Мастер Сайфо-Диас исполняет свой долг
Фанфик
читать дальше
Злу нельзя платить в рассрочку –
а постоянно пытаются.
Ф. Кафка
Но ад стал союзником рая в ту ночь
Против тебя одного.
«Ария»
Первый звонок
Первый звонок от предназначения я получил в семь лет, когда, пролистывая учебник каллиграфии, увидел на одной из последних страниц ряд необыкновенно притягательных иероглифов и спросил у мастера, который занимался с нашей группой, что они означают. Оказалось, «сыны мира догадливее сынов Света в своём роде».
Эта фраза поразила меня в самое сердце. К тому времени я уже знал, что получил от жизни удивительный дар и за такую судьбу нужно платить верным самоотверженным служением миру. Хотя, собственно, мир я тогда видел только из окна аэробуса и через стекло ближайшего городского парка, но информации о нём хватало, чтобы сделать вывод: Храм – лучшее место во вселенной. Перед сном я про себя всегда благодарил Силу за то, что она подарила мне путь джедая.
И вдруг «сыны мира» в чём-то могут быть проницательнее нас. Да правда ли это? И что значит – «в своём роде»?
Я был так обескуражен информацией, что в тот день очень плохо справился с заданием. Мы занимались написанием восьми базовых линий. До сих пор помню те раскоряки и кривульки, которые получались у моей кисточки.
А когда мы дошли до иероглифов «сыны мира» и «сыны Света» в конце учебника, я уже до такой степени сроднился с ними, что моё начертание сакраментальной фразы попало на выставку. К тому времени я уже прочитал знаменитую трилогию Вэна Строду «Громче только ад». Жажда материального обогащения и всевозможные способы утолить её, эту жажду – вот, оказывается, что движет сынами мира... Тогда мной овладела героическая идея: нужно разобраться во всём материальном так, чтобы не уступать им по «догадливости». Мне только исполнилось одиннадцать лет – возраст, когда каждое сердце склонно набирать высоту. «Как в прошлом «хозяевами действительности» были ситхи, так сейчас – деньги, – думал я. – Проникнуть в тайну догадливости сынов мира можно только через тайну денег».
Примерно в то же время мы изучали тексты древних мастеров, и одно стихотворение так ясно отозвалось в моей душе, что я понял: быть мне «зелёной ниткой». Это было написано тысячи лет назад, но сказано прямо про меня:
Одолень-трава
Бережет права.
Трын-трава цветет
Посреди забот.
Сон-трава не спит,
Свет-трава горит,
А разрыв-трава
Охраняет быт.
Я хотел «охранять быт» до такой степени, что отказался стать учеником мастера Тикко, прославленного воина. Он подошёл ко мне после спектакля «Школа «красной нитки», в котором мы с Дуку блистали, как настоящие театральные звёзды (нас даже узнавали в коридоре), а я сказал: «Извините, мастер, но, понимаете, «трын-трава цветёт посреди забот». И он понял. А Дуку покрутил пальцем у виска. Он к тому времени уже был падаваном самого мастера Йоды и считал, что только «синие нитки» истинно джедаи, а остальные – так, обслуживающий персонал. Мастер Тикко тоже был Йодин ученик, мы с Дуку могли стать отоканакай, полными братьями. Но я не мог предать моё призвание даже ради Дуку.
И конечно, когда ты с малолетства слышишь доброжелательный шёпот взрослых – «а это пошёл мастер Водо Сйоск-Баас из той легенды» – к зрелым летам и впрямь ощущаешь себя вполне достойным того, чтобы поворачивать мир в нужную сторону. Мой старший брат-в-Силе Ити Шин в шутку называл меня «достопочтенным» и «преподобным» с тех пор, как впервые позвал на спарринг. Так что когда я в действительности получил звание магистра, то друзья сказали: «Саф, тебя как-то даже не с чем поздравить. Разве что с твоей прекрасной судьбой».
Да, я с детства привык принимать решения самостоятельно и ничего не валить на судьбу. Тогда, в одиннадцать лет, я не стал дожидаться, когда учитель поймёт, что я его новый ученик, а сам пришёл к орденскому казначею, ужасно старому мастеру Нейлу (так мне тогда казалось; ему на тот момент было пятьдесят два года). Я сказал ему, что вижу себя «зелёной ниткой», и попросил помочь мне найти Путь. Причём добавил, что я пришёл к нему не просто так, а с мыслями по поводу «сынов Света» и «сынов мира».
– Этот «знак» показался тебе самым страшным в учебнике каллиграфии? – спросил мастер Нейл, внимательно выслушав меня.
– Да, сэр. Мир ведь держится на прозорливости джедаев, ведь так?
– Я не знаю. Но предполагаю, что мир держится милосердием Силы. И представь, нет ничего страшного в том, что сыны мира в некоторых вопросах догадливее нас. Им можно уступить, корона с головы не упадёт, небо на землю не рухнет. Главное, чтобы мы были догадливее сынов Тьмы. В этом наше предназначение. Вот как раз им мир уступать нельзя.
– Сынов Тьмы? – переспросил я ошарашено. – Ситхов?!
И тут же сам сообразил, увидел: это же ось! «Сыны мира» находятся в точке отсчёта, а «сыны Света» и «сыны Тьмы» – это плюс-минус бесконечность.
Наверное, эти мыслеобразы буквально вылетели у меня через уши, и мастер Нейл их ясно увидел.
– Тьма рождает не только ситхов, – ответил мой будущий учитель. – Со временем ты поймёшь. Есть ведь не только минус бесконечность, есть и другие отрицательные величины на оси. Что, любишь математику?
– Люблю.
Мастер Нейл улыбнулся:
– Должно быть, потому, что это наука форм и объектов и сама идеальная форма.
– Да, форма! – воскликнул я горячо, не потому, что он нашёл слово, которое было мне близко, а потому что ощутил, как его мысли резонируют в моей душе. – И ещё – стремление к истине!
– И ещё – порядок и мера, – сказал мой учитель. – Ибо к истине разумное существо может приблизиться только через меру. Предел меры – это смерть. Чрезмерность – это прерогатива Силы. Это по ту сторону. По нашу сторону измерять мы можем, по ту сторону измеряют нас. Со временем ты поймёшь, – снова повторил он, кладя мне руку на плечо. – Ты видел когда-нибудь модель трёх степеней свободы? Такие кольца, закреплённые на осях друг в друге, которые перемещаются каждое на своей оси?
Я кивнул.
– Свобода наименьшего из колец зависит от положения старших. Чем лучше усвоил опыт предшественников, тем свободнее себя чувствуешь на своём месте. И ты, стало быть, хочешь перенять мой опыт?
– Да, мастер.
– Ты, наверное, знаешь, что мы воспринимаем глазом три основных цвета: синий, зелёный и красный. Из этих трёх цветов только зелёный бывает и холодным, и тёплым. Это цвет-пограничник. А на границе, знаешь ли, тучи ходят хмуро...
– Да, я знаю, мастер. И я готов. Готов стоять на границе хоть всю жизнь! Я это чувствую!
– Что ж, замечательно. Тогда пойдём, я покажу тебе, чем я занимаюсь. Если тебе не станет скучно, если не передумаешь...
– Я не передумаю, мастер Нейл. Я хочу быть вашим падаваном.
– Ну, будь по-твоему. Скажу тебе своё мнение, что «знак» о сынах мира и сынах Света в учебнике каллиграфии совсем нестрашный. Там есть другой, гораздо страшнее. Знаешь какой? «Он пришёл к своим, и свои его не приняли». Это совсем плохо, правда? Свои должны принимать своих. И я, конечно, тебя приму. Ты играл магистра Водо Сйоск-Бааса, я правильно помню?
Я скромно кивнул.
– А каково твоё собственное имя?
– Саф. Сайфо-Диас.
– М-м... Быть достойным такого имени труднее, чем даже имени мастера Водо. Но ты уж, пожалуйста, не отступай. Иди к плюс бесконечности.
– Да, учитель, – серьёзно сказал я.
А он улыбнулся.
Мастер Нейл передал мне не только правильное понимание меры. Он говорил, что любая числовая закономерность самим числам как таковым принадлежать не может. Нужно искать, каким реально существующим отношениям и связям в мироздании она отвечает. Он учил меня именно этому поиску.
Но до гениальной прозорливости моего учителя я откровенно не дотягивал, да и до высоты своего имени тоже. В переводе с краткого и ёмкого языка оссу оно означает «несущий солнце» или, ещё точнее, «обеспечивающий наступление дня».
Вообще, обмельчали люди в наше время, это факт. Я уж не спрашиваю, где титаны времён основания Ордена или времён Гиперпространственной войны, – но по крайней мере, где люди хотя бы масштаба мастера Нейла? Нету. Даже мой Мэйс, вот так положа руку на сердце... Политик – да, администратор – да, оперативник – десять раз да. Редкое, удивительно редкое сочетание! Но не гений справедливости и милосердия. Не пылающий факел, который способен осветить кромешную тьму.
Молодежь в Совет не заманишь ни калачом, ни пряником. Ни даже бубликом с ореховой посыпкой. Ума не приложу: если половина Совета вдруг умрёт от старости (а пора!) – кем заменить?
Недавно иду по коридору, а какая-то пигалица с синими волосами даже не удосужилась мне кивнуть. Если бы она задумалась о вечном, я бы понял. Да что там понял – я бы с восторгом преклонил перед ней колено! Но о чём она думала – нет, я такое не воспроизведу, и не просите.
«Недостаток этот среди джедаев заметен стал…»
Наши младшие – личности откровенно незрелые, и это не вина их и не беда, а обычный порядок вещей. Между тем на дозревание и просветление времени нет совсем, ни у кого, ни у малых, ни у старых. Потому что где-то на Корусканте варит чёрный котёл, и каждый из нас с каждым вдохом чувствует гнусный запах этого варева.
В общем, беда, вот что я скажу. Просто беда.
С другой стороны, было такое чувство, будто эта синяя девочка показала мне зеркало, потому что сам я, идя по коридору, тоже думал отнюдь не о вечном.
Если говорить начистоту, я думал о том, что Дуку всегда оставлял меня хоть на шаг, да позади. И вот теперь, когда в Храме от него остался только бюст в библиотеке, я впервые почувствовал, что действительно оказался на самой верхней ступеньке – но только потому, что его уже не было рядом.
Бюджет Галактической Республики
Бюджет Галактической Республики был принят в первом чтении в ноль часов сорок восемь минут. Из соседней депутатской ложи донёсся смачный зевок. Я вовремя подавил свой, чисто рефлекторный.
– Ну, что, нас можно поздравить? – спросил Сул Актан, представитель Ордена в Сенате.
– Да, нас можно поздравить. И можно ехать домой.
– А подойти к канцлеру и его тоже поздравить – можно? – поинтересовался он с откровенной насмешкой.
Но я не люблю, когда у победителей такие лица. Вернее, с таким лицом победителем не станешь.
– Это лишнее, – сказал я, наверное, слишком сухо, потому что улыбка сошла с его губ, и он перешёл на более строгий тон:
– Мастер Сайфо-Диас, вы опасаетесь, что во втором чтении по нашим статьям по-прежнему будут дебаты?
– Нет.
Этого я действительно не опасался, потому что не зря работал с нужными связями последние три месяца и основательно подготовился к финальному выступлению на Бюджетном комитете. Больше я опасался своих чувств к бледному человеку в темно-фиолетовой мантии, который благодарил депутатов за работу перед официальным объявлением о закрытии напряженного парламентского дня.
Можно ли было вести речь о победе? Всего лишь отбитая атака, не более. Но напрасно я так резко погасил радостное восклицание Сула. Моя вечная беда — сухой дух и несдержанный язык. В молодости я изо всех сил стремился скрыть этот недостаток под бронёй шуток и весёлости. В зрелости понял, что скрывать недостатки невозможно, с ними можно только бороться. Чтобы в конце концов прийти к выводу: лучшее решение – просто побольше молчать, поменьше говорить. Жаль, что я так поздно дорос до книги «Наставление Цон-Цу Дун о хранении мирного духа и обуздании языка». Теперь это были мои «записки у изголовья».
– Поедем домой, Сул, – сказал я, вставая. – Уже слишком поздно для каких-либо трезвых размышлений. Мы с тобой хорошо поработали. Спасибо тебе за поддержку и прикрытие. Ты молодец. Без тебя и твоих знакомств один я бы ничего не сделал.
Выйдя из ложи, зарезервированной за представителем Ордена джедаев в Сенате, я отправил моего молодого брата в Храм, а сам задержался у выхода, через который в кулуары выходила делегация Неймодии.
Представитель Торговой Федерации Друне Орто сразу подошёл ко мне, дружески кивая. Он был толковый мужик, при всех его клопах в голове и любви к чистогану.
– В’ы попульярны, мастьер Сайфо-Д’иас, – приветствовал он меня фразой из рекламного слогана.
– Спасибо, сэр. Могу ли я передать через вас послание для руководства торгового дома Гунрая?
– Кон’ечно, сочт'у за чьесть, – кивнул он и протянул свою синевато-зеленоватую руку, чтобы взять носитель информации.
Я прямо при нем сделал распечатку из своего блокнота. Это была небольшая цитата из учебника «Основы бухгалтерского учёта».
«Прежде чем делать записи в бухгалтерском учете, бухгалтеру необходимо проверить, насколько решения, отраженные в протоколе собрания акционеров, соответствуют тому порядку распределения чистой прибыли, который зафиксирован в уставе общества. К сожалению, бухгалтеры и руководители организаций иногда забывают о существовании данного документа. А это может привести к печальным последствиям».
Когда бумажная ленточка вылезла из щели прибора, я быстро набросал несколько проводок, которыми Гунрай оформил передачу средств контрагентам на Балморре, плюс два банковских счета на Муунилинсте, закончив сие послание иероглифом «ос шудай», древним символом нашего учения. Я получил право ставить его вместо подписи, когда занял место казначея Ордена после смерти моего учителя.
Сенатор бегло просмотрел записи на листке и уверил меня, что непременно передаст информацию адресату.
– Буду благодарен, если вы выясните по своим каналам, почему Гунрай проводил средства именно через эти банки.
– Выйяснью, мастьер. Надьеюсь на вашу пом’ощь в восстановльении добр’ого имьени Фьедерации. Пл’ан использованийя нашей мьирной инфр’аструктуры длья разрушьения Рьеспублики м’ог возньикнуть т’олько в очьень чьёрной головье.
– Это наш общий враг, сэр. Не сомневайтесь в том, что наш Орден заинтересован в справедливом решении проблемы. Не сомневайтесь и в моём дружеском расположении лично к вам.
– Бл’агодарью в’ас, мастьер. И поздравльяю с новым бьюджетом.
Вот так-то, Дуку. Не майнд-триком их надо брать.
Теперь день действительно был закончен.
Я чувствовал себя тяжко уставшим. Казалось бы, ну не на рудниках же Кесселя я вкалываю, не коррибанские гробницы раскапываю – а вот, поди ж ты, такое впечатление, что посменно работаю то там, то там. Конечно, в здании Сената очень трудное энергоинформационное поле. Но в последние полгода я начал ловить себя на мысли о том, что буквально загоняю себя сюда неслабыми моральными пинками.
По всей видимости, это признак неотвратимой старости, и моё чувство долга сейчас претерпевает такое же старческое перерождение, что и остальные органы чувств. Износилось оно изрядно за семьдесят лет. Увы.
Мне ещё предстояло вести спидер. Чтобы взбодриться, я сделал короткую дыхательную гимнастику и проглотил целых две таблетки фенилэтиламина, в народе называемого «дурью». Для немидихлориановых теплокровных это сильный галлюциноген, а для мидихлориановых – мягкий нейростимулятор. А чтобы порадовать мидихлориан ещё больше, я положил под язык кусочек сахара, который носил на поясе вместе с пилюлями, и пока сахар растворялся, постоял у окна в лифтовом переходе.
Вид ночной Сенатской площади был так красив, что несмотря на усталость, я залюбовался россыпью огней.
Но недолго мне довелось наслаждаться этой световой медитацией. Потянуло знакомыми тошнотворными флюидами.
– Вид нашего прекрасного города наполняет отрадными чувствами даже такое бесстрастное сердце, как ваше, мастер Сайфо-Диас? – услышал я хорошо поставленный голос профессионального оратора, от которого меня передёрнуло. – Восхитительное зрелище, не правда ли?
Пришлось подобраться, поклониться, улыбнуться и выговорить первую пришедшую на ум вежливость: дескать, панорама, открывающаяся из окна кабинета канцлера, ещё восхитительнее.
– Полагаю, что с башни Совета Ордена вид тоже неплохой, – со снисходительной улыбкой заметил мой высокопоставленный собеседник.
До того как Палпатин стал главой государства, я, конечно, видел его в кулуарах, но ни разу не общался, не сталкивался по работе. Впервые я вообще узнал о его существовании после той печальной истории с Ксанатосом, а запомнился он мне по одной фразе, случайно услышанной в депутатской столовой: «Если достаточно долго просидеть на берегу реки, по ней обязательно проплывёт труп вашего врага».
Хотя его бледные губы и неприятные водянистые глаза были не более и не менее бледными, неприятными и водянистыми, чем это встречается в среднем по Сенату, но когда я взглянул ему в лицо, меня будто окатило волной тепловатой гниющей воды.
С тех пор миазмы застойного водоёма настигали меня всякий раз, когда высокопоставленный политик оказывался в сфере моего восприятия. А сейчас злосчастный фенилэтиламин пополам с сахаром обострил эти ощущения до такого неприличия, что пришлось срочно ставить щиты.
Воспринимаемый на уровне одних только обонятельных рецепторов, канцлер благоухал тонкой цветочной водой. Но всё равно я еле дождался, пока, наконец, придёт лифт и увезёт его и окружающий его упаковочный материал из гвардейцев-телохранителей. Он приглашал подвезти меня с собой, однако я очень вежливо отказался под предлогом всё того же любования красивым видом ночного города.
– Эстетика джедайского восприятия жизни! – широко улыбнулся он и, наконец, провалился в шахту вниз.
«Бесстрастное сердце...» Это он меня здорово поддел, гад ползучий.
«Только странно, что он не воспользовался персональным лифтом, – подумалось мне вдруг. – Ведь после заседания он уехал на своей трибуне внутрь канцлерского кабинета... Зачем же ему понадобилось выходить на эту площадку? Не для тоже же, чтобы постоять рядом со мной и высказаться об огнях Корусканта? Обычно, когда парламентский день оканчивается так поздно, канцлер остаётся ночевать в здании Сената, в своих личных апартаментах. Да, странно».
Ну, в конце концов, я Палпатину не сторож, чтобы задумываться над тем, почему он пользуется этим, а не каким-либо иным лифтом и ночует там, где ему заблагорассудится.
Кульминация нервотрёпки
Уже сидя в спидере, я переслал в архив разнообразные материалы, касающиеся сегодняшнего законопроекта, чтобы очистить свой электронный блокнот. Люблю, когда во всём порядок. В последние три месяца я работал просто на износ, особенно в последний месяц, особенно над бюджетом, так что было чем пополнять архив.
Кульминацией нервотрёпки были, конечно, дебаты на расширенном заседании Бюджетного комитета. Я воспользовался правом выступления и попросил уважаемых сенаторов сравнить два документа: принятую пятнадцать лет назад Стратегию устойчивого развития и безопасности Галактической Республики и проект бюджета на следующий финансовый год, выносимый на голосование. В Стратегии доктринальным пунктом значилось развитие и укрепление инфраструктуры, развитие образования и гражданское строительство. Я привёл график бюджетного покрытия ключевых задач за последние пять лет, и наводил он на весьма тревожные размышления.
«Многоуважаемые сенаторы, – обратился я к депутатам. – Приведенные цифры красноречиво свидетельствуют о том, что в бюджетном документе, который в ближайшее время будет вынесен на голосование, заявлен прямой разрыв со Стратегией устойчивого развития. Вливания в проблемные регионы — это дело вроде бы нужное, но давайте проанализируем список получателей помощи. С каких это пор сырьевые партнеры Торговой Федерации нуждаются в дотациях за счёт всей Республики? Вдумайтесь в абсурдность ситуации: налоги, собираемые с рядовых граждан, идут на финансирование частных корпораций. Что, Торговая Федерация так вдруг обнищала, что ей нужны триллионные вливания? И куда? Может быть, в строительство регенерационных или мусоросжигательных заводов? В очистные сооружения? Нет, господа, в геологоразведку, в добывающие отрасли, в кремнийогранику и сталелитейный сектор. Может быть, речь идёт о гражданском кораблестроении, жилищном строительстве, обустройстве транспортной инфраструктуры гражданского назначения? Увы. Полагаю, развитие событий в Чоммельском секторе хорошо показывает направление этих инвестиций: в военно-промышленный комплекс и никуда иначе. Позвольте полюбопытствовать, с какой стати Республика должна оплачивать военные приготовления региональных элит? Мы готовимся к гражданской войне между субъектами ГР? Также меня беспокоит вопрос: почему урезаны средства на развитие инфраструктуры? На образование? На развитие медицины? Объясните мне, уважаемые депутаты, как можно одной рукой голосовать за развитие культуры, а другой – уменьшать образовательные программы на треть? Если задача – закупорить социальные лифты и эскалировать социальные разрывы, это отличный бюджет. Если задача – прикормить средства массовой информации, это отличный бюджет. Но чтобы укреплять и развивать межрегиональную кооперацию, повышать уровень благосостояния граждан, предпринимать меры для снижения смертности, открывать перед молодёжью новые горизонты – это бюджет просто аховый.
Поправьте меня, если я не прав, но всякое движение начинается с идеи о конечной точке движения. Всё начинается с мечты, на её-то основе и рождается план действий. Вот передо мной план: бюджет нашего государства на новый год. Мечта, которую я в нём вижу — это гражданская война. Спросите себя, ваша ли это мечта? Ваших ли планет и территорий, ваших ли правительств и избирателей? Лично я расцениваю этот документ как угрозу государственной безопасности и прошу председателя Бюджетного комитета вернуть его на доработку».
Я промолчал о том, что при росте субсидий на всевозможные региональные полицейские структуры в нашей главной статье – «органы безопасности» – по сравнению с прошлым годом запланировано снижение финансирования на 6,4 %. Это без учета разгромной для Ордена поправки к закону «О медицинских услугах». Если раньше все расходы по рекрутингу джедаев несли субъекты Республики (закупка диагностической аппаратуры, психологическая ориентация и помощь родителям, информирование Ордена о рождении мидихлорианового ребёнка, расходы на транспорт, одежду и питание во время перевозки), то теперь вопрос молодого пополнения аурек) повис в воздухе; беш) предполагал исключительно самовывоз, за наш счёт. И было бы кого вывозить, вот в чём беда...
Конечно, после моей речи взял слово представитель ТФ Друне Орто. Краткое содержание его речи можно изложить следующим образом: «Не вызывает ли у присутствующих удивления тот факт, что на мирное торговое сообщество, которым является Торговая Федерация, в последнее время пытаются повесить всех ранкоров галактики? Мы такие же налогоплательщики, как и другие субъекты Республики, мы вместе наполняем бюджет. А главное – мы вместе осваиваем космическое пространство, поддерживаем инфраструктуру. Сотрудничество предполагает доверие и разум. Я не вижу даже проблесков разума в действиях наших партнеров в Чоммельском секторе. К сожалению, я не вижу понимания ситуации и среди сенаторов Центрального кольца»
– Куда, простьитье, ни пльюнь, вьезде Торговайя Фьедерация – вр’аг и расхитьитель общьегалактической собствьенности, – закончил своё темпераментное выступление неймодианец. – Почьему наша промышльенность и торговлья – это Тьма, а военно-промышльенный компльекс, напрьимер, Коррелии – это сия’ющие свьетом ризы мастьеров, ушедш’их в Силу?
– Вот именно – почему, – с поклоном ответил я. – Я бы тоже хотел знать ответ на поставленный вами вопрос. Надеюсь, нам вместе удастся распутать этот клубок противоречий.
Мы действительно встретились с Друне Орто сразу же по окончании заседания Бюджетного комитета. Хвала Силе, после того как мы с ним просидели до глубокой ночи над головоломкой под названием «инцидент на Набу», представитель ТФ перестал видеть во мне врага. Он вполне адекватно оценил все те угрозы, которые мы с ним расписали «на бумажке». Кроме того, господин Орто вполне проникся идеей, что ситхи неспроста спровоцировали конфликт через Нуте Гунрая.
Я знал, что между кланами Гунрая и Орто существовала конкуренция, и Друне хотел утопить противника моими руками, при этом восстановив репутацию ТФ в глазах галактического сообщества. Это делу не мешало. Главное – он, как и всякий нормальный здравомыслящий депутат, боялся возникновения ситхской тени в республиканской политике. Думаю, не нужно подчеркивать особо, что тут мы с ним были полностью солидарны
На следующий день новый канцлер пригласил меня, руководителя Финансового комитета и председателя Бюджетного комитета на совещание.
Глава государства попенял на то, что финансовые аналитики Сената не учли угрожающих диспропорций и в сопроводительной записке к проекту бюджета не указали на подводные камни документа. Дескать, он давно бы сам отослал всю эту галиматью на доработку, не отрывая наши занятые умы от других дел. А так получилось, что новый финансовый год на носу, а бюджета нет. Можно подумать, я не знаю этих финансовых аналитиков. Каждый второй – чей-то сынок или доченька, примазавшиеся к сенатской кормушке и благополучно забывшие не то что высшие финансовые вычисления, но и таблицу умножения. Остальные – ворьё, купленное фракциями. Когда Депа Биллаба, моя внучка-в-Силе, в позапрошлом году попросила устроить ей практику в Бюджетном комитете, я такого от неё наслушался... (Вот так расстаётся молодёжь с розовыми иллюзиями.)
По итогам совещания проект бюджета, разумеется, отправили на доработку. Я дневал и ночевал в Сенате, чтобы держать процесс под контролем. Ну, конечно, не круглосуточно, время от времени меня подменяли Мэйс, Депа и Сул.
И вот – свершилось. Самые вопиющие диспропорции сняты. В статье «культура» восстановлена строка о средствах на поддержание здания Храма как памятника архитектуры общегалактического значения. Финансовый год обещает быть относительно спокойным. И хорошие рабочие отношения с представителем Торговой Федерации – тоже в копилку наших активов.
