил первым. Ну, или в первой десятке». На душе у Крокодила стало ощутимо веселее. Если мальчишка снова завалит Пробу, в этом точно не будет вины мигранта с Земли. — Андрей Строганов, вы хотите оставить сообщение для Камор-Бала? — Нет, — сказал Крокодил и проследил глазами за тем, как цветок закрывается, а стебель втягивается в траву. Чудеса биотехнологии райской планеты Раа не переставали удивлять его. Когда коммуникатор полностью исчез, Крокодил снова лёг и уставился в небо. Несмотря на объявленную всеобщую трудовую повинность, граждане Раа работали без надрыва. Медики, биологи и социологи внимательно следили за тем, чтобы люди не переутомлялись и не переутомляли своим эмоциями зыбкую материю. Крокодил подозревал, что тысячелетия благополучной жизни единого народа в благоустроенном постпостиндустриальном мире в принципе не могут сформировать трудовую этику по типу «догоним и перегоним». Идея напряжения всех сил для спасения человечества от неотвратимой катастрофы как-то не вязалась в представлении землянина с двухчасовым дневным отдыхом, шестичасовым рабочим днём и тремя выходными. Впрочем, поскольку с идеями у здешних жителей очень своеобразные отношения, так, может, оно и к лучшему, что среди них не нашлось местных стахановцев? Работала бы такая группа пламенных энтузиастов по шестнадцать часов в сутки без перерывов на обед — а их родные, друзья и соседи начали бы умирать от истощения... Ибо если идея, требующая жертв, выскальзывает из-под материи и переходит в состояние «первично» — жертвы появятся, это уж как пить дать. Плавали, знаем. Но если в общественной жизни культура контроля у раян доведена до искусства, то в личной они, похоже, так же не застрахованы от нестабильности, как и земляне. «Вот Аира не удовлетворял Альбу, так она и выдумала себе того бронзового, — подумал Крокодил, срывая тонкий зелёный стебелёк и закусывая травинку. — Который успел сделать ей Тимор-Алка и растворился в сени струй, прежде чем Аира расчехлился. А моя Светка… Ну, читала пошлые книжки женских романов и тоже, наверное, мечтала о каком-то. И кто скажет, что её мечта не сбылась? Нашла же она себе какого-то Витьку и уехала в Германию. Или в Англию. Вместе с Андрюшкой». Бабочки снова закружили в воздухе, на сей раз интенсивно-цветные. Одна из них села на голое колено Крокодила, щекоча его лапками. Он осторожно приподнялся и подставил гостье палец. Та с готовностью переместилась на новую опору и потыкалась в кожу хоботком. Не иначе, почуяла следы сладкой патоки, которая осталась на его руках после обеда. Йогуртовые стручки, растущие буквально повсюду, были сейчас основным блюдом его рациона. Он поднёс руку к глазам, чтобы получше рассмотреть чешуекрылую красавицу, но бабочка вспорхнула и влилась в ряды своих. Пестрой лентой стайка насекомых взвилась в зенит и растаяла среди сверкания. Конечно, с одной стороны, не ему, Крокодилу, упрекать Аиру в неумении обращаться с женским полом. С другой, — всё-таки странно, что такой статусный человек, как Консул Раа, столько лет убивается по предавшей его женщине. Восемнадцать лет, что ли? Или девятнадцать. Опупеть! Сам Крокодил быстро нашёл замену Светке (тоже мне, великое сокровище — Светка!), и множилась эта замена до самого его изъятия с Земли и перемещения на Раа. Он уже и здесь успел зачерпнуть медка. Вернее, хватил шилом патоки. Лиза из Глазго. Обещала объявиться — и ни слуху ни духу. Мигрировала на Раа, потому что поссорилась со своим парнем — бывают же такие, как бы это помягче… Девы-птицы. Обидно, конечно, что она продинамила Крокодила. Но, может, так даже спокойнее? Не понравилось ей с ним, и ладно. Он уж как-нибудь переживёт. И не такое переживал. Спросить, что ли, у коммуникатора, как тут принято знакомиться с женщинами? Обычно в состоянии опасности тяга к противоположному полу повышается, а тут проблема с солнцем, уж куда глобальнее! Или если он и в Лизиных глазах не слишком завидная партия, то в глазах коренной раянки тем более не котируется? С его белой кожей и трёхмесячными белковыми курсами… А Андрюшка, наверное, уже прижился в Германии. Или в Англии. И мигрантом себя не считает. Спикает или шпрехает, а про своего родного отца забыл от слова совсем. «И правильно, что забыл, — зло подумал Крокодил, поднимаясь на ноги, отряхивая шорты и поворачивая голову к часам, хорошо видным отсюда. — Я бы про такого папашу тоже забыл». Хотя своего отца, Василия Васильевича Строганова, Крокодил помнил всегда. Собственно, это же отец называл его Крокодил Андрюша. Мальчик Федя из книжек Успенского был для своего отца Дядей, а мальчик Андрей для своего — Крокодилом. Забавно. У Крокодила вдруг родилась версия: наверное, отец хотел назвать его Геннадием, а мать не дала, настояла на своём, на имени своего героического отца, от которого в Андрее Строганове если что и есть, так только пустой звук. С его родителей сталось бы поссориться даже над кроваткой новорождённого сына! Но отец не мытьём так катаньем закрепился в сыновней ономастике: ведь в глубине души Андрей Строганов называл себя именем, данным отцом. «Вот такое восстание против матриархата — ядовито подумал Крокодил (была у него такая привычка — есть себя). — Незаметное и незамеченное. Как интеллигентская фига в кармане против любой власти».
