Мастер Сайфо-Диас исполняет свой долг
Фанфик
читать дальше
Злу нельзя платить в рассрочку –
а постоянно пытаются.
Ф. Кафка
Но ад стал союзником рая в ту ночь
Против тебя одного.
«Ария»
Первый звонок
Первый звонок от предназначения я получил в семь лет, когда, пролистывая учебник каллиграфии, увидел на одной из последних страниц ряд необыкновенно притягательных иероглифов и спросил у мастера, который занимался с нашей группой, что они означают. Оказалось, «сыны мира догадливее сынов Света в своём роде».
Эта фраза поразила меня в самое сердце. К тому времени я уже знал, что получил от жизни удивительный дар и за такую судьбу нужно платить верным самоотверженным служением миру. Хотя, собственно, мир я тогда видел только из окна аэробуса и через стекло ближайшего городского парка, но информации о нём хватало, чтобы сделать вывод: Храм – лучшее место во вселенной. Перед сном я про себя всегда благодарил Силу за то, что она подарила мне путь джедая.
И вдруг «сыны мира» в чём-то могут быть проницательнее нас. Да правда ли это? И что значит – «в своём роде»?
Я был так обескуражен информацией, что в тот день очень плохо справился с заданием. Мы занимались написанием восьми базовых линий. До сих пор помню те раскоряки и кривульки, которые получались у моей кисточки.
А когда мы дошли до иероглифов «сыны мира» и «сыны Света» в конце учебника, я уже до такой степени сроднился с ними, что моё начертание сакраментальной фразы попало на выставку. К тому времени я уже прочитал знаменитую трилогию Вэна Строду «Громче только ад». Жажда материального обогащения и всевозможные способы утолить её, эту жажду – вот, оказывается, что движет сынами мира... Тогда мной овладела героическая идея: нужно разобраться во всём материальном так, чтобы не уступать им по «догадливости». Мне только исполнилось одиннадцать лет – возраст, когда каждое сердце склонно набирать высоту. «Как в прошлом «хозяевами действительности» были ситхи, так сейчас – деньги, – думал я. – Проникнуть в тайну догадливости сынов мира можно только через тайну денег».
Примерно в то же время мы изучали тексты древних мастеров, и одно стихотворение так ясно отозвалось в моей душе, что я понял: быть мне «зелёной ниткой». Это было написано тысячи лет назад, но сказано прямо про меня:
Одолень-трава
Бережет права.
Трын-трава цветет
Посреди забот.
Сон-трава не спит,
Свет-трава горит,
А разрыв-трава
Охраняет быт.
Я хотел «охранять быт» до такой степени, что отказался стать учеником мастера Тикко, прославленного воина. Он подошёл ко мне после спектакля «Школа «красной нитки», в котором мы с Дуку блистали, как настоящие театральные звёзды (нас даже узнавали в коридоре), а я сказал: «Извините, мастер, но, понимаете, «трын-трава цветёт посреди забот». И он понял. А Дуку покрутил пальцем у виска. Он к тому времени уже был падаваном самого мастера Йоды и считал, что только «синие нитки» истинно джедаи, а остальные – так, обслуживающий персонал. Мастер Тикко тоже был Йодин ученик, мы с Дуку могли стать отоканакай, полными братьями. Но я не мог предать моё призвание даже ради Дуку.
И конечно, когда ты с малолетства слышишь доброжелательный шёпот взрослых – «а это пошёл мастер Водо Сйоск-Баас из той легенды» – к зрелым летам и впрямь ощущаешь себя вполне достойным того, чтобы поворачивать мир в нужную сторону. Мой старший брат-в-Силе Ити Шин в шутку называл меня «достопочтенным» и «преподобным» с тех пор, как впервые позвал на спарринг. Так что когда я в действительности получил звание магистра, то друзья сказали: «Саф, тебя как-то даже не с чем поздравить. Разве что с твоей прекрасной судьбой».
Да, я с детства привык принимать решения самостоятельно и ничего не валить на судьбу. Тогда, в одиннадцать лет, я не стал дожидаться, когда учитель поймёт, что я его новый ученик, а сам пришёл к орденскому казначею, ужасно старому мастеру Нейлу (так мне тогда казалось; ему на тот момент было пятьдесят два года). Я сказал ему, что вижу себя «зелёной ниткой», и попросил помочь мне найти Путь. Причём добавил, что я пришёл к нему не просто так, а с мыслями по поводу «сынов Света» и «сынов мира».
– Этот «знак» показался тебе самым страшным в учебнике каллиграфии? – спросил мастер Нейл, внимательно выслушав меня.
– Да, сэр. Мир ведь держится на прозорливости джедаев, ведь так?
– Я не знаю. Но предполагаю, что мир держится милосердием Силы. И представь, нет ничего страшного в том, что сыны мира в некоторых вопросах догадливее нас. Им можно уступить, корона с головы не упадёт, небо на землю не рухнет. Главное, чтобы мы были догадливее сынов Тьмы. В этом наше предназначение. Вот как раз им мир уступать нельзя.
– Сынов Тьмы? – переспросил я ошарашено. – Ситхов?!
И тут же сам сообразил, увидел: это же ось! «Сыны мира» находятся в точке отсчёта, а «сыны Света» и «сыны Тьмы» – это плюс-минус бесконечность.
Наверное, эти мыслеобразы буквально вылетели у меня через уши, и мастер Нейл их ясно увидел.
– Тьма рождает не только ситхов, – ответил мой будущий учитель. – Со временем ты поймёшь. Есть ведь не только минус бесконечность, есть и другие отрицательные величины на оси. Что, любишь математику?
– Люблю.
Мастер Нейл улыбнулся:
– Должно быть, потому, что это наука форм и объектов и сама идеальная форма.
– Да, форма! – воскликнул я горячо, не потому, что он нашёл слово, которое было мне близко, а потому что ощутил, как его мысли резонируют в моей душе. – И ещё – стремление к истине!
– И ещё – порядок и мера, – сказал мой учитель. – Ибо к истине разумное существо может приблизиться только через меру. Предел меры – это смерть. Чрезмерность – это прерогатива Силы. Это по ту сторону. По нашу сторону измерять мы можем, по ту сторону измеряют нас. Со временем ты поймёшь, – снова повторил он, кладя мне руку на плечо. – Ты видел когда-нибудь модель трёх степеней свободы? Такие кольца, закреплённые на осях друг в друге, которые перемещаются каждое на своей оси?
Я кивнул.
– Свобода наименьшего из колец зависит от положения старших. Чем лучше усвоил опыт предшественников, тем свободнее себя чувствуешь на своём месте. И ты, стало быть, хочешь перенять мой опыт?
– Да, мастер.
– Ты, наверное, знаешь, что мы воспринимаем глазом три основных цвета: синий, зелёный и красный. Из этих трёх цветов только зелёный бывает и холодным, и тёплым. Это цвет-пограничник. А на границе, знаешь ли, тучи ходят хмуро...
– Да, я знаю, мастер. И я готов. Готов стоять на границе хоть всю жизнь! Я это чувствую!
– Что ж, замечательно. Тогда пойдём, я покажу тебе, чем я занимаюсь. Если тебе не станет скучно, если не передумаешь...
– Я не передумаю, мастер Нейл. Я хочу быть вашим падаваном.
– Ну, будь по-твоему. Скажу тебе своё мнение, что «знак» о сынах мира и сынах Света в учебнике каллиграфии совсем нестрашный. Там есть другой, гораздо страшнее. Знаешь какой? «Он пришёл к своим, и свои его не приняли». Это совсем плохо, правда? Свои должны принимать своих. И я, конечно, тебя приму. Ты играл магистра Водо Сйоск-Бааса, я правильно помню?
Я скромно кивнул.
– А каково твоё собственное имя?
– Саф. Сайфо-Диас.
– М-м... Быть достойным такого имени труднее, чем даже имени мастера Водо. Но ты уж, пожалуйста, не отступай. Иди к плюс бесконечности.
– Да, учитель, – серьёзно сказал я.
А он улыбнулся.
Мастер Нейл передал мне не только правильное понимание меры. Он говорил, что любая числовая закономерность самим числам как таковым принадлежать не может. Нужно искать, каким реально существующим отношениям и связям в мироздании она отвечает. Он учил меня именно этому поиску.
Но до гениальной прозорливости моего учителя я откровенно не дотягивал, да и до высоты своего имени тоже. В переводе с краткого и ёмкого языка оссу оно означает «несущий солнце» или, ещё точнее, «обеспечивающий наступление дня».
Вообще, обмельчали люди в наше время, это факт. Я уж не спрашиваю, где титаны времён основания Ордена или времён Гиперпространственной войны, – но по крайней мере, где люди хотя бы масштаба мастера Нейла? Нету. Даже мой Мэйс, вот так положа руку на сердце... Политик – да, администратор – да, оперативник – десять раз да. Редкое, удивительно редкое сочетание! Но не гений справедливости и милосердия. Не пылающий факел, который способен осветить кромешную тьму.
Молодежь в Совет не заманишь ни калачом, ни пряником. Ни даже бубликом с ореховой посыпкой. Ума не приложу: если половина Совета вдруг умрёт от старости (а пора!) – кем заменить?
Недавно иду по коридору, а какая-то пигалица с синими волосами даже не удосужилась мне кивнуть. Если бы она задумалась о вечном, я бы понял. Да что там понял – я бы с восторгом преклонил перед ней колено! Но о чём она думала – нет, я такое не воспроизведу, и не просите.
«Недостаток этот среди джедаев заметен стал…»
Наши младшие – личности откровенно незрелые, и это не вина их и не беда, а обычный порядок вещей. Между тем на дозревание и просветление времени нет совсем, ни у кого, ни у малых, ни у старых. Потому что где-то на Корусканте варит чёрный котёл, и каждый из нас с каждым вдохом чувствует гнусный запах этого варева.
В общем, беда, вот что я скажу. Просто беда.
С другой стороны, было такое чувство, будто эта синяя девочка показала мне зеркало, потому что сам я, идя по коридору, тоже думал отнюдь не о вечном.
Если говорить начистоту, я думал о том, что Дуку всегда оставлял меня хоть на шаг, да позади. И вот теперь, когда в Храме от него остался только бюст в библиотеке, я впервые почувствовал, что действительно оказался на самой верхней ступеньке – но только потому, что его уже не было рядом.
Бюджет Галактической Республики
Бюджет Галактической Республики был принят в первом чтении в ноль часов сорок восемь минут. Из соседней депутатской ложи донёсся смачный зевок. Я вовремя подавил свой, чисто рефлекторный.
– Ну, что, нас можно поздравить? – спросил Сул Актан, представитель Ордена в Сенате.
– Да, нас можно поздравить. И можно ехать домой.
– А подойти к канцлеру и его тоже поздравить – можно? – поинтересовался он с откровенной насмешкой.
Но я не люблю, когда у победителей такие лица. Вернее, с таким лицом победителем не станешь.
– Это лишнее, – сказал я, наверное, слишком сухо, потому что улыбка сошла с его губ, и он перешёл на более строгий тон:
– Мастер Сайфо-Диас, вы опасаетесь, что во втором чтении по нашим статьям по-прежнему будут дебаты?
– Нет.
Этого я действительно не опасался, потому что не зря работал с нужными связями последние три месяца и основательно подготовился к финальному выступлению на Бюджетном комитете. Больше я опасался своих чувств к бледному человеку в темно-фиолетовой мантии, который благодарил депутатов за работу перед официальным объявлением о закрытии напряженного парламентского дня.