Тем не менее, у меня по-прежнему не было не то что чувства победы или перелома к победе – не было даже просто чувства облегчения. Как говорится в «Знаках», «пока принц здесь, стража не сменяется». Если уж тень ситха появилась на горизонте, спокойствия не жди.
Вдруг вспомнилось, как на похоронах Триса – мастера Атрисонаноса Катаратанги – Дуку поднёс факел к его костру со словами, которые сейчас зазвучали в моей памяти особенно ясно: «Друзья или умирают, или предают. Наши друзья нас никогда не предавали».
Он всегда умел хорошо сказать.
Нас тогда оставалось трое: Дори, Дуку и я. Ровно половина от первоначального состава. Дори обняла нас и сказала: «Мальчики, я не могу просить вас беречь себя. Но берегите друг друга. Пожалуйста. Ради меня».
А сейчас из нас шестерых я остался один. Нет Дори. Нет Дуку.
Это я оказался предателем. Это ведь из-за моего несдержанного языка и старых трещин в нашей дружбе ушёл Дуку. И теперь приходится возить на себе тяжёлую воду вины и сверхтяжёлую воду одиночества.
Когда зелёный огонёк в торце электронного блокнота сообщил о благополучной доставке информации, я его выключил.
Но едва я прикоснулся к рулю, как мой рассудок на краткий миг (меньше секунды) померк и осветился другим светом. В этом свете я увидел, как по реке – широкой, равнинной, между буйно-зелёными берегами – плывёт труп Мэйса Винду, моего единственного сына-в-Силе.
Автоматически взглянув на часы, я не сразу отвёл глаза от их яркой подсветки. Ничего себе «меньше секунды»… По чувству времени мне не было равных в Ордене, я учил этому младших последние сорок лет.
Я находился в полной отключке почти двадцать три минуты.
К счастью, моя колымага подрагивала на холостом ходу. А накати эта странная волна двумя-тремя секундами позже? Разбился бы в хлам на первом же повороте. Как Дори…
Сердце колотилось будь здоров, от адреналинового шока сна не было ни в одном глазу, в голове светло и звонко щёлкали мысли. Пришлось как следует продышаться, чтобы успокоиться.
Включив полное освещение, я достал круглую тубу с пилюлями фенилэтиламина, внимательно осмотрел упаковку, высыпал оставшиеся таблетки на ладонь, понюхал. Всё в норме. Я купил эту упаковку в аптеке, совершенно легально, предъявив свою карту. И хорошо помнил вкус тех двух таблеток, в них не было никакой угрозы…
«Это ситх, – вдруг понял я своими просветлёнными мозгами. – Он ударил меня импульсом Силы по сонной артерии. Более чем естественная смерть, не подкопаешься... То-то в голове такой звездопад. Наверное, из здания Сената, больше неоткуда. Парковка открыта как на ладони...»
Но я одёрнул себя: да возможно ли такое? Ударить с такой точностью – и чтобы я не почувствовал никакой тревоги? Нет, это приступ паранойи: с тех пор как погиб Квай и ушёл Дуку, ситхи мерещатся на каждом углу...
С другой стороны, если первой пришла мысль о ситхе, значит, это он и есть.
Снова всплеск адреналина: что ж это я всё о себе да о себе, где Мэйс?!
И тут грянул вызов комлинка – от неожиданности я чуть не подскочил в кресле. Звонил, естественно, он, мой ученик. В четвертом часу ночи.
– Учитель, вы где?! Что с вами?!
– Я в порядке, не беспокойся, – сделал я приятную мину. – Ты сам-то дома?
– Вы где?! – переспросил он ещё более эмоционально.
– Ну, что ты кричишь? Я на Сенатской площади. Жив-здоров. Уже взлетаю. Заседание кончилось... м-м... недавно. (Я наконец-то взялся за руль и поднял спидер в небо.) Со мной всё хорошо, спи. Завтра утром поговорим.
– Учитель, вы что-то не договариваете! Что случилось?
Да, глупо мяться и делать вид, будто ничего не было. К тому же, если я вдруг не долечу до Храма… Мало ли…
– В общем, я думаю, что на Набу был убит ситх-ученик.
Ага, глаза у него сразу стали, как блюдца.
– Вы... вы напали на след ситха-мастера?!
– Скорее это он... м-м... напал. Дома расскажу.
– Вы его видели?! Вы отбились мечом?!
– Н-нет, своевременным заполнением отчёта о заседании Бюджетного комитета. Это, знаешь, всегда надёжнее, – усмехнулся я.
– Пожалуйста, не отключайте связь!
– Сынок, если он промахнулся, то не станет повторять такой финт дважды. К тому же я уже начеку, он себя выдаст. А это явно не входит в его планы. Не беспокойся. Спи.
Но какое там «спи», он собственной персоной встретил меня в ангаре, куда я наконец-то благополучно завёл машину. Несмотря на поздний час и нервное возбуждение (интересно, что привиделось ему, если, проснувшись среди ночи, он сразу же принялся мне названивать?) – подтянутый, безукоризненно выбритый, каждая складка туники уложена, как следует. Одним словом, отоканакай, что в переводе с оссу означает одновременно «моя семья» и «моя школа».
Всё же поспать нужно было обязательно, потому что завтра (сегодня) в 10.00 в моём календаре значилась встреча с представителями Комитета ответственных родителей. Эта общественная организация покусывала наш Орден и раньше, однако в последние три-четыре года они как с цепи сорвалась. Вообще-то за связи с общественностью, в том числе и с этим Комитетом, отвечала Депа, но на недавней сессии переговоров с их стороны выскочили такие крайт-драконы, что у неё просто руки опустились. Нужно было, во-первых, помочь ей, а во-вторых, понять, в конце-то концов, кто за ними стоит. Это дело я пометил как вопрос первостепенной важности со многими подчёркиваниям.
Мэйс, конечно, молодец, что взял в ученики девочку. Можно десять раз на дню повторять «жёлтое не желтеет», а вот попробуй-ка научить постоянству саму изменчивость! И если тебе повезёт, получится Депа, любимая наша умница и красавица. Хотя, на мой вкус, этот пирсинг у неё на лбу – явно лишнее, но молодежь есть молодёжь. Когда Дуку носил серьгу в носу, помнится, мне это тоже казалось достойным восхищения, а не подростковой глупостью. У меня у самого долгое время на правом плече был шрам-ожог в виде иероглифа «тин-ди» – «твёрдая основа». Мидихлорианы возились с этой памятью юности почти полвека, но всё-таки съели её.
Мэйс проводил меня до моей комнаты. Оказалось, его потрясло видение, будто я нахожусь в прозрачном ящике-гибернаторе, подготовленном для каких-то очень неприятных и явно противозаконных экспериментов.
Я не умолчал и о своей галлюцинации.
– Это неспроста… и как-то связано… если мы с вами оба… – подавленно пробормотал он.
Мой ученик был очень мнительным. Это был его главный недостаток, с самых детских лет. К сожалению, я не смог это выправить, хотя намеренно приучал его рационализировать всё. Подземный океан хаоса в самом потаённом отделе его души был в разы масштабнее, чем у всех женщин нашего Ордена вместе взятых. И я это знал, и он сам это знал.
– Ну, ну, сынок, не вешай нос. Разумеется, связано, поскольку мы с тобой связаны. Но будущее же всегда в движении! Главное – правильно интерпретировать эти знаки. Следует ли из моего видения, что канцлер Палпатин – тот самый ситх, который развязал конфликт между Набу и Федерацией? Или что ситх хочет внушить нам, будто канцлер Палпатин – это ситх, и тем самым спровоцировать попытку смещения главы государства силовыми методами? Может быть, гибернатор и ожидание экспериментов из твоего видения – это как раз и значит: манипулировать нами до смерти. Чтобы дискредитировать Орден джедаев и использовать удобный предлог для выдавливания нас из системы управления Республикой.
– Да, учитель. Но я не думаю, что канцлер... Не та фигура. Второе всё-таки более вероятно, ведь сила ситха – в невидимых. Он запросто может использовать Палпатина как ширму, как маску. А канцлер и не догадается, что служит всего лишь пешкой в чужой игре…
– Ну, наш канцлер – тоже ферт тот ещё… Недаром Ксанатос имел с ним какие-то тёмные делишки, помнишь?
Мой ученик шумно вздохнул.
– Если я правильно помню, Ксанатос как раз угрожал жизни Палпатина... Но нет никакого сомнения в том, что ситх будет вести с канцлером свою игру. Если хорошо подумать, какую реальную силу нам можно противопоставить? По большому счёту, только само государство. Натравить на нас государственную машину. Вопрос только в технике исполнения.
Я кивнул. Как видно, после ухода Дуку Мэйс думал о том же, о чём и я. Постоянно об одном и том же.
В ночном полумраке сводчатый коридор, едва подсвеченный дежурными лампами, напоминал тоннель без света в конце. Стены Храма, такие надежные и несокрушимые днём, сейчас казались нереальными, а призрачная угроза атаки ситха на все наши завоевания – осязаемой и неотвратимой, как смерть после жизни.
– К счастью, у нас теперь есть Избранный, – заговорил я, чтобы разогнать неприятное ощущение. – На днях возьму парня с собой в Сенат. Пусть поищет чудище обло, огромно, озорно, стозевно и лаяй. Я правильно цитирую? Или сначала «озорно», а потом «огромно»?
Он ответил после некоторых раздумий:
– Учитель, вы и вправду считаете, что это может сработать? Мальчишка же ещё ничему не обучен…
– Тем лучше. Сырое восприятие иной раз ещё быстрее хватает Тьму. Он в Храме? Я слышал, ученик Квая куда-то уезжал с ним.
– Они уже вернулись, – сказал Мэйс сухо.
Проинформировал.
– Вот и славно. Хотим мы или не хотим, но он уже есть. Значит, надо работать.
– Кого вы имеете в виду, учитель? – мрачновато спросил мой ученик. – Мальчишку или ситха?
– Ну, сейчас я подумал об Избранном. Его придётся учить, даже если мы этого не хотели. Чай заварен – надо пить. Но сначала спать. И мне, и тебе. Утро вечера мудренее.
– Да спать-то осталось часа три-четыре, только время тратить.
В темноте поблёскивали лишь белки его глаз и выдавался блик на рукояти меча. И весь он был в сумрачных мыслях, бежал к своему океану…
Я улыбнулся, потрепал его по плечу и процитировал его же:
– «Учитель сказал «спать» – значит, спать. Это приказ. Остальное можно».
В темноте сверкнула наконец его улыбка. Невозможно же было без улыбки это вспоминать. Так он сорок лет назад отвечал на вопрос своих друзей, строгий ли я учитель.
Почему ушёл Дуку?
Уже расположившись на отдых, я позволил себе пятнадцать минут подумать о Дуку. О его уходе и о нём вообще. Я думал над этим, не переставая. Я думал над этим день, я думал ночь, думал в кулуарах Сената, в зале на разминке, в медитации на своей циновке и лёжа на траве в Саду Тысячи фонтанов. И продолжал думать сейчас.
Из-за чего, собственно говоря, он ушёл?
Он ушёл из-за отчаяния. Потому-то и произошёл с ним этот нервный срыв. Не из-за гибели любимого ученика. (Хотя четверых учеников пережить – это судьба незавидная, да, но прямо связанная с его отношением к женщинам, это тоже да. Сила на их стороне. Если «женишься на каждой планете», как говаривал Трис, не удивляйся, что твои дети будут умирать один за другим.)
Дуку ушёл от нас из-за себя.
Не из-за неуверенности в способности Ордена выполнять свой долг защитника мира и порядка в нашем огромном государстве. Не из-за поражения Квая в бою с ситхом. Не из-за наших сомнений в избранности того, кого Квай упрямо называл Избранным.
И не из-за меня. Только из-за себя.
Это я так упрямо искал доказательств перед своей совестью, что Дуку ушёл не из-за меня.
Ну, хорошо, организовал бы я его встречу с Нуте Гунраем, о чём он меня просил со злыми искрами в глазах. Рядом с ним было страшно сидеть, когда он меня об этом просил – а что было бы, если бы эта встреча состоялась? Ну, размазал бы Дуку Гунрая в зелёную слизь – и что? Кому-то от этого бы стало легче? Квай бы воскрес? Ситх бы издох сам собой? Нет… А дополнительных проблем бы создалось – гиперпространство не вместит.
Да, я был против того, чтобы мальчика учили. Я был против того шантажа, который устроил Квай. Я требовал обсудить проблему и всё взвесить. Я был против того, чтобы мальчика учил этот паренёк, последний Кваев падаван, сам ещё недоученный и раздавленный горем. И я прекрасно понимал Мэйса, который не побоялся отказать лучшему другу, а затем на Совете не побоялся сказать, что он чувствует от этого ребёнка страшную угрозу лично себе, поэтому попросил отвод с совещаний, посвященных судьбе мальчика.
Я был против обучения татуинской находки даже тогда, когда мы собрались по этому поводу во второй раз, уже после смерти Квая и без Мэйса. Йода сказал, что рисковать нельзя: раз уж где-то бродит ситх, он может взять мальчишку в оборот, а с его мидихлорианами это будет такой боец – нам и не снилось. Я заметил, что, во-первых, никто не снимает с нас обязанности постоянно держать этого ребёнка в поле зрения. Но страшно было даже помыслить, чтобы учить его. Во-вторых, если выбирать из двух зол, то лучше иметь явного врага, чем тайного. В-третьих, лично я своего ученика знаю давно, а татуинского мальчишку впервые вижу. И если Мэйс говорит «нельзя его учить», то я верю его чувству долга и чувству хаоса.
«Неужели нам было мало Ксанатоса? – спрашивал я у своих братьев и сестёр (может быть, даже слишком патетически). – Мальчика нужно вернуть в семью и дать ему хорошее профессиональное образование».
Тогда мне начал резко оппонировать Ивен Пиэлл.
Ребёнок-де видит в джедаях воплощённое Добро, ради помощи покойному Кваю он рисковал жизнью, он вообще-то заплатил собой за право прийти к нам – и вдруг мы выставим его за дверь.
«И позвольте, в какую семью его возвращать? В татуинское рабство?! Извините меня, мастер Сайфо-Диас, но это просто гаморреанство, и даже как-то не вяжется с вашим именем».
Не вяжется?! Да я чувствовал свою личную ответственность за наступление следующего дня! Я тоже платил собой, своим честным именем, репутацией в глазах друзей и младших, когда говорил «нельзя учить»!
И кстати, я бы мог сказать Ивену, что если бы его дочь-в-Силе Ади Галлия не морочила Кваю голову, тот бы не ныкался со своим разбитым сердцем и не видел бы в мальчишке своё продолжение. (К тому же пацан был чем-то похож на Квая внешне, и это только добавляло тому отцовского рвения.)
Но, во-первых, Ади тоже сидела на заседании. Во-вторых, в наставлении «О хранении мирного духа и об обуздании языка» есть целая глава, начинающаяся словами: «Если человеку перевалило за сорок, ему не подобает публично говорить о делах, что бывают между мужчиной и женщиной». И я промолчал.
Правда, все и так поняли, о чём я подумал, и это не добавило заседанию позитива. Всё же Ади разрядила обстановку (она была очень умна), сказав: «Мастер Сайфо-Диас, ваша осторожность понятна, но, согласитесь, мастер Винду – большой мальчик, он сумеет за себя постоять, а Энакин Скайуокер – маленький мальчик, и кроме нас за него постоять некому. Он спас если не мастера Джинна, то, по крайней мере, его миссию. Мы в долгу перед ним. Понимаете? В долгу!»
Я хотел сказать, что маленьким мальчиком Энакин будет еще три-четыре года, а вот большой проблемой – всегда, но и на этот раз прикусил язык. Поскольку уж Совет решил обучать ребёнка, я высказал своё последнее замечание: категорическое «против», чтобы его поручили Кеноби. «Лучше уж сразу отдать его на обучение ситху, чем этому расплющенному ответственностью парню, который сам-то ещё не вырос как следует. Зачем мучить обоих? Мало ли, что Квай решил? Квай уже в Силе, а мы ещё нет, и расхлёбывать кашу – нам».
Может быть, мои братья и сёстры и подумали про меня, что я упрямая банта, но раз обжёгшись на Ксанатосе, я предпочитал подуть на воду. Тем более что татуинская находка был «человек Воды».
Я-то прекрасно помнил, как восхищался способностями Ксанатоса. Что греха таить, я не только восхищался, но и прилагал некоторые усилия, чтобы перепрофилировать парня, перетащить его в свои эмпиреи. Нарадоваться не мог его любви к цифрам, к балансам, к анализу транзакционных потоков. «Вот, – думал, – когда он выйдет из-под опеки Квая и станет рыцарем, пусть пару-тройку лет побегает по миссиям. А потом приглашу его к себе в помощники для присмотра за Бюджетным комитетом».
И что из этого плана вышло? «Дальние миры» из него вышли, вот что. «Дальние миры» и иже с ними. Причём это был не Квая прокол, а мой прокол, за который мне было очень стыдно – и перед Кваем, и перед Советом, и перед своим учеником, и перед самим собой, разумеется, тоже.
Что касается нового Кваева подобранца, то потенциально он был сильнее Ксанатоса в разы и во столько же опасней. Как же я мог молчать?
Тогда я последовал примеру своего ученика. Сказал, что не могу принимать участие в решении судьбы так называемого Избранного, и вышел из зала.
Но теперь, когда мальчишка признан своим, молчать и уходить уже невозможно. Надо повернуться навстречу опасности – и доказать Дуку, старому пню, что он не прав!
И вернуть его, дурака, домой.
Это я подумал уже во сне.
Мне приснился малыш Квай. В точности такой, каким он был, когда подошёл ко мне и сказал: «Мастер Сайфо-Диас, вы ведь лучший друг моего учителя, возьмите в ученики моего лучшего друга! Его зовут Мэйс Винду, он очень-очень способный, мы с ним вместе играли в театре ко-гири. Только он ужасно стесняется, когда взрослые приходят посмотреть на соревнования. Талант же не должен умирать от скромности, правда? Это несправедливо!» Я ответил тогда: «Только Сила может указать джедаю, что настал его срок быть учителем, а я ещё слишком молод для такой сверхответственной миссии», на что Квай (он всегда был в своём репертуаре) сказал: «Так вам Сила и указывает моими устами: Саф, иди и возьми ученика!» Он даже пару раз потянул меня за плащ, чтобы подкрепить свои слова действиями.
И на этот раз он тоже держал меня за плащ.
– Мастер Сайфо-Диас, спасите моего учителя! Пожалуйста, спасите, его! Вы же можете!
Ровно в семь ноль-ноль я открыл глаза.
«Спасите моего учителя!» Да как же его спасти, если он сжёг все мосты? Он не отвечает на звонки. Игнорирует текстовые сообщения. Не откликается на мои поиски в Силе. У своих родственников на Серенно он тоже не появлялся.
Совесть тут же подсказала, что я просто плохо искал. Спасибо ей, конечно, за подсказку.
Фанфик
читать дальше
Злу нельзя платить в рассрочку –
а постоянно пытаются.
Ф. Кафка
Но ад стал союзником рая в ту ночь
Против тебя одного.
«Ария»
Первый звонок
Первый звонок от предназначения я получил в семь лет, когда, пролистывая учебник каллиграфии, увидел на одной из последних страниц ряд необыкновенно притягательных иероглифов и спросил у мастера, который занимался с нашей группой, что они означают. Оказалось, «сыны мира догадливее сынов Света в своём роде».
Эта фраза поразила меня в самое сердце. К тому времени я уже знал, что получил от жизни удивительный дар и за такую судьбу нужно платить верным самоотверженным служением миру. Хотя, собственно, мир я тогда видел только из окна аэробуса и через стекло ближайшего городского парка, но информации о нём хватало, чтобы сделать вывод: Храм – лучшее место во вселенной. Перед сном я про себя всегда благодарил Силу за то, что она подарила мне путь джедая.
И вдруг «сыны мира» в чём-то могут быть проницательнее нас. Да правда ли это? И что значит – «в своём роде»?
Я был так обескуражен информацией, что в тот день очень плохо справился с заданием. Мы занимались написанием восьми базовых линий. До сих пор помню те раскоряки и кривульки, которые получались у моей кисточки.
А когда мы дошли до иероглифов «сыны мира» и «сыны Света» в конце учебника, я уже до такой степени сроднился с ними, что моё начертание сакраментальной фразы попало на выставку. К тому времени я уже прочитал знаменитую трилогию Вэна Строду «Громче только ад». Жажда материального обогащения и всевозможные способы утолить её, эту жажду – вот, оказывается, что движет сынами мира... Тогда мной овладела героическая идея: нужно разобраться во всём материальном так, чтобы не уступать им по «догадливости». Мне только исполнилось одиннадцать лет – возраст, когда каждое сердце склонно набирать высоту. «Как в прошлом «хозяевами действительности» были ситхи, так сейчас – деньги, – думал я. – Проникнуть в тайну догадливости сынов мира можно только через тайну денег».
Примерно в то же время мы изучали тексты древних мастеров, и одно стихотворение так ясно отозвалось в моей душе, что я понял: быть мне «зелёной ниткой». Это было написано тысячи лет назад, но сказано прямо про меня:
Одолень-трава
Бережет права.
Трын-трава цветет
Посреди забот.
Сон-трава не спит,
Свет-трава горит,
А разрыв-трава
Охраняет быт.
Я хотел «охранять быт» до такой степени, что отказался стать учеником мастера Тикко, прославленного воина. Он подошёл ко мне после спектакля «Школа «красной нитки», в котором мы с Дуку блистали, как настоящие театральные звёзды (нас даже узнавали в коридоре), а я сказал: «Извините, мастер, но, понимаете, «трын-трава цветёт посреди забот». И он понял. А Дуку покрутил пальцем у виска. Он к тому времени уже был падаваном самого мастера Йоды и считал, что только «синие нитки» истинно джедаи, а остальные – так, обслуживающий персонал. Мастер Тикко тоже был Йодин ученик, мы с Дуку могли стать отоканакай, полными братьями. Но я не мог предать моё призвание даже ради Дуку.
И конечно, когда ты с малолетства слышишь доброжелательный шёпот взрослых – «а это пошёл мастер Водо Сйоск-Баас из той легенды» – к зрелым летам и впрямь ощущаешь себя вполне достойным того, чтобы поворачивать мир в нужную сторону. Мой старший брат-в-Силе Ити Шин в шутку называл меня «достопочтенным» и «преподобным» с тех пор, как впервые позвал на спарринг. Так что когда я в действительности получил звание магистра, то друзья сказали: «Саф, тебя как-то даже не с чем поздравить. Разве что с твоей прекрасной судьбой».
Да, я с детства привык принимать решения самостоятельно и ничего не валить на судьбу. Тогда, в одиннадцать лет, я не стал дожидаться, когда учитель поймёт, что я его новый ученик, а сам пришёл к орденскому казначею, ужасно старому мастеру Нейлу (так мне тогда казалось; ему на тот момент было пятьдесят два года). Я сказал ему, что вижу себя «зелёной ниткой», и попросил помочь мне найти Путь. Причём добавил, что я пришёл к нему не просто так, а с мыслями по поводу «сынов Света» и «сынов мира».
– Этот «знак» показался тебе самым страшным в учебнике каллиграфии? – спросил мастер Нейл, внимательно выслушав меня.
– Да, сэр. Мир ведь держится на прозорливости джедаев, ведь так?
– Я не знаю. Но предполагаю, что мир держится милосердием Силы. И представь, нет ничего страшного в том, что сыны мира в некоторых вопросах догадливее нас. Им можно уступить, корона с головы не упадёт, небо на землю не рухнет. Главное, чтобы мы были догадливее сынов Тьмы. В этом наше предназначение. Вот как раз им мир уступать нельзя.
– Сынов Тьмы? – переспросил я ошарашено. – Ситхов?!
И тут же сам сообразил, увидел: это же ось! «Сыны мира» находятся в точке отсчёта, а «сыны Света» и «сыны Тьмы» – это плюс-минус бесконечность.
Наверное, эти мыслеобразы буквально вылетели у меня через уши, и мастер Нейл их ясно увидел.
– Тьма рождает не только ситхов, – ответил мой будущий учитель. – Со временем ты поймёшь. Есть ведь не только минус бесконечность, есть и другие отрицательные величины на оси. Что, любишь математику?
– Люблю.
Мастер Нейл улыбнулся:
– Должно быть, потому, что это наука форм и объектов и сама идеальная форма.
– Да, форма! – воскликнул я горячо, не потому, что он нашёл слово, которое было мне близко, а потому что ощутил, как его мысли резонируют в моей душе. – И ещё – стремление к истине!
– И ещё – порядок и мера, – сказал мой учитель. – Ибо к истине разумное существо может приблизиться только через меру. Предел меры – это смерть. Чрезмерность – это прерогатива Силы. Это по ту сторону. По нашу сторону измерять мы можем, по ту сторону измеряют нас. Со временем ты поймёшь, – снова повторил он, кладя мне руку на плечо. – Ты видел когда-нибудь модель трёх степеней свободы? Такие кольца, закреплённые на осях друг в друге, которые перемещаются каждое на своей оси?
Я кивнул.
– Свобода наименьшего из колец зависит от положения старших. Чем лучше усвоил опыт предшественников, тем свободнее себя чувствуешь на своём месте. И ты, стало быть, хочешь перенять мой опыт?
– Да, мастер.
– Ты, наверное, знаешь, что мы воспринимаем глазом три основных цвета: синий, зелёный и красный. Из этих трёх цветов только зелёный бывает и холодным, и тёплым. Это цвет-пограничник. А на границе, знаешь ли, тучи ходят хмуро...
– Да, я знаю, мастер. И я готов. Готов стоять на границе хоть всю жизнь! Я это чувствую!
– Что ж, замечательно. Тогда пойдём, я покажу тебе, чем я занимаюсь. Если тебе не станет скучно, если не передумаешь...
– Я не передумаю, мастер Нейл. Я хочу быть вашим падаваном.
– Ну, будь по-твоему. Скажу тебе своё мнение, что «знак» о сынах мира и сынах Света в учебнике каллиграфии совсем нестрашный. Там есть другой, гораздо страшнее. Знаешь какой? «Он пришёл к своим, и свои его не приняли». Это совсем плохо, правда? Свои должны принимать своих. И я, конечно, тебя приму. Ты играл магистра Водо Сйоск-Бааса, я правильно помню?
Я скромно кивнул.
– А каково твоё собственное имя?
– Саф. Сайфо-Диас.