Часы в виде крупного, как подсолнух, цветка, свисали с подпорки у входа-выхода на зелёный перрон. Были они мягкие, с трепещущими лепестками, как само время на Раа — необязательное, зыбкое, вечно что-то припоминающее, но тут же забывающее, не очень успешно ловящее себя за хвост и быстро устающее от этого занятия. Если бы Сальвадор Дали их видел, обязательно бы нарисовал. Время дневного отдыха заканчивалось, пора было возвращаться на завод по производству биополимеров, при котором Крокодил посещал курсы. Учился синтезу редких белков, не приходя в сознание. Чтобы, получив свидетельство об окончании, приступить к настоящей работе на том же заводе. В меру сил и способностей зарабатывать ресурсы на жизнь, заодно выполняя всеобщую трудовую повинность. Кабина монорельса уже подкатила к перрону. «На дальней станции сойду. Трава по по-о-о-ояс… Из-за чего я сегодня целый день злюсь? И на кого? Есть ответ? Ответа нет». Но в то мгновение, когда дверь вагончика, чем-то похожего на тыкву, открылась, из зеленой изгороди выплелся гигантский вьюнок и застыл перед лицом Крокодила, превращаясь в экран. — Андрей Строганов? — Да, здесь Андрей Строганов, — отозвался Крокодил. — Слушаю. — Вас вызывает Консул Махайрод. Соединение почему-то установилось не сразу. Кабина уловила отсутствие у пассажира интереса к ней, закрылась и, плавно набрав скорость, исчезла за поворотом. Стало тихо и пусто. Наконец, на экране появился Аира. По проступившим морщинам было особенно заметно, что Айри-Кай, Консул Махайрод, не ровесник своего двадцатидевятилетнего друга с Земли. «Мы, цари, работаем без выходных. Рабочий день у нас ненормированный…» — Привет, Андрей! Ты где? — На платформе недалеко от дома. Сейчас поеду на курсы. — Буду вечером у тебя. Можно? — Можно, — хмыкнул Крокодил. Слово «можно» было для их дружбы таким же паролем, как «муравейные братья» в детстве у Толстого с его друзьями. «Льва? Или Алексея? Или там этот, третий был ещё. Константин, кажется...» И того он уже не помнит, и сего. А ведь память о Земле — единственная драгоценность в его неудавшейся жизни. — Что, опять дурью маешься? Ностальгией? — спросил Аира суховато, явно считав мысли землянина с выражения его лица. — Ты мне нужен бодрый, здоровый и весёлый. — А спинку тебе не помыть? — буркнул Крокодил, но в это время экран коммуникатора замерцал помехами. — Перебои с энергией, — сказал подёргивающийся видео-Аира. — До вечера. — Жду. И привет Алку. — Обязательно. Конец связи. Итак, изработавшийся вусмерть Аира хочет малость подлечиться донорской энергией. И при этом хочет поддержать друга ненавязчиво и тактично (да-да, с такой мордой кирпичом и челюстью экскаватором — слово «тактично» как раз самое то). Доказать, что он, Андрей Строганов, — подарок судьбы и для Раа, и для её правителя. Можно подумать, Совет стратегического баланса не найдёт парочки доноров для Махайрода! Можно подумать, Крокодил не знает о себе, что он такое! Ни семьи, ни родины, ни любимого дела. Переводчик с английского и немецкого — да, это, конечно, высочайший статус на планете, где он не помнит даже родного русского языка! Украли, мозговеды хреновы из проклятого Бюро, заменили на единый язык Раа, да еще и плату за это взяли. Его, Крокодила, месяцами жизни! Временные парадоксы — для Бюро источник энергии, а кто сильнее, того и тапки, и язык, и всё остальное. Вспомнилась детская книжка про Серых господ, крадущих у людей минуты, часы, месяцы и годы жизни. Он читал «Момо» вместе с бабушкой, с её помощью и комментариями. Первая его настоящая книга на немецком, а не бабушкины учебники, упражнения и пластинки, ещё виниловые, с аудиоуроками. Jeder Dolmetscher liest viel. Да, каждый переводчик много читает. А может, это всесильное Бюро, наоборот, хочет оказать благодеяние райской цивилизации? И хотя солнце в любое время может сколлапсировать, и материя больна бредовыми идеями жителей — а всё, похоже, только для того, чтобы спасти общество Раа от деградации. На Бали не может быть бионанопромышленности и космических технологий, а на Раа есть. И что-то должно победить — расслабленная жизнь, спонтанно материализующийся бред и тепловая смерть или аскеза под суровым ярмом косной материи и научный подвиг. Перед глазами Крокодила снова встало лицо Аиры с отяжелевшими веками, жёсткой линией подбородка и глубокой морщиной между бровей. Сколько ему лет на самом деле? Год на Раа лишь на семь дней короче земного. Сколько ему было лет, когда из утробы Альбы извлекли Тимор-Алка? «Вообще-то мог бы устроить меня в какие-нибудь медтехники при себе, — сердито подумал землянин. Ему очень не хотелось возвращаться на курсы и подключаться к квазиживой машине в качестве биологической детали. — Мог бы, но не устроит. Я ж полноправный гражданин, не какой-нибудь зависимый, ещё оскорблюсь его подачкой! Я должен сам обеспечивать себе пропитание и занятие. Мой вклад в дело спасения Раа — клепать белки из своего драгоценного организма, а не входить в обслугу правителя и плевать в потолок большую часть суток. Дружба дружбой, а табачок врозь». В языке Раа слово «табачок» имело оттенок «декоративный и ароматизирующий цветок в спортивных залах», и запах от этого их табачка был скорее похож на хвойный освежитель воздуха. Крокодил в который раз поморщился от лингвистического дискомфорта, но тут подъехала новая кабина монорельса в виде тыквы, и он погрузился в её недра, кивком приветствуя уже имеющихся там пассажиров.
читать дальшеИ кто слабым был, сильным стал тогда, а кто сильным был — стал ещё сильней.
Я не знаю, что рассказывать. Звонил уже корреспондент, взял у меня интервью, потом я видела в газете: два слова, да и не о том, о чём я говорила. И фото моё с подписью «Награждение бойцов Сопротивления». И вот теперь передача эта, «Живи и помни». Ну, какой же я боец? Я вообще не боец. И годы мои не те, и характер… Главное, что ребята меня нашли. Это словами не передать, какая радость была для всех нас! Вот они — да, бойцы. А мне было очень страшно. Вообще, всё это постепенно накапливалось. При той Республике нам очень хорошо жилось. И я знала, что хорошо, и даже, бывало, еду на работу или с работы, а то и на смене, и думаю: так хорошо, счастье такое, как Силу не прогневить, чтобы худо не стало? Конечно, жертвовала на Храм. Потом мне соседка говорила, что кто жертвовал, тех заносили в какой-то список, врагов государства, что ли… У меня был один знакомый джедай, постоянный посетитель нашего кафе, и когда я выяснила, что на Набу, на планете, где он погиб, памятник ему собираются поставить, то посылала деньги, именно на памятник. Может, потому что это были пожертвования на культуру, а не на армию — а во время первой войны много на армию собирали, — меня и не тронули. Не знаю. Только не подумайте, что я это делала, чтобы задобрить Силу и сохранить мою благополучную жизнь. То есть и это тоже, зачем лукавить, но всё-таки скорее сначала ради него самого, ради памяти о нём, а уже потом о себе и о племяшке своей, и о её семье. Семья-то у Элин была просто загляденье, я как думала о них, так пальцы колечком складывала, и сейчас вот, видите? Да, держу пальцы за них. Суеверие, конечно, но так у нас на родине было принято: когда о родных думаешь, держать пальцы колечком, чтобы не сглазить. Хотя сначала я переживала: девке-то моей всего двадцать лет, в университете ещё даже до экватора не добралась, а уже замуж. Не бывает от таких замужеств ничего хорошего. Но это я так сначала думала, пока она его к нам домой не привела, знакомиться. Хороший