Можно ли было вести речь о победе? Всего лишь отбитая атака, не более. Но напрасно я так резко погасил радостное восклицание Сула. Моя вечная беда — сухой дух и несдержанный язык. В молодости я изо всех сил стремился скрыть этот недостаток под бронёй шуток и весёлости. В зрелости понял, что скрывать недостатки невозможно, с ними можно только бороться. Чтобы в конце концов прийти к выводу: лучшее решение – просто побольше молчать, поменьше говорить. Жаль, что я так поздно дорос до книги «Наставление Цон-Цу Дун о хранении мирного духа и обуздании языка». Теперь это были мои «записки у изголовья».
– Поедем домой, Сул, – сказал я, вставая. – Уже слишком поздно для каких-либо трезвых размышлений. Мы с тобой хорошо поработали. Спасибо тебе за поддержку и прикрытие. Ты молодец. Без тебя и твоих знакомств один я бы ничего не сделал.
Выйдя из ложи, зарезервированной за представителем Ордена джедаев в Сенате, я отправил моего молодого брата в Храм, а сам задержался у выхода, через который в кулуары выходила делегация Неймодии.
Представитель Торговой Федерации Друне Орто сразу подошёл ко мне, дружески кивая. Он был толковый мужик, при всех его клопах в голове и любви к чистогану.
– В’ы попульярны, мастьер Сайфо-Д’иас, – приветствовал он меня фразой из рекламного слогана.
– Спасибо, сэр. Могу ли я передать через вас послание для руководства торгового дома Гунрая?
– Кон’ечно, сочт'у за чьесть, – кивнул он и протянул свою синевато-зеленоватую руку, чтобы взять носитель информации.
Я прямо при нем сделал распечатку из своего блокнота. Это была небольшая цитата из учебника «Основы бухгалтерского учёта».
«Прежде чем делать записи в бухгалтерском учете, бухгалтеру необходимо проверить, насколько решения, отраженные в протоколе собрания акционеров, соответствуют тому порядку распределения чистой прибыли, который зафиксирован в уставе общества. К сожалению, бухгалтеры и руководители организаций иногда забывают о существовании данного документа. А это может привести к печальным последствиям».
Когда бумажная ленточка вылезла из щели прибора, я быстро набросал несколько проводок, которыми Гунрай оформил передачу средств контрагентам на Балморре, плюс два банковских счета на Муунилинсте, закончив сие послание иероглифом «ос шудай», древним символом нашего учения. Я получил право ставить его вместо подписи, когда занял место казначея Ордена после смерти моего учителя.
Сенатор бегло просмотрел записи на листке и уверил меня, что непременно передаст информацию адресату.
– Буду благодарен, если вы выясните по своим каналам, почему Гунрай проводил средства именно через эти банки.
– Выйяснью, мастьер. Надьеюсь на вашу пом’ощь в восстановльении добр’ого имьени Фьедерации. Пл’ан использованийя нашей мьирной инфр’аструктуры длья разрушьения Рьеспублики м’ог возньикнуть т’олько в очьень чьёрной головье.
– Это наш общий враг, сэр. Не сомневайтесь в том, что наш Орден заинтересован в справедливом решении проблемы. Не сомневайтесь и в моём дружеском расположении лично к вам.
– Бл’агодарью в’ас, мастьер. И поздравльяю с новым бьюджетом.
Вот так-то, Дуку. Не майнд-триком их надо брать.
Теперь день действительно был закончен.
Я чувствовал себя тяжко уставшим. Казалось бы, ну не на рудниках же Кесселя я вкалываю, не коррибанские гробницы раскапываю – а вот, поди ж ты, такое впечатление, что посменно работаю то там, то там. Конечно, в здании Сената очень трудное энергоинформационное поле. Но в последние полгода я начал ловить себя на мысли о том, что буквально загоняю себя сюда неслабыми моральными пинками.
По всей видимости, это признак неотвратимой старости, и моё чувство долга сейчас претерпевает такое же старческое перерождение, что и остальные органы чувств. Износилось оно изрядно за семьдесят лет. Увы.
Мне ещё предстояло вести спидер. Чтобы взбодриться, я сделал короткую дыхательную гимнастику и проглотил целых две таблетки фенилэтиламина, в народе называемого «дурью». Для немидихлориановых теплокровных это сильный галлюциноген, а для мидихлориановых – мягкий нейростимулятор. А чтобы порадовать мидихлориан ещё больше, я положил под язык кусочек сахара, который носил на поясе вместе с пилюлями, и пока сахар растворялся, постоял у окна в лифтовом переходе.
Вид ночной Сенатской площади был так красив, что несмотря на усталость, я залюбовался россыпью огней.
Но недолго мне довелось наслаждаться этой световой медитацией. Потянуло знакомыми тошнотворными флюидами.
– Вид нашего прекрасного города наполняет отрадными чувствами даже такое бесстрастное сердце, как ваше, мастер Сайфо-Диас? – услышал я хорошо поставленный голос профессионального оратора, от которого меня передёрнуло. – Восхитительное зрелище, не правда ли?
Пришлось подобраться, поклониться, улыбнуться и выговорить первую пришедшую на ум вежливость: дескать, панорама, открывающаяся из окна кабинета канцлера, ещё восхитительнее.
– Полагаю, что с башни Совета Ордена вид тоже неплохой, – со снисходительной улыбкой заметил мой высокопоставленный собеседник.
До того как Палпатин стал главой государства, я, конечно, видел его в кулуарах, но ни разу не общался, не сталкивался по работе. Впервые я вообще узнал о его существовании после той печальной истории с Ксанатосом, а запомнился он мне по одной фразе, случайно услышанной в депутатской столовой: «Если достаточно долго просидеть на берегу реки, по ней обязательно проплывёт труп вашего врага».
Хотя его бледные губы и неприятные водянистые глаза были не более и не менее бледными, неприятными и водянистыми, чем это встречается в среднем по Сенату, но когда я взглянул ему в лицо, меня будто окатило волной тепловатой гниющей воды.
С тех пор миазмы застойного водоёма настигали меня всякий раз, когда высокопоставленный политик оказывался в сфере моего восприятия. А сейчас злосчастный фенилэтиламин пополам с сахаром обострил эти ощущения до такого неприличия, что пришлось срочно ставить щиты.
Воспринимаемый на уровне одних только обонятельных рецепторов, канцлер благоухал тонкой цветочной водой. Но всё равно я еле дождался, пока, наконец, придёт лифт и увезёт его и окружающий его упаковочный материал из гвардейцев-телохранителей. Он приглашал подвезти меня с собой, однако я очень вежливо отказался под предлогом всё того же любования красивым видом ночного города.
– Эстетика джедайского восприятия жизни! – широко улыбнулся он и, наконец, провалился в шахту вниз.
«Бесстрастное сердце...» Это он меня здорово поддел, гад ползучий.
«Только странно, что он не воспользовался персональным лифтом, – подумалось мне вдруг. – Ведь после заседания он уехал на своей трибуне внутрь канцлерского кабинета... Зачем же ему понадобилось выходить на эту площадку? Не для тоже же, чтобы постоять рядом со мной и высказаться об огнях Корусканта? Обычно, когда парламентский день оканчивается так поздно, канцлер остаётся ночевать в здании Сената, в своих личных апартаментах. Да, странно».
Ну, в конце концов, я Палпатину не сторож, чтобы задумываться над тем, почему он пользуется этим, а не каким-либо иным лифтом и ночует там, где ему заблагорассудится.
Кульминация нервотрёпки
Уже сидя в спидере, я переслал в архив разнообразные материалы, касающиеся сегодняшнего законопроекта, чтобы очистить свой электронный блокнот. Люблю, когда во всём порядок. В последние три месяца я работал просто на износ, особенно в последний месяц, особенно над бюджетом, так что было чем пополнять архив.
Кульминацией нервотрёпки были, конечно, дебаты на расширенном заседании Бюджетного комитета. Я воспользовался правом выступления и попросил уважаемых сенаторов сравнить два документа: принятую пятнадцать лет назад Стратегию устойчивого развития и безопасности Галактической Республики и проект бюджета на следующий финансовый год, выносимый на голосование. В Стратегии доктринальным пунктом значилось развитие и укрепление инфраструктуры, развитие образования и гражданское строительство. Я привёл график бюджетного покрытия ключевых задач за последние пять лет, и наводил он на весьма тревожные размышления.
«Многоуважаемые сенаторы, – обратился я к депутатам. – Приведенные цифры красноречиво свидетельствуют о том, что в бюджетном документе, который в ближайшее время будет вынесен на голосование, заявлен прямой разрыв со Стратегией устойчивого развития. Вливания в проблемные регионы — это дело вроде бы нужное, но давайте проанализируем список получателей помощи. С каких это пор сырьевые партнеры Торговой Федерации нуждаются в дотациях за счёт всей Республики? Вдумайтесь в абсурдность ситуации: налоги, собираемые с рядовых граждан, идут на финансирование частных корпораций. Что, Торговая Федерация так вдруг обнищала, что ей нужны триллионные вливания? И куда? Может быть, в строительство регенерационных или мусоросжигательных заводов? В очистные сооружения? Нет, господа, в геологоразведку, в добывающие отрасли, в кремнийогранику и сталелитейный сектор. Может быть, речь идёт о гражданском кораблестроении, жилищном строительстве, обустройстве транспортной инфраструктуры гражданского назначения? Увы. Полагаю, развитие событий в Чоммельском секторе хорошо показывает направление этих инвестиций: в военно-промышленный комплекс и никуда иначе. Позвольте полюбопытствовать, с какой стати Республика должна оплачивать военные приготовления региональных элит? Мы готовимся к гражданской войне между субъектами ГР? Также меня беспокоит вопрос: почему урезаны средства на развитие инфраструктуры? На образование? На развитие медицины? Объясните мне, уважаемые депутаты, как можно одной рукой голосовать за развитие культуры, а другой – уменьшать образовательные программы на треть? Если задача – закупорить социальные лифты и эскалировать социальные разрывы, это отличный бюджет. Если задача – прикормить средства массовой информации, это отличный бюджет. Но чтобы укреплять и развивать межрегиональную кооперацию, повышать уровень благосостояния граждан, предпринимать меры для снижения смертности, открывать перед молодёжью новые горизонты – это бюджет просто аховый.
Поправьте меня, если я не прав, но всякое движение начинается с идеи о конечной точке движения. Всё начинается с мечты, на её-то основе и рождается план действий. Вот передо мной план: бюджет нашего государства на новый год. Мечта, которую я в нём вижу — это гражданская война. Спросите себя, ваша ли это мечта? Ваших ли планет и территорий, ваших ли правительств и избирателей? Лично я расцениваю этот документ как угрозу государственной безопасности и прошу председателя Бюджетного комитета вернуть его на доработку».
Я промолчал о том, что при росте субсидий на всевозможные региональные полицейские структуры в нашей главной статье – «органы безопасности» – по сравнению с прошлым годом запланировано снижение финансирования на 6,4 %. Это без учета разгромной для Ордена поправки к закону «О медицинских услугах». Если раньше все расходы по рекрутингу джедаев несли субъекты Республики (закупка диагностической аппаратуры, психологическая ориентация и помощь родителям, информирование Ордена о рождении мидихлорианового ребёнка, расходы на транспорт, одежду и питание во время перевозки), то теперь вопрос молодого пополнения аурек) повис в воздухе; беш) предполагал исключительно самовывоз, за наш счёт. И было бы кого вывозить, вот в чём беда...