– М-м... Быть достойным такого имени труднее, чем даже имени мастера Водо. Но ты уж, пожалуйста, не отступай. Иди к плюс бесконечности.
– Да, учитель, – серьёзно сказал я.
А он улыбнулся.
Мастер Нейл передал мне не только правильное понимание меры. Он говорил, что любая числовая закономерность самим числам как таковым принадлежать не может. Нужно искать, каким реально существующим отношениям и связям в мироздании она отвечает. Он учил меня именно этому поиску.
Но до гениальной прозорливости моего учителя я откровенно не дотягивал, да и до высоты своего имени тоже. В переводе с краткого и ёмкого языка оссу оно означает «несущий солнце» или, ещё точнее, «обеспечивающий наступление дня».
Вообще, обмельчали люди в наше время, это факт. Я уж не спрашиваю, где титаны времён основания Ордена или времён Гиперпространственной войны, – но по крайней мере, где люди хотя бы масштаба мастера Нейла? Нету. Даже мой Мэйс, вот так положа руку на сердце... Политик – да, администратор – да, оперативник – десять раз да. Редкое, удивительно редкое сочетание! Но не гений справедливости и милосердия. Не пылающий факел, который способен осветить кромешную тьму.
Молодежь в Совет не заманишь ни калачом, ни пряником. Ни даже бубликом с ореховой посыпкой. Ума не приложу: если половина Совета вдруг умрёт от старости (а пора!) – кем заменить?
Недавно иду по коридору, а какая-то пигалица с синими волосами даже не удосужилась мне кивнуть. Если бы она задумалась о вечном, я бы понял. Да что там понял – я бы с восторгом преклонил перед ней колено! Но о чём она думала – нет, я такое не воспроизведу, и не просите.
«Недостаток этот среди джедаев заметен стал…»
Наши младшие – личности откровенно незрелые, и это не вина их и не беда, а обычный порядок вещей. Между тем на дозревание и просветление времени нет совсем, ни у кого, ни у малых, ни у старых. Потому что где-то на Корусканте варит чёрный котёл, и каждый из нас с каждым вдохом чувствует гнусный запах этого варева.
В общем, беда, вот что я скажу. Просто беда.
С другой стороны, было такое чувство, будто эта синяя девочка показала мне зеркало, потому что сам я, идя по коридору, тоже думал отнюдь не о вечном.
Если говорить начистоту, я думал о том, что Дуку всегда оставлял меня хоть на шаг, да позади. И вот теперь, когда в Храме от него остался только бюст в библиотеке, я впервые почувствовал, что действительно оказался на самой верхней ступеньке – но только потому, что его уже не было рядом.
Бюджет Галактической Республики
Бюджет Галактической Республики был принят в первом чтении в ноль часов сорок восемь минут. Из соседней депутатской ложи донёсся смачный зевок. Я вовремя подавил свой, чисто рефлекторный.
– Ну, что, нас можно поздравить? – спросил Сул Актан, представитель Ордена в Сенате.
– Да, нас можно поздравить. И можно ехать домой.
– А подойти к канцлеру и его тоже поздравить – можно? – поинтересовался он с откровенной насмешкой.
Но я не люблю, когда у победителей такие лица. Вернее, с таким лицом победителем не станешь.
– Это лишнее, – сказал я, наверное, слишком сухо, потому что улыбка сошла с его губ, и он перешёл на более строгий тон:
– Мастер Сайфо-Диас, вы опасаетесь, что во втором чтении по нашим статьям по-прежнему будут дебаты?
– Нет.
Этого я действительно не опасался, потому что не зря работал с нужными связями последние три месяца и основательно подготовился к финальному выступлению на Бюджетном комитете. Больше я опасался своих чувств к бледному человеку в темно-фиолетовой мантии, который благодарил депутатов за работу перед официальным объявлением о закрытии напряженного парламентского дня.
Можно ли было вести речь о победе? Всего лишь отбитая атака, не более. Но напрасно я так резко погасил радостное восклицание Сула. Моя вечная беда — сухой дух и несдержанный язык. В молодости я изо всех сил стремился скрыть этот недостаток под бронёй шуток и весёлости. В зрелости понял, что скрывать недостатки невозможно, с ними можно только бороться. Чтобы в конце концов прийти к выводу: лучшее решение – просто побольше молчать, поменьше говорить. Жаль, что я так поздно дорос до книги «Наставление Цон-Цу Дун о хранении мирного духа и обуздании языка». Теперь это были мои «записки у изголовья».
– Поедем домой, Сул, – сказал я, вставая. – Уже слишком поздно для каких-либо трезвых размышлений. Мы с тобой хорошо поработали. Спасибо тебе за поддержку и прикрытие. Ты молодец. Без тебя и твоих знакомств один я бы ничего не сделал.
Выйдя из ложи, зарезервированной за представителем Ордена джедаев в Сенате, я отправил моего молодого брата в Храм, а сам задержался у выхода, через который в кулуары выходила делегация Неймодии.
Представитель Торговой Федерации Друне Орто сразу подошёл ко мне, дружески кивая. Он был толковый мужик, при всех его клопах в голове и любви к чистогану.
– В’ы попульярны, мастьер Сайфо-Д’иас, – приветствовал он меня фразой из рекламного слогана.
– Спасибо, сэр. Могу ли я передать через вас послание для руководства торгового дома Гунрая?
– Кон’ечно, сочт'у за чьесть, – кивнул он и протянул свою синевато-зеленоватую руку, чтобы взять носитель информации.
Я прямо при нем сделал распечатку из своего блокнота. Это была небольшая цитата из учебника «Основы бухгалтерского учёта».
«Прежде чем делать записи в бухгалтерском учете, бухгалтеру необходимо проверить, насколько решения, отраженные в протоколе собрания акционеров, соответствуют тому порядку распределения чистой прибыли, который зафиксирован в уставе общества. К сожалению, бухгалтеры и руководители организаций иногда забывают о существовании данного документа. А это может привести к печальным последствиям».
Когда бумажная ленточка вылезла из щели прибора, я быстро набросал несколько проводок, которыми Гунрай оформил передачу средств контрагентам на Балморре, плюс два банковских счета на Муунилинсте, закончив сие послание иероглифом «ос шудай», древним символом нашего учения. Я получил право ставить его вместо подписи, когда занял место казначея Ордена после смерти моего учителя.
Сенатор бегло просмотрел записи на листке и уверил меня, что непременно передаст информацию адресату.
– Буду благодарен, если вы выясните по своим каналам, почему Гунрай проводил средства именно через эти банки.
– Выйяснью, мастьер. Надьеюсь на вашу пом’ощь в восстановльении добр’ого имьени Фьедерации. Пл’ан использованийя нашей мьирной инфр’аструктуры длья разрушьения Рьеспублики м’ог возньикнуть т’олько в очьень чьёрной головье.
– Это наш общий враг, сэр. Не сомневайтесь в том, что наш Орден заинтересован в справедливом решении проблемы. Не сомневайтесь и в моём дружеском расположении лично к вам.
– Бл’агодарью в’ас, мастьер. И поздравльяю с новым бьюджетом.
Вот так-то, Дуку. Не майнд-триком их надо брать.
Теперь день действительно был закончен.
Я чувствовал себя тяжко уставшим. Казалось бы, ну не на рудниках же Кесселя я вкалываю, не коррибанские гробницы раскапываю – а вот, поди ж ты, такое впечатление, что посменно работаю то там, то там. Конечно, в здании Сената очень трудное энергоинформационное поле. Но в последние полгода я начал ловить себя на мысли о том, что буквально загоняю себя сюда неслабыми моральными пинками.
По всей видимости, это признак неотвратимой старости, и моё чувство долга сейчас претерпевает такое же старческое перерождение, что и остальные органы чувств. Износилось оно изрядно за семьдесят лет. Увы.
Мне ещё предстояло вести спидер. Чтобы взбодриться, я сделал короткую дыхательную гимнастику и проглотил целых две таблетки фенилэтиламина, в народе называемого «дурью». Для немидихлориановых теплокровных это сильный галлюциноген, а для мидихлориановых – мягкий нейростимулятор. А чтобы порадовать мидихлориан ещё больше, я положил под язык кусочек сахара, который носил на поясе вместе с пилюлями, и пока сахар растворялся, постоял у окна в лифтовом переходе.
Вид ночной Сенатской площади был так красив, что несмотря на усталость, я залюбовался россыпью огней.
Но недолго мне довелось наслаждаться этой световой медитацией. Потянуло знакомыми тошнотворными флюидами.
– Вид нашего прекрасного города наполняет отрадными чувствами даже такое бесстрастное сердце, как ваше, мастер Сайфо-Диас? – услышал я хорошо поставленный голос профессионального оратора, от которого меня передёрнуло. – Восхитительное зрелище, не правда ли?
Пришлось подобраться, поклониться, улыбнуться и выговорить первую пришедшую на ум вежливость: дескать, панорама, открывающаяся из окна кабинета канцлера, ещё восхитительнее.
– Полагаю, что с башни Совета Ордена вид тоже неплохой, – со снисходительной улыбкой заметил мой высокопоставленный собеседник.
До того как Палпатин стал главой государства, я, конечно, видел его в кулуарах, но ни разу не общался, не сталкивался по работе. Впервые я вообще узнал о его существовании после той печальной истории с Ксанатосом, а запомнился он мне по одной фразе, случайно услышанной в депутатской столовой: «Если достаточно долго просидеть на берегу реки, по ней обязательно проплывёт труп вашего врага».
Хотя его бледные губы и неприятные водянистые глаза были не более и не менее бледными, неприятными и водянистыми, чем это встречается в среднем по Сенату, но когда я взглянул ему в лицо, меня будто окатило волной тепловатой гниющей воды.
С тех пор миазмы застойного водоёма настигали меня всякий раз, когда высокопоставленный политик оказывался в сфере моего восприятия. А сейчас злосчастный фенилэтиламин пополам с сахаром обострил эти ощущения до такого неприличия, что пришлось срочно ставить щиты.
Воспринимаемый на уровне одних только обонятельных рецепторов, канцлер благоухал тонкой цветочной водой. Но всё равно я еле дождался, пока, наконец, придёт лифт и увезёт его и окружающий его упаковочный материал из гвардейцев-телохранителей. Он приглашал подвезти меня с собой, однако я очень вежливо отказался под предлогом всё того же любования красивым видом ночного города.
– Эстетика джедайского восприятия жизни! – широко улыбнулся он и, наконец, провалился в шахту вниз.
«Бесстрастное сердце...» Это он меня здорово поддел, гад ползучий.
«Только странно, что он не воспользовался персональным лифтом, – подумалось мне вдруг. – Ведь после заседания он уехал на своей трибуне внутрь канцлерского кабинета... Зачем же ему понадобилось выходить на эту площадку? Не для тоже же, чтобы постоять рядом со мной и высказаться об огнях Корусканта? Обычно, когда парламентский день оканчивается так поздно, канцлер остаётся ночевать в здании Сената, в своих личных апартаментах. Да, странно».
Ну, в конце концов, я Палпатину не сторож, чтобы задумываться над тем, почему он пользуется этим, а не каким-либо иным лифтом и ночует там, где ему заблагорассудится.
Кульминация нервотрёпки
Уже сидя в спидере, я переслал в архив разнообразные материалы, касающиеся сегодняшнего законопроекта, чтобы очистить свой электронный блокнот. Люблю, когда во всём порядок. В последние три месяца я работал просто на износ, особенно в последний месяц, особенно над бюджетом, так что было чем пополнять архив.
Кульминацией нервотрёпки были, конечно, дебаты на расширенном заседании Бюджетного комитета. Я воспользовался правом выступления и попросил уважаемых сенаторов сравнить два документа: принятую пятнадцать лет назад Стратегию устойчивого развития и безопасности Галактической Республики и проект бюджета на следующий финансовый год, выносимый на голосование. В Стратегии доктринальным пунктом значилось развитие и укрепление инфраструктуры, развитие образования и гражданское строительство. Я привёл график бюджетного покрытия ключевых задач за последние пять лет, и наводил он на весьма тревожные размышления.
«Многоуважаемые сенаторы, – обратился я к депутатам. – Приведенные цифры красноречиво свидетельствуют о том, что в бюджетном документе, который в ближайшее время будет вынесен на голосование, заявлен прямой разрыв со Стратегией устойчивого развития. Вливания в проблемные регионы — это дело вроде бы нужное, но давайте проанализируем список получателей помощи. С каких это пор сырьевые партнеры Торговой Федерации нуждаются в дотациях за счёт всей Республики? Вдумайтесь в абсурдность ситуации: налоги, собираемые с рядовых граждан, идут на финансирование частных корпораций. Что, Торговая Федерация так вдруг обнищала, что ей нужны триллионные вливания? И куда? Может быть, в строительство регенерационных или мусоросжигательных заводов? В очистные сооружения? Нет, господа, в геологоразведку, в добывающие отрасли, в кремнийогранику и сталелитейный сектор. Может быть, речь идёт о гражданском кораблестроении, жилищном строительстве, обустройстве транспортной инфраструктуры гражданского назначения? Увы. Полагаю, развитие событий в Чоммельском секторе хорошо показывает направление этих инвестиций: в военно-промышленный комплекс и никуда иначе. Позвольте полюбопытствовать, с какой стати Республика должна оплачивать военные приготовления региональных элит? Мы готовимся к гражданской войне между субъектами ГР? Также меня беспокоит вопрос: почему урезаны средства на развитие инфраструктуры? На образование? На развитие медицины? Объясните мне, уважаемые депутаты, как можно одной рукой голосовать за развитие культуры, а другой – уменьшать образовательные программы на треть? Если задача – закупорить социальные лифты и эскалировать социальные разрывы, это отличный бюджет. Если задача – прикормить средства массовой информации, это отличный бюджет. Но чтобы укреплять и развивать межрегиональную кооперацию, повышать уровень благосостояния граждан, предпринимать меры для снижения смертности, открывать перед молодёжью новые горизонты – это бюджет просто аховый.
Поправьте меня, если я не прав, но всякое движение начинается с идеи о конечной точке движения. Всё начинается с мечты, на её-то основе и рождается план действий. Вот передо мной план: бюджет нашего государства на новый год. Мечта, которую я в нём вижу — это гражданская война. Спросите себя, ваша ли это мечта? Ваших ли планет и территорий, ваших ли правительств и избирателей? Лично я расцениваю этот документ как угрозу государственной безопасности и прошу председателя Бюджетного комитета вернуть его на доработку».
Я промолчал о том, что при росте субсидий на всевозможные региональные полицейские структуры в нашей главной статье – «органы безопасности» – по сравнению с прошлым годом запланировано снижение финансирования на 6,4 %. Это без учета разгромной для Ордена поправки к закону «О медицинских услугах». Если раньше все расходы по рекрутингу джедаев несли субъекты Республики (закупка диагностической аппаратуры, психологическая ориентация и помощь родителям, информирование Ордена о рождении мидихлорианового ребёнка, расходы на транспорт, одежду и питание во время перевозки), то теперь вопрос молодого пополнения аурек) повис в воздухе; беш) предполагал исключительно самовывоз, за наш счёт. И было бы кого вывозить, вот в чём беда...
Конечно, после моей речи взял слово представитель ТФ Друне Орто. Краткое содержание его речи можно изложить следующим образом: «Не вызывает ли у присутствующих удивления тот факт, что на мирное торговое сообщество, которым является Торговая Федерация, в последнее время пытаются повесить всех ранкоров галактики? Мы такие же налогоплательщики, как и другие субъекты Республики, мы вместе наполняем бюджет. А главное – мы вместе осваиваем космическое пространство, поддерживаем инфраструктуру. Сотрудничество предполагает доверие и разум. Я не вижу даже проблесков разума в действиях наших партнеров в Чоммельском секторе. К сожалению, я не вижу понимания ситуации и среди сенаторов Центрального кольца»
– Куда, простьитье, ни пльюнь, вьезде Торговайя Фьедерация – вр’аг и расхитьитель общьегалактической собствьенности, – закончил своё темпераментное выступление неймодианец. – Почьему наша промышльенность и торговлья – это Тьма, а военно-промышльенный компльекс, напрьимер, Коррелии – это сия’ющие свьетом ризы мастьеров, ушедш’их в Силу?
– Вот именно – почему, – с поклоном ответил я. – Я бы тоже хотел знать ответ на поставленный вами вопрос. Надеюсь, нам вместе удастся распутать этот клубок противоречий.
Мы действительно встретились с Друне Орто сразу же по окончании заседания Бюджетного комитета. Хвала Силе, после того как мы с ним просидели до глубокой ночи над головоломкой под названием «инцидент на Набу», представитель ТФ перестал видеть во мне врага. Он вполне адекватно оценил все те угрозы, которые мы с ним расписали «на бумажке». Кроме того, господин Орто вполне проникся идеей, что ситхи неспроста спровоцировали конфликт через Нуте Гунрая.
Я знал, что между кланами Гунрая и Орто существовала конкуренция, и Друне хотел утопить противника моими руками, при этом восстановив репутацию ТФ в глазах галактического сообщества. Это делу не мешало. Главное – он, как и всякий нормальный здравомыслящий депутат, боялся возникновения ситхской тени в республиканской политике. Думаю, не нужно подчеркивать особо, что тут мы с ним были полностью солидарны
На следующий день новый канцлер пригласил меня, руководителя Финансового комитета и председателя Бюджетного комитета на совещание.
Глава государства попенял на то, что финансовые аналитики Сената не учли угрожающих диспропорций и в сопроводительной записке к проекту бюджета не указали на подводные камни документа. Дескать, он давно бы сам отослал всю эту галиматью на доработку, не отрывая наши занятые умы от других дел. А так получилось, что новый финансовый год на носу, а бюджета нет. Можно подумать, я не знаю этих финансовых аналитиков. Каждый второй – чей-то сынок или доченька, примазавшиеся к сенатской кормушке и благополучно забывшие не то что высшие финансовые вычисления, но и таблицу умножения. Остальные – ворьё, купленное фракциями. Когда Депа Биллаба, моя внучка-в-Силе, в позапрошлом году попросила устроить ей практику в Бюджетном комитете, я такого от неё наслушался... (Вот так расстаётся молодёжь с розовыми иллюзиями.)
По итогам совещания проект бюджета, разумеется, отправили на доработку. Я дневал и ночевал в Сенате, чтобы держать процесс под контролем. Ну, конечно, не круглосуточно, время от времени меня подменяли Мэйс, Депа и Сул.
И вот – свершилось. Самые вопиющие диспропорции сняты. В статье «культура» восстановлена строка о средствах на поддержание здания Храма как памятника архитектуры общегалактического значения. Финансовый год обещает быть относительно спокойным. И хорошие рабочие отношения с представителем Торговой Федерации – тоже в копилку наших активов.
Тем не менее, у меня по-прежнему не было не то что чувства победы или перелома к победе – не было даже просто чувства облегчения. Как говорится в «Знаках», «пока принц здесь, стража не сменяется». Если уж тень ситха появилась на горизонте, спокойствия не жди.
Вдруг вспомнилось, как на похоронах Триса – мастера Атрисонаноса Катаратанги – Дуку поднёс факел к его костру со словами, которые сейчас зазвучали в моей памяти особенно ясно: «Друзья или умирают, или предают. Наши друзья нас никогда не предавали».
Он всегда умел хорошо сказать.
Нас тогда оставалось трое: Дори, Дуку и я. Ровно половина от первоначального состава. Дори обняла нас и сказала: «Мальчики, я не могу просить вас беречь себя. Но берегите друг друга. Пожалуйста. Ради меня».
А сейчас из нас шестерых я остался один. Нет Дори. Нет Дуку.
Это я оказался предателем. Это ведь из-за моего несдержанного языка и старых трещин в нашей дружбе ушёл Дуку. И теперь приходится возить на себе тяжёлую воду вины и сверхтяжёлую воду одиночества.
Когда зелёный огонёк в торце электронного блокнота сообщил о благополучной доставке информации, я его выключил.
Но едва я прикоснулся к рулю, как мой рассудок на краткий миг (меньше секунды) померк и осветился другим светом. В этом свете я увидел, как по реке – широкой, равнинной, между буйно-зелёными берегами – плывёт труп Мэйса Винду, моего единственного сына-в-Силе.
Автоматически взглянув на часы, я не сразу отвёл глаза от их яркой подсветки. Ничего себе «меньше секунды»… По чувству времени мне не было равных в Ордене, я учил этому младших последние сорок лет.
Я находился в полной отключке почти двадцать три минуты.
К счастью, моя колымага подрагивала на холостом ходу. А накати эта странная волна двумя-тремя секундами позже? Разбился бы в хлам на первом же повороте. Как Дори…
Сердце колотилось будь здоров, от адреналинового шока сна не было ни в одном глазу, в голове светло и звонко щёлкали мысли. Пришлось как следует продышаться, чтобы успокоиться.
Включив полное освещение, я достал круглую тубу с пилюлями фенилэтиламина, внимательно осмотрел упаковку, высыпал оставшиеся таблетки на ладонь, понюхал. Всё в норме. Я купил эту упаковку в аптеке, совершенно легально, предъявив свою карту. И хорошо помнил вкус тех двух таблеток, в них не было никакой угрозы…
«Это ситх, – вдруг понял я своими просветлёнными мозгами. – Он ударил меня импульсом Силы по сонной артерии. Более чем естественная смерть, не подкопаешься... То-то в голове такой звездопад. Наверное, из здания Сената, больше неоткуда. Парковка открыта как на ладони...»
Но я одёрнул себя: да возможно ли такое? Ударить с такой точностью – и чтобы я не почувствовал никакой тревоги? Нет, это приступ паранойи: с тех пор как погиб Квай и ушёл Дуку, ситхи мерещатся на каждом углу...
С другой стороны, если первой пришла мысль о ситхе, значит, это он и есть.
Снова всплеск адреналина: что ж это я всё о себе да о себе, где Мэйс?!
И тут грянул вызов комлинка – от неожиданности я чуть не подскочил в кресле. Звонил, естественно, он, мой ученик. В четвертом часу ночи.
– Учитель, вы где?! Что с вами?!
– Я в порядке, не беспокойся, – сделал я приятную мину. – Ты сам-то дома?
– Вы где?! – переспросил он ещё более эмоционально.
– Ну, что ты кричишь? Я на Сенатской площади. Жив-здоров. Уже взлетаю. Заседание кончилось... м-м... недавно. (Я наконец-то взялся за руль и поднял спидер в небо.) Со мной всё хорошо, спи. Завтра утром поговорим.
– Учитель, вы что-то не договариваете! Что случилось?
Да, глупо мяться и делать вид, будто ничего не было. К тому же, если я вдруг не долечу до Храма… Мало ли…
– В общем, я думаю, что на Набу был убит ситх-ученик.
Ага, глаза у него сразу стали, как блюдца.
– Вы... вы напали на след ситха-мастера?!
– Скорее это он... м-м... напал. Дома расскажу.
– Вы его видели?! Вы отбились мечом?!
– Н-нет, своевременным заполнением отчёта о заседании Бюджетного комитета. Это, знаешь, всегда надёжнее, – усмехнулся я.
– Пожалуйста, не отключайте связь!
– Сынок, если он промахнулся, то не станет повторять такой финт дважды. К тому же я уже начеку, он себя выдаст. А это явно не входит в его планы. Не беспокойся. Спи.
Но какое там «спи», он собственной персоной встретил меня в ангаре, куда я наконец-то благополучно завёл машину. Несмотря на поздний час и нервное возбуждение (интересно, что привиделось ему, если, проснувшись среди ночи, он сразу же принялся мне названивать?) – подтянутый, безукоризненно выбритый, каждая складка туники уложена, как следует. Одним словом, отоканакай, что в переводе с оссу означает одновременно «моя семья» и «моя школа».
Всё же поспать нужно было обязательно, потому что завтра (сегодня) в 10.00 в моём календаре значилась встреча с представителями Комитета ответственных родителей. Эта общественная организация покусывала наш Орден и раньше, однако в последние три-четыре года они как с цепи сорвалась. Вообще-то за связи с общественностью, в том числе и с этим Комитетом, отвечала Депа, но на недавней сессии переговоров с их стороны выскочили такие крайт-драконы, что у неё просто руки опустились. Нужно было, во-первых, помочь ей, а во-вторых, понять, в конце-то концов, кто за ними стоит. Это дело я пометил как вопрос первостепенной важности со многими подчёркиваниям.
Мэйс, конечно, молодец, что взял в ученики девочку. Можно десять раз на дню повторять «жёлтое не желтеет», а вот попробуй-ка научить постоянству саму изменчивость! И если тебе повезёт, получится Депа, любимая наша умница и красавица. Хотя, на мой вкус, этот пирсинг у неё на лбу – явно лишнее, но молодежь есть молодёжь. Когда Дуку носил серьгу в носу, помнится, мне это тоже казалось достойным восхищения, а не подростковой глупостью. У меня у самого долгое время на правом плече был шрам-ожог в виде иероглифа «тин-ди» – «твёрдая основа». Мидихлорианы возились с этой памятью юности почти полвека, но всё-таки съели её.
Мэйс проводил меня до моей комнаты. Оказалось, его потрясло видение, будто я нахожусь в прозрачном ящике-гибернаторе, подготовленном для каких-то очень неприятных и явно противозаконных экспериментов.
Я не умолчал и о своей галлюцинации.
– Это неспроста… и как-то связано… если мы с вами оба… – подавленно пробормотал он.
Мой ученик был очень мнительным. Это был его главный недостаток, с самых детских лет. К сожалению, я не смог это выправить, хотя намеренно приучал его рационализировать всё. Подземный океан хаоса в самом потаённом отделе его души был в разы масштабнее, чем у всех женщин нашего Ордена вместе взятых. И я это знал, и он сам это знал.
– Ну, ну, сынок, не вешай нос. Разумеется, связано, поскольку мы с тобой связаны. Но будущее же всегда в движении! Главное – правильно интерпретировать эти знаки. Следует ли из моего видения, что канцлер Палпатин – тот самый ситх, который развязал конфликт между Набу и Федерацией? Или что ситх хочет внушить нам, будто канцлер Палпатин – это ситх, и тем самым спровоцировать попытку смещения главы государства силовыми методами? Может быть, гибернатор и ожидание экспериментов из твоего видения – это как раз и значит: манипулировать нами до смерти. Чтобы дискредитировать Орден джедаев и использовать удобный предлог для выдавливания нас из системы управления Республикой.