мальчик. Сам он уже работал, младшим диспетчером в порту Семнадцатый-Северный. Очень хорошая работа, правда, и ответственность, и нервы, и уставал сильно за смену… Кто знает, что такое сменная работа, тот поймёт. Так что я их благословила, живите, говорю. А потом уже и брат со своей приехал, на свадьбу, стало быть. Дети уже в собственной квартире жили: во-первых, его мама с сестрой им очень помогали, хорошая семья, приняли Элин как родную. Да и отец его тоже: и на свадьбе был, и чек подарил. Никогда никто из них не говорил, мол, серая задница из провинции. Надо сказать, что очень им повезло ещё, что у Гласа по работе было знакомство с владельцем пары киосков в сувенирном коридоре в туристической зоне. Хотя, конечно, кто на Корускант прилетает, те всякую дребедень на память стремятся купить на площади Шествий. Там и голопроекции памятников, и поделки под джедайские свитки, и сувенирные мечи, и прочие побрякушки… Но ведь в зоне отправления и в зале ожидания даже ноги размять — и то в сувенирный коридор выходишь. А Элин такие чудесные открыточки рисовала, с такой любовью — вот пассажиры и покупали. Конечно, сдавали на реализацию, за малую кредитку, а всё-таки набегало хорошо. Она и на стажировку в очень хорошее место попала. Соседка моя, Нура, даже говорила, что это я не всё рассказываю, и без знакомств нельзя так устроиться. Ну, какие знакомства? У девочки из провинции, которая в университете-то, на искусствоведении своём, по пять тысяч за семестр платила. Я, бывало, и ночь не сплю, думаю: да где ж это работу найти, чтобы вернуть такие деньги? Экскурсоводные места все куплены, там хлеб, там своя мафия. Ко мне в буфет, официанткой? Тоже не выход. Мало того, что такие деньжищи платить, да ещё пахать: то эссе, то презентация, то цикл лекций по музеям… Гласа-то ей сама Сила послала, она ж из библиотек своих не вылезала, старые манускрипты, древняя живопись. Не понимаю я в таком, честно скажу, дура я. То есть, когда красиво, когда сердце из груди рвётся, когда душа летит — это я всё понимаю. И ожерелье, которое он мне незадолго до своей смерти подарил, — оно мне идёт, и красоту как будто всему миру сообщает. И красота, и искусство, и высоко… И картинки, которые Элин делает, мне тоже очень нравятся. И те музейные выставки, куда она меня водила, ещё когда замужем не была, — да, это всё красиво. Но что, разве это может деньги приносить? Не верю. Вот не выйди она за Гласа, не знай он этого барыгу с сувенирами, — ну где бы её на работу взяли, куда? А так она и кредит на учёбу, ещё не получив диплома, начала погашать, и его зарплаты им на выплаты за квартиру хватало, ну, и родители помогали. Я тоже немножко помогала. У нас ведь как на Корусканте: если у тебя семьи нет, льготы по квартплате, и место для парковки за смешные деньги, а как семью завёл — льготы снимаются сразу, а как дети — так сразу налог. Так вот, я своё парковочное место соседу сдавала, и эти деньги им на хозяйство переводила. Так что за первую мою внучатую племянницу они, получается, и не платили вовсе. Сразу родили её, Гуну, кнопку нашу любимую. Ну, а Марита через три года появилась, уж очень Глас сына хотел. Им в клинике чуть ли не до третьего триместра говорили, что сын. А по мне, так сестричкам лучше друг с другом. Мари за Гуной хвостиком ходила, ещё когда ходить не умела. Да. Славные девчушки, они такими и остались, хотя и выросли уже. У Гласа одни девки, получается: мама, да тётя, да бабушка, да жена, да две дочери, да я. Конечно, сын бы ему очень пригодился. У него, правда, младший брат есть, от второго брака его отца, но он как-то с той семьёй был не сильно. Знаю, что иногда они пересекались с отцом, тот даже девчонок наших, когда они маленькими были, пару раз брал на свою виллу на Маранаях. Но всё-таки не то. И вдруг эта война. Как гром среди ясного неба. Кому она нужна была? Да уж конечно, не простому народу.
Я их не сразу заметила, но все-таки заметила, несмотря на то, что способностей у меня никаких нет. Наверное, потому, что думала об этом постоянно, как только прошло это сообщение по всем каналам. Ведь расстреляли всех, даже детей. В вагоне народ не обсуждал происходящее, все просто смотрели на мониторы. А может, сразу включился страх? После всех этих экстренных сообщений и выступления Императора стало понятно, что дальше будет только хуже, и язык теперь нужно держать за зубами. Когда я их увидела, то даже головой помотала: не померещилось ли? На парковочной площадке за мусорными баками. У меня как-то и мыслей не было, как они сюда попали, тут уже не до вопросов было. Четыре дня прошло, значит, четыре дня они прячутся в городе, без еды, без воды… Сразу вокруг посмотрела: видеонаблюдение же у входа! Но они тоже соображали, где укрываться. Старший соображал. Младший-то совсем был кроха, только ходить научился, даже младше нашей Мариты. Сообразил тряпьё это помоечное на себя и на брата нацепить, но это даже мне было ясно, кто они такие. А уж новой этой имперской полиции-то… Сразу мысль пришла: я же для Гуны к празднику карнавальное платье купила, в шкафу висит! Подошла я к ним осторожно, говорю, не бойтесь, мол, я сейчас вынесу одёжку моих внучек и проведу вас под монитором, как будто мы с внучками возвращаемся с прогулки. Они мне ни слова не сказали, только кивнули, и старший, и младший. Я скорее домой, потом выхожу. Перед камерой специально комлинк взяла, вроде бы племяннице звоню, спрашиваю, когда она девчонок заведёт ко мне, а потом к Горстам на юбилей поедут. А, мол, говорю, вы уже на подходе — иду-иду! Я вам говорю: страх тогда всех парализовал, в каждую душу вселился. Вот какие были времена. Это самое главное было. Буквально в первые дни Империи. Казалось, ну не может народ вот так сразу шею под ярмо поставить! А вышло-то как… Да какая там память, какая гордость — страх, один дикий страх! Отвернулась от нас Сила. И так я провела мальчишек через вход к лифту, переодетыми в платьица моих внучек. Конечно, вид у них был не как после праздника, но этот парик из серебряного «дождика» младшего хорошо укрыл, я его на руки взяла, как будто Марита капризничает, я ему всякие весёлые тормошилки на ушко говорю, а мысль только одна — донести бы, чтобы он у меня не умер на руках, потому что на последней же искре душа держится. Это я и без всяких тонких способностей чувствовала. А старший молодцом держался до самой моей входной двери. Даже когда соседка на площадку вышла, и я сказала «Вот, ходили с девчонками в парк аттракционов на бал-маскарад», он тонким голосом взвизгнул, что больше на такое дурацкое представление не пойдёт — в точности так, как Гуна, когда капризничает после неудачной прогулки. Откуда он её голос знал? Сила указала. Теперь об этом уже можно вслух говорить. Первым делом я им дала попить. Вернее, младший поил старшего с ложечки, что-то ему на ухо шепча. Потом только сам попил. Младшего мы отнесли на мою кровать, уложили, а старший в душ пошёл. Я ему свою старую клетчатую рубашку дала, а у самой мысли кипят: что делать, кого просить? Можно ли теперь с Галсом говорить о таком? Но это первая паника была, мне и до сих пор стыдно, что я о своём зяте так подумала. Он и вывез мальчишек. Это он — герой Республики. Жаль, что он не дожил до этого дня. Но пока возможность представилась, они у меня три месяца прятались. Девяносто пять дней. И ни одна живая душа о том не знала. Старшего Инир звали, младшего Нардис. Но это не моя заслуга. Дети были просто чистый ауродий. И оба живы, и оба такие молодцы! И знаете, я их сразу узнала.