Конечно, после моей речи взял слово представитель ТФ Друне Орто. Краткое содержание его речи можно изложить следующим образом: «Не вызывает ли у присутствующих удивления тот факт, что на мирное торговое сообщество, которым является Торговая Федерация, в последнее время пытаются повесить всех ранкоров галактики? Мы такие же налогоплательщики, как и другие субъекты Республики, мы вместе наполняем бюджет. А главное – мы вместе осваиваем космическое пространство, поддерживаем инфраструктуру. Сотрудничество предполагает доверие и разум. Я не вижу даже проблесков разума в действиях наших партнеров в Чоммельском секторе. К сожалению, я не вижу понимания ситуации и среди сенаторов Центрального кольца»
– Куда, простьитье, ни пльюнь, вьезде Торговайя Фьедерация – вр’аг и расхитьитель общьегалактической собствьенности, – закончил своё темпераментное выступление неймодианец. – Почьему наша промышльенность и торговлья – это Тьма, а военно-промышльенный компльекс, напрьимер, Коррелии – это сия’ющие свьетом ризы мастьеров, ушедш’их в Силу?
– Вот именно – почему, – с поклоном ответил я. – Я бы тоже хотел знать ответ на поставленный вами вопрос. Надеюсь, нам вместе удастся распутать этот клубок противоречий.
Мы действительно встретились с Друне Орто сразу же по окончании заседания Бюджетного комитета. Хвала Силе, после того как мы с ним просидели до глубокой ночи над головоломкой под названием «инцидент на Набу», представитель ТФ перестал видеть во мне врага. Он вполне адекватно оценил все те угрозы, которые мы с ним расписали «на бумажке». Кроме того, господин Орто вполне проникся идеей, что ситхи неспроста спровоцировали конфликт через Нуте Гунрая.
Я знал, что между кланами Гунрая и Орто существовала конкуренция, и Друне хотел утопить противника моими руками, при этом восстановив репутацию ТФ в глазах галактического сообщества. Это делу не мешало. Главное – он, как и всякий нормальный здравомыслящий депутат, боялся возникновения ситхской тени в республиканской политике. Думаю, не нужно подчеркивать особо, что тут мы с ним были полностью солидарны
На следующий день новый канцлер пригласил меня, руководителя Финансового комитета и председателя Бюджетного комитета на совещание.
Глава государства попенял на то, что финансовые аналитики Сената не учли угрожающих диспропорций и в сопроводительной записке к проекту бюджета не указали на подводные камни документа. Дескать, он давно бы сам отослал всю эту галиматью на доработку, не отрывая наши занятые умы от других дел. А так получилось, что новый финансовый год на носу, а бюджета нет. Можно подумать, я не знаю этих финансовых аналитиков. Каждый второй – чей-то сынок или доченька, примазавшиеся к сенатской кормушке и благополучно забывшие не то что высшие финансовые вычисления, но и таблицу умножения. Остальные – ворьё, купленное фракциями. Когда Депа Биллаба, моя внучка-в-Силе, в позапрошлом году попросила устроить ей практику в Бюджетном комитете, я такого от неё наслушался... (Вот так расстаётся молодёжь с розовыми иллюзиями.)
По итогам совещания проект бюджета, разумеется, отправили на доработку. Я дневал и ночевал в Сенате, чтобы держать процесс под контролем. Ну, конечно, не круглосуточно, время от времени меня подменяли Мэйс, Депа и Сул.
И вот – свершилось. Самые вопиющие диспропорции сняты. В статье «культура» восстановлена строка о средствах на поддержание здания Храма как памятника архитектуры общегалактического значения. Финансовый год обещает быть относительно спокойным. И хорошие рабочие отношения с представителем Торговой Федерации – тоже в копилку наших активов.
Тем не менее, у меня по-прежнему не было не то что чувства победы или перелома к победе – не было даже просто чувства облегчения. Как говорится в «Знаках», «пока принц здесь, стража не сменяется». Если уж тень ситха появилась на горизонте, спокойствия не жди.
Вдруг вспомнилось, как на похоронах Триса – мастера Атрисонаноса Катаратанги – Дуку поднёс факел к его костру со словами, которые сейчас зазвучали в моей памяти особенно ясно: «Друзья или умирают, или предают. Наши друзья нас никогда не предавали».
Он всегда умел хорошо сказать.
Нас тогда оставалось трое: Дори, Дуку и я. Ровно половина от первоначального состава. Дори обняла нас и сказала: «Мальчики, я не могу просить вас беречь себя. Но берегите друг друга. Пожалуйста. Ради меня».
А сейчас из нас шестерых я остался один. Нет Дори. Нет Дуку.
Это я оказался предателем. Это ведь из-за моего несдержанного языка и старых трещин в нашей дружбе ушёл Дуку. И теперь приходится возить на себе тяжёлую воду вины и сверхтяжёлую воду одиночества.
Когда зелёный огонёк в торце электронного блокнота сообщил о благополучной доставке информации, я его выключил.
Но едва я прикоснулся к рулю, как мой рассудок на краткий миг (меньше секунды) померк и осветился другим светом. В этом свете я увидел, как по реке – широкой, равнинной, между буйно-зелёными берегами – плывёт труп Мэйса Винду, моего единственного сына-в-Силе.
Автоматически взглянув на часы, я не сразу отвёл глаза от их яркой подсветки. Ничего себе «меньше секунды»… По чувству времени мне не было равных в Ордене, я учил этому младших последние сорок лет.
Я находился в полной отключке почти двадцать три минуты.
К счастью, моя колымага подрагивала на холостом ходу. А накати эта странная волна двумя-тремя секундами позже? Разбился бы в хлам на первом же повороте. Как Дори…
Сердце колотилось будь здоров, от адреналинового шока сна не было ни в одном глазу, в голове светло и звонко щёлкали мысли. Пришлось как следует продышаться, чтобы успокоиться.
Включив полное освещение, я достал круглую тубу с пилюлями фенилэтиламина, внимательно осмотрел упаковку, высыпал оставшиеся таблетки на ладонь, понюхал. Всё в норме. Я купил эту упаковку в аптеке, совершенно легально, предъявив свою карту. И хорошо помнил вкус тех двух таблеток, в них не было никакой угрозы…
«Это ситх, – вдруг понял я своими просветлёнными мозгами. – Он ударил меня импульсом Силы по сонной артерии. Более чем естественная смерть, не подкопаешься... То-то в голове такой звездопад. Наверное, из здания Сената, больше неоткуда. Парковка открыта как на ладони...»
Но я одёрнул себя: да возможно ли такое? Ударить с такой точностью – и чтобы я не почувствовал никакой тревоги? Нет, это приступ паранойи: с тех пор как погиб Квай и ушёл Дуку, ситхи мерещатся на каждом углу...
С другой стороны, если первой пришла мысль о ситхе, значит, это он и есть.
Снова всплеск адреналина: что ж это я всё о себе да о себе, где Мэйс?!
И тут грянул вызов комлинка – от неожиданности я чуть не подскочил в кресле. Звонил, естественно, он, мой ученик. В четвертом часу ночи.
– Учитель, вы где?! Что с вами?!
– Я в порядке, не беспокойся, – сделал я приятную мину. – Ты сам-то дома?
– Вы где?! – переспросил он ещё более эмоционально.
– Ну, что ты кричишь? Я на Сенатской площади. Жив-здоров. Уже взлетаю. Заседание кончилось... м-м... недавно. (Я наконец-то взялся за руль и поднял спидер в небо.) Со мной всё хорошо, спи. Завтра утром поговорим.
– Учитель, вы что-то не договариваете! Что случилось?
Да, глупо мяться и делать вид, будто ничего не было. К тому же, если я вдруг не долечу до Храма… Мало ли…
– В общем, я думаю, что на Набу был убит ситх-ученик.
Ага, глаза у него сразу стали, как блюдца.
– Вы... вы напали на след ситха-мастера?!
– Скорее это он... м-м... напал. Дома расскажу.
– Вы его видели?! Вы отбились мечом?!
– Н-нет, своевременным заполнением отчёта о заседании Бюджетного комитета. Это, знаешь, всегда надёжнее, – усмехнулся я.
– Пожалуйста, не отключайте связь!
– Сынок, если он промахнулся, то не станет повторять такой финт дважды. К тому же я уже начеку, он себя выдаст. А это явно не входит в его планы. Не беспокойся. Спи.
Но какое там «спи», он собственной персоной встретил меня в ангаре, куда я наконец-то благополучно завёл машину. Несмотря на поздний час и нервное возбуждение (интересно, что привиделось ему, если, проснувшись среди ночи, он сразу же принялся мне названивать?) – подтянутый, безукоризненно выбритый, каждая складка туники уложена, как следует. Одним словом, отоканакай, что в переводе с оссу означает одновременно «моя семья» и «моя школа».
Всё же поспать нужно было обязательно, потому что завтра (сегодня) в 10.00 в моём календаре значилась встреча с представителями Комитета ответственных родителей. Эта общественная организация покусывала наш Орден и раньше, однако в последние три-четыре года они как с цепи сорвалась. Вообще-то за связи с общественностью, в том числе и с этим Комитетом, отвечала Депа, но на недавней сессии переговоров с их стороны выскочили такие крайт-драконы, что у неё просто руки опустились. Нужно было, во-первых, помочь ей, а во-вторых, понять, в конце-то концов, кто за ними стоит. Это дело я пометил как вопрос первостепенной важности со многими подчёркиваниям.
Мэйс, конечно, молодец, что взял в ученики девочку. Можно десять раз на дню повторять «жёлтое не желтеет», а вот попробуй-ка научить постоянству саму изменчивость! И если тебе повезёт, получится Депа, любимая наша умница и красавица. Хотя, на мой вкус, этот пирсинг у неё на лбу – явно лишнее, но молодежь есть молодёжь. Когда Дуку носил серьгу в носу, помнится, мне это тоже казалось достойным восхищения, а не подростковой глупостью. У меня у самого долгое время на правом плече был шрам-ожог в виде иероглифа «тин-ди» – «твёрдая основа». Мидихлорианы возились с этой памятью юности почти полвека, но всё-таки съели её.
Мэйс проводил меня до моей комнаты. Оказалось, его потрясло видение, будто я нахожусь в прозрачном ящике-гибернаторе, подготовленном для каких-то очень неприятных и явно противозаконных экспериментов.
Я не умолчал и о своей галлюцинации.
– Это неспроста… и как-то связано… если мы с вами оба… – подавленно пробормотал он.
Мой ученик был очень мнительным. Это был его главный недостаток, с самых детских лет. К сожалению, я не смог это выправить, хотя намеренно приучал его рационализировать всё. Подземный океан хаоса в самом потаённом отделе его души был в разы масштабнее, чем у всех женщин нашего Ордена вместе взятых. И я это знал, и он сам это знал.
– Ну, ну, сынок, не вешай нос. Разумеется, связано, поскольку мы с тобой связаны. Но будущее же всегда в движении! Главное – правильно интерпретировать эти знаки. Следует ли из моего видения, что канцлер Палпатин – тот самый ситх, который развязал конфликт между Набу и Федерацией? Или что ситх хочет внушить нам, будто канцлер Палпатин – это ситх, и тем самым спровоцировать попытку смещения главы государства силовыми методами? Может быть, гибернатор и ожидание экспериментов из твоего видения – это как раз и значит: манипулировать нами до смерти. Чтобы дискредитировать Орден джедаев и использовать удобный предлог для выдавливания нас из системы управления Республикой.