– Да, учитель. Но я не думаю, что канцлер... Не та фигура. Второе всё-таки более вероятно, ведь сила ситха – в невидимых. Он запросто может использовать Палпатина как ширму, как маску. А канцлер и не догадается, что служит всего лишь пешкой в чужой игре…
– Ну, наш канцлер – тоже ферт тот ещё… Недаром Ксанатос имел с ним какие-то тёмные делишки, помнишь?
Мой ученик шумно вздохнул.
– Если я правильно помню, Ксанатос как раз угрожал жизни Палпатина... Но нет никакого сомнения в том, что ситх будет вести с канцлером свою игру. Если хорошо подумать, какую реальную силу нам можно противопоставить? По большому счёту, только само государство. Натравить на нас государственную машину. Вопрос только в технике исполнения.
Я кивнул. Как видно, после ухода Дуку Мэйс думал о том же, о чём и я. Постоянно об одном и том же.
В ночном полумраке сводчатый коридор, едва подсвеченный дежурными лампами, напоминал тоннель без света в конце. Стены Храма, такие надежные и несокрушимые днём, сейчас казались нереальными, а призрачная угроза атаки ситха на все наши завоевания – осязаемой и неотвратимой, как смерть после жизни.
– К счастью, у нас теперь есть Избранный, – заговорил я, чтобы разогнать неприятное ощущение. – На днях возьму парня с собой в Сенат. Пусть поищет чудище обло, огромно, озорно, стозевно и лаяй. Я правильно цитирую? Или сначала «озорно», а потом «огромно»?
Он ответил после некоторых раздумий:
– Учитель, вы и вправду считаете, что это может сработать? Мальчишка же ещё ничему не обучен…
– Тем лучше. Сырое восприятие иной раз ещё быстрее хватает Тьму. Он в Храме? Я слышал, ученик Квая куда-то уезжал с ним.
– Они уже вернулись, – сказал Мэйс сухо.
Проинформировал.
– Вот и славно. Хотим мы или не хотим, но он уже есть. Значит, надо работать.
– Кого вы имеете в виду, учитель? – мрачновато спросил мой ученик. – Мальчишку или ситха?
– Ну, сейчас я подумал об Избранном. Его придётся учить, даже если мы этого не хотели. Чай заварен – надо пить. Но сначала спать. И мне, и тебе. Утро вечера мудренее.
– Да спать-то осталось часа три-четыре, только время тратить.
В темноте поблёскивали лишь белки его глаз и выдавался блик на рукояти меча. И весь он был в сумрачных мыслях, бежал к своему океану…
Я улыбнулся, потрепал его по плечу и процитировал его же:
– «Учитель сказал «спать» – значит, спать. Это приказ. Остальное можно».
В темноте сверкнула наконец его улыбка. Невозможно же было без улыбки это вспоминать. Так он сорок лет назад отвечал на вопрос своих друзей, строгий ли я учитель.
Почему ушёл Дуку?
Уже расположившись на отдых, я позволил себе пятнадцать минут подумать о Дуку. О его уходе и о нём вообще. Я думал над этим, не переставая. Я думал над этим день, я думал ночь, думал в кулуарах Сената, в зале на разминке, в медитации на своей циновке и лёжа на траве в Саду Тысячи фонтанов. И продолжал думать сейчас.
Из-за чего, собственно говоря, он ушёл?
Он ушёл из-за отчаяния. Потому-то и произошёл с ним этот нервный срыв. Не из-за гибели любимого ученика. (Хотя четверых учеников пережить – это судьба незавидная, да, но прямо связанная с его отношением к женщинам, это тоже да. Сила на их стороне. Если «женишься на каждой планете», как говаривал Трис, не удивляйся, что твои дети будут умирать один за другим.)
Дуку ушёл от нас из-за себя.
Не из-за неуверенности в способности Ордена выполнять свой долг защитника мира и порядка в нашем огромном государстве. Не из-за поражения Квая в бою с ситхом. Не из-за наших сомнений в избранности того, кого Квай упрямо называл Избранным.
И не из-за меня. Только из-за себя.
Это я так упрямо искал доказательств перед своей совестью, что Дуку ушёл не из-за меня.
Ну, хорошо, организовал бы я его встречу с Нуте Гунраем, о чём он меня просил со злыми искрами в глазах. Рядом с ним было страшно сидеть, когда он меня об этом просил – а что было бы, если бы эта встреча состоялась? Ну, размазал бы Дуку Гунрая в зелёную слизь – и что? Кому-то от этого бы стало легче? Квай бы воскрес? Ситх бы издох сам собой? Нет… А дополнительных проблем бы создалось – гиперпространство не вместит.
Да, я был против того, чтобы мальчика учили. Я был против того шантажа, который устроил Квай. Я требовал обсудить проблему и всё взвесить. Я был против того, чтобы мальчика учил этот паренёк, последний Кваев падаван, сам ещё недоученный и раздавленный горем. И я прекрасно понимал Мэйса, который не побоялся отказать лучшему другу, а затем на Совете не побоялся сказать, что он чувствует от этого ребёнка страшную угрозу лично себе, поэтому попросил отвод с совещаний, посвященных судьбе мальчика.
Я был против обучения татуинской находки даже тогда, когда мы собрались по этому поводу во второй раз, уже после смерти Квая и без Мэйса. Йода сказал, что рисковать нельзя: раз уж где-то бродит ситх, он может взять мальчишку в оборот, а с его мидихлорианами это будет такой боец – нам и не снилось. Я заметил, что, во-первых, никто не снимает с нас обязанности постоянно держать этого ребёнка в поле зрения. Но страшно было даже помыслить, чтобы учить его. Во-вторых, если выбирать из двух зол, то лучше иметь явного врага, чем тайного. В-третьих, лично я своего ученика знаю давно, а татуинского мальчишку впервые вижу. И если Мэйс говорит «нельзя его учить», то я верю его чувству долга и чувству хаоса.
«Неужели нам было мало Ксанатоса? – спрашивал я у своих братьев и сестёр (может быть, даже слишком патетически). – Мальчика нужно вернуть в семью и дать ему хорошее профессиональное образование».
Тогда мне начал резко оппонировать Ивен Пиэлл.
Ребёнок-де видит в джедаях воплощённое Добро, ради помощи покойному Кваю он рисковал жизнью, он вообще-то заплатил собой за право прийти к нам – и вдруг мы выставим его за дверь.
«И позвольте, в какую семью его возвращать? В татуинское рабство?! Извините меня, мастер Сайфо-Диас, но это просто гаморреанство, и даже как-то не вяжется с вашим именем».
Не вяжется?! Да я чувствовал свою личную ответственность за наступление следующего дня! Я тоже платил собой, своим честным именем, репутацией в глазах друзей и младших, когда говорил «нельзя учить»!
И кстати, я бы мог сказать Ивену, что если бы его дочь-в-Силе Ади Галлия не морочила Кваю голову, тот бы не ныкался со своим разбитым сердцем и не видел бы в мальчишке своё продолжение. (К тому же пацан был чем-то похож на Квая внешне, и это только добавляло тому отцовского рвения.)
Но, во-первых, Ади тоже сидела на заседании. Во-вторых, в наставлении «О хранении мирного духа и об обуздании языка» есть целая глава, начинающаяся словами: «Если человеку перевалило за сорок, ему не подобает публично говорить о делах, что бывают между мужчиной и женщиной». И я промолчал.
Правда, все и так поняли, о чём я подумал, и это не добавило заседанию позитива. Всё же Ади разрядила обстановку (она была очень умна), сказав: «Мастер Сайфо-Диас, ваша осторожность понятна, но, согласитесь, мастер Винду – большой мальчик, он сумеет за себя постоять, а Энакин Скайуокер – маленький мальчик, и кроме нас за него постоять некому. Он спас если не мастера Джинна, то, по крайней мере, его миссию. Мы в долгу перед ним. Понимаете? В долгу!»
Я хотел сказать, что маленьким мальчиком Энакин будет еще три-четыре года, а вот большой проблемой – всегда, но и на этот раз прикусил язык. Поскольку уж Совет решил обучать ребёнка, я высказал своё последнее замечание: категорическое «против», чтобы его поручили Кеноби. «Лучше уж сразу отдать его на обучение ситху, чем этому расплющенному ответственностью парню, который сам-то ещё не вырос как следует. Зачем мучить обоих? Мало ли, что Квай решил? Квай уже в Силе, а мы ещё нет, и расхлёбывать кашу – нам».
Может быть, мои братья и сёстры и подумали про меня, что я упрямая банта, но раз обжёгшись на Ксанатосе, я предпочитал подуть на воду. Тем более что татуинская находка был «человек Воды».
Я-то прекрасно помнил, как восхищался способностями Ксанатоса. Что греха таить, я не только восхищался, но и прилагал некоторые усилия, чтобы перепрофилировать парня, перетащить его в свои эмпиреи. Нарадоваться не мог его любви к цифрам, к балансам, к анализу транзакционных потоков. «Вот, – думал, – когда он выйдет из-под опеки Квая и станет рыцарем, пусть пару-тройку лет побегает по миссиям. А потом приглашу его к себе в помощники для присмотра за Бюджетным комитетом».
И что из этого плана вышло? «Дальние миры» из него вышли, вот что. «Дальние миры» и иже с ними. Причём это был не Квая прокол, а мой прокол, за который мне было очень стыдно – и перед Кваем, и перед Советом, и перед своим учеником, и перед самим собой, разумеется, тоже.
Что касается нового Кваева подобранца, то потенциально он был сильнее Ксанатоса в разы и во столько же опасней. Как же я мог молчать?
Тогда я последовал примеру своего ученика. Сказал, что не могу принимать участие в решении судьбы так называемого Избранного, и вышел из зала.
Но теперь, когда мальчишка признан своим, молчать и уходить уже невозможно. Надо повернуться навстречу опасности – и доказать Дуку, старому пню, что он не прав!
И вернуть его, дурака, домой.
Это я подумал уже во сне.
Мне приснился малыш Квай. В точности такой, каким он был, когда подошёл ко мне и сказал: «Мастер Сайфо-Диас, вы ведь лучший друг моего учителя, возьмите в ученики моего лучшего друга! Его зовут Мэйс Винду, он очень-очень способный, мы с ним вместе играли в театре ко-гири. Только он ужасно стесняется, когда взрослые приходят посмотреть на соревнования. Талант же не должен умирать от скромности, правда? Это несправедливо!» Я ответил тогда: «Только Сила может указать джедаю, что настал его срок быть учителем, а я ещё слишком молод для такой сверхответственной миссии», на что Квай (он всегда был в своём репертуаре) сказал: «Так вам Сила и указывает моими устами: Саф, иди и возьми ученика!» Он даже пару раз потянул меня за плащ, чтобы подкрепить свои слова действиями.
И на этот раз он тоже держал меня за плащ.
– Мастер Сайфо-Диас, спасите моего учителя! Пожалуйста, спасите, его! Вы же можете!
Ровно в семь ноль-ноль я открыл глаза.
«Спасите моего учителя!» Да как же его спасти, если он сжёг все мосты? Он не отвечает на звонки. Игнорирует текстовые сообщения. Не откликается на мои поиски в Силе. У своих родственников на Серенно он тоже не появлялся.
Совесть тут же подсказала, что я просто плохо искал. Спасибо ей, конечно, за подсказку.
@темы: "Завершённое строительство", Star Wars, Фанфики
-
-
14.04.2013 в 00:46Принимая быстрый утренний душ, я не закрывал дверь кабинки, чтобы слышать новости. Как обычно, кое-где в галактике было неспокойно, кое-где проходили недели моды и выставки ледовых фигур. Погодное бюро предупреждало о высокой вероятности сильного конденсатного дождя в нашем секторе Корусканта.
Новости подтолкнули меня в сторону нового витка размышлений о военном конфликте между Торговой Федерацией и Суверенной Системой Набу, далёкой родиной нашего молодого, да раннего Верховного канцлера, любящего фиолетовые мантии. Война — это ведь не прихоть правителя-самодура. Война есть следствие невозможности решения экономических противоречий в рамках существующего права, это известная истина. А поскольку любое право ограничено, то возможно два выхода — или в зале собраний уполномоченного органа власти поменять право, или вынести решение на поле боя.
Почему проблема выплеснулась на поле боя – на планете Набу – а не в залы заседаний уполномоченных органов? И какая, собственно, проблема?
Чем глубже я вникал в перипетии конфликта в Чоммельском секторе, тем яснее видел, что его эскалация и доведение до горячей фазы — это умелая политтехнология. На данном этапе развития событий выгоду от её реализации получили конкретные субъекты.
Первое: военно-промышленный комплекс Джеонозиса.
Второе: финансово-промышленные корпорации Неймодии, связанные с торговым домом Гунрая.
Третье: банки Муунилинста, связанные с финансово-промышленными корпорациями Неймодии.
Четвёртое: набуянский сенатор Кос Палпатин, на волне конфликта ставший Верховным канцлером Галактической Республики.
Пятое: королева Набу Амидала, наработавшая политический капитал от нуля до девяти по десятибалльной шкале.
И чем дольше я тасовал эту колоду, тем меньше мне нравился новый глава нашего государства. В истории бывали, конечно, и более вопиющие примеры, когда ушлые политики намеренно навлекали бедствия на свою родину в лично-корыстных целях... Притом, что первые шаги, которые предпринял канцлер, вызывали у меня понимание и одобрение, я бы сам так поступил на его месте. Например, установил прямое республиканское правление на Бендомире. Начал переговоры с корускантским муниципалитетом по поводу решения транспортной проблемы. Инициировал подготовку налоговой реформы...
Мои размышления были прерваны новостным сообщением о внезапной смерти сенатора, представлявшего Торговую Федерацию. Он умер сегодня ночью. Когда обеспокоенные телохранители взломали дверь в туалетной комнате, его труп уже остыл.
«Ну, у земноводных вообще низкая температура тела», – подумал я несколько раньше, чем сообразил, что речь идёт о Друне Орто. О том самом неймодианце, которому я незадолго до его смерти передал привет для руководства торгового дома Гунрая.
Спешно вытираясь и одеваясь на ходу, я позвонил в представительство ТФ. Дежурный дроид записал мой звонок в адрес соболезнований и сообщил, что временным поверенным назначен Лотт Финдос. Я оставил свой номер и просьбу к господину Финдосу связаться со мной в любое время. «По всей видимости, я был одним из последних, кто общался с покойным сенатором, – надиктовал я после сигнала включения записи. – Вероятно, именно полученная от меня информация прямо или косвенно способствовала его гибели. Друне Орто погиб, защищая справедливый мир в галактике. Вместе со всеми народами Торговой Федерации скорблю о безвременной кончине лучшего из сынов Неймодии».
Итак, этим сообщением я открыл дверь переговоров (ну, и действительно жалко мужика, да воплотит Сила его душу в какую-нибудь достойную форму во вселенной), а сам отправился в зал на разминку. Я бы никогда ничего не успевал, если бы не установил твёрдое правило: будь хоть какие срочные дела, хоть какой пожар и потоп, а с семи тридцати до восьми тридцати я работаю над своим телом. Оно у меня казённое, следовательно, нуждается в заботе и уходе, как и любая другая вещь, находящаяся на балансе Ордена. Я не имею права игнорировать его нужды. Я не имею права игнорировать также и нужды мидихлориан – маленького народа, который расширяет возможности моего тела, а они требуют в первую очередь обогащения крови кислородом.
Не знаю никакой другой более выигрышной стратегии, чем следовать правилам, жить в гармонии с собой и миром и давать жить другим.
А вот сенатору Орто жить не дали. Видимо, наше общение крепко не понравилось ситху...
Может быть, наш тайный враг работает охранником канцлера? Отличное место: всегда в маске, политический статус нулевой, при этом постоянно в центре событий, и все козыри на руках, доступ к информационной системе Сената...
Надо копать дальше под эти банки. И собрать ребят для мозгового штурма.
Пока я шёл в зал, позвонил Мэйс.
– Учитель, вы слышали о смерти сенатора от Торговой Федерации?
– Да. Я уже оставил соболезнования в их представительстве. Вот что, нам нужно собраться и просчитать модели развития событий. Чтобы было с чем идти на Совет. Я, ты, Депа... Ади Галлия. Подбери ещё двух-трёх смекалистых ребят. Обязательно кого-нибудь из историков. И ещё какую-нибудь молодую, но очень способную «жёлтую нитку». Чтобы была легка на подъём.
– Понял. По поводу последней кандидатуры сразу могу сказать: Ронар Ким. Уж у него-то интуиция – как бритва!
Я ободрительно кивнул.
Как только я переступил порог зала, все присутствующие прервали свои занятия и поклонились мне как старшему. Я поклонился в ответ и жестом пригласил младших вернуться к тренировкам. Кстати, это заблуждение, будто наша школа уступает школе «синей нитки»; во всяком случае, Мэйс никогда не жаловался, что я плохо выучил его фехтованию и вообще – работе с телом. Не жаловался и мой постоянный спарринг-партнёр Цин Дралиг на то, что я уже старый и ему со мной скучно. Вообще, скажу, что если где я и чувствовал себя совершенно тем же собой, каким был в детстве, так это именно в зале. Наверное, потому и держался так крепко за этот обязательный утренний ритуал.
А вот с моим сыном-в-Силе мы теперь очень редко скрещивали мечи – не до того нам обоим было. Тут выкроить бы хоть пять минут на разговор о чём-нибудь другом, кроме положения дел в Республике, я уж не говорю, чтобы с мечами попрыгать…
Да, я очень старался, чтобы Мэйс был гармоничной личностью. Когда малыш Квай попросил меня за своего друга, я с неделю ходил в раздумьях, время от времени заглядывая в базу по малышне, читая записи в личном деле Мэйса Винду, а также его открытый дневник. Я посмотрел и все записи его театральных выступлений. Поскольку сам я белый, как моль, даже его внешний вид мне очень понравился, особенно курчавые волосы. «Вот каким должен быть «человек Земли», – думал я, дозревая до решения стать учителем. А что его дух находился в резонансе с «Землёй», бросалось в глаза сразу. Когда первый ученик принадлежит к твоей же стихии, это большое подспорье.
Но самой важной для меня была идея, что Мэйса воспитывала Дори. Её малыши были для неё как дети, и тот факт, что мальчик из её группы станет моим сыном-в-Силе, явился для меня главным «знаком».
Я попросил Дори прислать юнглинга Винду в библиотеку для разговора будто бы о его театральных успехах. То, что он пришёл ровно в назначенное время и быстро включился в беседу об иероглифах оссу, мне очень понравилось. Целый месяц я присматривался к этому ребёнку, приготавливая для наших бесед интересные темы. Это был очень спокойный паренёк, он не хватал звёзд с неба, но то, что он осваивал, уж отполировывал до звёздного блеска. Ещё будучи падаваном, я видел в одной из миссий голое базальтовое плато, до такой степени отполированное ветром, что небо отражалось в нём, как в воде. Душа Мэйса была в точности, как это плато. Меня несколько смущала его прямолинейность и чрезмерное увлечение деталями, но я не посмел обмануть надежду и доверие мальчика, ведь он уже видел меня своим учителем. И в один из дней я предложил ему заплести маленькую косичку с зелёной ниткой.
-
-
14.04.2013 в 02:48Делегацию Комитета ответственных родителей мы принимали в Малом зале заседаний, располагавшемся на архивно-библиотечном уровне. Мы – это я, Депа и её юный падаван Атли Оттл пятнадцати лет, серьёзный до невозможности. Отоканакай.
С той стороны было пятеро: председатель Комитета – средних лет мужчина суллустанской расы, две дамы хомо, одна возраста Депы, вторая заметно старше, и ещё двое мужчин: пожилой наутолан и молодой забрак.
Надо сказать, что родители мидихлориановых детей достаточно часто были не согласны с существующим порядком передачи их отпрысков в Орден, и это всегда была наша головная боль (оно и понятно – вопрос слишком тонкий, чтобы быть простым). Активная часть этих несогласных организовывала те или иные общественные движения, но до недавних пор это были маргинальные структуры, никоим образом не имевшие доступа к механизмам принятия государственных решений.
И вот где-то лет шесть-семь назад эти маргинальные структуры оформились – полностью в правовых рамках демократии – в Комитет ответственных родителей и нашли в Сенате поддержку… Удивительное дело: в процентном отношении эти родители как избиратели – величина, стремящаяся к нулю, выборы с ними не выиграешь. Даже самый популистски настроенный сенатор не запишет себе в актив удовлетворение их требований. Иные планеты по численности населения меньше, чем порядок вероятности появления мидихлорианового ребёнка… А по этой поправке – и вовсе фантастика. Важнейший «силовой» вопрос был проведён без каких-либо нарушений процедуры, но так, что мы узнали о голосовании в Сенате из выпуска голоновостей. О кардинальном изменении законодательства, затрагивающем жизненно важные интересы Ордена!
Да, мы всем Советом только ахнули от «красоты решения», найденного нашим тайным врагом. Представитель Ордена в Сенате не был уведомлён об этой катастрофической законодательной инициативе, потому что она проходила в пакете «медицина и здравоохранение», а не «государственная безопасность». Поправка была принята на одном из дополнительных парламентских дней, в самом конце сессионной работы… Наш недоброжелатель явно обладал системным мышлением.
Конечно, ломать – не строить. Но, должен заметить, и ломать можно по-разному. Чтобы завладеть ресурсами хозяина дома, вовсе не обязательно идти тараном на дюракритовую дверь. Гораздо проще втереться к хозяину в доверие, войти в его дом с подарками, напоить до бесчувствия – и потом уже вынести всё, что душе угодно.
Всё, что угодно чёрной ситхской душе.
Первые же итоги полугодового действия поправки к закону «О медицинских услугах» (обсуждению которых и была посвящена встреча с комитетичками) показали, что в недалёком будущем Орден ждёт колоссальная демографическая яма. Если раньше закон обязывал делать анализ на наличие мидихлориан всем разумным при рождении, то теперь эта процедура отдавалась на усмотрение родителей. Получается, если родители были настроены негативно, о своей чувствительности к Силе сам человек мог узнать только при получении полной гражданской идентификационной карты, когда записывались его биометрические данные. А Орден – и вовсе никогда не узнать. По регламенту Сената возобновить обсуждение мидихлорианового вопроса можно только через пять лет.
Через пять лет!
Вот свежая статистика, которую принесли комитетчики и которая совпадала с нашими прикидками. За полгода в Галактической Республике родилось 370 триллионов разумных. Кровь на анализ была взята только у четырёх с половиной миллионов. Концентрация свыше пяти тысяч (пороговое значение, чтобы младенца можно было назвать одарённым) в полном соответствии с теорией вероятностей не была обнаружена ни у одного.
В прошлом году за сравнимый период Орден получил сведения о более чем семи миллионах относительно чувствительных и отобрал из них четыреста пятьдесят шесть детей с концентрацией от семи до четырнадцати тысяч.
Итак, в этом году наши ясли заполнены, в следующем – уже будут пустовать. Похоже, надо пересмотреть данные по прошлогодним семи миллионам и взять оттуда максимум. Это будет наш последний полноценный набор. А потом – пятилетний перерыв. И хорошо, если только пятилетний.
Активисты Комитета не скрывали своей радости и комментировали сухую цифирь следующим образом: «Прямая апелляция к воле народа показала, что подавляющее большинство родителей не желает джедайского будущего для своих детей. Наконец-то Ордену придётся считаться с мнением граждан Республики».
Вот уж точно: если в мозгу нет матриц, подходящих для восприятия сложной информации, то человек видит перед собой нечто, прямо очевидное – и не замечает его. Мы с комитетчиками произносили одинаковые связные предложения на общем языке, но это была иллюзия общности. На самом деле мы для них были чужие, похитители и пожиратели младенцев – и проч., и проч., и проч. Они откровенно праздновали над нами победу – как дети, честное слово.
Как неразумные малые дети, а не родители.
После двадцати минут сплошных словесных кружев стало ясно: нужна титаническая работа. Вопрос: кто будет этим заниматься? Кого бросить на амбразуру? «Жёлтых ниток» наших надо напрячь на связи с общественностью, больше никто этот воз не потянет...
– Напрасно вы, уважаемые представители Комитета, считаете, что одарённый не может развить свои способности без помощи Ордена, – сказал я после короткого, но нарочно слышного вздоха. – Даже если дети не будут знать о своих симбионтах, они всё равно будут чувствовать их присутствие в своей жизни. Понимаете? Вы можете не говорить им, что у них есть мидихлорианы, но рано или поздно они ощутят это сами. От того, что вы закроете глаза, объективно мир не канет в ночь. Вы просто закроете глаза. И если вы выколете глаза своим детям, от этого мир не изменится так, чтобы все стали слепыми. Вы просто сделаете ваших детей калеками. Вот и всё.
– Яркая образность ваших выражений, уважаемый мастер, не отменяет того факта, что граждане Галактической Республики не хотят приносить своих детей в жертву Ордену, – заметил пожилой наутолан. – И их воля требует уважения.
– "В жертву Ордену". М-м-м... Правильно ли я понимаю, что родители мидихлориановых детей не хотят, чтобы у детей были способности к взаимодействию с Силой? – спросил я.
– Они не хотят, чтобы их детей отрывали от семей, при этом ссылаясь на волю Силы. Мы считаем, это кощунственная подмена понятий.
– Я вас понял, – кивнул я. – Вы полагаете, что одарённые дети найдут счастье в семьях, вырастут обычными людьми – ну, может быть, с чуть необычными способностями… Например, они смогут угадывать номера лотерейных билетов или лечить наложением рук, ко всеобщему счастью семейства, не так ли? Уверяю вас, и это исторические факты: способности к взаимодействию с Силой можно развить и вне Ордена – но совсем не в ключе маленьких выгод для семьи. Развить не до стального блеска, конечно, и не до транспаристилового, и уж подавно не до невидимого. Но, собственно, почему не? Одарённому могут помочь – да, не джедаи, и совсем не в русле служения миру. Но могут.
Моей целью было вбить в дверь переговорного процесса такой клин, чтобы они не смогли закрыть её. Чтобы на их плечах мы могли въехать в новую ситуацию через пять лет – и снять проклятую поправку. Поэтому надо было по максимуму выявить наши расхождения, только так можно перевести ситуацию в новое качество.
-
-
14.04.2013 в 03:08– Благодарю вас, миледи. Отвечаю. Помочь развить чувствительность к Силе могут, во-первых, собственные тёмные страсти и желания. Во-вторых, любопытство и ситхский голокрон в придачу.