Кто мог знать, что нам – нам! – будет нечего пить, Хотя вода течёт в наших руках. Б.Г.
– Хорошо! – сказал Квай и потянулся вверх, а потом покрутил сцепленными в замок руками из стороны в сторону. – Хорошо, – кивнул Ки-Ади, для своих Кид, продолжая есть мороженое. – И съёмки классные. – Когда они свалились в каньон, у меня аж в животе ёкнуло, – подтвердил Квай. – На прошлой миссии мы с мастером Дуку тоже... почти так же... Только там камеры не было. Мэйс молча тянул из трубочки противную горечь. Учитель отпустил его погулять с друзьями только при условии, что он воздержится от сладкого и примет двести миллилитров сока ректоо, и снабдил соответствующей растворимой пилюлей. Потому что растущему организму нужна поддержка в строительстве сосудов, и всё такое. Друзья, имевшие право на лакомство (Кид рос совсем не так стремительно, а Квай с шести лет не рос вообще), тоже решили было отказать от мороженого. Но Мэйс убедил их, что ему совсем не хочется сладкого, а хочется ему наилучшим образом подготовиться к предстоящим соревнованиям. «А-а, ну, тогда пей свой чай!», – весело хмыкнуло мелкое шило Квай. По крайней мере, горечь во рту отвлекала от зуда в ладонях. На киносеансе Мэйс то и дело царапал точку между большим и указательным пальцем, чтобы снять неприятные ощущения. В принципе, такую полосу препятствий, по которой они с учителем бегали по утрам, вообще невозможно пройти безболезненно... Особенно трудно давался Мэйсу подъём по тонкому канату – дело, требующее очень высокой концентрации. И, по мнению мальчика, совершенно лишнее дело. «Зачем так мучиться, если можно просто подпрыгнуть?» – не выдержал он сегодня утром. В первый раз за время своего ученичества у мастера Сайфо-Диаса сказал своё слово против учительского. «А если исаламири, и подпрыгнуть не получится? – ответил учитель вопросом на вопрос. – Не всегда можно использовать Силу. Но при должной сноровке можно подняться даже по струне с помощью обыкновенной физической силы. Пренебрегая малым, великое не познаешь». Действительно, выделения кожных покровов исаламири, крупных ящериц с планеты Миркр, угнетают жизнедеятельность мидихлориан – микроскопических симбионтов в крови, без которых нельзя чувствовать Силу... И что с того, что охота на ящериц строжайше запрещена, их контрабандный вывоз с Миркра приравнивается к нелегальной торговле оружием, и вероятность столкновения с вооружившимся исаламири противником ничтожно мала? Это же мастер Сайфо-Диас, переупрямить его невозможно… Если учитель считает, что лучше раз за разом обдирать руки, чем привыкнуть всегда и во всём полагаться на помощь Силы, то ученику остается только выполнять задание. Находить великое в малом, быть здесь и сейчас. Мэйс поймал себя на мысли о том, что он ну никак не может быть «здесь и сейчас». Казалось бы, зачем переживать о неудачах на тренировках, если можно получить удовольствие от общения с друзьями? Он же так ждал случая, чтобы провести с ними целый день! С тех пор как каждый из них обрёл учителя, это удавалось не так уж часто.
– Всё-таки мастер Сайфо-Диас очень... Очень суровый учитель, – глядя на молчащего друга, проговорил Ки. Он уже доел мороженое и сдвинул опустевшие вазочки, свою и Квая. Мелкое Шило спокойно сидело на месте (конечно, не без того, чтобы болтать ногами – жить без движения Квай не мог ни секунды, как электрон) и внимательно смотрело куда-то в сторону. – Вы с ним поругались, что ли? – спросил Ки, не дождавшись отклика. Мэйс вздохнул. Друзья побаивались его учителя. Даже Квай, которому, казалось бы, всё трын-трава. Конечно, мастер Сайфо-Диас мог произвести впечатление своим голосом, и ростом, и телосложением, и строгим выражением лица. И на Мэйса тоже в своё время произвёл. Но это, как оказалось, не главное... Парадоксально: при этом ученик жалел, что невозможно быть похожим на учителя внешностью. Хотя бы косой прямых жёлтых волос. – Нет, всё в порядке, – ответил темнокожий мальчик, не желая развивать тему, и начал следить за направлением взгляда Квая. Уж очень у Мелкого Шила было характерное выражение лица. Охотник, напавший на след. Квай смотрел на дальний столик, за которым в одиночестве сидел посетитель, средних лет мужчина кварреновской расы. На стуле рядом с ним стояла просторная переноска, в таких обычно возят животных. Квай, друг, товарищ и брат абсолютно всех малых сих — даже противного воррта, который имел привычку сваливаться с потолка в зале биологии и больно кусать за уши — разумеется, заинтересовался. Кваррен открыл переноску, что-то там сделал – погладил питомца? подложил корма? – и быстро закрыл. Кусается? На несколько секунд его столик оказался вне поля зрения ребят из-за шумной компании туристов-забраков, которые высыпали на террасу закусочной из длинного аэробуса. Аэробус долгих десять минут неуклюже маневрировал у посадочной платформы, потом отрывисто просигналил своим пассажирам и ввалился на парковку для легковых летательных аппаратов. Наверное, водитель тоже был приезжий. «Сейчас дорожный робот вкатает ему штраф», – подумал Мэйс. – Кто это у него там в переноске… – сказал охотник Квай вслух, когда «добычу» вновь стало хорошо видно. На секунду он повернулся лицом к друзьям (забавно подскочили разноцветные бисерные нити, в большом количестве привязанные к его ученическому хвостику на макушке), а затем опять принялся вглядываться в интересное. Вот Шило умело быть «здесь и сейчас», без проблем. Конкретно в данную минуту он всей душой находился в клетке с узкими прорезями для воздуха. У Мэйса даже ладони перестали чесаться от любопытства, которое передалось ему от друга. Он тоже попытался с помощью Силы уловить образ животного, находящегося в клетке, но безуспешно. Уж куда ему в этом деле до Квая... Ему даже показалось, что он и Силу-то не может как следует почувствовать. Но поразительное дело, у Шила тоже вышла осечка! – Непонятно... – пробормотал маленький светловолосый мальчик, бисерные нити закачались туда-сюда, когда он снова повернулся к друзьям. – Ребя, вы