– Да, учитель. Но я не думаю, что канцлер... Не та фигура. Второе всё-таки более вероятно, ведь сила ситха – в невидимых. Он запросто может использовать Палпатина как ширму, как маску. А канцлер и не догадается, что служит всего лишь пешкой в чужой игре…
– Ну, наш канцлер – тоже ферт тот ещё… Недаром Ксанатос имел с ним какие-то тёмные делишки, помнишь?
Мой ученик шумно вздохнул.
– Если я правильно помню, Ксанатос как раз угрожал жизни Палпатина... Но нет никакого сомнения в том, что ситх будет вести с канцлером свою игру. Если хорошо подумать, какую реальную силу нам можно противопоставить? По большому счёту, только само государство. Натравить на нас государственную машину. Вопрос только в технике исполнения.
Я кивнул. Как видно, после ухода Дуку Мэйс думал о том же, о чём и я. Постоянно об одном и том же.
В ночном полумраке сводчатый коридор, едва подсвеченный дежурными лампами, напоминал тоннель без света в конце. Стены Храма, такие надежные и несокрушимые днём, сейчас казались нереальными, а призрачная угроза атаки ситха на все наши завоевания – осязаемой и неотвратимой, как смерть после жизни.
– К счастью, у нас теперь есть Избранный, – заговорил я, чтобы разогнать неприятное ощущение. – На днях возьму парня с собой в Сенат. Пусть поищет чудище обло, огромно, озорно, стозевно и лаяй. Я правильно цитирую? Или сначала «озорно», а потом «огромно»?
Он ответил после некоторых раздумий:
– Учитель, вы и вправду считаете, что это может сработать? Мальчишка же ещё ничему не обучен…
– Тем лучше. Сырое восприятие иной раз ещё быстрее хватает Тьму. Он в Храме? Я слышал, ученик Квая куда-то уезжал с ним.
– Они уже вернулись, – сказал Мэйс сухо.
Проинформировал.
– Вот и славно. Хотим мы или не хотим, но он уже есть. Значит, надо работать.
– Кого вы имеете в виду, учитель? – мрачновато спросил мой ученик. – Мальчишку или ситха?
– Ну, сейчас я подумал об Избранном. Его придётся учить, даже если мы этого не хотели. Чай заварен – надо пить. Но сначала спать. И мне, и тебе. Утро вечера мудренее.
– Да спать-то осталось часа три-четыре, только время тратить.
В темноте поблёскивали лишь белки его глаз и выдавался блик на рукояти меча. И весь он был в сумрачных мыслях, бежал к своему океану…
Я улыбнулся, потрепал его по плечу и процитировал его же:
– «Учитель сказал «спать» – значит, спать. Это приказ. Остальное можно».
В темноте сверкнула наконец его улыбка. Невозможно же было без улыбки это вспоминать. Так он сорок лет назад отвечал на вопрос своих друзей, строгий ли я учитель.
Почему ушёл Дуку?
Уже расположившись на отдых, я позволил себе пятнадцать минут подумать о Дуку. О его уходе и о нём вообще. Я думал над этим, не переставая. Я думал над этим день, я думал ночь, думал в кулуарах Сената, в зале на разминке, в медитации на своей циновке и лёжа на траве в Саду Тысячи фонтанов. И продолжал думать сейчас.
Из-за чего, собственно говоря, он ушёл?
Он ушёл из-за отчаяния. Потому-то и произошёл с ним этот нервный срыв. Не из-за гибели любимого ученика. (Хотя четверых учеников пережить – это судьба незавидная, да, но прямо связанная с его отношением к женщинам, это тоже да. Сила на их стороне. Если «женишься на каждой планете», как говаривал Трис, не удивляйся, что твои дети будут умирать один за другим.)
Дуку ушёл от нас из-за себя.
Не из-за неуверенности в способности Ордена выполнять свой долг защитника мира и порядка в нашем огромном государстве. Не из-за поражения Квая в бою с ситхом. Не из-за наших сомнений в избранности того, кого Квай упрямо называл Избранным.
И не из-за меня. Только из-за себя.
Это я так упрямо искал доказательств перед своей совестью, что Дуку ушёл не из-за меня.
Ну, хорошо, организовал бы я его встречу с Нуте Гунраем, о чём он меня просил со злыми искрами в глазах. Рядом с ним было страшно сидеть, когда он меня об этом просил – а что было бы, если бы эта встреча состоялась? Ну, размазал бы Дуку Гунрая в зелёную слизь – и что? Кому-то от этого бы стало легче? Квай бы воскрес? Ситх бы издох сам собой? Нет… А дополнительных проблем бы создалось – гиперпространство не вместит.
Да, я был против того, чтобы мальчика учили. Я был против того шантажа, который устроил Квай. Я требовал обсудить проблему и всё взвесить. Я был против того, чтобы мальчика учил этот паренёк, последний Кваев падаван, сам ещё недоученный и раздавленный горем. И я прекрасно понимал Мэйса, который не побоялся отказать лучшему другу, а затем на Совете не побоялся сказать, что он чувствует от этого ребёнка страшную угрозу лично себе, поэтому попросил отвод с совещаний, посвященных судьбе мальчика.
Я был против обучения татуинской находки даже тогда, когда мы собрались по этому поводу во второй раз, уже после смерти Квая и без Мэйса. Йода сказал, что рисковать нельзя: раз уж где-то бродит ситх, он может взять мальчишку в оборот, а с его мидихлорианами это будет такой боец – нам и не снилось. Я заметил, что, во-первых, никто не снимает с нас обязанности постоянно держать этого ребёнка в поле зрения. Но страшно было даже помыслить, чтобы учить его. Во-вторых, если выбирать из двух зол, то лучше иметь явного врага, чем тайного. В-третьих, лично я своего ученика знаю давно, а татуинского мальчишку впервые вижу. И если Мэйс говорит «нельзя его учить», то я верю его чувству долга и чувству хаоса.
«Неужели нам было мало Ксанатоса? – спрашивал я у своих братьев и сестёр (может быть, даже слишком патетически). – Мальчика нужно вернуть в семью и дать ему хорошее профессиональное образование».
Тогда мне начал резко оппонировать Ивен Пиэлл.
Ребёнок-де видит в джедаях воплощённое Добро, ради помощи покойному Кваю он рисковал жизнью, он вообще-то заплатил собой за право прийти к нам – и вдруг мы выставим его за дверь.
«И позвольте, в какую семью его возвращать? В татуинское рабство?! Извините меня, мастер Сайфо-Диас, но это просто гаморреанство, и даже как-то не вяжется с вашим именем».
Не вяжется?! Да я чувствовал свою личную ответственность за наступление следующего дня! Я тоже платил собой, своим честным именем, репутацией в глазах друзей и младших, когда говорил «нельзя учить»!
И кстати, я бы мог сказать Ивену, что если бы его дочь-в-Силе Ади Галлия не морочила Кваю голову, тот бы не ныкался со своим разбитым сердцем и не видел бы в мальчишке своё продолжение. (К тому же пацан был чем-то похож на Квая внешне, и это только добавляло тому отцовского рвения.)
Но, во-первых, Ади тоже сидела на заседании. Во-вторых, в наставлении «О хранении мирного духа и об обуздании языка» есть целая глава, начинающаяся словами: «Если человеку перевалило за сорок, ему не подобает публично говорить о делах, что бывают между мужчиной и женщиной». И я промолчал.
Правда, все и так поняли, о чём я подумал, и это не добавило заседанию позитива. Всё же Ади разрядила обстановку (она была очень умна), сказав: «Мастер Сайфо-Диас, ваша осторожность понятна, но, согласитесь, мастер Винду – большой мальчик, он сумеет за себя постоять, а Энакин Скайуокер – маленький мальчик, и кроме нас за него постоять некому. Он спас если не мастера Джинна, то, по крайней мере, его миссию. Мы в долгу перед ним. Понимаете? В долгу!»
Я хотел сказать, что маленьким мальчиком Энакин будет еще три-четыре года, а вот большой проблемой – всегда, но и на этот раз прикусил язык. Поскольку уж Совет решил обучать ребёнка, я высказал своё последнее замечание: категорическое «против», чтобы его поручили Кеноби. «Лучше уж сразу отдать его на обучение ситху, чем этому расплющенному ответственностью парню, который сам-то ещё не вырос как следует. Зачем мучить обоих? Мало ли, что Квай решил? Квай уже в Силе, а мы ещё нет, и расхлёбывать кашу – нам».
Может быть, мои братья и сёстры и подумали про меня, что я упрямая банта, но раз обжёгшись на Ксанатосе, я предпочитал подуть на воду. Тем более что татуинская находка был «человек Воды».
Я-то прекрасно помнил, как восхищался способностями Ксанатоса. Что греха таить, я не только восхищался, но и прилагал некоторые усилия, чтобы перепрофилировать парня, перетащить его в свои эмпиреи. Нарадоваться не мог его любви к цифрам, к балансам, к анализу транзакционных потоков. «Вот, – думал, – когда он выйдет из-под опеки Квая и станет рыцарем, пусть пару-тройку лет побегает по миссиям. А потом приглашу его к себе в помощники для присмотра за Бюджетным комитетом».
И что из этого плана вышло? «Дальние миры» из него вышли, вот что. «Дальние миры» и иже с ними. Причём это был не Квая прокол, а мой прокол, за который мне было очень стыдно – и перед Кваем, и перед Советом, и перед своим учеником, и перед самим собой, разумеется, тоже.
Что касается нового Кваева подобранца, то потенциально он был сильнее Ксанатоса в разы и во столько же опасней. Как же я мог молчать?
Тогда я последовал примеру своего ученика. Сказал, что не могу принимать участие в решении судьбы так называемого Избранного, и вышел из зала.
Но теперь, когда мальчишка признан своим, молчать и уходить уже невозможно. Надо повернуться навстречу опасности – и доказать Дуку, старому пню, что он не прав!
И вернуть его, дурака, домой.
Это я подумал уже во сне.
Мне приснился малыш Квай. В точности такой, каким он был, когда подошёл ко мне и сказал: «Мастер Сайфо-Диас, вы ведь лучший друг моего учителя, возьмите в ученики моего лучшего друга! Его зовут Мэйс Винду, он очень-очень способный, мы с ним вместе играли в театре ко-гири. Только он ужасно стесняется, когда взрослые приходят посмотреть на соревнования. Талант же не должен умирать от скромности, правда? Это несправедливо!» Я ответил тогда: «Только Сила может указать джедаю, что настал его срок быть учителем, а я ещё слишком молод для такой сверхответственной миссии», на что Квай (он всегда был в своём репертуаре) сказал: «Так вам Сила и указывает моими устами: Саф, иди и возьми ученика!» Он даже пару раз потянул меня за плащ, чтобы подкрепить свои слова действиями.
И на этот раз он тоже держал меня за плащ.
– Мастер Сайфо-Диас, спасите моего учителя! Пожалуйста, спасите, его! Вы же можете!
Ровно в семь ноль-ноль я открыл глаза.
«Спасите моего учителя!» Да как же его спасти, если он сжёг все мосты? Он не отвечает на звонки. Игнорирует текстовые сообщения. Не откликается на мои поиски в Силе. У своих родственников на Серенно он тоже не появлялся.
Совесть тут же подсказала, что я просто плохо искал. Спасибо ей, конечно, за подсказку.