– Ситхский голокрон? – подал голос молодой забрак. – Что это такое?
– Это курс быстрой инициации взаимодействия с Силой без каких-либо этических ограничений. По методикам мидихлориановых отщепенцев, которые называли себя ситхами – «хозяевами действительности». Страшно представить, в какой кошмар может превратиться наша действительность, если одарённые будут воспитаны «левой рукой», а не нашим Орденом.
– Но как такие голокроны могут попасть в руки детей? Ведь ситхов в мире нет уже больше тысячи лет.
– Я тоже надеюсь, что ситхов действительно нет, – не сказал я всей правды из политических соображений. – А как могут попасть… Да как угодно. Эти игрушки при желании можно найти даже на корускантском блошином рынке, под боком у Ордена. Но и без них возможна спонтанная инициация. Вы, наверное, не представляете, что такое человек – неважно какой расы – с концентрацией, допустим, двенадцать тысяч и в ужасном гневе... Мы вам сейчас покажем небольшой трюк. Для наглядности. У вас могут быть неприятные ощущения в области живота – не беспокойтесь, это естественно. Но поскольку агрессия направлена не на вас, они быстро пройдут.
Я выпустил специально принесённый тренажёр, и Атли, загнав небольшой шарик в дальний угол, разделал его одним взмахом руки. Разделал не просто в хлам – в пыль. Об этом мы с ним договорились по дороге в зал заседаний.
Вся масса шарика перешла в энергию, полыхнуло излучение. Ощущения в области живота у наших гостей действительно были малоприятными, я это прочувствовал и в Силе, и увидел по лицам.
– А теперь, уважаемые дамы и господа, представьте себе, как обиженный на какие-либо жизненные перипетии мидихлориановый подросток, пусть даже без подготовки, но с потенциалом, например в двадцать тысяч (я снова вспомнил Ксанатоса, у него как раз было двадцать тысяч) вдруг примется выражать свои негативные эмоции и вообще – личностные устремления? Это будет не просто малоприятно, а очень опасно для общества.
– Мастер Сайфо-Диас, – мягко заговорил председатель Комитета, – почему вы не хотите нас понять? Мы выслушали все ваши аргументы – да, они разумны. Но не только разумом жив человек, вы же сами признаёте это. Мне очень жаль, что вы видите в нас врагов. Непримиримых упрямых врагов, которые хотят ущемить вас. Поверьте, это не так. Мы хотим, чтобы вы прислушались к мнению народа, из которого все вы вышли. Давайте начнём сначала. Вы видите по данным статистики, что граждане Республики вздохнули спокойно, когда от них перестали требовать этот унизительный и бесчеловечный налог – кровью их детей. Вы с этим согласны? Вот объективная цифра, сухой факт. Как государственный деятель, один из руководителей самой могущественной организации Республики, вы признаёте его?
– Наш Орден признаёт, что не все вопросы государственного управления могут быть отданы на плебисцит. Если речь идёт о защите мира и справедливости в галактике, все граждане должны вносить свой вклад в бережное сохранение нашего высочайшего цивилизационного приобретения – мирного космоса, добрососедских отношений, безопасной жизни. В тот день, когда каждый скажет «это не моё дело», Республика погибнет, начнётся война всех против всех. Вопросы такого уровня нельзя отдавать на откуп домохозяйкам. Бывают ситуации, когда общее дело требует уважения и большой работы. Даже жертв.
– Мы согласны, что общее дело требует общего вклада. Но давайте разберёмся, требует ли оно такого вклада, который практиковался до недавних пор? Неужели вы не понимаете, что ребёнок – это продолжение своих родителей, и нельзя отрывать его от своих корней? Он этого несчастны все стороны. Страдают ведь не только родители и дети. Страдает и государство, интересы которого вы, уважаемый мастер, представляете в той же степени, что и я и мои коллеги. Если именем власти творится возмутительный произвол в самом интимном, самом тонком месте для любой семьи, государство перестаёт восприниматься как гарант мира и порядка. Оно становится разрушительной злобной силой. Я надеюсь, мы все заинтересованы в том, чтобы этого с Республикой не произошло.
Я улыбнулся, тоже по возможности мягко. Ну, насколько мне это дано – мягко улыбнуться. В мягкости-то силы гораздо больше, чем в жёсткости. А тем, кто от природы жёсткий, вроде меня, жизнь хорошо наминает бока.
– Безусловно, все мы дорожим нашей Республикой. Но иногда приходится из двух зол выбирать меньшее. Жизнь учит многому, в том числе смирению. Нужно смириться с тем, что не все люди одинаковы. А родителям – смириться с тем, что их ребёнок нужен жизни не в таком качестве, как они себе это представляют. Не рядом с ними. Понимаете, это действительно воля Силы. Но это не значит, что он не может быть счастлив и что он не благодарен своим родителям за жизнь. Он… как бы вам сказать… держит небо. В том числе и над своими родителями, но не только над ними. Кто-то должен держать небо для всех. Сила выбрала для этого нас, ваших детей. Надо это принять. Чувствительный к Силе приходит в мир с особой миссией. Дайте ему возможность реализовать себя. Не обделяйте его. Ну, вы же принимаете цвет ваших глаз и ваш рост? Он у вас иной, чем у меня. Этот аспект воли Силы вас ведь не задевает?
– Это другое, уважаемый мастер. Если говорить о разнообразии... Насколько мне известно, ваша религия проповедует уважение к жизни в её разнообразных проявлениях и к любви как к великому чуду жизни. Смею вас уверить, что поруганная родительская любовь – это горе, это большое страдание. Разве не входит в задачи Ордена уменьшение страданий в галактическом масштабе?
– Вся наша жизнь посвящена тому, чтобы уменьшить количество страданий в галактике. Но почему родители должны страдать из-за того, что их дети получают величайший дар Жизни? Извините, мне трудно понять логику такого жестокого эгоизма.
– А логику Ордена, обрекающего детей без их согласия становиться в некотором роде живыми инструментами галактической политики, – эту логику вы не считаете эгоистичной? – заметил пожилой наутолан.
– Это путь нашего служения, сэр. Да, люди жаждут справедливости, сердца требуют равенства. Но в жизни никто никому не равен. Как снять это противоречие? А вот как: более одарённые служат менее одарённым. Так в мире устанавливается равенство и справедливость. Это нужно принять.
Несколько секунд все мы молчали.
– Вы сказали – «возможность реализовать себя», – вновь заговорил председатель Комитета. – Мастер Сайфо-Диас, разве вы не чувствуете, что джедаи, оторванные от своих корней, – попросту несчастные люди, не знающие тепла родной семьи? Комплекс сиротства делает вас уязвимыми, больными людьми...
– Уверяю вас, гипотеза о том, что джедаи страдают больше, чем любые другие живые разумные, не соответствует действительности. Мы предоставили и готовы предоставлять и впредь вашему Комитету полную объективную информацию о том, как живется детям в Храме, да и взрослым тоже, если вас это будет интересовать. Вы прекрасно знаете, что наши двери не закрыты перед посетителями. Любой, кто хочет увидеть своего ребёнка, может прийти и лично убедиться, что с ним всё в порядке.
– Но если брать статистику, – заметила Депа, – к сожалению, очень небольшое число родителей проведывают своих детей в Храме, интересуются их жизнью. Нам искренне жаль, что это так.
– Почему это так, как вы думаете, леди-джедай? – спросила пожилая дама.
– Мне трудно судить. Есть мнение, что граждане опасаются того, чего не понимают.
– Нет, дело не в этом, миледи, – заметил председатель. – Дело в том, что граждане не находят в Храме своих детей. Они не находят в них себя. Мы для того и организовали Комитет, что не хотим терять своих детей, понимаете, уважаемые мастера? Мы хотим видеть в них хоть чуточку себя, а для этого нам нужно иметь право принимать участие в их воспитании. Принимать их у себя – на каникулах хотя бы... Есть же у вас каникулы, отдых?
Депа подала знак Атли, и он вставил словечко:
– В период роста тела крайне нежелательно отрывать ребёнка от программы физической подготовки. Вообще, отрывать его от учителя.
– А то, что человек, гражданин должен сформироваться не только телом, но и душой, и сформироваться как сын или дочь своей семьи, своей земли, чтобы не быть чужим миру – это ваш Орден выносит за скобки? – с невесёлой улыбкой спросил у него председатель.
Мальчик не растерялся:
– За всю нашу историю было лишь двадцать джедаев, которые сняли с себя обязанность служить миру. Всего лишь двадцать, начиная от мастера Ксендора, ушедшего двадцать пять тысяч лет назад, и кончая мастером Дуку, который оставил Орден два месяца назад. Можно сравнить эту цифру со статистикой должностных преступлений в разных мирах галактики и на этом основании сделать вывод о том, качественных ли граждан готовит Орден, и насколько хорошо они сформированы душой.
Но будучи совсем неопытным переговорщиком, падаван совершил ошибку, когда после этой информации предложил своё оценочное суждение:
– Согласитесь, дамы и господа, если бы у нас было так плохо, все бы давным-давно разбежались.
Комитетчики приняли его слова со скептическими улыбками, а пожилая дама фыркнула:
– Очевидно, этот юноша должен изображать счастливое детство и вообще – счастье быть джедаем?
– Этот юноша обучается ведению переговоров, – ответил я миролюбиво. – Он ученик мастера Биллабы, и присутствует на нашем заседании именно в таком качестве. Что, конечно, не противоречит вашей формулировке «счастье быть джедаем».
– А это счастье – быть джедаем? – спросила у Атли молодая леди.
– Ещё какое счастье! – улыбнулся мальчик.
-
-
14.04.2013 в 03:16– Это вы так понимаете отношение мира к джедаям? – спросил председатель.
– Не к джедаям. Ко всем иным. Большинство не любит иных, согласитесь с этим. Но как-то надо жить – вместе, разным. Жить с тем, что всяк инаков по-своему. С тем, что я джедай, а вы нет. С тем, что я не суллустанец, а вы не хомо. Нам надо уметь договариваться и уважать друг друга, не правда ли? Договорились же представители различных народов Республики о том, что джедаям лучше жить своей общиной и работать на благо нашего общего государства. Что вас не устраивает в этом договоре, кроме эгоистичного желания греть под боком именно этого детёныша? Именно этого вы задавите во сне. Дайте ему жить, если вы дали ему жизнь – вот и всё, что мы просим у вас.
– Знаете такую поговорку, мастер: "Какой палец ни уколи, всякому больно"? Мидихлориановый ребёнок дорог своим родителям не меньше, чем обычный.
– То есть мы снова возвращаемся к вопросу родительского эгоизма? Поймите, мы благодарны вам за жизнь. И мы проявляем эту благодарность. Мы отрабатываем свою судьбу быть другими и радоваться другому. В чём же проблема, уважаемые представители Комитета? Вот вы добились отмены разумной нормы закона о том, чтобы всякий живой знал о своей принадлежности к мидихлориановым. Вы считаете, что от этого непременно увеличится процент счастья? Счастье, как и любой другой процесс, проходит в рамках закона нормального распределения. Были несчастливы родители, теперь будут несчастны дети. А нам бы вместе подумать, как перенести всю систему в более комфортную ситуацию, а?
– Например, – всё так же мягко заметил председатель, – научиться работать с мидихлорианами так, чтобы вы сами могли воспроизводить себя, если вы считаете, что это благо. Почему эксперименты над мидихлорианами проведены законом как неэтичные? В ваших возможностях – бороться за принятие поправки к закону «О биоэтике» с тем, чтобы снять это ограничение.
– Нет, уважаемый гражданин, Орден джедаев будет самым решительным образом препятствовать экспериментам над мидихлорианами. Потому что это отдельный разумный народ, имеющий право на уважение, несмотря на свои малые размеры. И право это подкреплено Силой, уж поверьте мне. О мидихлорианах можно узнать только в уважительном диалоге, а никак не в пыточной камере под микроскопом.
– Сейчас мы слышим голос самого народа мидихлориан?
– Можете трактовать это и так. Вот главное, что мы вынесли из сосуществования с этим народом: в результате симбиоза получаются очень эффективные системы, практически без отходов и мало зависящие от внешней среды. Но парадокс в том, что такие системы перестают развиваться – у них нет, так сказать, свободных зарядов для присоединения новых элементов и дальнейшего развития. Именно поэтому у мидихлориановых людей рождаются немидихлориановые дети и наоборот. Сила желает присутствовать в мире и действовать на благо мира. Она стимулирует развитие, а не деградацию. Вы же желаете отторжения Силы. Мы чтим нашу колыбель – неужели вы желаете выкинуть из неё ребёнка, который виноват только тем, что не похож на других? Вы же сами говорите об уколотых пальцах!
– Скажу вам честно и откровенно, мастер Сайфо-Диас: народы галактики оскорбляет высокомерие джедаев. Народы галактики оскорбляет тот факт, что наши собственные дети воспитываются в презрении к своим народам.
– Помилуйте, о каком презрении может идти речь? – я недоумённо развёл руками. – В презрении не совершаются подвиги защиты мира, защиты жизни! Может быть, я перехожу на пафос, но мы искренне любим мир, радуемся его радостями и скорбим его скорбями. Неужели вы не рады тому, что в мире есть Храм? Неужели корень не рад цветку? Ведь цветок в конце концов рассыпается семенами, которые пустят корни… Мы не можем жить друг без друга – почему же мы должны отгораживаться друг от друга?
– Но это Орден отгораживается от мира, мастер. Как бы вам объяснить... Очень неприятно, когда тебя не хотят знать твои же собственные дети.
– Уважаемый председатель, не менее тяжело, когда твои собственные родители не хотят понять, что ты другой и желаешь другого. Неужели родители завидуют своим одарённым детям, ревнуют их к дарам Силы? Да, каждая семья предпочитает жить в своём собственном доме, и мы не исключение. Вас ведь не удивляет, что соседи живут за дверями и непрозрачными стенами? Мне семьдесят лет. За эти годы я не помню ни одного дня, когда я, спускаясь по храмовой лестнице, не видел бы просителей о здоровье. Я рад, если могу помочь хоть кому-то из них простым прикосновением. Им не надо тратить сотни и тысячи кредитов на лекарства. Разве это плохо?
– Это замечательно, но какой ценой? «Счастье» быть убитым в разборках между пиратскими бандами – извините, мастер, невеликое счастье. «Счастье» не знать семьи и дома – крайне сомнительно.
– Счастье, если в разборках между пиратскими бандами буду убит я один, а не сотня моих немидихлориановых братьев и сестёр. Которых будут оплакивать гораздо больше родителей, чем меня одного. И почему вы говорите, что мы не знаем счастья жить в семье? Это заблуждение. Вот перед вами моя семья – дочь-в-Силе моего сына-в-Силе и её юный ученик. А моего сына-в-Силе вы тоже знаете, это мастер Винду. Мы – семья.
Теперь шумно вздохнул уже председатель Комитета.
– Как бы нам всё-таки найти точки соприкосновения… Если мы заговорили конкретно о вас, мастер Сайфо-Диас… Вот сидит мальчик, который принадлежит к вашей расе, у него светлые волосы, и он даже чем-то похож на вас. Вы счастливы, что он продолжает ваше дело? Извините за такие личные вопросы… Я просто пытаюсь нащупать ту твёрдую почву, на которой мы сможем понять друг друга.
– Конечно-конечно, пожалуйста. Да, я счастлив, что Сила соединила Депу и Атли как мать и сына. Даже если бы он был не хомо и не светловолосым, я был бы рад за них и – да, за то, что моё дело останется в их руках. Как любой отец и дед. Мой сын-в-Силе, учитель леди Биллабы, внешне совершенно на меня не похож, но это не мешает мне любить его.
– Вы, мастер Сайфо-Диас, никогда не хотели иметь ребёнка от любимой женщины, который был бы похож на вас, и принимать участие в его становлении как личности? Скажите, это естественное для мужчины желание блокируют мидихлорианы – поэтому вы не можете понять меня?
– Мой сын-в-Силе – это воспитанник женщины, которую я глубоко уважал и горячо любил. В нём есть некоторые её черты и некоторые мои черты характера. Мне это доставляет естественную радость. Я ответил на ваш вопрос?
– И вы никогда не хотели иметь ребёнка вашей крови?
– Мой сын-в-Силе – ребёнок мидихлориановой крови, такой же, как у меня, хотя я не имел отношения к его появлению на свет. Он мой брат по крови. Если говорить о том, хотел бы я знать, что где-то есть человек с половиной моего хромосомного набора – нет, я к такому родству равнодушен. Я отношу себя к ответственным родителям и умею управлять всеми аспектами жизнедеятельности моего организма, так что детей по плоти у меня нет. Мои дети – то есть те младшие, которые будут продолжать моё дело и частично отражать мой дух, находятся в Храме. Всё, что должны делать отец и мать семейства – у нас это неразделимо – по отношению к младшим, я, смею надеяться, делал и делаю.
– Делали и делаете, учитель, – сказали отпрыски моей школы, поднимаясь и кланяясь мне.
Я улыбнулся и приложил руку к сердцу. Возникла небольшая пауза.
– А вы, леди-джедай? Вы не хотели бы иметь своего ребёнка? – спросила у Депы молодая дама.
– Мой ребёнок у меня пока только один, он сидит перед вами. Но шесть лет назад я стала суррогатной матерью для семейной пары расы хомо. Они были готовы отдать свою дочь в Храм только на тех условиях, что взамен получат ребёнка без мидихлориан. По генотипу я была наиболее близка этой паре. Они хотели дочь и получили её. Видите, как-то мы нашли компромисс…
– И вас не интересует судьба вашей дочери?
– Я надеюсь, что у таких любящих и чадолюбивых родителей с ней всё в порядке. Но это именно их дочь. Не моя.
– Вы считаете, что это нормально и этично?
– В общереспубликанском законе «О биоэтике» суррогатное материнство без коммерческой выгоды названо этичным. Я согласна с мнением законодателя и считаю, что это глубоко человечный акт любви и сотрудничества – иначе не согласилась бы помочь этой паре обрести ребёнка. К тому же у меня не было страданий, связанных с выделением серотонина, ну, с гормональной привязанностью матери к ребёнку. Я могла управлять этим процессом.
– Да, вздохнул председатель Комитета, – вы очень… другие люди, господа джедаи.
– Мы иные, – снова заговорил я. – И мы благодарим вас за то, что вы уважаете нашу инаковость.
-
-
14.04.2013 в 03:26– Ну, каких-то писаных запретов на деторождение в Ордене нет, да это было бы абсурдно, не правда ли? Это, как вы сами заметили, деликатный, интимный вопрос, который решается индивидуально каждым.
– То есть воспитывать своих детей джедай может только тайком, а вот право отнимать наших вы требуете подкрепить всей мощью государства. Это ли не абсурд?
– Приведите факты, когда Орден отнимал у кого-либо детей силой, – спокойно сказал я, повторяя про себя мантру «Никто не тронет нас в этих полях». – Мы всегда ищем компромисс. Всегда, во всех случаях. Кстати, нередко случается и так, что родители, которые не хотели отдавать в Храм годовалого ребёнка, звонят нам через три-четыре года и сами просят принять его, настолько сильно он отличается от других детей. Ещё один пример: одного уважаемого ныне мастера, члена Совета, родные отдали только на том условии, что после совершеннолетия он вернётся на родную планету и произведёт потомство. Как ни неприятна такая постановка вопроса – пользуясь вашими словами, «становиться живым инструментом» – но мы свято придерживаемся принципа «договоры должны соблюдаться».
– Этот мастер принимает участие в судьбе своих детей?
– Насколько мне известно, он изредка посещает родину. Но едва ли это можно назвать участием. Это соблюдение договора. Мужчины его расы практически не занимаются воспитанием детей, а в Ордене он подготовил уже троих учеников. Узнал счастье быть отцом, которого был бы лишён в своей традиционной культуре. Впрочем, повторяю, тут вопрос очень личный. Можно организовать вашу встречу с ним, чтобы снять все ваши вопросы. Если вас интересует общая статистика такого рода, можно подумать, как получить информацию... Можно провести анонимное анкетирование с тем, чтобы мы могли сравнить… варианты… И надеяться на понимание со стороны Комитета. Все мы – живые люди. Мы живём в симбиозе не только с мидихлорианами, но и с миром. Мы не воспринимаем мир как враждебную территорию, это наш большой дом. Мы бы очень хотели, чтобы и наши родители воспринимали нас как других, но своих, всегда готовых прийти на помощь. Ранее Орден никогда не помещал этот вопрос в материальную плоскость, опять-таки, из этических соображений. Но если Комитет сочтёт необходимым какое-либо пенсионное обеспечение родителей мидихлориановых детей в обмен на отмену поправки, мы готовы его рассмотреть.
– А вам, мастер, никогда не хотелось проведать своих родителей? – спросила пожилая дама. – Или хотя бы их могилы? Или для вас это абсолютно чужие люди, для которых вы не хотели бы… служить каким-либо инструментом?
Информация о моём происхождении – определённо не та, которую принято обсуждать в хорошем обществе. Ну, ладно, положим «на алтарь взаимопонимания». Думаю, Депа и Атли не перестанут любить меня, если узнают. Я сам, когда прочитал свою медицинскую карту в день совершеннолетия, был неприятно удивлён – но не стал же относиться к себе и к миру по-другому...
– У нас действительно нет никаких тайн от галактической общественности, – усмехнулся я. – Увы, я не знаю, кто мои родители и где могут быть их могилы. По данным нашего архива, меня, дней пяти или семи от роду, нашли на ступеньках Храма в пакете для мусора, голого, с необрезанной пуповиной и без каких-либо сопроводительных документов. У младенца была проломлена голова, – я почесал макушку со своей давно седой и весьма поредевшей растительностью, – но он был жив, и на момент обнаружения даже практически выпрямил вмятину силами мидихлориан. Это обстоятельство, по всей видимости, и навело на мысль о моей одарённости того неизвестного благодетеля, который выудил пакет из мусорного контейнера. Он не поленился подняться наверх и отнести меня к лестнице Храма, за что Сила, несомненно, вознаградила его. А я, как видите, очень люблю всевозможные документы.
– Простите, мастер Сайфо-Диас, – пробормотали комитетчики.
«Извинились от имени ответственных родителей», – хмыкнул я про себя. Ну, не дано мне быть серьёзным… Если воспринимать всё на свете серьёзно – с ума сойдёшь.
– Ну, какие могут быть извинения? – сказал я. – Это я прошу извинить меня за такие подробности. Сила действительно щедро одарила меня, и я не забываю, что мидихлорианам обязан жизнью не меньше, чем родителям.
Председатель Комитета снова вздохнул:
– Мастер, жаль, что вы, человек, не знавший родителей, не понимаете горечи нашей потери. Мы видим, что Орден занимает очень жёсткую позицию, логикой вас не переубедить. Той логикой, что нельзя требовать недобровольной жертвы. Вы чувствуете связь с Силой, мы не чувствуем. У нас есть только один внелогичный аргумент. Не хотелось бы озвучивать его… Это всё равно, что проклясть своих детей…
– Вы поступите правильно, если не озвучите его. Нельзя проклинать детей. И это неправда, что вы не чувствуете связь с Силой. Чувствуете – но в своём роде, понимаете? Давайте будем считать, что сейчас я говорю от имени мидихлориан: мы любим жизнь и служим миру, примите это как данность мира. Противопоставление своей воли воле Силы – любимейшая тактика ситхов… прошлых времён… История нашей галактики свидетельствует о том, что это путь в никуда.
– Всё-таки хотелось бы сказать в качестве предупреждения, – снова вздохнул мой оппонент. – Ваш Орден не будет вечным, если вы будете так поступать с ни в чём не повинными гражданами.
– Простите, как – так? Мы снова ходим по кругу. Поймите, общее благо не даётся как нечто готовое, беспроблемное, чем политик может воспользоваться ради собственных целей. Напротив, настоящий политик должен уметь удерживать себя от соблазнов, чтобы не принимать свои личные цели за общее благо. Неужели ваши личные цели – отсечение возможностей выхода ваших детей на другой уровень? Неужели ради этого вы используете систему нашего государства? Неужели вы не видите, как это низко и мелочно?
– Страдания родителей, потерявших детей, не могут быть низкими и мелочными, мастер, – заметил молодой забрак.
«Так приходите в Храм, ситх вас побери, и общайтесь с вашими детьми, а не работайте на руку их ненавистнику! – подумал я уже с толикой раздражения. – Интересуйтесь ими!»
Но вслух я, разумеется, сказал другое:
– Надеюсь, откровенное озвучивание наших мыслей и тревог всё же приблизило нас к взаимопониманию. Предлагаю сегодня подвести черту и вернуться к обсуждению наших вопросов через две недели. От имени Ордена джедаев благодарю вас, представителей Комитета ответственных родителей, за то внимание и гражданскую ответственность, которое вы продемонстрировали нам. Давайте завершим нашу дружественную встречу на доброй ноте. Мы помним, что мы друг у друга есть. Мы друг другу не чужие. Мы верим, что наши родители нас любят.
С той стороны также прозвучали подобающие реверансы.
Но я сказал и правду:
– Всё с той же максимальной степенью открытости сообщаю, что мы будем ставить перед Сенатом вопрос о восстановлении гарантий для каждого гражданина Республики иметь при рождении запись о концентрации мидихлориан. Непродуманное, без консультаций с Орденом, внесение парламентариями поправки в закон «О медицинских услугах» затрудняет жизнь мидихлориановых разумных, фактически дискриминирует их. При этом под угрозу ставится обеспечение мира и справедливого решения конфликтных вопросов в галактике. Предлагаю подготовить к следующей встрече проекты участия родителей в жизни мидихлориановых детей и обсудить возможность воплощения их в жизнь.
Председатель Комитета нашёл это хорошей идеей и высказал надежду, что Орден не будет отстаивать свои интересы за спиной широкой общественности.
-
-
14.04.2013 в 04:00Проводив представителей Комитета, мы все шумно перевели дух и пошли в столовую.
– Кажется, мы заслужили праздничный обед, – заметил я, кладя ладонь на индикаторную клавишу и следя за мелькающими цифрами на экране. – У меня колоссальный расход калорий. Комитетчики проели буквально до печёнок. А у вас как, друзья мои?
– Фруктовое мороженое, – сказала Депа.
– Целых две конфеты, – сказал Атли.