чувствуете? Там как будто ничего нет! – Может, и так, – пожал плечами Ки. – Мужик купил пустую переноску, зашёл кафа выпить... – Или чего покрепче, – показал Мэйс знание жизни. – Но он же её открывал! Он трогал своего зверька! – воскликнул Квай. Мелкое Шило очень ревностно относилось к тому, чтобы во взаимодействии с Силой всегда быть на высоте. Особенно когда стал учеником мастера Дуку. Наверное, из-за своей беды с ростом. Друзей это не обижало, они принимали причуды Квая как нечто привычное. – Мало ли, что открывал? – заметил цереанец. – Может, там у него какая-то вещь, и он решил посмотреть, всё ли с ней в порядке. – Но там что-то шевелится! Даже на таком расстоянии Квай мог видеть шевеление сквозь прорези... И по тонкому двадцатиметровому канату он забирался за двадцать пять секунд. Он же лёгкий, как пушинка. Раз-и, два-и. Дух Воздуха. «Даже если нас и обставят на соревнованиях, не беда, – заметил учитель. – Победы и поражения – ежедневная работа полководца. Мы же с тобой «зелёная нитка», не хурхы-мухры. Для нас главное – головой работать!» И похлопал своего ученика по плечу, а увидев кровь на его ладонях (увидел, увидел, не удалось спрятать руки), без слов принялся лечить. Если Мэйс и дальше будет так позорно отставать на полосе препятствий, им с учителем никогда не обойти Квая и мастера Дуку, своих главных соперников. – И оно там не одно! – продолжало свои наблюдения Шило. – Два хвоста. Или даже три? Но почему-то никаких следов в Силе... Дело было не в призе. Просто Мэйсу очень хотелось, чтобы его учитель почувствовал вкус победы. Наверное, потому, что мальчик в последнее время так часто думал о соперничестве со своим другом, в его душе вдруг появилось совсем недостойное удовлетворение оттого, что Квай со всем своим хвалёным восприятием мажет мимо цели.
Несмотря на то, что мастер Сайфо-Диас и мастер Дуку были друзьями с самых детских лет (как вот Мэйс с Кваем и с Ки), между ними стояло кое-что такое, что с трудом поддавалось объяснению. Третьим их другом был не мальчик, а девочка Дори Алу. Наверное, это было ужасно, вот так вляпаться в проблему на ровном месте. В памятном альбоме своего учителя Мэйс видел изображения группы, в которой росли мастер Сайфо-Диас, мастер Дуку и наставница Алу. До того – до этой идиотской любви, которая так отравляет жизнь взрослым! – у них были совсем другие лица. Нет, мастер Сайфо-Диас и мастер Дуку не испепеляли друг друга ситхскими взглядами и не хватались ежеминутно за мечи. Они продолжали оставаться настоящими братьями. Мастер Дуку перестал встречаться с наставницей Алу и теперь оказывал знаки внимания вредной библиотекарше Йокасте Ню. Мэйс знал, что именно за это Квай ненавидел библиотечную даму. Ну, может, ненавидел – слишком сильно сказано, но ещё пару лет назад Мелкое Шило частенько делало ей какую-нибудь пакость. У Мэйса, Квая и Ки состоялся серьёзный разговор. Это же ужас что такое, правда, ребята? Немыслимое дело, чтобы кому-то из них взбрело в голову влюбиться, к примеру, в Таллу. И было постановлено: ни за что и никогда. На то они и джедаи, чтобы жить монашеской жизнью и не иметь другой семьи, кроме храмового братства. «Вам хорошо, – со вздохом сказал Ки после дискуссии, – у вас в Большом Мире нет никакой родни. А вот мои предки отдали меня в Храм только на том условии, что я, когда вырасту, приеду и женюсь. На целой толпе каких-то жадных тёток, которым мы чего-то должны. Это мой долг перед семьёй, без этого они от меня отстанут». Стало очень грустно. Значит, родственники Ки помнили о своём отпрыске (и даже устраивали всей троице весёлые каникулы на Церее) только потому, что они были «в долгу»... Раньше Ки об этом не проговаривался, а может, и сам не знал до поры до времени. Ки вообще был очень сдержанным, как все цереанцы. Мэйс будто воочию увидел страшный капкан, затаившийся на пути каждого взрослого, – и ринулся грудью в атаку, чтобы защитить друзей. Квая он успокоил, что тот ведь всё равно не вырастет, поэтому опасаться нечего, вряд ли он узнает, что такое пресловутая «любовь», а насчёт Ки пообещал поговорить с мастером Сайфо-Диасом. Учитель его учителя – орденский казначей, неужели нельзя будет как-то выкупить Ки из матримониального рабства? Но он ещё не успел до конца озвучить свои спасительные идеи, как Квай помрачнел, будто грозовая туча, и молча ушёл (не убежал – ушёл шагом). Ки постучал пальцем по своему высокому коническому лбу и укоризненно сказал: «Ну, ты, Винт, умеешь найти правильные слова». И тоже ушёл. Ох, Великая Сила, ведь у цереанцев всякий намёк на деньги в качестве меры для человека в высшей степени оскорбителен! А Мэйс всего лишь хотел подчеркнуть, что беда может прийти только к нему, а значит, их дружбе ничего не угрожает! Уж он-то точно сдюжит. Да, он знает из уроков биологии, анатомии и физиологии, что высокого роста и крепких мускулов не бывает без гормонов, которые вызывают тягу к противоположному полу. Но что ему гормоны: дух говорит, тело выполняет! Пусть какая-нибудь дура только попробует состроить ему глазки – он её как шарахнет майнд-триком, мало не покажется! Именно от сопереживания любимому учителю, который был так подло контужен на незримой беспощадной войне, Мэйс постоянно думал о предстоящих соревнованиях. Если бы им с учителем удалось обойти Квая с мастером Дуку… Во-первых, наставница Дори сразу увидит, кто оказался лучшим учителем. Во-вторых, мастер Дуку утрётся. Загадочный главный приз в чёрном ящике Мэйса не интересовал.
Сейчас сижу, правлю "Здесь и сейчас", но на поля вдруг вылился текст от имени Йокасты Ню. Я его здесь повешу, если кому-то покажется интересным прочитать такую повесть, то буду писать дальше. Это то ли так Эп. VII подействовал, бабка эта старенькая в очках, но она нечеловеческой расы, а Йокаста Ню всё-таки поближе будет То ли "Лой Быканах" Гребенщикова.
Мы стояли на плоскости С переменным углом отражения, Наблюдая закон, Приводящий пейзажи в движение, Повторяя слова, лишенные всякого смысла, Но без напряжения, без напряжения. Б.Г.