Фанфик
читать дальше
Злу нельзя платить в рассрочку –
а постоянно пытаются.
Ф. Кафка
Но ад стал союзником рая в ту ночь
Против тебя одного.
«Ария»
Первый звонок
Первый звонок от предназначения я получил в семь лет, когда, пролистывая учебник каллиграфии, увидел на одной из последних страниц ряд необыкновенно притягательных иероглифов и спросил у мастера, который занимался с нашей группой, что они означают. Оказалось, «сыны мира догадливее сынов Света в своём роде».
Эта фраза поразила меня в самое сердце. К тому времени я уже знал, что получил от жизни удивительный дар и за такую судьбу нужно платить верным самоотверженным служением миру. Хотя, собственно, мир я тогда видел только из окна аэробуса и через стекло ближайшего городского парка, но информации о нём хватало, чтобы сделать вывод: Храм – лучшее место во вселенной. Перед сном я про себя всегда благодарил Силу за то, что она подарила мне путь джедая.
И вдруг «сыны мира» в чём-то могут быть проницательнее нас. Да правда ли это? И что значит – «в своём роде»?
Я был так обескуражен информацией, что в тот день очень плохо справился с заданием. Мы занимались написанием восьми базовых линий. До сих пор помню те раскоряки и кривульки, которые получались у моей кисточки.
А когда мы дошли до иероглифов «сыны мира» и «сыны Света» в конце учебника, я уже до такой степени сроднился с ними, что моё начертание сакраментальной фразы попало на выставку. К тому времени я уже прочитал знаменитую трилогию Вэна Строду «Громче только ад». Жажда материального обогащения и всевозможные способы утолить её, эту жажду – вот, оказывается, что движет сынами мира... Тогда мной овладела героическая идея: нужно разобраться во всём материальном так, чтобы не уступать им по «догадливости». Мне только исполнилось одиннадцать лет – возраст, когда каждое сердце склонно набирать высоту. «Как в прошлом «хозяевами действительности» были ситхи, так сейчас – деньги, – думал я. – Проникнуть в тайну догадливости сынов мира можно только через тайну денег».
Примерно в то же время мы изучали тексты древних мастеров, и одно стихотворение так ясно отозвалось в моей душе, что я понял: быть мне «зелёной ниткой». Это было написано тысячи лет назад, но сказано прямо про меня:
Одолень-трава
Бережет права.
Трын-трава цветет
Посреди забот.
Сон-трава не спит,
Свет-трава горит,
А разрыв-трава
Охраняет быт.
Я хотел «охранять быт» до такой степени, что отказался стать учеником мастера Тикко, прославленного воина. Он подошёл ко мне после спектакля «Школа «красной нитки», в котором мы с Дуку блистали, как настоящие театральные звёзды (нас даже узнавали в коридоре), а я сказал: «Извините, мастер, но, понимаете, «трын-трава цветёт посреди забот». И он понял. А Дуку покрутил пальцем у виска. Он к тому времени уже был падаваном самого мастера Йоды и считал, что только «синие нитки» истинно джедаи, а остальные – так, обслуживающий персонал. Мастер Тикко тоже был Йодин ученик, мы с Дуку могли стать отоканакай, полными братьями. Но я не мог предать моё призвание даже ради Дуку.
И конечно, когда ты с малолетства слышишь доброжелательный шёпот взрослых – «а это пошёл мастер Водо Сйоск-Баас из той легенды» – к зрелым летам и впрямь ощущаешь себя вполне достойным того, чтобы поворачивать мир в нужную сторону. Мой старший брат-в-Силе Ити Шин в шутку называл меня «достопочтенным» и «преподобным» с тех пор, как впервые позвал на спарринг. Так что когда я в действительности получил звание магистра, то друзья сказали: «Саф, тебя как-то даже не с чем поздравить. Разве что с твоей прекрасной судьбой».
Да, я с детства привык принимать решения самостоятельно и ничего не валить на судьбу. Тогда, в одиннадцать лет, я не стал дожидаться, когда учитель поймёт, что я его новый ученик, а сам пришёл к орденскому казначею, ужасно старому мастеру Нейлу (так мне тогда казалось; ему на тот момент было пятьдесят два года). Я сказал ему, что вижу себя «зелёной ниткой», и попросил помочь мне найти Путь. Причём добавил, что я пришёл к нему не просто так, а с мыслями по поводу «сынов Света» и «сынов мира».
– Этот «знак» показался тебе самым страшным в учебнике каллиграфии? – спросил мастер Нейл, внимательно выслушав меня.
– Да, сэр. Мир ведь держится на прозорливости джедаев, ведь так?
– Я не знаю. Но предполагаю, что мир держится милосердием Силы. И представь, нет ничего страшного в том, что сыны мира в некоторых вопросах догадливее нас. Им можно уступить, корона с головы не упадёт, небо на землю не рухнет. Главное, чтобы мы были догадливее сынов Тьмы. В этом наше предназначение. Вот как раз им мир уступать нельзя.
– Сынов Тьмы? – переспросил я ошарашено. – Ситхов?!
И тут же сам сообразил, увидел: это же ось! «Сыны мира» находятся в точке отсчёта, а «сыны Света» и «сыны Тьмы» – это плюс-минус бесконечность.
Наверное, эти мыслеобразы буквально вылетели у меня через уши, и мастер Нейл их ясно увидел.
– Тьма рождает не только ситхов, – ответил мой будущий учитель. – Со временем ты поймёшь. Есть ведь не только минус бесконечность, есть и другие отрицательные величины на оси. Что, любишь математику?
– Люблю.
Мастер Нейл улыбнулся:
– Должно быть, потому, что это наука форм и объектов и сама идеальная форма.
– Да, форма! – воскликнул я горячо, не потому, что он нашёл слово, которое было мне близко, а потому что ощутил, как его мысли резонируют в моей душе. – И ещё – стремление к истине!
– И ещё – порядок и мера, – сказал мой учитель. – Ибо к истине разумное существо может приблизиться только через меру. Предел меры – это смерть. Чрезмерность – это прерогатива Силы. Это по ту сторону. По нашу сторону измерять мы можем, по ту сторону измеряют нас. Со временем ты поймёшь, – снова повторил он, кладя мне руку на плечо. – Ты видел когда-нибудь модель трёх степеней свободы? Такие кольца, закреплённые на осях друг в друге, которые перемещаются каждое на своей оси?
Я кивнул.
– Свобода наименьшего из колец зависит от положения старших. Чем лучше усвоил опыт предшественников, тем свободнее себя чувствуешь на своём месте. И ты, стало быть, хочешь перенять мой опыт?
– Да, мастер.
– Ты, наверное, знаешь, что мы воспринимаем глазом три основных цвета: синий, зелёный и красный. Из этих трёх цветов только зелёный бывает и холодным, и тёплым. Это цвет-пограничник. А на границе, знаешь ли, тучи ходят хмуро...
– Да, я знаю, мастер. И я готов. Готов стоять на границе хоть всю жизнь! Я это чувствую!
– Что ж, замечательно. Тогда пойдём, я покажу тебе, чем я занимаюсь. Если тебе не станет скучно, если не передумаешь...
– Я не передумаю, мастер Нейл. Я хочу быть вашим падаваном.
– Ну, будь по-твоему. Скажу тебе своё мнение, что «знак» о сынах мира и сынах Света в учебнике каллиграфии совсем нестрашный. Там есть другой, гораздо страшнее. Знаешь какой? «Он пришёл к своим, и свои его не приняли». Это совсем плохо, правда? Свои должны принимать своих. И я, конечно, тебя приму. Ты играл магистра Водо Сйоск-Бааса, я правильно помню?
Я скромно кивнул.
– А каково твоё собственное имя?
– Саф. Сайфо-Диас.
– М-м... Быть достойным такого имени труднее, чем даже имени мастера Водо. Но ты уж, пожалуйста, не отступай. Иди к плюс бесконечности.
– Да, учитель, – серьёзно сказал я.
А он улыбнулся.
Мастер Нейл передал мне не только правильное понимание меры. Он говорил, что любая числовая закономерность самим числам как таковым принадлежать не может. Нужно искать, каким реально существующим отношениям и связям в мироздании она отвечает. Он учил меня именно этому поиску.
Но до гениальной прозорливости моего учителя я откровенно не дотягивал, да и до высоты своего имени тоже. В переводе с краткого и ёмкого языка оссу оно означает «несущий солнце» или, ещё точнее, «обеспечивающий наступление дня».
Вообще, обмельчали люди в наше время, это факт. Я уж не спрашиваю, где титаны времён основания Ордена или времён Гиперпространственной войны, – но по крайней мере, где люди хотя бы масштаба мастера Нейла? Нету. Даже мой Мэйс, вот так положа руку на сердце... Политик – да, администратор – да, оперативник – десять раз да. Редкое, удивительно редкое сочетание! Но не гений справедливости и милосердия. Не пылающий факел, который способен осветить кромешную тьму.
Молодежь в Совет не заманишь ни калачом, ни пряником. Ни даже бубликом с ореховой посыпкой. Ума не приложу: если половина Совета вдруг умрёт от старости (а пора!) – кем заменить?
Недавно иду по коридору, а какая-то пигалица с синими волосами даже не удосужилась мне кивнуть. Если бы она задумалась о вечном, я бы понял. Да что там понял – я бы с восторгом преклонил перед ней колено! Но о чём она думала – нет, я такое не воспроизведу, и не просите.
«Недостаток этот среди джедаев заметен стал…»
Наши младшие – личности откровенно незрелые, и это не вина их и не беда, а обычный порядок вещей. Между тем на дозревание и просветление времени нет совсем, ни у кого, ни у малых, ни у старых. Потому что где-то на Корусканте варит чёрный котёл, и каждый из нас с каждым вдохом чувствует гнусный запах этого варева.
В общем, беда, вот что я скажу. Просто беда.
С другой стороны, было такое чувство, будто эта синяя девочка показала мне зеркало, потому что сам я, идя по коридору, тоже думал отнюдь не о вечном.
Если говорить начистоту, я думал о том, что Дуку всегда оставлял меня хоть на шаг, да позади. И вот теперь, когда в Храме от него остался только бюст в библиотеке, я впервые почувствовал, что действительно оказался на самой верхней ступеньке – но только потому, что его уже не было рядом.
Бюджет Галактической Республики
Бюджет Галактической Республики был принят в первом чтении в ноль часов сорок восемь минут. Из соседней депутатской ложи донёсся смачный зевок. Я вовремя подавил свой, чисто рефлекторный.
– Ну, что, нас можно поздравить? – спросил Сул Актан, представитель Ордена в Сенате.
– Да, нас можно поздравить. И можно ехать домой.
– А подойти к канцлеру и его тоже поздравить – можно? – поинтересовался он с откровенной насмешкой.
Но я не люблю, когда у победителей такие лица. Вернее, с таким лицом победителем не станешь.
– Это лишнее, – сказал я, наверное, слишком сухо, потому что улыбка сошла с его губ, и он перешёл на более строгий тон:
– Мастер Сайфо-Диас, вы опасаетесь, что во втором чтении по нашим статьям по-прежнему будут дебаты?
– Нет.
Этого я действительно не опасался, потому что не зря работал с нужными связями последние три месяца и основательно подготовился к финальному выступлению на Бюджетном комитете. Больше я опасался своих чувств к бледному человеку в темно-фиолетовой мантии, который благодарил депутатов за работу перед официальным объявлением о закрытии напряженного парламентского дня.