Они всё ещё молчаливо переживали боль, о которой уже не помнила ни одна клетка моего тела. Пока я ломал голову (в данном контексте очень уместный оборот), какой мудрой фразой из «Знаков» поднять их настроение, откуда ни возьмись сзади надвинулся громадный Мэйс и обнял нас всех троих. Его появление было лучшим знаком победы над мировой энтропией в данный момент времени.
Мы воспользовались отдельной кабинкой и пообедали в дружном семейном кругу. Мы очень любили именно эту кабинку, она была наша.
Выслушав краткое сообщение о ходе встречи с Комитетом ответственных родителей, Мэйс предложил поработать с одним из активистов парламентского Комитета здравоохранения и социального обеспечения. Может быть, через них удастся снять злополучную поправку быстрее, чем через Комитет безопасности пространства. Я сказал, что он прямо читает мои мысли, и было решено, что работой на этом направлении займутся Сул Актан и старший падаван Мэйса Эчу. Со своей стороны, я обещал поработать с этими ответственными родителями поплотнее по своим каналам. Первую пришедшую на ум идею озвучил тут же: перезвонить моему бывшему сокурснику по Корускантской финансовой академии и через него узнать, кто направляет и поддерживает атаки Комитета на Орден.
Будучи одним из тех немногих джедаев, которые получили светское образование, я целенаправленно поддерживал свои студенческие связи. Выпускники нашей именитой альма-матер в давние-давние времена основали Счётную Лигу – чрезвычайно полезную неформальную организацию, возможностями которой я время от времени пользовался с большой пользой для Ордена.
За обедом мы договорились также о том, что в ближайшее время надо собрать группу по обсуждению вопросов безопасности. Время предстояло уточнить – и Мэйсу, и мне надо было как-то выкроить время в рабочем графике. Вопрос о ситхе определенно был не из тех, который можно задвинуть во благовременье. Его тень уже не просто маячит – она лезет из всех щелей. Мэйс сказал, что даст задание разведке поработать с регионами. Прозондировать их мнение насчёт Набуянского кризиса, и вообще – собрать информацию.
Ещё сидела эта заноза с убийством представителя Торговой Федерации…
Депа высказалась так, что на разгадку ребуса с убийством даже не стоит тратить силы и время – там наверняка всё шито-крыто, а лучше вплотную заняться Верховным канцлером и самой планетой Набу.
Атли внимательно слушал, но, молчал, как и положено младшему, который еще не дорос до участия в решении вопросов высокого уровня. К концу трапезы он только попросил разрешения присутствовать на заседании группы безопасности. Я поколебался. Если возможно, чтобы детство и отрочество были светлыми, они должны оставаться таковыми. Должен быть стратегический запас чистоты и чистой памяти. «Не нужно. Успеешь ещё наслушаться о политике, – ответил я. – Лучше навести своих друзей». Падаван молча кивнул и улыбнулся. До чего же он был хороший мальчик, и до чего же мне было приятно смотреть на зелёную нитку в его качнувшейся светлой косичке! Да, Депа прекрасно его воспитала.
Общение с представителями Комитета ответственных родителей и с отпрысками моей школы настроило меня на очень ответственный лад по отношению к младшим. Не откладывая дело в какой-либо ящик, я решил заняться вопросом Избранного.
Я посмотрел в свой блокнот, чтобы вспомнить, как зовут татуинского мальчишку. Энакин Скайуокер.
Ученика Квая звали Оби-Ван Кеноби. Мне нравился этот немногословный паренёк, всегда было приятно смотреть, как они идут по коридору, а их ауры перетекают одна в другую. Он был хороший балансир для порывистого Квая.
Да, во время заседания Совета по поводу Избранного я чувствовал всеми фибрами души, что наш татуинский гость – чужой. Однозначно и бесповоротно. И ключ должен быть не на старт, а на закрытие всех дверей.
Это особенно оскорбило Дуку. И в чём-то он, конечно, был прав. И не в чём-то, а очень даже по существу. Случись что с Мэйсом и со мной, разве мой лучший друг оставил бы без опеки Эчу, Депу или Игуни, когда они были маленькими? Конечно, нет… И уж тем более он не выгнал бы ребят из Храма с такой себе формулировочкой: «Твой учитель погиб, поэтому ты свободен, иди на все восемь». Это было бы что-то чудовищное, а не Орден джедаев.
Правда, ни от кого из нас не веяло таким мраком, и все мы с раннего детства росли в Храме.… Но ни у одного из нас не было двадцати семи тысяч – это тоже правда.
Какую информацию к размышлению мы имеем? Вот я, Сайфо-Диас, человек без фамилии, сын женщины, убившей своего ребёнка, который воскрес только по милости Силы. И вот Энакин Скайуокер, сын Силы, мать которого пожертвовала своего ребёнка Ордену джедаев.
И вне всякой логики, только на смутных видениях и плохих предчувствиях, я утверждаю, что этот ребёнок не должен находиться в Храме ни минуты. За ним нужно присматривать, как за опасным маргиналом. В то время как моя жизнь будет ещё долго течь в наших благословенных стенах. Я одряхлею, уйду на покой, усопну в окружении семьи и упокоюсь в пламени погребального костра.
Мерзость какая, правда? Вот и я так думаю.
Квай-Гон Джинн, любимый падаван моего лучшего друга и лучший друг моего падавана, положил свою жизнь (и судьбу своего ученика Оби-Вана, между прочим) за то, чтобы Энакин Скайуокер был признан своим. Почему бы мне не благословить этого ребёнка, моего юного брата, достойнейшего меня во стократ, самая тень которого должна быть светлее моего света? Между прочим, в девять лет спасшего целую планету от вторжения армии Торговой Федерации!
Не знаю почему. Не могу – и всё тут. Страшно.
Но не то стыдно, что испытываешь страх – это обычное физиологически обусловленное явление. А то стыдно, что покоряешься страху, признаёшь его главенство над своей душой.
Ну и что, что страшно? Страшно, не страшно, а берёшь и делаешь. Я выяснил номер Кеноби и позвонил ему. Парень сразу вытянулся в струнку, так что захотелось ему сказать «Остальное можно», но я сдержал улыбку:
– Приветствую вас, рыцарь Кеноби. Можно ли мне побеседовать с вашим учеником? Если можно, я зайду к вам в удобное для вас время.
– Мастер Сайфо-Диас, конечно… Да мы к вам сами придём, если нужно!
– Нет, лучше я к вам. Чтобы ваш ученик не чувствовал себя у меня на чужой территории, на допросе. Это лишнее.
– Приходите, конечно! Когда вам удобно. Хоть сейчас!
– Тогда я сейчас и приду.
-
-
14.04.2013 в 04:08– Ну, как вы, мальчики? – наконец выдавил я по возможности жизнерадостно. – Уже освоились? Подружились? Я слышал, – эта реплика была обращена непосредственно к младшему, – вы уже побывали на первой миссии, на Р'лле?
– Да, – ответил Оби-Ван, а Энакин молча кивнул, настороженно глядя на меня.
Такой себе замкнутый водоём. Внутреннее море. Но всё-таки не река, по которой плывут трупы врагов канцлера.
– Оби-Ван меня знает, а ты ещё нет. Давай познакомимся. Меня зовут Сайфо-Диас, как видишь, я очень важный дядька, или даже дедушка, это как тебе больше нравится.
– Я тоже вас знаю, сэр. Я видел вас на Совете, – ответил мальчик, не слишком приязненно. И даже мою руку он пожал после колебаний.
В это время я ослабил ментальные щиты – будто воровато отодвинул доску в заборе, чтобы посмотреть, что там. Одним глазом.
И пошло-поехало. Бездонный колодец, чёрный, облитый лунным светом, в который заглядываешь с пустотой в животе. Хотя, если присмотреться… не бездонный, дно есть, там плещется вода. Или, может, маслянистое жидкое топливо. Ходят круги, разбрызгивая по чёрной плёнке блики света, будто в эту чёрную муть упала звезда, и круги как раз от неё. Топить и топить – несчастливый знак соединения стихий Воды и Огня.
Там даже дышать нечем было, в том страшном мире. И это наш Избранный?
Я поскорее выбрался на поверхность явлений. Мальчик по-прежнему настороженно и замкнуто смотрел на меня синими глазами.
У Ксанатоса тоже были синие глаза.
– Значит, мы знакомы взаимно, тем лучше, – сказал я первое, что пришло в голову. – Понимаешь, Эни, очень нужна твоя помощь. Не откажешься уделить мне несколько минут?
– А что нужно делать? – спросил он без энтузиазма.
Было бы мне девять лет, и пришёл бы ко мне старый дядька из Совета, и сказал «удели мне несколько минут»...
– Энакин… – заговорил Оби-Ван, краснея от стыда.
Я жестом остановил старшего и присел перед мальчиком на корточки, чтобы ему не нужно было задирать голову вверх.
– Пока ничего не надо. Просто послушай, что я буду говорить, а потом решишь сам, что делать. Но вижу, – я обвёл глазами комнату, – что вы только недавно переехали сюда. Может быть, я могу чем-то помочь? Например, сделать для вас панно благословения. Вот на этой стенке оно будет отлично смотреться. Тебе нравится здесь, Эни?
– Не нравится, – ответил мальчик без робости, но напряженно, как будто ждал удара. – Нас выставили из нашего настоящего дома, где мы жили с мастером Джинном, и запихнули в эту конуру!
– Энакин, ну что ты… – повысил голос Кеноби; я снова остановил его и посмотрел мальчику в глаза.
Почему-то вспомнился момент – тоже головокружительный, как у края его колодца. Мы с Дуку, немного постарше этого Эни, после не самых умных экспериментов в городском лифте ухнули вниз на Серый уровень. Как мы тогда остались живы, только Силе ведомо, и только с помощью Силы нам удалось выбраться из покорёженной кабины. А потом встреча в зловонном склизком тупике с омерзительным чудовищем, перед которым меркли все иные кошмары, потому что оно было человеком и владело членораздельной речью. И вот на эту его кошмарную, с присюсюкиванием, речь, от которой у меня подогнулись колени, Дуку ответил: «Мериться достоинствами будем после смерти», и пошёл прямо на него. С голыми руками. Когда мы выбрались наверх, я потом всё спрашивал моего друга, как ему удалось не потерять присутствия духа. Он отшучивался, говорил, что это как раз от страха у него такая смелость появилась, и сама Сила устроила, чтобы мы освободили нижний уровень от маньяка.
Эх, Дуку-Дуку... Найти его и вернуть! Сказать ему: «Как ты можешь прохлаждаться где-то там в своих наследственных имениях, если сыновья Квая остались одни-одинёшеньки в такой беде?!»
А что они в беде, было видно невооружённым глазом. Один колодец, второй маятник. Просто немыслимо – оставлять их вместе!
– Ты хотел бы вернуться в комнату, где жил мастер Джинн? – спросил я у Энакина, не отводя глаз.
– Конечно! Но нам же не положено... По статусу. Вы можете это отменить? Или только магистр Йода?
– Могу. Но будет правильнее, если ты вернёшься в неё сам. Без моей помощи. Понимаешь? Вырастешь – и сможешь поселиться там по заслуженному, а не подаренному праву. Согласись, это гораздо достойнее. Я зарезервирую комнату мастера Джинна за тобой. Её никто не займёт до тех пор, пока ты не станешь мастером. Идёт? Мы и правила не нарушим, и твоё наследство подтвердим.
– Наследство, – повторил он, метнув победительный взгляд на своего молодого учителя. – Ну… ну, ладно.
Я сочувственно посмотрел на Кеноби и встал. Очень больно было от тени на его лице. Земля, укрытая пеплом погребального костра. Была у меня такая песня «Белый пепел», когда я в молодости бренчал на цитре.
Ну, ничего. На пепле хорошо цветы растут. И быстро.
– Так что я там должен сделать, мастер Сайфо-Диас? – спросил Энакин.
Я снова посмотрел на пустое место, где должна была висеть лента благословения.
– Знаете, ребята, обязательно нужно повесить панно. Я помню, у мастера Джинна была цитата о благословении от неба…
Оби-Ван отвернулся к окну. Похоже, плачет.
Так. Нельзя, чтобы это видел Энакин. Уже после пяти минут пребывания в их комнате стало понятно, что главная проблема в отношениях братьев – полное отсутствие авторитета старшего в глазах младшего. Между тем, к детям, воспитанным в таких бандитских условиях, как Татуин, без авторитета не подходи, они просто не понимают иных взаимоотношений, кроме тех, что основаны на силе лидера. На самой что ни на есть грубой физической силе.
Странно только, что этого татуинского найдёныша не впечатлила победа Оби-Вана над ситхом... Наверное, потому, что он плохо себе представляет, что такое ситх. Надо объяснить.
И надо обязательно увести младшего сейчас же, пусть Оби-Ван воспользуется его отсутствием, чтобы привести свои чувства в порядок.
– … но поскольку вы «Земля» и «Вода», то вам лучше всего подойдёт благословение прямо от Света, чтобы в вашем доме было тепло. Пойдём, Эни, у меня есть бумага, поможешь мне отрезать полоску нужного размера. Думаю, что с твоим глазомером не нужно даже мерить стенку, так?
– Сюда нужно два на пятьдесят, – сообщил мальчик.
– У меня есть рулон как раз шириной пятьдесят сантиметров. Тут у вас ещё хорошее место для панно возле окна, но туда так и просится какой-нибудь шкаф. С верстаком.
– Ага, – кивнул Энакин, заметно повеселев. – Я как сюда вошёл, сразу подумал, что сделаю там себе рабочее место.
– Тогда давай не будем откладывать и подберем нужные стройматериалы. Сделаем, так сказать, стратегический запас.
После этих слов мальчик с готовностью пошёл за мной.
-
-
14.04.2013 в 04:23Входя в мою комнату, мальчик не поклонился. Я кратко рассказал ему, зачем нужен поклон на пороге, какая это радость – дом, и всё такое прочее. Надеюсь, не слишком занудно и не обидно, потому что он вернулся и поклонился по правилам.
Ну, и конечно, моё жилище произвело на него положительное впечатление, это было видно. «Такому дому можно и поклониться», – ясно читалось на его лице.
Что бы кто ни говорил о том, что в комнате джедая место одной лишь аскезе, я считаю (и готов поспорить об этом хоть с духом Водо Сйоск Бааса, хоть с духом Кейджи Сайниса, явись они ко мне с инспекцией): дома должно быть уютно. Само собой разумеется, понятие об уюте у каждого своё. Одним хорошо в четырёх стенах, украшенных лишь лентой благословения и с простой циновкой на полу, а мне нужно, чтобы в комнате, помимо простора и света, была мебель, и посуда, и цветы, и красивые светильники, и расписные ширмы, вообще – присутствие жизни.
Бумага у меня лежала в длинном ящике столика для каллиграфии. Я присел на корточки и вытащил рулон.
– Кстати, у нас в комнате мастера Джинна была такая штука с разными закорючками, а он её сжёг, – доверительно сообщил мой гость.
– Он – это кто?
– Да Оби-Ван!
Это, конечно, резануло слух. Не поступок Кеноби – это как раз понятно, а готовность пацана к доносительству.
Но сейчас произносить педагогическую проповедь – без толку, не поймёт, только замкнётся. Я перевёл разговор на тему размера панно и предложил гостю отмерить нужную, на его взгляд, длину. Мальчик не ответил. Я поднял голову.
Он пристально смотрел на стену, где были развешаны маски театра ко-гири под бисерными париками. Ах, ну да, он же чувствует… Многие парики и маски сделаны руками Квая. Это были вещи, оставшиеся от Дуку. Когда он уходил, я забрал их себе. Старый сумасброд чуть не выкинул в утилизатор нашу общую бесценную память.
– Вот этот… красно-чёрный… Вы его зачем у себя держите?
– Врага надо знать в лицо, – сказал я, откладывая рулон в сторону. – Я для того тебя и пригласил, чтобы ты мне помог увидеть его лицо. Снаружи ситх – это пустота, схожая с вакуумом космического пространства. Всё возможно, но ничего не видно. То, что Оби-Ван смог победить его в бою – доказательство удивительной цельности твоего учителя. Тебе повезло, Эни. Такой наставник, как рыцарь Кеноби, – это великая честь для падавана. Он один из самых ярких молодых бойцов школы «синей нитки». И ещё скажу, что даже немного завидую тебе, это большое счастье – быть первым падаваном. Я сам, знаешь, был последним у своего учителя…
– Я тоже последний у мастера Джинна! – не дал он мне договорить. – Если бы мастер Джинн был жив, меня бы учил он, он поклялся!
– Да, конечно. Но, видишь ли, в Силе ничего не происходит просто так. Мастер Джинн уступил путь своему ученику Оби-Вану. Если на то была воля Силы, значит, это надо принять. Оби-Ван – очень достойный джедай. Он спас мир от ситха. Ты не представляешь, какой это подвиг, Эни! Ситх – это… это невозможность быть. Представь, ты убегаешь от страшных преследователей на машине – и вдруг кончилось топливо. Всё, машина бесполезна, она тебя не спасёт. Когда ситх в мире, мир теряет предназначение быть миром, домом, мирной землёй. Мир превращается в войну, жить в нём страшно, да и невозможно, потому что вместо жизни в доме поселяется смерть. Понимаешь?
Мальчик посмотрел на маску ситха, посмотрел на меня и кивнул.
– Я знаю, что ты у нас самый чувствительный к колебаниям Силы. Есть подозрение, что ситх скрывается в Сенате под маской политического деятеля. Он вообще очень хорошо умеет прятаться за пустотой. Ты не против, если мы на днях сходим в Сенат вместе с тобой, чтобы его вычислить?
– А... как? Как вычислить?
У меня появилась новая идея.
– Сядь-ка на вот тот пуфик, – я поднялся и усадил мальчика на сиденье. – Я не загораживаю маску, когда стою вот так?
– Нет. Видно.
– Смотри внимательно на мои пальцы и в то же время не теряй из виду ситхову личину…
– Это будет майнд-трик? – перебил Энакин, и в его глазах появился азартный блеск.
– Угу, что-то вроде. Что-то вроде игры. Я буду задавать тебе вопросы, а ты отвечай. Мир вокруг тебя на небольшое время изменится, ты сможешь взглянуть как бы на его подкладку, – я отвернул край своей туники и показал более темную часть материи.
Мальчик на секунду задумался и спросил с тревогой:
– А если я что-то не так скажу, вы… Вы меня… не выгоните?
Я посмотрел ему прямо в глаза и улыбнулся:
– Нет, Эни. Этого больше не бойся никогда. А если ты держишь в памяти, что я, или мастер Винду, или мастер Йода отказывались принять тебя, то это уже в прошлом и не повторится.
– А… почему?
– «Почему» – что?
– Почему вы тогда не хотели меня принять, а теперь…
– Сейчас объясню. Чтобы ты понял нас, простил и помог нам. Ты видел большие колонны внизу, поддерживающие Храм? Представь: строители уже подготовили их к установке, но на одной заметили трещину. Одни сказали: нет, нельзя её ставить, большой риск, что она не выдержит. А другие возразили: эта колонна из драгоценного материала, намного прочнее других, её крепости не повредит даже трещина. Чтобы прекратить спор, было решено украсить её резьбой так, чтобы трещина перестала быть видна. Но, как ты помнишь, эта колонна была из драгоценного материала. Из такого прочного, что нанести на неё резьбу оказалось труднейшим делом. Каждый из мастеров спрашивал себя: смогу ли я выполнить эту работу? И отвечал сам себе: нет, не смогу. Тогда решили установить колонну без обработки. Она уже стоит, и невозможно вынести её, не сломав Храм. В тот день, когда свои перестанут понимать и принимать своих, здесь не останется камня на камне. Понимаешь?
Мальчик не ответил, опустил голову.
– А почему… почему трещина? – спросил он тихо. – Потому что я был рабом, да?
– Это поправимо, Эни. Не снаружи, а именно изнутри. Ведь колонна, если она такая волшебная, могла бы и сама покрыться рисунком. По своей воле. Как ты думаешь? Тем более, первый шаг, самый главный, ты уже сделал. Ты спас миссию мастера Джинна. Помог вернуть свободу народу Набу.
– Это… случайно получилось, – выдавил он, не поднимая головы. – Был бы я такой… волшебный… мастер Джинн остался бы жив, а так…
– Мастер Джинн был воин, а на войне, сам знаешь, всякое бывает. Иной раз, чтобы другие жили, приходится свою жизнь отдать. «Светя другим, сгораю сам».
– Да, я понимаю... – тут он поднял голову и искательно заглянул мне в глаза. – Мастер Сайфо-Диас, а нельзя как-нибудь в Силе увидеть его? Мастера Джинна?
– Почему же нельзя? В Силе всё можно. Только для этого твой дух должен быть правильно настроен. А чтобы войти в резонанс с духом мастера Джинна, нужен очень тонкий настрой.
– А вы не можете сделать мне такой майнд-трик, чтобы я его увидел, как вот эту… – он повторил мой жест, отвернув край своей туники, – подкладку мира?
– Нет, Эни, не могу. Мастер Джинн сейчас не «под», а «над». Подкладка не может увидеть лицевую сторону. И чем сильнее ты сейчас будешь тосковать, тем больше опускаться вниз. Нужно, наоборот, поднимать себя в спокойствие духа, в радость. Учиться дыхательным техникам, вообще – учиться. Только так можно с ним увидеться. Если ты находишься в негативе, мастеру Джинну просто невозможно пробиться к твоей душе. Потом мы с тобой поговорим об этом отдельно, хорошо? А сейчас вернёмся к нашему делу. Поищем ситха, который послал татуированного забрака убить мастера Джинна и падавана Кеноби.
Я подышал и пошевелил пальцами в ритме «о-тала». Через две минуты, когда по зрачкам мальчика стало ясно, что контакт установлен, спросил:
– Видишь чёрные и красные полоски на маске? На что они похожи?
– На скалы в Зубастом каньоне, – ответил он после секундной заминки.
– А ещё?
– На зубья пилы!
– А ещё?
– На зубастую пасть!
– Сейчас эта пасть раскрыта. Чудовище издохло. Оно огромное, ты можешь пройти у него между зубьями. Не бойся, оно тебе ничего не сделает. Оно мёртвое и пустое.
– Хорошо, сэр. Но очень... темно, и я не знаю, куда идти.
– Вперёд, иди вперёд, не бойся. Что-нибудь видно?
– Нет...
– Приглядись внимательно. Там что-то светится внутри.
– Да...
– Каким цветом? Красным или жёлтым?
– Красным…
– Потихоньку двигайся вперёд и погляди, что это.
Сопение Энакина мне очень не понравилось. Неужели Оби ему даже базу ещё не дал? Дыхание – это наше всё.
– Мальчик... Маленький. Наверное, лет пять. Всё вокруг горит... Сверху падает... Тоже красное... Ещё недавно он был со своими родителями, а теперь их нет... Ему очень страшно...
Эх, ничего, наверное, не выйдет. Он видит Дуку, который играл в этой маске Экзара Кана.
– Это мастер Дуку, учитель мастера Джинна, – сказал я. – Его родители погибли от взрыва большой пиротехнической установки.
– Разве он был забрак? – спросил Энакин, и я сам чуть не ухнул в транс. Однако! «Осторожнее с этим топором, Юджин»…
– Нет, хомо, как мы с тобой. А этот мальчик – забрак?
– Да. У него будут рожки.
– И он учится владеть двуклинковым мечом?
Пауза.
– Да. Это он...
– А кто обучает его? Ты видишь?
– Темно... Трудно дышать...
Это проблема. Ых!
– Эни, ну ты уж постарайся... Посмотри хотя бы, какой цвет. За его плечами, это должно быть видно. Ну?
– Темно... Не вижу... Руки... Белые. Шлифует кристалл... Красный.
Да понятно, что не синий! И с дыханием у парня совсем плохо... Эх, Оби-Оби...
– Фиолетово... – проговорил мальчик невнятно.
– Фиолетовый?
– Д-да, фиолетово-чёрный...
Это был его предел. Тут уже не до жиру. Я громко хлопнул в ладоши прямо над его ухом, но он не пришёл в себя, а так и повалился на бок с мутными глазами, будто соломенная кукла.
-
-
14.04.2013 в 04:25Ну, конечно, я не уморил наследника твоей школы, Дуку! Вот, точка на шее, точка на ладони – и дышит твой внук, и щёчки сейчас порозовеют... Двадцать семь тысяч всё-таки не дырка от бублика. Квай отправил его на смертельно опасные гонки в полной уверенности, что парень выдержит. Чем же я хуже, то есть лучше?
Хвала Силе, отошёл. И первые его слова мне очень понравились:
– Так вы теперь знаете, кто он, этот ситх, да, мастер Сайфо-Диас?
Вот это молодец! Всегда хорошо, когда человек знает, что такое «надо». Это настоящий джедай. Теперь становится понятно, за что его Квай так полюбил.
– Кое-что узнал, Эни. Спасибо тебе. И если ты не боишься продолжения наших экспериментов, тогда жду твоего согласия помочь мне в поисках Фиолетового.
– Конечно, пойдёмте! – и вот уже снова глаза блестят.
Я рассмеялся:
– Ну, не сию секунду, парень. Терпение!
Амплитуда его эмоций – это, конечно, большая проблема. Интересно, что его мидихлорианам нравится больше — адреналин или глюкоза? Вопрос далеко не праздный… Как говорила мастер Цон-Цу Дун в одном месте своих «Наставлений», «слава наша в телах наших», а в другом – «нет более совершенного оружия, чем мы сами».
– Как ты себя чувствуешь?
– Нормально. Только как-то… Пить хочется.
Я дал ему бутылку минеральной воды из своих запасов. Это была серебрёная вода с Фелуции.
А потом мы отмерили бумагу для ленты благословения, я развёл тушь и размашисто набросал большой кисточкой ряд иероглифов оссу: «Свет во тьме светит, и тьма не объяла его».
– Вот, – сказал я, – моё благословение тебе и Оби-Вану.
Я объяснил, что значит каждый из иероглифов и всё выражение целиком.
– Когда тебе будет казаться, что учиться очень трудно или что Оби-Ван очень строгий учитель, посмотри на эти знаки – и они тебя укрепят. «Вот, – подумаешь, – свет моей воли не погасят никакие трудности и недостатки моего характера. Он осветит эти недостатки и трудности, я их ясно увижу и пойму, с чем в себе мне нужно внимательно работать».
Мальчик понимающе закивал.