Эти заметки я начала писать вечером того дня, когда пришло сообщение, что Энакин Скайуокер убил лидера КНС графа Дуку. Наверное, я была единственным человеком в Храме, а может, и на всё Корусканте, кто встретил это известие без воодушевления. Я хочу рассказать о том, кем был Дуку. Не знаю, кому именно и когда попадётся на глаза моя рукопись, но я пишу её от руки, красивым почерком, красивой кисточкой на красивой бумаге, и хотя запрячу её далеко и надёжно, но инвентарный номер непременно ей присвою (из тех старых, которые по каким-либо причинам остались свободными) и сделаю отметку в каталоге. Так что мой труд когда-нибудь окажется в руках моих преемников, архивистов-библиотекарей или историков. Но пишу я всё же не для них, а для кого же? Для себя? Вряд ли. Для самой Силы, возможно. Просто я не знаю, что можно сделать, чтобы спасти Дуку для вечности, а если не знаешь, что делать, мудрые предшественники советуют пить чай или рисовать иероглифы на бумаге. Чай тоже заварен, и время от времени я буду отпивать из чашки сначала горячую, потом холодную влагу, а потом на дне чашки останется «знак», я рассмотрю его и запишу в свою чайную тетрадь, прежде чем помыть посуду. Моя тетрадь тоже пронумерована и принадлежит библиотеке Храма. Я бы не покривила душой, если бы написала, что вся моя жизнь принадлежит библиотеке Храма, но с той же мерой правдивости верно, что большая часть моей жизни принадлежала Дуку, принадлежит ему и сейчас. Возможно, это средство вернуть его Вечности, не оставить во Тьме, последнее средство, которое оставлено самой Силой. Не обольщаюсь насчёт своих собственных сил — духовных или хотя бы художественных, чтобы этот текст стал спасительным для Дуку, — однако если есть хоть малейшая возможность сохранить его в Свете, хотя бы в этих записках, конечно же, я воспользуюсь ею и сделаю всё возможное, чтобы мой любовник был спасён. Я написала это гадкое гладкое чешуйчатое слово «любовник», понимая всю глубину его нечестия и неуместности стоять рядом с иероглифом «спасение». Но если Свет и Тьма стоят рядом, как два и три, а сила Света в правде, то сама Сила свидетельствует и без моего свидетельства: Дуку не был мне мужем и погиб именно потому, что у него не было семьи. Да, он подарил мне шпильки для волос с гербом своего древнего рода, которые вне Ордена джедаев означали бы супружество с графом Серенно, прямым потомком некоего божества гор, тысячелетия назад находившегося в центре культа родины и родного очага на его планете. Только без слова приглашения в брак сама вещь ничтожна, и я легко рассталась с ней — но не с ним. Сила знает о моей привязанности к вещам; эту страсть я обратила на пользу Храму, моему дому. Не старалась обратить, а обратила, полностью, до конца, у меня нет ничего своего. Перед лицом Вечности — мне осталось немного шагов, ведь я совсем стара — клянусь, что Дуку не был вещью в моём сердце. Не могу даже сказать, что он был самим моим сердцем. Моё сердце не вмещало его, да и не могло быть ему тюрьмой, он был абсолютно свободен, всегда и во всём. Как он распорядился своей свободой, об этом сегодня с прискорбием говорит вся Галактика. Уже завтра его забудут и будут говорить о других победах или поражениях. Но в моём сердце он жив и светел. Если Сила примет меня в Свет, она примет и его, и так он будет спасён – я в это верю. Остаётся вопрос, достойна ли я Света? Это самый страшный вопрос, который мучает меня. Что я за человек? Моя соперница Дори, которая всегда считала Дуку своим мужем, уже стала частью Силы — но Дуку погиб, не раскаялся, не вернулся. Она не спасла его. Я осталась единственной, кто его помнит таким, каким он был настоящим, без ситхского морока. Но примет ли Сила моё свидетельство о нём? Свидетельство любовницы, забавы для мимолётных телесных утех, которое весит столько же, сколько свидетельство тренировочных дроидов, или душевой кабины в раздевалке, или циновки на полу в его комнате? Ну, коль скоро ни шарики-дроиды, ни прочие вещи в Храме, которые знали его, говорить не могут, буду говорить я, хранительница вещей.
Вспомнилось, как Диккенс повсюду видел своих героев и, в общем-то был законченным шизофреником (но писал всё равно хорошо). Вроде как тот герой фильма "Игры разума" — был и шизофреником, и математиком, и одно другому не мешало :
У меня сейчас такое хорошее настроение, что передать его можно приблизительно так: Дуку, Сайфо-Диас, Дори и Йокаста собрались вместе и не просто "улыбаются и машут", а полифонически поют гребенщиковскую песню ушельцев "Лой быканах".
И это притом, что на компе отвратительнейшая из работ — текст по поводу инспекции Гоструда и иже с ними. Наверное, быканах относится именно к этому тексту
Сегодня, в мой любимый праздник, День пограничника, надеялся вывесить полный текст повести "Здесь и сейчас", но в вычитке добрался только до половины. Ну, ничего, повесть в лес не убежит. День был хороший, праздничный, да и к миру "ЗВ" всегда приятно прикоснуться
Вот если бы Андрей Геннадьевич Лазарчук разродился новой интересной вещью, какой бы это был праздник! Но таких "Опоздавших к лету" только раз в жизни можно написать и прочитать. А он ведь ещё "Посмотри в глаза чудовищ" с двумя продолжениями сделал! Какие у него сюжеты, какие диалоги! Как хорошо быть современником такого талантливого человека
У меня на работе застрял колоссальный кусок работы, вернее, я в нём застрял. Ну, и чтобы поддержать традицию "чем бы ни заниматься, лишь бы не работать", отвечу на фанфичный флешмоб.
A. Опишите типичный для вас фик, вашу "зону комфорта". Всенепременно Star Wars, Храм джедаев во времена Старой Республики, и там, в Храме, между его насельниками проходит какая-то силовая линия под напряжением. То ли учитель не понимает ученика, то ли ученик учителя, то ли брат брата. То ли героям непонятна политическая ситуация, то ли вызывают разночтение древние тексты, то ли любовь к ближнему оказывается едва посильной работой... В общем, всё по моим литературным учителям АБС: "Вот чем я болен – тоской по пониманию".
B. Есть ли какой-нибудь жанр, который вы еще не написали, но очень хотели бы? "Написать жанр" мне не под силу, я обычный графоман, а не гений, чтобы изобретать новые жанры... Пьесу хочу написать. Пока у меня есть только две микропьесы в стихах, а хочется большую в прозе. Ещё хочется ЗВ-стихов (нет наслаждения ярче, чем подслушивать и записывать ЗВ-стихи), но это уж не от меня зависит. Это сильно свыше :-)
читать дальше C. Есть ли какой-нибудь жанр, который вы ни за что писать не будете? Наверное, водевиль. Это нечто для меня совсем-совсем непосильное.