Можно ли было вести речь о победе? Всего лишь отбитая атака, не более. Но напрасно я так резко погасил радостное восклицание Сула. Моя вечная беда — сухой дух и несдержанный язык. В молодости я изо всех сил стремился скрыть этот недостаток под бронёй шуток и весёлости. В зрелости понял, что скрывать недостатки невозможно, с ними можно только бороться. Чтобы в конце концов прийти к выводу: лучшее решение – просто побольше молчать, поменьше говорить. Жаль, что я так поздно дорос до книги «Наставление Цон-Цу Дун о хранении мирного духа и обуздании языка». Теперь это были мои «записки у изголовья».
– Поедем домой, Сул, – сказал я, вставая. – Уже слишком поздно для каких-либо трезвых размышлений. Мы с тобой хорошо поработали. Спасибо тебе за поддержку и прикрытие. Ты молодец. Без тебя и твоих знакомств один я бы ничего не сделал.
Выйдя из ложи, зарезервированной за представителем Ордена джедаев в Сенате, я отправил моего молодого брата в Храм, а сам задержался у выхода, через который в кулуары выходила делегация Неймодии.
Представитель Торговой Федерации Друне Орто сразу подошёл ко мне, дружески кивая. Он был толковый мужик, при всех его клопах в голове и любви к чистогану.
– В’ы попульярны, мастьер Сайфо-Д’иас, – приветствовал он меня фразой из рекламного слогана.
– Спасибо, сэр. Могу ли я передать через вас послание для руководства торгового дома Гунрая?
– Кон’ечно, сочт'у за чьесть, – кивнул он и протянул свою синевато-зеленоватую руку, чтобы взять носитель информации.
Я прямо при нем сделал распечатку из своего блокнота. Это была небольшая цитата из учебника «Основы бухгалтерского учёта».
«Прежде чем делать записи в бухгалтерском учете, бухгалтеру необходимо проверить, насколько решения, отраженные в протоколе собрания акционеров, соответствуют тому порядку распределения чистой прибыли, который зафиксирован в уставе общества. К сожалению, бухгалтеры и руководители организаций иногда забывают о существовании данного документа. А это может привести к печальным последствиям».
Когда бумажная ленточка вылезла из щели прибора, я быстро набросал несколько проводок, которыми Гунрай оформил передачу средств контрагентам на Балморре, плюс два банковских счета на Муунилинсте, закончив сие послание иероглифом «ос шудай», древним символом нашего учения. Я получил право ставить его вместо подписи, когда занял место казначея Ордена после смерти моего учителя.
Сенатор бегло просмотрел записи на листке и уверил меня, что непременно передаст информацию адресату.
– Буду благодарен, если вы выясните по своим каналам, почему Гунрай проводил средства именно через эти банки.
– Выйяснью, мастьер. Надьеюсь на вашу пом’ощь в восстановльении добр’ого имьени Фьедерации. Пл’ан использованийя нашей мьирной инфр’аструктуры длья разрушьения Рьеспублики м’ог возньикнуть т’олько в очьень чьёрной головье.
– Это наш общий враг, сэр. Не сомневайтесь в том, что наш Орден заинтересован в справедливом решении проблемы. Не сомневайтесь и в моём дружеском расположении лично к вам.
– Бл’агодарью в’ас, мастьер. И поздравльяю с новым бьюджетом.
Вот так-то, Дуку. Не майнд-триком их надо брать.
Теперь день действительно был закончен.
Я чувствовал себя тяжко уставшим. Казалось бы, ну не на рудниках же Кесселя я вкалываю, не коррибанские гробницы раскапываю – а вот, поди ж ты, такое впечатление, что посменно работаю то там, то там. Конечно, в здании Сената очень трудное энергоинформационное поле. Но в последние полгода я начал ловить себя на мысли о том, что буквально загоняю себя сюда неслабыми моральными пинками.
По всей видимости, это признак неотвратимой старости, и моё чувство долга сейчас претерпевает такое же старческое перерождение, что и остальные органы чувств. Износилось оно изрядно за семьдесят лет. Увы.
Мне ещё предстояло вести спидер. Чтобы взбодриться, я сделал короткую дыхательную гимнастику и проглотил целых две таблетки фенилэтиламина, в народе называемого «дурью». Для немидихлориановых теплокровных это сильный галлюциноген, а для мидихлориановых – мягкий нейростимулятор. А чтобы порадовать мидихлориан ещё больше, я положил под язык кусочек сахара, который носил на поясе вместе с пилюлями, и пока сахар растворялся, постоял у окна в лифтовом переходе.
Вид ночной Сенатской площади был так красив, что несмотря на усталость, я залюбовался россыпью огней.
Но недолго мне довелось наслаждаться этой световой медитацией. Потянуло знакомыми тошнотворными флюидами.
– Вид нашего прекрасного города наполняет отрадными чувствами даже такое бесстрастное сердце, как ваше, мастер Сайфо-Диас? – услышал я хорошо поставленный голос профессионального оратора, от которого меня передёрнуло. – Восхитительное зрелище, не правда ли?
Пришлось подобраться, поклониться, улыбнуться и выговорить первую пришедшую на ум вежливость: дескать, панорама, открывающаяся из окна кабинета канцлера, ещё восхитительнее.
– Полагаю, что с башни Совета Ордена вид тоже неплохой, – со снисходительной улыбкой заметил мой высокопоставленный собеседник.
До того как Палпатин стал главой государства, я, конечно, видел его в кулуарах, но ни разу не общался, не сталкивался по работе. Впервые я вообще узнал о его существовании после той печальной истории с Ксанатосом, а запомнился он мне по одной фразе, случайно услышанной в депутатской столовой: «Если достаточно долго просидеть на берегу реки, по ней обязательно проплывёт труп вашего врага».
Хотя его бледные губы и неприятные водянистые глаза были не более и не менее бледными, неприятными и водянистыми, чем это встречается в среднем по Сенату, но когда я взглянул ему в лицо, меня будто окатило волной тепловатой гниющей воды.
С тех пор миазмы застойного водоёма настигали меня всякий раз, когда высокопоставленный политик оказывался в сфере моего восприятия. А сейчас злосчастный фенилэтиламин пополам с сахаром обострил эти ощущения до такого неприличия, что пришлось срочно ставить щиты.
Воспринимаемый на уровне одних только обонятельных рецепторов, канцлер благоухал тонкой цветочной водой. Но всё равно я еле дождался, пока, наконец, придёт лифт и увезёт его и окружающий его упаковочный материал из гвардейцев-телохранителей. Он приглашал подвезти меня с собой, однако я очень вежливо отказался под предлогом всё того же любования красивым видом ночного города.
– Эстетика джедайского восприятия жизни! – широко улыбнулся он и, наконец, провалился в шахту вниз.
«Бесстрастное сердце...» Это он меня здорово поддел, гад ползучий.
«Только странно, что он не воспользовался персональным лифтом, – подумалось мне вдруг. – Ведь после заседания он уехал на своей трибуне внутрь канцлерского кабинета... Зачем же ему понадобилось выходить на эту площадку? Не для тоже же, чтобы постоять рядом со мной и высказаться об огнях Корусканта? Обычно, когда парламентский день оканчивается так поздно, канцлер остаётся ночевать в здании Сената, в своих личных апартаментах. Да, странно».
Ну, в конце концов, я Палпатину не сторож, чтобы задумываться над тем, почему он пользуется этим, а не каким-либо иным лифтом и ночует там, где ему заблагорассудится.
Кульминация нервотрёпки
Уже сидя в спидере, я переслал в архив разнообразные материалы, касающиеся сегодняшнего законопроекта, чтобы очистить свой электронный блокнот. Люблю, когда во всём порядок. В последние три месяца я работал просто на износ, особенно в последний месяц, особенно над бюджетом, так что было чем пополнять архив.
Кульминацией нервотрёпки были, конечно, дебаты на расширенном заседании Бюджетного комитета. Я воспользовался правом выступления и попросил уважаемых сенаторов сравнить два документа: принятую пятнадцать лет назад Стратегию устойчивого развития и безопасности Галактической Республики и проект бюджета на следующий финансовый год, выносимый на голосование. В Стратегии доктринальным пунктом значилось развитие и укрепление инфраструктуры, развитие образования и гражданское строительство. Я привёл график бюджетного покрытия ключевых задач за последние пять лет, и наводил он на весьма тревожные размышления.
«Многоуважаемые сенаторы, – обратился я к депутатам. – Приведенные цифры красноречиво свидетельствуют о том, что в бюджетном документе, который в ближайшее время будет вынесен на голосование, заявлен прямой разрыв со Стратегией устойчивого развития. Вливания в проблемные регионы — это дело вроде бы нужное, но давайте проанализируем список получателей помощи. С каких это пор сырьевые партнеры Торговой Федерации нуждаются в дотациях за счёт всей Республики? Вдумайтесь в абсурдность ситуации: налоги, собираемые с рядовых граждан, идут на финансирование частных корпораций. Что, Торговая Федерация так вдруг обнищала, что ей нужны триллионные вливания? И куда? Может быть, в строительство регенерационных или мусоросжигательных заводов? В очистные сооружения? Нет, господа, в геологоразведку, в добывающие отрасли, в кремнийогранику и сталелитейный сектор. Может быть, речь идёт о гражданском кораблестроении, жилищном строительстве, обустройстве транспортной инфраструктуры гражданского назначения? Увы. Полагаю, развитие событий в Чоммельском секторе хорошо показывает направление этих инвестиций: в военно-промышленный комплекс и никуда иначе. Позвольте полюбопытствовать, с какой стати Республика должна оплачивать военные приготовления региональных элит? Мы готовимся к гражданской войне между субъектами ГР? Также меня беспокоит вопрос: почему урезаны средства на развитие инфраструктуры? На образование? На развитие медицины? Объясните мне, уважаемые депутаты, как можно одной рукой голосовать за развитие культуры, а другой – уменьшать образовательные программы на треть? Если задача – закупорить социальные лифты и эскалировать социальные разрывы, это отличный бюджет. Если задача – прикормить средства массовой информации, это отличный бюджет. Но чтобы укреплять и развивать межрегиональную кооперацию, повышать уровень благосостояния граждан, предпринимать меры для снижения смертности, открывать перед молодёжью новые горизонты – это бюджет просто аховый.
Поправьте меня, если я не прав, но всякое движение начинается с идеи о конечной точке движения. Всё начинается с мечты, на её-то основе и рождается план действий. Вот передо мной план: бюджет нашего государства на новый год. Мечта, которую я в нём вижу — это гражданская война. Спросите себя, ваша ли это мечта? Ваших ли планет и территорий, ваших ли правительств и избирателей? Лично я расцениваю этот документ как угрозу государственной безопасности и прошу председателя Бюджетного комитета вернуть его на доработку».
Я промолчал о том, что при росте субсидий на всевозможные региональные полицейские структуры в нашей главной статье – «органы безопасности» – по сравнению с прошлым годом запланировано снижение финансирования на 6,4 %. Это без учета разгромной для Ордена поправки к закону «О медицинских услугах». Если раньше все расходы по рекрутингу джедаев несли субъекты Республики (закупка диагностической аппаратуры, психологическая ориентация и помощь родителям, информирование Ордена о рождении мидихлорианового ребёнка, расходы на транспорт, одежду и питание во время перевозки), то теперь вопрос молодого пополнения аурек) повис в воздухе; беш) предполагал исключительно самовывоз, за наш счёт. И было бы кого вывозить, вот в чём беда...