Затем мы с ним отмерили и отпилили две рейки, он аккуратно прибил к ним края ленты маленькими гвоздиками и привязал к концам верхней рейки верёвку, чтобы получившееся панно можно было повесить. Я похвалил мастерство, с которым он выполнил эту работу. Он благодарно улыбнулся и тут же поинтересовался:
– А где можно взять такой набор инструментов?
– У нас на складе можно получить, мы же с тобой туда пойдём, чтобы заказать столярку для твоего шкафа.
Новый вопрос:
– А что написано на вашей ленте?
– «Небо и земля долговечны, потому что живут не для себя. Небесная сеть редка, а ни одного не пропускает». Очень уж я люблю эти два выражения из «Знаков», сборника мудрости многих-многих поколений наших предшественников. Когда возвращаешься домой после какого-нибудь особенно трудного дела, и тебя приветствуют эти иероглифы, сразу чувствуешь себя на месте. Благодаришь Силу, что ты в её руке и что ты – её рука. Ты сам-то, Эни, чувствуешь радость, что перед тобой лежит путь джедая?
– Да! Вы не представляете… Я… Мне так часто снилось, что я джедай, что... В общем, я знал, что так будет!
Эх, Квай, ну как же можно было тебе умирать?
– Я хочу быть самым-самым сильным! И... и научите меня, как взрывать такие мячики с помощью Силы, пожалуйста!
Надо что-то делать, надо что-то делать. И не «что-то», а работать. В поте лица. Только так. Была бы жива Дори, насколько всё было бы проще... Ведь она отогрела даже заикающегося беспризорника Рама Коту, дикого зверька, которого Мэйс выудил из самого пекла войны далеко за Лабиринтом Риши. Парень с трудом владел речью и не знал ничего, кроме взрывов, пожаров и трупного запаха в развалинах, умственное развитие у него было, как у шестилетнего, хотя, загибая грязные пальцы, он утверждал, что ему десять. Питался он в основном воздухом и солнечным светом, в прямом смысле: его мидихлорианы научились добывать энергию с помощью фотосинтеза. По одному этому факту можно было только догадываться, в каких адских условиях жил ребёнок. Это был настоящий подвиг – вернуть ему свет человеческого облика. Последний подвиг Дори.
– Знаешь, малыш, зачем в моём доме висит лента благословения? Моя стихия – «Земля», это очень жёсткая стихия форм. Мне нужен постоянный указатель на небо, чтобы помнить о том, что Жизнь – это не застывшая форма, а непрерывные превращения, и в них, собственно, знак и проявление Силы. Понимаешь? Нет? Это очень просто: действительность существует только в постоянных переменах. Вот смотри, Эни: ещё недавно эта лента была частью рулона бумаги и была в нём как бы растворена. Иероглифы, которые я написал, были частью моего опыта. Моего духа, если угодно. Твоё умение работать руками – тоже часть твоего существа. Мы с тобой приложили дух и руки к неживой материи – к вот этой бумаге, и она стала не просто бумагой, правда?
Его синие глаза заблестели пониманием.
У меня нет и десятой доли педагогического таланта Дори. На беспризорника Коту было страшно смотреть физически – на его голодные глаза, острый нос, свалявшиеся волосы, – но аура мальчишки была светлой. А Энакин…
Ну, ничего. Будущее всегда в движении. Поэтому я продолжил свои потуги навести мосты. Почистить колодец.
– На Татуине ты считался тем, кем ты считался там. Сейчас ты живёшь на Корусканте и приобрёл новый статус. Я уже не говорю о том, что все клетки твоего тела постоянно изменяются, как постоянно изменяется твоя душа. Каждый твой вдох – это знак жизни, а выдох – знак смерти. Смена полярностей. В этом и загадка, и разгадка. Только изменения являются подлинной, настоящей действительностью, которая имеет значение. Всё остальное – иллюзия, неправда, небытие. Энакин – раб с Татуина, разве это правда? Нет, уже неправда. Так?
– Да, – кивнул мальчик. – Уже неправда.
– Энакин – джедай, разве это правда?
– Н-нет. Тоже нет. Пока.
– Превращение маленького мальчика с Татуина в воина Силы, который поворачивает мир в нужную сторону – вот это правда, это твоя действительность. Она принимает те или иные формы, но суть её – не в форме. Тебе надо научиться работе с дыханием? Надо. Это основа основ нашего пути, «тин-ди», «твёрдая почва». Хотя, казалось бы, неверно – как дыхание может быть основой, почвой? А вот так: из этой почвы вырастает мастерство, как из земли вырастает дерево и тянется к небу. Тебе надо освоить боевые стойки? Надо, потому что неподвижность – это основа движения, той самой непрерывной трансформации. Тебе надо овладеть свои телом как проводником ритма Жизни? Конечно. Надо же знать свои возможности, причём именно возможности собирания фрагментарного в целое. Единое дыхание разделилось на два – мужское и женское, из двух начал выделились четыре образа, четыре образа породили восемь пределов. Все эти важнейшие превращения есть в тебе, и всё это никогда не постоянно, даже то, что кажется незыблемым. Ничто не таково, каким кажется, Эни.
Эти элементарные понятия являлись для моего собеседника потрясающе новыми, от которых открывается рот.
– Вот смотри. Синяя нитка, которую ты носишь в своей косичке – знак «Неба», одного из пределов, твой дух «Воды» – знак одного из четырёх образов, твоё мужское тело – знак одного из двух начал. Но небо кончается вакуумом, где нет жизни. В воде можно и утонуть. Мужское начало стремится достичь крайности, и в этой крайности переходит в женское. А женское, достигая крайности, истощается. Понимаешь, если попадать на крайности, то между полнотой Пустоты и пустотой Полноты находится страшный зазор, в него можно ухнуть так, что и дыхания твоего в Силе не сыщешь. Поэтому нельзя допускать крайностей. Нужно знать и чувствовать их, но нельзя увлекаться ими.
Упоминание об опасности сразу вызвало в его душе отклик, он даже подпрыгнул на месте:
– Это... можно стать ситхом, да?
Сомнений больше нет: его мидихлорианы здорово ведутся на адреналин. Мне снова вспомнился Ксанатос. Чем больше опасность, тем выше чувствительность, а с его количеством это как наркотик. Немудрено, что Энакин выиграл эти татуинские смертельные гонки – Квай был уверен, что парень справится. С-ситх, как же не повезло бедняге Оби-Вану с первым учеником...
Правда, этот мальчик совершенно открытый. Не такой сейф за восемью замками, как злополучный Ксанни.
-
-
14.04.2013 в 04:29– Я понимаю, что это очень непросто. Мастер Джинн говорил, что путь джедая – он такой, – мальчик волнообразно помахал руками. – Трудный!
– Знаешь, это только так кажется. Если ты освоил дыхательные практики и научился слушать себя, быть джедаем так же просто, как дышать. Главное – внутри. А что внутри, то и снаружи. Каждый раз это главное – не такое, как минуту назад. Но при этом оно одно и то же. Вот смотри. Кто сейчас стоит перед тобой – старый дедушка с большим-большим грузом прожитых лет. Да? И да, и нет. Это просто одна из форм, достаточно устойчивая и удобная для выполнения моей миссии в жизни. Для выполнения воли Силы. Но, понимаешь, тот, кто выбирает путь джедая, принимает в свою жизнь весь мир, а не только себя. Я был ещё младше тебя, когда у нас в группе появилась девочка, её звали Дори. Она тебе тоже не чужая. Она, когда выросла, стала воспитательницей мастера Джинна. Это Дори научила его самым первым и главным вещам: дыхательным упражнениям, ката, хватам меча, ну, и быть верным другом, не проходить мимо несправедливости... В общем, всему, что нужно для жизни.
Энакин кивнул.
– Мы с ней и другими моими друзьями играли в театре масок. Потом в этом театре играл мастер Джинн и мой падаван, мастер Винду, уже под её руководством. Она прекрасно научила их искусству передачи разнообразных знаков изменчивости с помощью пластики тела. Ты потом сам можешь посмотреть записи их выступлений, попроси Оби-Вана, он тебе покажет, где это всё лежит в архиве. А сейчас я надену одну из масок, в которой выступала Дори, и покажу тебе, какой она была, когда была маленькой девочкой. Скоро будет два года, как Дори умерла, но она жива для всех и во всех, кто знал её. Вообще, запомни, что вся информация обо всём остаётся навсегда. Просто надо уметь её воспринимать. Когда ты этому научишься, то мастер Джинн будет не только в Силе, но и с тобой.
– Да? Правда?
– Конечно. Садись на пуфик и смотри.
Давно я не давал такого представления… Вообще-то не так уж давно, я танцевал «Жёлтое» на сцене на годовщину памяти Дори. Это была одна из её лучших ролей. Все её выпускники, которые на тот момент находились в Храме, приняли участие в вечере памяти. Очень жаль, что Дуку был тогда на миссии.
Я протянул руку, и с крючка на стене, зазвенев, спрыгнули «колокольчики» ко-гири – круглые металлические пластинки, похожие на бубенцы. Под внимательным взглядом Энакина я привязал их к коленям руками, а к локтям – с помощью Силы. Потом прилетела маска, покрытая блестящей «ауродиевой» краской, шуршащий жёлтый бисерный парик и жёлтый платок, который я повязал на шею, прикрыв кадык.
Задвинув мебель, чтобы освободить нужное пространство, я надел маску, надел парик и принял «позу жёлтого» – сел, разведя колени и соединив пятки, и отклонился назад так, чтобы локтями и макушкой касаться пола, с максимально поднятыми плечами. В такой позиции очень хорошо чувствуешь, насколько ты здоров и насколько эластичны твои связки. Связки были пока ничего, а вот в голове сразу появился отзвук вчерашнего удара. Ну, ничего. Войду в образ, так не развалюсь.
Танец «Жёлтого» весь построен на движениях перетекания, которые вместе с ритмом колокольчиков создают лёгкий гипноз. Я показал, какой была Дори от того дня, как я впервые увидел её в детской игровой комнате, до нашей последней встречи «привет-привет» в коридоре. Эх, толстокожий я ранкор, не почувствовал тогда, что вижу её в последний раз.
Я акцентировал внимание на нескольких Дориных любимых жестах – как красиво она отводила нити бисерного парика со лба то одной, то другой рукой, как умела двигать то одним, то другим коленом без всякого звука колокольчиков, а потом теми же движениями вызывала водопад чётких ритмов, каждый раз новых, переменчивых. Всё, что я о ней знал – всё показал. Даже то, как беззаветно она любила Дуку и как легкомысленно он относился к её чувствам.
За восемь минут я прожил жизнь Дори для себя, а Энакину просто хотел показать, как это красиво, когда умеешь владеть своим телом, да ещё и во взаимодействии с Силой. Когда ты со всеми своими взрослыми габаритами и годами, к примеру, выгибаешься дугой и стоишь на носке правой ноги и пальце левой руки, это производит впечатление на зрителя. Даже большее, чем когда делаешь это в десять лет.
Окончив танец, я поклонился моему единственному зрителю и, освободившись от театральных атрибутов, вытер пот с лица полотнищами табарда. Он именно для этой цели и был придуман нашими предшественниками. Как тысячи лет назад, так и сейчас этот элемент одежды джедая служит напоминанием о том, что наш путь – это путь большого физического труда.
– Вот так же и мастер Джинн обливался пóтом, когда снимал маску после выступления, – улыбнулся я, не дождавшись от него слов. – Но на сцене он был в трико, так что Дори приносила ему полотенце. Я очень хорошо помню одно его выступление, он играл ветер в тростниках. Понимаешь, не просто ветер, а ветер в тростниках, в такой траве, которая у воды растёт... Так с него пот ручьями лился в прямом смысле.
– Да, это очень трудно, я понимаю, – проговорил Энакин. – Труднее, чем собрать гоночный кар...
– Игра в театре – это один из путей, благодаря которым... ну, вот встречаешь мальчика, который может собрать кар, и понимаешь, как это здорово – такие потрясающие способности!
Он без улыбки спросил:
– А вы очень любили её, да? Эту Дори, воспитательницу мастера Джинна?
– Да, малыш. Очень. Её все любили.
– У неё были сиреневые волосы?
Я кивнул:
– Она была родом с планеты, где много активных элементов синего спектра, поэтому такой цвет. Ты увидел её в моём танце?
– Угу. И ещё я увидел, как она разбилась на машине. И знаете что, мастер Сайфо-Диас, она ведь не просто так разбилась. Её этот, – кивок в сторону стены с масками, – сбил. Ситх рогатый.
– Да что ты говоришь!! И что ты видел?!
Я знал, что в тот день Дори ездила в турбюро подписать договор об экскурсии на Альдераан для своей группы и на обратном пути по какой-то непонятной случайности столкнулась с погодной установкой. Установка была полностью загружена фреоном под давлением, взрыв получился страшный, пострадало ещё несколько аппаратов, хотя серьёзные ранения получил только водитель пролетавшего мимо такси. Машины в радиусе взрыва были уловлены аварийным магнитным полем уровня и не разбились. А от Дориного спидера осталось только металлическое крошево. Видеокамеры на последнем километре её полёта все были неисправны, так концов было не найти, и дело о ДТП списали на несчастный случай… Мы потом и с Мэйсом, и с Кваем ездили на место происшествия, но не видели ничего, только темноту нашего горя.
А оно вот как…
Энакин вздохнул.
– Ну… мне так показалось… Он летел за ней, а потом ударил молнией в такую беспилотную штуковину, на которой разные приборы установлены, для погоды. Сам он на форсаже сразу ушёл вверх, а внизу получился взрыв… ну, и нашу машину всю разворотило.
У меня заныло сердце, и боль отдалась в затылок, и сразу весь мир стал серым, как в тот день, когда мы летали над проклятым квадратом «орент-40», и всё там было обыденно, как всегда, и погодные установки проплывали, как ни в чём не бывало, и видеокамеры тоже починили. Я потёр шею, чтобы прогнать боль.
– Да, видишь, как бывает, Эни… Опасность поджидает нас всегда и везде. Спасибо тебе, брат. Значит, Дори погибла от руки ситха. Как воин. Как мастер Джинн. Знаешь, мы с тобой по городу полетаем, вдруг ты ещё что-нибудь почувствуешь...
Он спрыгнул с пуфика, выражая готовность немедленно приступить к поиску ситхова логова.
– А когда мы в Сенат пойдём?
– Тогда, когда для этого для этого придёт подходящее время.
– А когда оно придёт?
– Сила подскажет. Может быть, завтра. А может, на следующей неделе. А может, через месяц. Будем слушать её подсказок.
Мальчик дёрнул плечом.
– Ждать – дело нелёгкое, правда? – спросил я.
Он наморщил нос и сказал:
– Ну, да, но я ещё... Я… знаете, мастер Сайфо-Диас, я тоже… очень люблю. Одну… очень-очень красивую леди. Королеву с планеты Набу. И если мы будем в Сенате, как вы говорили, не могли бы мы ещё зайти посмотреть, вдруг она там… выступает… тоже…
Я задумчиво посмотрел на его светлую макушку, на блестящие синие глаза.
– Конечно, Эни. Сходим, посмотрим. Только краем глаза.
– Почему – краем глаза?
– Чтобы она не привыкла, что ты маленький. И не думала, что это несерьёзно с твоей стороны. А потом когда ты вырастешь – тогда, в общем… Произведёшь на неё впечатление.
– Да? А она не выйдет замуж без меня? Пока я буду расти?
– Ну, брат… – я развёл руками. – Это надо оставить на волю Силы. Если на то воля Силы – не выйдет.
– Тоже на волю Силы? – он задумался и почесал нос. – Ну… ну, ладно. А вы мне покажете ещё тот ветер в тростниках? Я бы так хотел посмотреть на мастера Джинна!
– Мы с тобой обязательно сходим на прослушивание в театр. Чтобы ты сам научился играть этот ветер. Так ты сможешь пообщаться с мастером Джинном без моей помощи. Но сначала сверим наши планы, – я вытащил электронный блокнот. – Сейчас идём на склад за столяркой, а потом у меня назначена встреча, а тебя ждут занятия с мастером Оби-Ваном.
– За столяркой и инструментами, – уточнил он.
-
-
14.04.2013 в 04:38Из представительства Торговой Федерации так и не перезвонили. Похоже, Депа была права.
Плохо. И совсем плохо то, что их приёмник сбрасывал мой сигнал. Это уже не просто невежливость, а знак полного провала моей игры с федератами. Очень плохо.
Тогда я набрал номер секретариата Сената. На мой вопрос о подробностях расследования смерти Друне Орто протокольный дроид переключил меня на своего коллегу из службы по связям с общественностью. Тот сообщил, что смерть сенатора была вызвана естественными причинами, хотя от этого не становится менее трагической, поблагодарил меня за соболезнования народу Неймодии и отключился.
Я снова взялся за комлинк, но, как говорится, о ранкоре разговор, а вот тебе и ранкор. Аппарат у меня в руке затренькал сам, высветив голограмму моего сокурсника по Финакадемии, прогульщика и вечного «хвостиста», а ныне вице-президента Счётной Лиги Тиррила Лача. Того самого субъекта, которому я собирался звонить.
Лач сделал отличную карьеру в корпорациях Торговой гильдии и сейчас наслаждался синекурой в Сенате, где представлял свою родную планету Фелуцию. Нельзя сказать, что в студенческие годы мы с ним были друзьями, но вот после окончания альма-матер наши пути частенько пересекались. Он не раз помогал мне и моим агентам, за некоторую толику инсайдерской информации, разумеется. Уж нос по ветру Лач всегда умел держать на «отлично».
– Здравствуй, Диас, – сказал он. – Я не вырвал тебя из объятий какой-нибудь… пф-пф… нирваны? Или годы твои уже не те – по нирванам прыгать, а? Хе-хе-хе-хе!
– Привет, Лач. А я как раз о тебе вспоминал. И знаешь, какое занятное воспоминание выудил из глубин памяти? На третьем курсе ты списал у меня все шесть контрольных по учёту и аудиту в банковской сфере, причём как виртуозно – прямо перед гляделками дежурного дроида. Без малого полвека прошло, проценты за такую услугу, знаешь, какие набежали…
– Договорились. На днях непременно сдам тебе какого-нибудь особо злостного налогонеплательщика. Слушай, перезвони мне на защищённый канал, я как раз поставил новый фильтр от прослушки… Там внизу у тебя должен высветиться. Хочу протестировать.
Он отключился, я набрал его номер.
– Раз ты обо мне вспоминал, значит, не просто так, – с места в карьер продолжил он разговор, как только связь установилась. – И о чём ты меня хотел попросить по старой памяти?
– О двух вещах. Во-первых, мне нужно точно знать, кто продавил недавний закон об отмене анализа на мидихлориан.
– А что – отменили анализы, да?
– Как был ты прогульщиком, Лач, так им и остался! Ты вообще когда-нибудь появляешься в Сенате? Я лично за всё время твоего депутатства тебя там ни разу не видел.
– Но-но, не надо! Это в тебе проблема, Диас. Это ты из своей джедайской ложи не замечаешь разную мелкую сошку вроде меня.
– Это ты не гони волну, Лач! Всё я замечаю.
– Но какую ты речь на днях толкнул в Бюджетном комитете – слушай, я плакаль! И не я один! Горе-то какое, а? – он прикрыл лицо своей сухой длиннопалой лапкой. – Конец миру и демократии во всём мире из-за жадных и коррумпированных сенаторов! Никто не выполняет свой гражданский долг, все воруют! И только один честный джедай Сайфо-Диас бдит на своём посту. Горит свет в окошке высокой башни! Недреманное око Силы так и шарит, понимаешь, по всем концам галактики! Слушай, а магистр Йода – он-то спит, хоть время от времени? На электрообогревателе?
– Кончай кривляться. Как ты думаешь, реально найти концы, кому выгодна новая редакция закона?
– По части кривляния я тебе не конкурент, – парировал он, убирая руку от лица и откровенно зубоскаля. – Но скажу тебе, как глас народа: хвала Силе, что отменили. У меня внучка вот-вот родить должна. Не видать Ордену моего правнука, как твоей расе своих ушей. Хе-хе-хе-хе! Ну-ну, старик, не дуйся! Я попробую. А какая вторая вещь?
– Сведи меня с кем-нибудь из окружения первых лиц Федерации. Желательно из клана Гунрая и желательно из наших выпускников.
Он задумчиво почесал ороговевший нарост на макушке.
– Что, приспичило поболтать о политике и путях развития цивилизации после того, как вы сами Федерацию покусали?
– Ну, во-первых, кусали её не мы. Во-вторых, да, приспичило. И в-третьих, Лач, это ты сам позвонил мне не просто так. Давай, выкладывай, что у тебя там наболело на душе, бедный миллионер.
Он приблизил лицо к аппарату. Вся его наигранная жизнерадостность провалилась к хаттам-паразитам.
– Ну, не мнись, – нетерпеливо прервал я затянувшуюся паузу. – Что случилось?
– Саф, скажи честно. Как этот… защитник мира и справедливости… Ситхи – это очень страшно, а?
Теперь пауза повисла с моей стороны. Я молча смотрел на голографическое изображение семнадцать секунд.
– Старик, неужели всё так плохо, а? – прошептал он. – Я понимаю, ты мне правды не скажешь, но хоть глазом моргни – может, того… с Корусканта хотя бы детей стоит вывезти? Клянусь, я молчок. Только хоть внучку отправлю из Центра на периферию… У меня есть собственная планета за Лабиринтом Риши… Смогут мои там отсидеться, если начнётся... ну… если начнётся. А?
Так. Кажется, мы проигрываем уже два-ноль. Откуда пошла утечка? С Набу? Ситх бы их побрал с их праздниками и фанфарами! Или от Федерации? От Нуте Гунрая? От его окружения? Или…
Или – от самого ситха.
Да, отличная технология, чего уж проще. Эти жвачные животные одной своей паникой разнесут Республику в пыль. С них станется.
– Что начнётся, Лач?
– Тьфу, Диас! Я с тобой, как со своим родным, а ты смотришь на меня, как служба безопасности! Откуда я знаю, что начнётся?! Я для того тебе и звоню, умнику лысому, высоколобому, мидиками напичканному по самое тудыть-перетудыть! Чтобы ты мне, твари дрожащей, сказал хоть одно слово со своих метафизических высот!!
– Чего ты орёшь? – сказал я брезгливо. – Тебе лично ничего не грозит. «Выпивайте дальше» – знаешь такую цитату из классика?
Его лицо отодвинулось от аппарата.
– Ай, спасибо. Уел. Урыл. Поплевал с высокой башни. Спасибо, друг.
И мне вдруг стало ужасно стыдно. Глядя на выпученные глаза и вислые губы этого безалаберного сверчка, мастера перестраховки, посредственности из посредственностей, на этого сына мира, который в сфере спасения своей шкуры уж конечно догадливее всех сынов Света вместе взятых, я вдруг почувствовал, что в самом деле плюнул – на «твёрдую почву». На прах земной, от которого я взят и куда не вернусь. Я-то уйду в Силу. А он…
Наверное, так же презрительно и высокомерно, как я на Лача, смотрел на меня Дуку в последние наши дни. Именно от этого плевка предостерегает нас традиция. А не от обычной потери слюны.
Нет, мне не плевать на то, что станет с моей Родиной. И Лачу не плевать, каков бы он ни был. Он же не говорил, что сам побежит спасаться за Лабиринт Риши. Он говорил – «спасать детей».
– Извини, друг. Извини. Я в последнее время так устал… Несу ахинею. И ты прав, конечно. Я уже совсем старик...
– Да я понимаю, что сейчас до нирваны тебе не рукой подать. Но всё-таки…
– Хорошо. Отвечаю на твой вопрос. Во-первых, мы ещё поборемся. В том числе и ты вместе со мной и вместе с теми, кто меньше всего заинтересован в развале Республики. Помнишь, как в учебнике было написано: «Галактическая Республика – цивилизационное приобретение всех народов, населяющих галактику». Ай, да ты и учебник-то никогда не открывал... Ну, неважно. Поможешь?
– М-м… А что там у тебя во-вторых?
– Во-вторых, скажу тебе по секрету, для вброса в умы… У Ордена недавно появилось абсолютное оружие против ситхов.
– Да? Ты это серьёзно?
– Серьёзно. Об этом сказано в нашем древнем пророчестве, – я понизил голос до доверительного шёпота, Лач приблизил лицо к аппарату и впился в меня глазами. – Позвонит, мол, один такой серый с Фелуции и спросит: «Ситхи – это страшно?» А это знак свыше, что не страшно, потому что серый-то никогда ничего не знал и не знает по существу. Вот и на этот раз – пальцем в небо. Ха-ха-ха-ха!
Что это такая шутка, он сообразил не сразу, но наконец сообразил и фыркнул.
– Ну, ты! Шут сарлачий! Тьфу, чтоб тебя...
Отлегло у него от сердца, уже хорошо. Я снова рассмеялся.
– Ладно-ладно, – разразился он новой порцией фырканья, – это мы ещё выясним, кто из нас будет смеяться последним.
– Лач, ну надо же было разрядить обстановку! У тебя был такой вид, как будто вот-вот инфаркт, а я по комлинку не лечу, уж извини, не моя специализация.
Он покрутил головой на тощей морщинистой шее.
– Так что там насчёт выхода на Федерацию? – спросил я. – Устроишь?
– Не обещаю, но попробую. Хотя... Девяносто девять и девять – глухой номер. После случая в сортире с тобой захочет общаться разве что последний самоубийца.
Я вздохнул.
– Диас, я тебе ничего не говорил, но... Хочешь побеседовать с мужичком, от которого я услышал про ситха?
– Хочу. И ещё очень интересно, что же он тебе такого, собственно, сказал, что ты позеленел от страха?
– Да, собственно, немного. «Я слышал, что на Набу видели ситха. А если появились ситхи – значит, кирдык Республике».
– И это всё?
– Но ведь немало, а, Диас?
– Это ерунда. Мы убили ситха на Набу.
– А он там был не один.
– Откуда ты знаешь?
– Слухами галактика полнится.
– И всё-таки?
– От Орто. И теперь тоже опасаюсь в сортир ходить.
Я подумал пару секунд.
– Лач, тебе и в самом деле лучше на время уехать с Корусканта. Например, по состоянию здоровья. Как у тебя со здоровьем? Найдётся состояние?
– Ну, уж такое-то состояние всегда найдётся. Диас, слушай... Да пребудет с тобой Сила.
– Спасибо, старый сверчок. И с тобой.