D. Есть ли у вас сейчас невоплощенные идеи для фиков? Поделитесь? Есть, но не знаю, удастся ли написать нечто хорошее. Есть идея повести о том, как Аса-Ола Тари пережила правление Палпатина, и рассказа о том, как Дарт Мол в пустыне Татуина пугал тамошних обитателей. Но не знаю, будет ли это мне под силу. С одной стороны, обстоятельства благоприятствуют, тем более что Корускант и нынешний Киев начинаются на одну и ту же букву. С другой – сейчас совсем нет сил, да и вопрос, кому это нужно. Есть надежда на дожитие до Эп.VII. Вдруг случится приступ творческой лихорадки? :-) Вот хорошо бы было!
E. Расскажите об одной из ваших сильных сторон как фикрайтера. Любовь к маленьким штрихам, к мелочам.
F. Расскажите об одной из ваших слабых сторон как фикрайтера. Медлительность. Любовь к многословным отступлениям. Но это во всём моя слабая сторона. Если я встречаю ещё более медлительного человека, чем сам, то отношусь к нему с подозрением. А уж мои рассказы имеют терпение выслушивать совсем немногие: это всегда три-четыре параллельные линии с остановками на распитие чая :-)
G. Выложите любимую часть любого из написанных вами текстов и расскажите, почему именно ею вы гордитесь. "Я любил жизнь, а она меня нет, почему, почему?!" ("Криоген") Объяснением, почему считаю это особой удачей, пусть послужит цитата из Борис-Натанычевого "Поиска предназначения" : "А почему это ты у нас такой красивый?» И он ответил — от обиды басом: «Бог дав!»
"Если управление в ней перехватят ситхи, периферийным регионам нужно самым решительным образом дистанцироваться от Республики" ("Мастер Сайфо-Диас исполняет свой долг"). За вумную (и свежую, ха-ха-ха!) мысль :-)
H. Выложите любимый диалог из любых написанных вами текстов и расскажите, почему именно им вы гордитесь. Я люблю писать диалоги, потому что это реализация моей огромной любви к театру. Многие из диалогов мне кажутся хорошими. Для примера приведу вот такой кусочек из первого и самого любимого (как может быть особенно любим старший сын) фанфика "На закате". Прямо вижу его исполнение на сцене. Кроме того, один из героев, ситх Палпатин, тут играет роль, находится в маске. И всё полно булгаковского духа "извините, что беспокою вас во время вашей семейной драм-м-мы" (с)
– Хорошо, мастер Дуку. Допустим, Нуте Гунрай скажет, каким образом можно связаться с ситхом. Наши дальнейшие действия? – Информировать Орден. Совет примет решение о том, каким образом его уничтожить. – Уничтожить? Это обязательно? Убийство, даже во имя самых высоких идеалов… Знаете, как-то… – Я понимаю, что вы хотите сказать, ваше превосходительство. Без суда и следствия, и так далее… Поймите меня правильно: это тот случай, когда есть правила, а есть исключения. Канцлер нахмурился. Посмотрел на мои руки. – И вам приходилось убивать, мастер Дуку? Лишать жизни живое существо? – Да, ваше превосходительство. Он помрачнел. – Это ужасно. И… много было таких… исключений из правил… в вашей жизни? Ну вот – только что требовал ужесточения работы государственного аппарата, а теперь распустил нюни на ровном месте… Он бы еще спросил, сколько у меня было женщин. В «тюдо» я становлюсь агрессивным и должен очень строго следить за своими словами. – Вся моя жизнь – служение слову и делу Республики, – выговорил я. – Каковы идеалы нашего общества, таковы и мои действия, ваше превосходительство. – Хорошо, мастер Дуку. Я устрою вашу… э-э… беседу с Нуте Гунраем. Надеюсь, он не пополнит… этот список… жертв демократии. (Легчайшая ирония в голосе.) Я понимаю, что вы хотите отомстить за смерть любимого ученика, но очень прошу вас – не переусердствуйте. Я промолчал. – Давайте договоримся так, – продолжал он, открывая ящик стола и доставая прямоугольный кусочек пластика, - я свяжусь с вами, чтобы назначить время беседы с этим неймодианцем. Вот моя визитная карточка. Она же послужит вам пропуском в здание Сената. И пропуском на выходе, кстати, - он быстро глянул на меня, я сделал вид, что не понял намека. – Я пишу еще мой личный номер связи. Если у вас появится какая-нибудь срочная и важная информация, звоните без стеснения. Я взял карточку. На белом прямоугольнике простым угловым шрифтом, без всяких завитушек, было написано: «Кос Палпатин, Верховный канцлер Галактической Республики» и номера каналов связи. Таким же четким, почти чертежным почерком – цифры, написанные от руки.
I. Какой фик было тяжелее всего писать? Последний всегда пишется тяжелее всего. Рекордсменом по обрывам и затягиваниям в работе является "Мастер Сайфо-Диас исполняет свой долг".
J. Какой фик было проще всего писать? Первый. Он у меня родился за полдня, а это приличного размера текст, страниц А4 так на 50 (если я правильно помню). Ни до, ни после я не писал с такой скоростью и вдохновением, сразу почти без правок. В "ЗВ"-сообществе "Кулички" он в своё время произвёл фурор и сразу сделал меня одним из лучших фикрайтеров на целую эпоху, с 2002 по 2005-й :-)
K. Писать для вас это увлечение на всю жизнь или так, забавное хобби? Это лучший способ достоевского самокопания, которое, может быть, ещё и доставляет удовольствие двум-трём читателям. А мне помогает жить и бороться с многочисленными персональными демонами и Чёрными Людьми.
L. Есть ли что-то в каноне, что вдохновляет вас больше всего остального? Его благодатная драматургия. "Дух веет, где хочет". Одно из явных доказательств бытия Божия.
M. Самый лучший совет для фикрайтеров, с которым вы сталкивались? Для всех литераторов очень полезен совет Стругацких писать сценами. Молодые авторы не сразу приходят к этому способу оформления текста, как ни странно.
N. Самый худший совет для фикрайтеров, с которым вы сталкивались? Толстой говорил "если можешь, не пиши", Чехов говорил "за писания нужно пороть". М-м-м... А возможно, что это лучшие советы :-)
O. Если бы вы могли снять фильм на любой из ваших фиков, какой бы выбрали? "Криоген". ИМХО, это самый зрелищный и эсхатологический из всех моих текстов. Может быть, Господь Бог за него меня в рай впустит.
P. Если бы вам с этого момента пришлось писать только один пэйринг, какой бы выбрали? Мастер меча Дуку, мастер танца Дори, мастер бухучёта и аудита Сайфо-Диас и хранительница архива Храма джедаев Йокаста.
Q. Вы пишете фик по порядку или сцены в разном порядке? Пишу в том порядке, который наилучшим образом помогает решить стоящую передо мной художественную задачу.
R. Используете ли вы какие-нибудь дополнительные средства (например, описание сюжета, экселевские таблицы и т.д.) Делаю план глав, подбираю цитаты, которые помогут выстроить мысль, пишу стихи на полях рукописи.