Конечно, после моей речи взял слово представитель ТФ Друне Орто. Краткое содержание его речи можно изложить следующим образом: «Не вызывает ли у присутствующих удивления тот факт, что на мирное торговое сообщество, которым является Торговая Федерация, в последнее время пытаются повесить всех ранкоров галактики? Мы такие же налогоплательщики, как и другие субъекты Республики, мы вместе наполняем бюджет. А главное – мы вместе осваиваем космическое пространство, поддерживаем инфраструктуру. Сотрудничество предполагает доверие и разум. Я не вижу даже проблесков разума в действиях наших партнеров в Чоммельском секторе. К сожалению, я не вижу понимания ситуации и среди сенаторов Центрального кольца»
– Куда, простьитье, ни пльюнь, вьезде Торговайя Фьедерация – вр’аг и расхитьитель общьегалактической собствьенности, – закончил своё темпераментное выступление неймодианец. – Почьему наша промышльенность и торговлья – это Тьма, а военно-промышльенный компльекс, напрьимер, Коррелии – это сия’ющие свьетом ризы мастьеров, ушедш’их в Силу?
– Вот именно – почему, – с поклоном ответил я. – Я бы тоже хотел знать ответ на поставленный вами вопрос. Надеюсь, нам вместе удастся распутать этот клубок противоречий.
Мы действительно встретились с Друне Орто сразу же по окончании заседания Бюджетного комитета. Хвала Силе, после того как мы с ним просидели до глубокой ночи над головоломкой под названием «инцидент на Набу», представитель ТФ перестал видеть во мне врага. Он вполне адекватно оценил все те угрозы, которые мы с ним расписали «на бумажке». Кроме того, господин Орто вполне проникся идеей, что ситхи неспроста спровоцировали конфликт через Нуте Гунрая.
Я знал, что между кланами Гунрая и Орто существовала конкуренция, и Друне хотел утопить противника моими руками, при этом восстановив репутацию ТФ в глазах галактического сообщества. Это делу не мешало. Главное – он, как и всякий нормальный здравомыслящий депутат, боялся возникновения ситхской тени в республиканской политике. Думаю, не нужно подчеркивать особо, что тут мы с ним были полностью солидарны
На следующий день новый канцлер пригласил меня, руководителя Финансового комитета и председателя Бюджетного комитета на совещание.
Глава государства попенял на то, что финансовые аналитики Сената не учли угрожающих диспропорций и в сопроводительной записке к проекту бюджета не указали на подводные камни документа. Дескать, он давно бы сам отослал всю эту галиматью на доработку, не отрывая наши занятые умы от других дел. А так получилось, что новый финансовый год на носу, а бюджета нет. Можно подумать, я не знаю этих финансовых аналитиков. Каждый второй – чей-то сынок или доченька, примазавшиеся к сенатской кормушке и благополучно забывшие не то что высшие финансовые вычисления, но и таблицу умножения. Остальные – ворьё, купленное фракциями. Когда Депа Биллаба, моя внучка-в-Силе, в позапрошлом году попросила устроить ей практику в Бюджетном комитете, я такого от неё наслушался... (Вот так расстаётся молодёжь с розовыми иллюзиями.)
По итогам совещания проект бюджета, разумеется, отправили на доработку. Я дневал и ночевал в Сенате, чтобы держать процесс под контролем. Ну, конечно, не круглосуточно, время от времени меня подменяли Мэйс, Депа и Сул.
И вот – свершилось. Самые вопиющие диспропорции сняты. В статье «культура» восстановлена строка о средствах на поддержание здания Храма как памятника архитектуры общегалактического значения. Финансовый год обещает быть относительно спокойным. И хорошие рабочие отношения с представителем Торговой Федерации – тоже в копилку наших активов.
Тем не менее, у меня по-прежнему не было не то что чувства победы или перелома к победе – не было даже просто чувства облегчения. Как говорится в «Знаках», «пока принц здесь, стража не сменяется». Если уж тень ситха появилась на горизонте, спокойствия не жди.
Вдруг вспомнилось, как на похоронах Триса – мастера Атрисонаноса Катаратанги – Дуку поднёс факел к его костру со словами, которые сейчас зазвучали в моей памяти особенно ясно: «Друзья или умирают, или предают. Наши друзья нас никогда не предавали».
Он всегда умел хорошо сказать.
Нас тогда оставалось трое: Дори, Дуку и я. Ровно половина от первоначального состава. Дори обняла нас и сказала: «Мальчики, я не могу просить вас беречь себя. Но берегите друг друга. Пожалуйста. Ради меня».
А сейчас из нас шестерых я остался один. Нет Дори. Нет Дуку.
Это я оказался предателем. Это ведь из-за моего несдержанного языка и старых трещин в нашей дружбе ушёл Дуку. И теперь приходится возить на себе тяжёлую воду вины и сверхтяжёлую воду одиночества.
Когда зелёный огонёк в торце электронного блокнота сообщил о благополучной доставке информации, я его выключил.
Но едва я прикоснулся к рулю, как мой рассудок на краткий миг (меньше секунды) померк и осветился другим светом. В этом свете я увидел, как по реке – широкой, равнинной, между буйно-зелёными берегами – плывёт труп Мэйса Винду, моего единственного сына-в-Силе.
Автоматически взглянув на часы, я не сразу отвёл глаза от их яркой подсветки. Ничего себе «меньше секунды»… По чувству времени мне не было равных в Ордене, я учил этому младших последние сорок лет.
Я находился в полной отключке почти двадцать три минуты.
К счастью, моя колымага подрагивала на холостом ходу. А накати эта странная волна двумя-тремя секундами позже? Разбился бы в хлам на первом же повороте. Как Дори…
Сердце колотилось будь здоров, от адреналинового шока сна не было ни в одном глазу, в голове светло и звонко щёлкали мысли. Пришлось как следует продышаться, чтобы успокоиться.
Включив полное освещение, я достал круглую тубу с пилюлями фенилэтиламина, внимательно осмотрел упаковку, высыпал оставшиеся таблетки на ладонь, понюхал. Всё в норме. Я купил эту упаковку в аптеке, совершенно легально, предъявив свою карту. И хорошо помнил вкус тех двух таблеток, в них не было никакой угрозы…
«Это ситх, – вдруг понял я своими просветлёнными мозгами. – Он ударил меня импульсом Силы по сонной артерии. Более чем естественная смерть, не подкопаешься... То-то в голове такой звездопад. Наверное, из здания Сената, больше неоткуда. Парковка открыта как на ладони...»
Но я одёрнул себя: да возможно ли такое? Ударить с такой точностью – и чтобы я не почувствовал никакой тревоги? Нет, это приступ паранойи: с тех пор как погиб Квай и ушёл Дуку, ситхи мерещатся на каждом углу...
С другой стороны, если первой пришла мысль о ситхе, значит, это он и есть.
Снова всплеск адреналина: что ж это я всё о себе да о себе, где Мэйс?!
И тут грянул вызов комлинка – от неожиданности я чуть не подскочил в кресле. Звонил, естественно, он, мой ученик. В четвертом часу ночи.
– Учитель, вы где?! Что с вами?!
– Я в порядке, не беспокойся, – сделал я приятную мину. – Ты сам-то дома?
– Вы где?! – переспросил он ещё более эмоционально.
– Ну, что ты кричишь? Я на Сенатской площади. Жив-здоров. Уже взлетаю. Заседание кончилось... м-м... недавно. (Я наконец-то взялся за руль и поднял спидер в небо.) Со мной всё хорошо, спи. Завтра утром поговорим.
– Учитель, вы что-то не договариваете! Что случилось?
Да, глупо мяться и делать вид, будто ничего не было. К тому же, если я вдруг не долечу до Храма… Мало ли…
– В общем, я думаю, что на Набу был убит ситх-ученик.
Ага, глаза у него сразу стали, как блюдца.
– Вы... вы напали на след ситха-мастера?!
– Скорее это он... м-м... напал. Дома расскажу.
– Вы его видели?! Вы отбились мечом?!
– Н-нет, своевременным заполнением отчёта о заседании Бюджетного комитета. Это, знаешь, всегда надёжнее, – усмехнулся я.
– Пожалуйста, не отключайте связь!
– Сынок, если он промахнулся, то не станет повторять такой финт дважды. К тому же я уже начеку, он себя выдаст. А это явно не входит в его планы. Не беспокойся. Спи.
Но какое там «спи», он собственной персоной встретил меня в ангаре, куда я наконец-то благополучно завёл машину. Несмотря на поздний час и нервное возбуждение (интересно, что привиделось ему, если, проснувшись среди ночи, он сразу же принялся мне названивать?) – подтянутый, безукоризненно выбритый, каждая складка туники уложена, как следует. Одним словом, отоканакай, что в переводе с оссу означает одновременно «моя семья» и «моя школа».
Всё же поспать нужно было обязательно, потому что завтра (сегодня) в 10.00 в моём календаре значилась встреча с представителями Комитета ответственных родителей. Эта общественная организация покусывала наш Орден и раньше, однако в последние три-четыре года они как с цепи сорвалась. Вообще-то за связи с общественностью, в том числе и с этим Комитетом, отвечала Депа, но на недавней сессии переговоров с их стороны выскочили такие крайт-драконы, что у неё просто руки опустились. Нужно было, во-первых, помочь ей, а во-вторых, понять, в конце-то концов, кто за ними стоит. Это дело я пометил как вопрос первостепенной важности со многими подчёркиваниям.
Мэйс, конечно, молодец, что взял в ученики девочку. Можно десять раз на дню повторять «жёлтое не желтеет», а вот попробуй-ка научить постоянству саму изменчивость! И если тебе повезёт, получится Депа, любимая наша умница и красавица. Хотя, на мой вкус, этот пирсинг у неё на лбу – явно лишнее, но молодежь есть молодёжь. Когда Дуку носил серьгу в носу, помнится, мне это тоже казалось достойным восхищения, а не подростковой глупостью. У меня у самого долгое время на правом плече был шрам-ожог в виде иероглифа «тин-ди» – «твёрдая основа». Мидихлорианы возились с этой памятью юности почти полвека, но всё-таки съели её.
Мэйс проводил меня до моей комнаты. Оказалось, его потрясло видение, будто я нахожусь в прозрачном ящике-гибернаторе, подготовленном для каких-то очень неприятных и явно противозаконных экспериментов.
Я не умолчал и о своей галлюцинации.
– Это неспроста… и как-то связано… если мы с вами оба… – подавленно пробормотал он.
Мой ученик был очень мнительным. Это был его главный недостаток, с самых детских лет. К сожалению, я не смог это выправить, хотя намеренно приучал его рационализировать всё. Подземный океан хаоса в самом потаённом отделе его души был в разы масштабнее, чем у всех женщин нашего Ордена вместе взятых. И я это знал, и он сам это знал.
– Ну, ну, сынок, не вешай нос. Разумеется, связано, поскольку мы с тобой связаны. Но будущее же всегда в движении! Главное – правильно интерпретировать эти знаки. Следует ли из моего видения, что канцлер Палпатин – тот самый ситх, который развязал конфликт между Набу и Федерацией? Или что ситх хочет внушить нам, будто канцлер Палпатин – это ситх, и тем самым спровоцировать попытку смещения главы государства силовыми методами? Может быть, гибернатор и ожидание экспериментов из твоего видения – это как раз и значит: манипулировать нами до смерти. Чтобы дискредитировать Орден джедаев и использовать удобный предлог для выдавливания нас из системы управления Республикой.