S. Стивен Кинг как-то сказал, что музы – это мужчина, который живет в подвале. Есть ли у вас муза? Конечно. Если отталкиваться от определения Кинга, то это мальчик, его семья, его будущая жена и его друзья, которые сидят вместе с ним в подвале моей памяти – но когда-нибудь обязательно выйдут на свободу :-)
T. Опишите идеальные условия для написания фика. Простудная болезнь, желательно с температурой до 39°С.
U. Сколько раз вы правите фик/главы фика перед тем, как запостить? Ой, это у моей сестры надо спросить. Бывает, что и раз 10, пока не звучит между нами заветное слово: "бубликуй!"
V. Выберите кусочек из ваших ранних фиков и перепишите в вашем нынешнем стиле. Стиль у меня не изменился. Я начал писать фанфики по "ЗВ" уже более чем зрелым человеком.
W. Если бы вы решили полностью отредактировать один из своих старых фиков, какой и почему? Нет, править ничего не нужно. Ну, может быть, какую-то мелочь, чтобы лучше состыковать даты всех частей эпопеи "ЗВ".
X. Вы когда-нибудь удаляли уже запощенные фики? Нет.
Y. Какую бету вы ищете? Уже нашёл. Это моя сестра :-)
Z. Бетите ли вы сами фики? Какая из вас бета? Пару раз меня просили вычитать, что-то подсказать. Я посредственный критик, наверное, в силу эгоизма.
AA. Как вы относитесь к соавторству? Очень положительно!
AB. Назовите трех любимых фикрайтеров и напишите, за что их любите. Чукча мало-мало читатель. Мне большей частью понравился фанфик "Антиканон" alma725 и её же "Смерти нет", очень нравятся (большей частью) фанфики Нарет-кошки, она же Младшая, она же ray_nort (жалко, что она так мало и редко пишет), а также рассказы Гросс-Адмирала Трауна. "Это было очень-очень давно" (с) За что понравились? За сугубый реализм, добрую выдумку и огромную любовь к миру "ЗВ".
AC. Если бы вы могли написать сиквел (или приквел) к абсолютно любому фику (не своему), какой бы выбрали? Другие фанфики, которые мне нравятся, хорошо сами по себе, без моего вмешательства.
AD. Вы пишете по заявкам? Никогда не получал заявок. Вряд ли смогу.
AE. Вы предпочитаете, чтобы ваши фики строго укладывались в канон, или не особенно бережно с ним обращаетесь? Предпочитаю, чтобы укладывались строжайшим образом (ну, с моей точки зрения :-))
AF. Пишете ли вы НЦ17? Не вижу смысла. Если имеется в виду описание половых органов, то лучше меня с этим давно справилась медицинская энциклопедия, а если матерщина – то "эта гипотеза для моих логических построений не нужна" (я не люблю животных и никогда о них не пишу).
AG. Пишете ли вы крэк? Не знаю, что это такое. Это слово у меня ассоциируется исключительно с наркотиком.
AH. Что вы думаете про нон-кон и даб-кон? Не знаю, что это такое.
AI. Вы можете убить канонного персонажа в фике? Если в каноне он жив, это недопустимо. Все мои фики – это комментарии к канону, не более того.
AJ. Расскажите о фиках, которые сейчас пишете. Никак не могу дописать (потому что не могу найти концовку) фанфик "Здесь и сейчас" об отроческих годах Квай-Гона, Мэйса Винду и Ки-Ади-Мунди.
AK. Расскажите о любимом из полученных комментариев. Читательница написала, что во время чтения моей повести "Криоген" в транспорте (с электроннй книги или с айфона, насколько я понял) у неё настолько обострилось восприятие, что она пресекла намечавшуюся карманную кражу. Это, конечно, огромная похвала автору. Хотя и не предотвращение убийства... но ведь и воровство – тоже грех отвратительный! Также благодаря комментарию к фанфику зародилась и окрепла одна замечательная дружба по переписке, плодом которой является этот дневник.
AL. Бывают ли у вас негативные комментарии и как вы к ним относитесь? Конечно бывают. Отношусь с пониманием. Сам, бывает, читаю-читаю какой-нибудь текст, а он не фонтан. Конечно, жаль потерянного времени, а главное – несостоявшегося чуда от текста. Если кто-то от моих фанфиков то же испытывает и потому высказывает своё "фэ", как же тут не понять человека?
AM. Напишите альтернативный финал к одному из своих фиков. Это невозможно, потому что финал – как раз самое ценное, единственно возможное, логически выверенное и эмоционально общупанное в тексте. ИМХО, знак качества любого текста — финал. Если его возможно изменить, значит текст так себе. Можно представить себе, что "Мастер и Маргарита" оканчивается иной строчкой, нежели концовка про пятого прокуратора Иудеи? А рассказ Эдгара По "Приключения Артура Гордона Пима" иной фразой, нежели "И кожа ее белее белого"? То-то же! Пусть я не настоящий писатель, но уж концовки у моих вещей – настоящие. Всегда стремлюсь к тому, чтобы они стояли в ряду великих канонов литературы. Ради них, можно сказать, и пишу :-)
"Солярис" вообще гениальная книга, но есть в ней потрясающее место: вот этот диалог.
читать дальше- Слушай, - сказала она, - есть что-то еще. Я... на нее... очень похожа? - Была похожа... но теперь... я уже не знаю этого точно. - Как это? Она смотрела на меня большими глазами. - Ты ее уже заслонила. - И ты уверен, что не ее, а меня?.. Меня?.. - Да. Тебя. Не знаю. Боюсь, что, если бы ты и вправду была ею, я не мог бы любить. - Почему? - Потому что сделал ужасную вещь. - Ей? - Да. Когда были... - Не говори. - Почему? - Потому что хочу, чтобы ты знал: я – не она.
Когда я его впервые читал, мне было всего 13 лет. Но даже тогда, читая эти строки (что за чудный был день!), я понял (или почувствовал?), насколько хрупка любовь и насколько трудно мужчине и женщине друг друга понять. Потому что за одними и теми же словами стоят разные образы для неё и для него. Да, и ещё подумал, что Кельвин в этом диалоге второй раз предал Хари. Ну, а эта океаническая женщина – она настолько настоящая земная женщина, что Океану 5+.
Помнится, когда я опубликовал фанфик "Маслом вниз", несколько читательниц форума "Кулички" отметили, как хорошо мне удался образ Асы Ола-Тари. Это не моя заслуга, а полностью Ст.Лема. Аса – это развитие образа Хари, настоящей. Она не покончила с собой от первой неудачной любви, а выжила, выучилась на стюардессу, а потом, когда здоровье начало подводить, стала буфетчицей.
Сестра рассказала, что пару дней назад сидела в метро рядом с мужчиной, который делал оригами (цветы). "И даже в лице у него было что-то квайгоновское". Хорошо!