– Да, учитель. Но я не думаю, что канцлер... Не та фигура. Второе всё-таки более вероятно, ведь сила ситха – в невидимых. Он запросто может использовать Палпатина как ширму, как маску. А канцлер и не догадается, что служит всего лишь пешкой в чужой игре…
– Ну, наш канцлер – тоже ферт тот ещё… Недаром Ксанатос имел с ним какие-то тёмные делишки, помнишь?
Мой ученик шумно вздохнул.
– Если я правильно помню, Ксанатос как раз угрожал жизни Палпатина... Но нет никакого сомнения в том, что ситх будет вести с канцлером свою игру. Если хорошо подумать, какую реальную силу нам можно противопоставить? По большому счёту, только само государство. Натравить на нас государственную машину. Вопрос только в технике исполнения.
Я кивнул. Как видно, после ухода Дуку Мэйс думал о том же, о чём и я. Постоянно об одном и том же.
В ночном полумраке сводчатый коридор, едва подсвеченный дежурными лампами, напоминал тоннель без света в конце. Стены Храма, такие надежные и несокрушимые днём, сейчас казались нереальными, а призрачная угроза атаки ситха на все наши завоевания – осязаемой и неотвратимой, как смерть после жизни.
– К счастью, у нас теперь есть Избранный, – заговорил я, чтобы разогнать неприятное ощущение. – На днях возьму парня с собой в Сенат. Пусть поищет чудище обло, огромно, озорно, стозевно и лаяй. Я правильно цитирую? Или сначала «озорно», а потом «огромно»?
Он ответил после некоторых раздумий:
– Учитель, вы и вправду считаете, что это может сработать? Мальчишка же ещё ничему не обучен…
– Тем лучше. Сырое восприятие иной раз ещё быстрее хватает Тьму. Он в Храме? Я слышал, ученик Квая куда-то уезжал с ним.
– Они уже вернулись, – сказал Мэйс сухо.
Проинформировал.
– Вот и славно. Хотим мы или не хотим, но он уже есть. Значит, надо работать.
– Кого вы имеете в виду, учитель? – мрачновато спросил мой ученик. – Мальчишку или ситха?
– Ну, сейчас я подумал об Избранном. Его придётся учить, даже если мы этого не хотели. Чай заварен – надо пить. Но сначала спать. И мне, и тебе. Утро вечера мудренее.
– Да спать-то осталось часа три-четыре, только время тратить.
В темноте поблёскивали лишь белки его глаз и выдавался блик на рукояти меча. И весь он был в сумрачных мыслях, бежал к своему океану…
Я улыбнулся, потрепал его по плечу и процитировал его же:
– «Учитель сказал «спать» – значит, спать. Это приказ. Остальное можно».
В темноте сверкнула наконец его улыбка. Невозможно же было без улыбки это вспоминать. Так он сорок лет назад отвечал на вопрос своих друзей, строгий ли я учитель.
Почему ушёл Дуку?
Уже расположившись на отдых, я позволил себе пятнадцать минут подумать о Дуку. О его уходе и о нём вообще. Я думал над этим, не переставая. Я думал над этим день, я думал ночь, думал в кулуарах Сената, в зале на разминке, в медитации на своей циновке и лёжа на траве в Саду Тысячи фонтанов. И продолжал думать сейчас.
Из-за чего, собственно говоря, он ушёл?
Он ушёл из-за отчаяния. Потому-то и произошёл с ним этот нервный срыв. Не из-за гибели любимого ученика. (Хотя четверых учеников пережить – это судьба незавидная, да, но прямо связанная с его отношением к женщинам, это тоже да. Сила на их стороне. Если «женишься на каждой планете», как говаривал Трис, не удивляйся, что твои дети будут умирать один за другим.)
Дуку ушёл от нас из-за себя.
Не из-за неуверенности в способности Ордена выполнять свой долг защитника мира и порядка в нашем огромном государстве. Не из-за поражения Квая в бою с ситхом. Не из-за наших сомнений в избранности того, кого Квай упрямо называл Избранным.
И не из-за меня. Только из-за себя.
Это я так упрямо искал доказательств перед своей совестью, что Дуку ушёл не из-за меня.
Ну, хорошо, организовал бы я его встречу с Нуте Гунраем, о чём он меня просил со злыми искрами в глазах. Рядом с ним было страшно сидеть, когда он меня об этом просил – а что было бы, если бы эта встреча состоялась? Ну, размазал бы Дуку Гунрая в зелёную слизь – и что? Кому-то от этого бы стало легче? Квай бы воскрес? Ситх бы издох сам собой? Нет… А дополнительных проблем бы создалось – гиперпространство не вместит.
Да, я был против того, чтобы мальчика учили. Я был против того шантажа, который устроил Квай. Я требовал обсудить проблему и всё взвесить. Я был против того, чтобы мальчика учил этот паренёк, последний Кваев падаван, сам ещё недоученный и раздавленный горем. И я прекрасно понимал Мэйса, который не побоялся отказать лучшему другу, а затем на Совете не побоялся сказать, что он чувствует от этого ребёнка страшную угрозу лично себе, поэтому попросил отвод с совещаний, посвященных судьбе мальчика.
Я был против обучения татуинской находки даже тогда, когда мы собрались по этому поводу во второй раз, уже после смерти Квая и без Мэйса. Йода сказал, что рисковать нельзя: раз уж где-то бродит ситх, он может взять мальчишку в оборот, а с его мидихлорианами это будет такой боец – нам и не снилось. Я заметил, что, во-первых, никто не снимает с нас обязанности постоянно держать этого ребёнка в поле зрения. Но страшно было даже помыслить, чтобы учить его. Во-вторых, если выбирать из двух зол, то лучше иметь явного врага, чем тайного. В-третьих, лично я своего ученика знаю давно, а татуинского мальчишку впервые вижу. И если Мэйс говорит «нельзя его учить», то я верю его чувству долга и чувству хаоса.
«Неужели нам было мало Ксанатоса? – спрашивал я у своих братьев и сестёр (может быть, даже слишком патетически). – Мальчика нужно вернуть в семью и дать ему хорошее профессиональное образование».
Тогда мне начал резко оппонировать Ивен Пиэлл.
Ребёнок-де видит в джедаях воплощённое Добро, ради помощи покойному Кваю он рисковал жизнью, он вообще-то заплатил собой за право прийти к нам – и вдруг мы выставим его за дверь.
«И позвольте, в какую семью его возвращать? В татуинское рабство?! Извините меня, мастер Сайфо-Диас, но это просто гаморреанство, и даже как-то не вяжется с вашим именем».
Не вяжется?! Да я чувствовал свою личную ответственность за наступление следующего дня! Я тоже платил собой, своим честным именем, репутацией в глазах друзей и младших, когда говорил «нельзя учить»!
И кстати, я бы мог сказать Ивену, что если бы его дочь-в-Силе Ади Галлия не морочила Кваю голову, тот бы не ныкался со своим разбитым сердцем и не видел бы в мальчишке своё продолжение. (К тому же пацан был чем-то похож на Квая внешне, и это только добавляло тому отцовского рвения.)
Но, во-первых, Ади тоже сидела на заседании. Во-вторых, в наставлении «О хранении мирного духа и об обуздании языка» есть целая глава, начинающаяся словами: «Если человеку перевалило за сорок, ему не подобает публично говорить о делах, что бывают между мужчиной и женщиной». И я промолчал.
Правда, все и так поняли, о чём я подумал, и это не добавило заседанию позитива. Всё же Ади разрядила обстановку (она была очень умна), сказав: «Мастер Сайфо-Диас, ваша осторожность понятна, но, согласитесь, мастер Винду – большой мальчик, он сумеет за себя постоять, а Энакин Скайуокер – маленький мальчик, и кроме нас за него постоять некому. Он спас если не мастера Джинна, то, по крайней мере, его миссию. Мы в долгу перед ним. Понимаете? В долгу!»
Я хотел сказать, что маленьким мальчиком Энакин будет еще три-четыре года, а вот большой проблемой – всегда, но и на этот раз прикусил язык. Поскольку уж Совет решил обучать ребёнка, я высказал своё последнее замечание: категорическое «против», чтобы его поручили Кеноби. «Лучше уж сразу отдать его на обучение ситху, чем этому расплющенному ответственностью парню, который сам-то ещё не вырос как следует. Зачем мучить обоих? Мало ли, что Квай решил? Квай уже в Силе, а мы ещё нет, и расхлёбывать кашу – нам».
Может быть, мои братья и сёстры и подумали про меня, что я упрямая банта, но раз обжёгшись на Ксанатосе, я предпочитал подуть на воду. Тем более что татуинская находка был «человек Воды».
Я-то прекрасно помнил, как восхищался способностями Ксанатоса. Что греха таить, я не только восхищался, но и прилагал некоторые усилия, чтобы перепрофилировать парня, перетащить его в свои эмпиреи. Нарадоваться не мог его любви к цифрам, к балансам, к анализу транзакционных потоков. «Вот, – думал, – когда он выйдет из-под опеки Квая и станет рыцарем, пусть пару-тройку лет побегает по миссиям. А потом приглашу его к себе в помощники для присмотра за Бюджетным комитетом».
И что из этого плана вышло? «Дальние миры» из него вышли, вот что. «Дальние миры» и иже с ними. Причём это был не Квая прокол, а мой прокол, за который мне было очень стыдно – и перед Кваем, и перед Советом, и перед своим учеником, и перед самим собой, разумеется, тоже.
Что касается нового Кваева подобранца, то потенциально он был сильнее Ксанатоса в разы и во столько же опасней. Как же я мог молчать?
Тогда я последовал примеру своего ученика. Сказал, что не могу принимать участие в решении судьбы так называемого Избранного, и вышел из зала.
Но теперь, когда мальчишка признан своим, молчать и уходить уже невозможно. Надо повернуться навстречу опасности – и доказать Дуку, старому пню, что он не прав!
И вернуть его, дурака, домой.
Это я подумал уже во сне.
Мне приснился малыш Квай. В точности такой, каким он был, когда подошёл ко мне и сказал: «Мастер Сайфо-Диас, вы ведь лучший друг моего учителя, возьмите в ученики моего лучшего друга! Его зовут Мэйс Винду, он очень-очень способный, мы с ним вместе играли в театре ко-гири. Только он ужасно стесняется, когда взрослые приходят посмотреть на соревнования. Талант же не должен умирать от скромности, правда? Это несправедливо!» Я ответил тогда: «Только Сила может указать джедаю, что настал его срок быть учителем, а я ещё слишком молод для такой сверхответственной миссии», на что Квай (он всегда был в своём репертуаре) сказал: «Так вам Сила и указывает моими устами: Саф, иди и возьми ученика!» Он даже пару раз потянул меня за плащ, чтобы подкрепить свои слова действиями.
И на этот раз он тоже держал меня за плащ.
– Мастер Сайфо-Диас, спасите моего учителя! Пожалуйста, спасите, его! Вы же можете!
Ровно в семь ноль-ноль я открыл глаза.
«Спасите моего учителя!» Да как же его спасти, если он сжёг все мосты? Он не отвечает на звонки. Игнорирует текстовые сообщения. Не откликается на мои поиски в Силе. У своих родственников на Серенно он тоже не появлялся.
Совесть тут же подсказала, что я просто плохо искал. Спасибо ей, конечно, за подсказку.
@темы: "Завершённое строительство", Star Wars, Фанфики