– И знаешь, что я думаю? Даже если мой правнук родится с мидиками, у меня есть блат в Ордене джедаев, а? Ты же его пристроишь на какое-нибудь тёпленькое местечко, если что? Хе-хе-хе-хе!
– Тёпленькое местечко, – буркнул я. – А горяченькое на Хоте не хочешь? Ладно, приятель, спасибо тебе за всё. Звони, не пропадай.
-
-
14.04.2013 в 04:41Промышленная выставка Техносоюза – это всегда впечатляющее мероприятие. К приглашению прилагался большой каталог, и по дороге в Экспоцентр я наслушался от Энакина много восторгов по поводу продукции корпорации «Сейнар Флит Системз». Мы с ним листали этот каталог на заднем сиденье, а за рулём сидел рыцарь Кеноби.
Я оставил их возле павильона дроидов, а сам пошёл по указателю «Организационный комитет».
Тууот Шуоор принял меня очень дружелюбно, показал обруч с эмблемой Счётной Лиги и передал привет от нашего общего знакомого Тиррила Лача. На смотровой площадке нас ждал столик с напитками и закусками, предназначавшимися для меня – сам господин Шуоор не мог принимать пищу при нормальной для Корусканта гравитации. Я вспомнил, что в студенческом общежитии для людей его расы был отведен целый этаж с барокамерами.
Сначала мы немного поговорили об альма-матер и о том, на какие высокий посты за последние пару лет переместились несколько выпускников Финакадемии. Я также прослушал информацию о перспективных разработках нового класса кораблей, об успехах сталелитейной промышленности и интеллектронных достижениях корпораций Техносоюза.
– Всё это технологии двойного назначения, – заметил мой собеседник в сложном скафандре. Была некоторая ирония в том, что он говорил о высоких технологиях, в то время как его акустическая система временами сбоила.
Собственно, с этого места в разговоре и начался наш настоящий диалог, и я сделал свой ход:
– Но конверсию гражданских технологий в военные всё-таки нельзя назвать оправдавшей себя, не правда ли, коллега? Ни в финансовом, ни в военном смысле, Набуянский кризис это хорошо показал. Боевые корабли Федерации, вышедшие с ваших верфей, оказались чрезвычайно уязвимы. Как и боевые дроиды, переделанные из серийной домашней обслуги. Скажите честно: каков порядок убытков Техносоюза?
– О каких убытках вы говорите, мастер? Ф-ф... Техносоюз только выиграл от нестабильности в Чоммельском секторе. Торговая Федерация закупила у нас не технику, а технологии, с соответствующей предоплатой. Не наша вина в том, что они нашли... ф-ф... плохого подрядчика.
– И кого же?
– Не буду врать, потому что не знаю. Это коммерческая тайна ТФ. Впрочем, мы получили много ценной информации об уязвимых местах нашей техники, и на будущее доведем ее до ума. Раньше у нас просто не было достаточно большого испытательного полигона, где условия не просто приближены к боевым, а – боевые. В этой связи я бы не рассматривал тему убытков, и вообще баланса сил, так узко. Ф-ф...
Вот как... Очень хорошо, что есть на свете такая удобная площадка для встречи, как Счётная Лига. Очень-очень хорошо.
– То есть вы получили от ситуации чистую прибыль, я вас правильно понимаю? Руководство Техносоюза мыслит так?
– Не совсем. Дело ведь не в потерях от эпизодического Набуянского инцидента. Я предпочитаю такую формулировку: инцидент. Не кризис. Кризис, не приведи Сила, у нас ещё впереди.
– А с кем, собственно, собирается воевать Техносоюз? Зачем вы так форсированно ставите промышленность на военные рельсы? – я кивнул в сторону павильонов робототехники, которые подмигивали разноцветными огоньками.
– Ну, старую поговорку «хочешь мира – готовься к войне» ещё никто не отменял. Будущее всегда таит в себе новые вызовы.
– Да. Причём часто новое – это хорошо забытое старое, – благодушно улыбнулся я.
– Вот именно, – кивнул он и многозначительно покашлял. – Кстати, о прошлом. Меня интересует один давний вопрос… из области истории. Понятное дело, что в политике не бывает хороших или плохих парней. Но всё-таки. Ваши исторические оппоненты ситхи – это однозначно плохие парни? Ф-ф... Чем именно они так плохи, что в республиканском законодательстве для них выделена отдельная строка… вне презумпции невиновности? Объясните, пожалуйста, непосвящённому.
Я посмотрел в окуляры его шлема, за которыми находились два пучка внимательных полужидких глаз.
– Как вам сказать, дорогой коллега… Начнём с того, что это очень плохие парни, которые, в общем, не совсем парни… Понимаете, даже самых плохих парней можно рассчитать и вычислить – мы с вами, собственно, на это и учились в нашем благословенном учебном заведении. А вот действия ситхов просчитать невозможно, даже если бросить на эти цели все мощности интеллектронной промышленности Техносоюза. Они действуют вне логики, их интересы находятся за гранью понимания.
– То, что они играют только по своим правилам, – это самый главный показатель их «плохости»?
– У них нет правил. Они просто играют.
– Ф-ф... Без каких-либо этических ограничений?
– Вообще без каких-либо ограничений.
– Например?
– Ну, например, нарушают второй принцип термодинамики.
– То есть?
– Например, возвращаются из небытия по собственному почину.
Шуоор задумался.
– В самом деле, странная логика, – протянул он через некоторое время. – Трудно представить, зачем столь всемогущим существам нужна власть над нашей бедной маленькой галактикой. Ф-ф... Но это и всё, что инкриминирует им Орден джедаев? Они знают секрет бессмертия, а вы нет, и… кх-кх… религия не позволяет вам смириться с их преимуществом? Из-за этого сыр-бор… и под угрозой находятся жизни и благополучие подавляющего большинства граждан, не располагающих мидихлориановыми органоидами в крови?
Я покрутил в руках бокал с голубоватой жидкостью, хорошо взвешивая слова.
– Это вопрос для очень долгого обсуждения, коллега. Коротко скажу так: величайшей политической ошибкой было бы считать, что тени прошлого оказались в прошлом без учета... м-м... воли граждан галактики. Почитайте историю Гиперпространственной войны. Я понимаю, это было очень давно, но всё-таки. Ситхов невозможно использовать. Эти тени, знаете ли, сами могут так использовать политика, который пойдёт на поводу у своей мании величия или, там, интересов своего круга, что… Что ему не позавидуешь.
Он молча посмотрел на меня из-за стекла. Я продолжил:
– Мой друг, я с превеликой охотой поделился бы с вами моими соображениями, но у меня нет никаких соображений. Чтобы понять, в чём заключается сфера интересов ситхов, надо, так сказать, идти со стороны смерти, а не со стороны жизни. Я искренне уверяю вас, что не представляю, какова их конечная цель. И сам очень беспокоюсь о положении дел, уж поверьте, для того и пришёл посоветоваться с вами. Я только знаю, что их интерес несовместим ни с какими этичными и просто разумными вещами. Я знаю, что ситхи чрезвычайно заинтересованы в увеличении энтропии. В увеличении страданий живых существ. В ненависти. В повсеместном озлоблении. А значит, заинтересованы в войне. Но зачем им это надо, какая им это этого польза, – не знаю. Для того чтобы узнать, мне, понимаете, самому надо стать ситхом, потом вернуться на Светлую сторону и рассказать, в чём суть радостей на Тёмной. А это уж никак не входит в мои жизненные планы.
Он всё молчал. Я выпил свой коктейль и поставил бокал на стол.
– И что, никто из ваших не пробовал выяснить, какова эта их… конечная цель? – пискнуло наконец из его динамика.
– Никто из наших не возвращался.
Он озадаченно подвигал головой в прямоугольном шлеме.
– Хорошо, оставим пока метафизику в стороне. Вы сказали – «не позавидуешь политику, связавшемуся с ситхами». Ф-ф... Не позавидуешь, как Нуте Гунраю или как Друне Орто?
– Извините, если отвечу вопросом на вопрос: мой ответ будет актуален для кого-либо из наших друзей, членов Счётной Лиги?
– Ответ на этот вопрос актуален для Республики, мастер. По некоторым сведениям, эти, как вы их назвали, «тени из могил» внедрились в верхний эшелон власти на Корусканте. Сейчас они предприняли ряд шагов, несовместимых с интересами субъектов конфедерации.
– А именно?
Тууот Шуоор заговорил снова, но его акустическая система издала неразборчивый визг. Он терпеливо принялся подкручивать настройку.
– Простите, мастер, слишком сухой воздух… Я не буду вдаваться в подробности. Главное – в галактике есть регионы, которые предпочли бы дистанцироваться от религиозных войн. Ф-ф... Системы внешних секторов не хотят повторения истории ни в виде трагедии, ни в виде фарса. Полагаю, что и элиты внутренних секторов тщательно обдумывают уроки Набуянского инцидента. Напомню вам, что неймодианцы всего лишь обеспечивали защиту своих законных интересов в Чоммельском секторе. Повторяю: законных. Записанных в договоре об использовании космических маршрутов. Ф-ф... Почему Галактический арбитражный суд не предпринял никаких шагов для разрешения конфликта, пока он не выходил за рамки хозяйственного права? За что Республика обрушила силу Ордена джедаев на мирное торговое сообщество?
-
-
14.04.2013 в 04:59– Поговаривают, что Нуте Гунрай связался с ситхами, чтобы защитить законные права Федерации, – продолжал пыхтеть и скрипеть Шуоор. – Потому что в рамках республиканского правоприменения он, простите, ничего не мог сделать против набуянской наглости и бюрократической неповоротливости судебных инстанций. И вот Нуте Гунрай унижен и растоптан. Но, извините, мастер, неймодианец Друне Орто, который для защиты прав Федерации связался не с ситхами, а с джедаями – с законной силовой структурой Республики! – оказался в ещё худшем положении, чем его соотечественник! Ф-ф... Гунрай, по крайней мере, жив, а Друне Орто…
– Вы полагаете, что за санкциями против Торговой Федерации стоят ситхи? – спросил я прямо.
– Ситхи вернулись в политику – это то, что мы знаем. От этой неожиданности, мы надеялись, нас защищает Орден джедаев. Оказалось – не защищает. Оказалось, он защищает непонятно кого от непонятно чего. Интересы ситхов, как вы сами сказали, далеки от идеалов гармоничного сосуществования народов галактики. Но интересы сенаторов и джедаев, извините меня, находятся ещё дальше. Ф-ф... В республиканском обществе нарастает напряжение, а государство не может предложить сторонам ни малейшего конструктива. Периферийные элиты в растерянности, мастер. Когда основатели Республики подписывали Конфедеративный договор, они делали это для улучшения взаимодействия между субъектами. Для технического прогресса, свободной торговли и развития, для мира и процветания. Ф-ф... Если сейчас все эти ценности разрушаются, есть ли смысл оставаться в составе Республики? Вот что интересует лично меня и моё окружение. Наша беседа всё более убеждает меня, что смысла нет. Если управление в ней перехватят ситхи, периферийным регионам нужно самым решительным образом дистанцироваться от Республики.
Я вспомнил слова Дуку о том, что наше государство упустило все свои возможности, и его можно только демонтировать. И после паузы решился:
– Тууот, что, по вашему мнению, нужно предпринять, чтобы спасти Республику? Ведь это самая большая наша драгоценность – цивилизованное космическое пространство. Мир. Взаимопонимание. Торговля и совместная разработка минеральных ресурсов. Вы сказали: ценности разрушаются. Нет, они не разрушаются, эти ценности неразрушимы. Но, как и всякие ценности, они требуют защиты и бережного обращения. Вы ведь не оставляете ваши деньги без присмотра? Мир и взаимопонимание также нуждаются в умном управлении.
– Замечательные слова, мастер, но таких слов в Сенате произносится ворох. Где же дела? Вы спрашиваете, что спасёт Республику? Ф-ф... Демонстрация её справедливой силы, мой дорогой друг джедай. Силы! Выработка реальных механизмов разрешения конфликтов. Усиление безопасности торговых путей. Ликвидация ситхской угрозы. Иначе зачем нам содержать всю эту бесполезную бюрократию? Сенат, суды, арбитражи, да и Орден джедаев тоже, уж простите за откровенность!
– Ну, Орден джедаев – самоокупаемая структура, – заметил я. – Как вы думаете, если у Республики появится армия, которая будет патрулировать торговые пути, – это будет знаком силы? Для защиты от провокаций, подобных Набуянскому инциденту? По вашему мнению, Техносоюз согласился бы стать поставщиком вооружений для такой армии?
Я ожидал, что подобная постановка вопроса вызовет у него больший энтузиазм, но он сдержанно проскрипел:
– Ф-ф... Всё зависит от условий комплектации и механизма применения.
Ага, значит, у них уже всё законтрактовано... другой стороной.
– Избирательная воинская повинность, – ответил я. – Думаю, это, с одной стороны, решит проблему безработицы среди молодых мужчин в неблагополучных социальных стратах, с другой – укрепит государство, с третьей ударит по теневому бизнесу. Который, без всякого сомнения, при любом раскладе первым окажется втянут в орбиту интересов ситхов и будет подпитывать их мощь.
– Уже подпитывает, – скрипнул он.
– Да. Уже подпитывает.
– Что ж, идея республиканской армии, обеспечивающей порядок... Возможно, после кропотливой работы по согласованию интересов секторов... Но вы уверены, что у нас будет время на эту кропотливую работу?
– Ну, если мы отвечаем за судьбу галактики, – нужно напрячься и изыскать и время, и возможности.
Мы снова помолчали. Я снова заговорил первым:
– Орден джедаев знает об опасности и будет действовать, сейчас и впредь, как хранитель мира и справедливости. Мы остановим сползание Республики во Тьму. Это наш долг. Но мы нуждаемся в помощи региональных элит. Спасти государство мы можем только все вместе.
Новый раунд молчания. Он поскрипел и выдохнул:
– Мастер, возвращаясь в область метафизики... Если у вашего Ордена нет возможностей для пресечения… ф-ф… нарушений законов термодинамики... Чем же мы, простые смертные, можем вам помочь?
– У нас есть такие возможности. Поделюсь с вами великой тайной, господин Шуоор. У Ордена появилось абсолютное оружие – Избранный, который способен сражаться с ситхским злом на грани Тьмы.
– Извините, не совсем понимаю вас.
– Существует древнее пророчество. В очень страшное время, когда наша цивилизация будет на грани уничтожения, в Орден придёт сверхсильное мидихлориановое существо и спасёт галактику для Жизни. Остановит ситхов. Этот брат пришёл, он уже среди нас.
Пучки глаз моего собеседника прижались к стеклам окуляров.
– То есть в ближайшее время нас ждут потрясения на грани исчезновения цивилизации?!?!
– Они находятся лишь в области прогнозов, – поспешил успокоить его я. – Благодаря ответственным руководителям в Сенате, в составе Техносоюза и других субъектов конфедерации потрясений можно избежать. Я в этом убеждён.
– Я хотел бы разделить ваш оптимизм, мастер Сайфо-Диас. Но не скрою, то, что вы мне сейчас сказали...
– То, что я сейчас сказал, – это великая надежда на лучшие времена, мой друг. Залог победы сил мира и разума над духами Тьмы. Я поделился с вами надеждой. Силой, если хотите. Верой. Не страхом.
Он побарабанил пальцами по поверхности своего скафандра.
– Простите, а что представляет собой это ваше... ф-ф... абсолютное оружие сейчас?
– Это сын самой Силы. Часть его хромосомного набора со стороны отца сформирована мидихлорианами.
– Это... возможно?
– Да, это возможно.
– Это... ф-ф... нарушение законов биологи примерно того же порядка, что нарушение законов термодинамики... ф-ф... вашими антагонистами?
– Да. И оно случилось. Сила стремится к гомеостазу, как и всё живое.
– Ф-ф… Сколько лет этому джедаю?
– Девять.
– Значит, в запасе есть всего лишь лет десять относительной стабильность – а потом хаос?
– Скажите честно, господин Шуоор, вы очень боитесь войны?
– Очень боюсь.
– Так вот, если все будут очень бояться и ничего не делать, она случится. Потому что ситхи питаются страхом. А если делать кое-что – например, разрабатывать всё более совершенных боевых дроидов и гоняться за военными заказами, то у нас не будет и десяти лет. Мы просто не успеем подготовить Избранного для борьбы с ситхами. Пожалуйста, подумайте над этим и передайте вашим единомышленникам, что Республику рано сбрасывать на свалку истории.
– Почему вы так уверены, мастер? Многие мои единомышленники, скажу вам об этом прямо, не видят перспектив. Ф-ф… Чем я могу аргументировать перед ними постулат о том, что Республика – это всё ещё выгодное дело, а не выработанное месторождение?
– Я уверен, главным образом потому, что Республика — это сеть, а корпорации Федерации — жесткая иерархическая структура. Думаю, вы знаете не хуже меня, что сеть гибче и практически неуничтожима. Нам нужно подлатать нашу общую сеть для выгоды всех планет галактики. В том числе и для корпораций Федерации и Техносоюза.
-
-
14.04.2013 в 05:10– Как я понимаю, примерно те же аналогии можно подобрать для джедаев и их исторических врагов. Или здесь более уместно сказать «метафизических»? Орден джедаев — жёсткая иерархия, Орден ситхов — невидимая сеть.
– Орден джедаев иерархичен не механически, как корпорация, а органически, как большая семья, – поправил я. – Причём джедайская семья скорее похожа на грибницу, чем на муравейник.
– То есть можно сказать, что у джедаев и ситхов принцип организации одинаков?
– Нет. Ситхи паразитируют на имеющихся организационных структурах. Сами они никакой структуры не создают, а те, что когда-либо были ими созданы, нежизнеспособны, поскольку в них не заложена идея преемственности. Если в системе нет конструктивных механизмов передачи власти, она разрушается вместе со смертью лидера. Если ситх захватит власть, в галактике будет жесточайшая тирания – многолетняя, может быть, даже многовековая, а затем хаос. И обломки расколовшегося государства будут кружить вокруг общей исторической памяти, как астероиды в астероидных поясах. Долго кружить, может быть, века. Соберутся ли они во что-то единое – это большой вопрос. В таких условиях ни о какой мало-мальски свободной и уж тем более цивилизованной торговле не будет и речи. Внуки и правнуки наследников корпораций не смогут воспользоваться богатством, полученным от предательства Республики. Может быть, они и вовсе не появятся на свет.
– Мало кто из живых мыслит столь большими временными отрезками, как века. Но вот что я бы хотел твёрдо знать и донести до моих единомышленников и партнёров… Вы, мастер Сайфо-Диас, лично вы, как член Совета и казначей Ордена, – согласны, что в той форме, в которой Республика есть у нас сейчас, спасти её невозможно, да и не нужно?
– Мне нравятся ваши слова «есть у нас», господин Шуоор, – кивнул я. – Я согласен с тем, что форма государственной власти вошла в противоречие с развитием нашего государства и её нужно изменить. Это изменение я называю спасением Республики. Таким образом, я утверждаю, что спасти Республику можно и нужно.
– Спасибо. Пожалуйста, ответьте ещё на один мой вопрос. Вернее, на два. Первый: сколько ваших братьев и сестёр придерживается того же мнения? Второй: как вы собираетесь действовать на пути реформ?
– Господин Шуоор, дайте мне время, чтобы ответить вам по существу. Две-три недели, не больше. Это приемлемый срок?
– Я вас услышал, мастер Сайфо-Диас. Было очень приятно познакомиться с вами лично.
– Взаимно, господин Шуоор. Кстати, полагаю, основные производства, где были размещены военные заказы Торговой Федерации, находятся на Балморре. По крайней мере, я делаю такой вывод на основании информации о транзакциях Федерации. Не знаю, будут ли вам чем-то полезны или интересны эти сведения...
Мой собеседник издал нечто вроде смешка.
– У вас есть агенты в банках Муунлинста?
У меня были агенты в банках Муунлинста, но выдавать их я, разумеется, не собирался.
– Нет. Эта информация осталась в памяти трофейного компьютера на Набу.
– Я передам моим партнерам в Федерации, что от вас ничего не утаишь.
– Буду вам благодарен, господин Шуоор, – сказал я, вставая и откланиваясь.
На обратном пути я расспросил Энакина об экспонатах, которые ему понравились больше всего. Он снова тыкал пальцем в голографические картинки каталога и много говорил, но, честно говоря, я его плохо слушал. В моём мозгу всё ещё звучало попыхивание и поскрипывание акустической системы Тууота Шуоора.
– Слабое место всех их прототипов – защита брони над топливными элементами, – наконец резюмировал Энакин и закрыл каталог. – Их инженерам надо об этом сообщить.
«Не думаю, что это действительно так уж необходимо», – решил для себя я. А вслух, конечно, протянул что-то утвердительное.
Я проводил ребят до порога их комнаты. Энакин приглашал меня посмотреть на то, как он повесил панно и какую заготовку успел сделать для своего стола-верстака, но я сказал, что хочу видеть уже готовое изделие и идеально распланированную комнату. На этот раз он с готовностью протянул мне руку для прощального рукопожатия. Оби-Ван поблагодарил меня за время, которое я им уделил, и высказал надежду, что я не откажусь и впредь быть гостем в их доме – и всё таким высоким дипломатическим штилем... Я рассмеялся, похлопал его по плечу и сказал, что если они будут так рады видеть меня гостем, как он говорит, то я уж мимо не пройду – пусть держат чайник наготове.
И когда я повернул прочь, а они скрылись за дверью, я будто ушами ещё слышал их голоса:
– А чайник – это в каком смысле? В смысле, голову?
– Да нет же, Эни, ну какую голову? Обычный чайник, чай пить... Пить чай, вести беседы...
– Хорошим блатом мы с ним разжились, скажите, а? Он мне чем-то даже нашего Джаббу Хатта напоминает – вон как перед ним все в струнку вытягиваются!
Было бы смешно, если бы не было так грустно.
На лифтовой площадке я увидел Рама Коту, который только что вернулся из миссии, и очень обрадовался ему. Мы обнялись – он ведь тоже был членом моей семьи, я давно его не видел и соскучился. Сиреневый оттенок его красивых длинных волос так напомнил мне Дори... Было решено, что вечером он зайдёт ко мне на чай. Между прочим, я сказал, что к такой пижонской бородке, которую он отпустил, очень подойдёт юный падаван. Парень замахал руками: дети, мол, это такая обуза, что не передать словами, ему хватает и обязательных уроков фехтования со старшими группами. Я заметил, что это вопрос времени, и мимо своего ученика ещё никто не проходил.
-
-
14.04.2013 в 15:17Сразу после утренних занятий в зале я созвонился с Оби-Ваном. На этот раз моё появление на пороге их комнаты Энакин воспринял как визит друга. Причём я снова принёс ему хорошую новость: он включён в группу подготовки пилотов и будет работать на тренажёрах наравне со взрослыми падаванами, которые готовятся к испытаниям.
Его счастью не было предела, и выражал он его до такой степени буйно, что у меня резко поднялось давление. Бедный Оби-Ван, немудрено, что у него всё время такой несчастный вид. Вот и сейчас…
Я присел перед Энакином на корточки, положил его палец на мою артерию на шее и спокойно принялся рассказывать, как эмоции мидихлориановых живых вызывают колебания в Силе и влияют на окружающих. Чтобы это не было скучной лекцией, я повлиял и на него.
– Это из-за меня?! – потрясённо проговорил он, глядя то на свой палец, который я прижимал к своей шее, то мне в глаза.
– Ну, конечно, Эни. Из-за тебя. Поэтому прежде чем выстреливать в мир неважно чем – радостью или грустью, подумай о том, что могут почувствовать твои близкие. Знаешь, джедаю надо постоянно принимать это во внимание. Есть такие замечательные слова: «Если ты вырвешь волосы, ты их не вставишь назад».
Я отпустил его руку и встал.
– Да, – сказал он, – мне и мастер Джинн говорил, чтобы я не варил в душе обиды и гнев. Если бы я раньше знал, что надо как следует сосредоточиться, чтобы, например, Уотто, моего бывшего хозяина, разнесло в клочья… Так бы синее и брызнуло! С одной стороны, было бы хорошо, но с другой сразу пришло бы большее зло – нас с мамой обязательно взял в свой дом какой-нибудь кредитор Уотто. А они у него были один хуже другого... Надо было искать другой путь. Слушать Силу и узнать в ней о… о каком-нибудь подходящем моменте. Я правильно рассуждаю, сэр?
– Да, малыш. Насилие – это самый последний способ из тех, которые нужно выбирать, потому что оно всё в мире сдвигает необратимо. И очень часто не в нашу пользу. Сила приносит плоды, а насилие бесплодно. Даже если получишь результат, он протечёт у тебя между пальцев и уйдёт, как вода в песок. И будет только хуже.
Мальчик подумал (у него был очень трогательный вид, когда он думал, он даже поднёс к лицу руку – очевидно, представлял, как вода протекает сквозь пальцы, причем именно в безжалостный татуинский песок) и сказал:
– Но, выходит, и когда сильно радуешься, оно тоже… сдвигает?
– Ну, не сравнить с тем, когда сильно злишься, ведь бежать вниз совсем не то же самое, что с трудом подниматься наверх. Запомни, любую сильную эмоцию надо уметь проверять на просвет – чтобы знать, куда она ведёт. Для этого есть разные комплексы дыхательных упражнений. А то если твои мидихлорианы будут в состоянии такого перевозбуждения – «бросай вокзал, мешки отходят» – тогда паниковать будут и все вокруг.
Он поморгал и проговорил тише:
– Простите, что у вас заболела голова от моего шума.
– Прощаю, – улыбнулся я и легонько потянул его за косичку.
Мы передали мальчика из рук в руки старшему инструктору лётной подготовки. Оказавшись без воспитанника, Оби-Ван с видимым облегчением перевёл дух.
– Мне есть чему поучиться у вас, мастер, – сказал он и даже поклонился. – На моей памяти это первый случай, когда Энакин извинился по доброй воле.
– Ну, Оби, когда у тебя будут подрастать правнуки-в-Силе, тебе тоже будет что им передать, – улыбнулся я.
Он только тоскливо вздохнул в ответ – мол, не доживу.
Я предложил ему прогуляться по саду Тысячи фонтанов, и на повороте к маленькому горбатому мостику спросил:
– Скажи честно, Оби-Ван, ты хотел бы, чтобы тебя освободили от этой клятвы?
Он опустил глаза и произнес после недолгой паузы:
– Нет.
– Потому что некому освободить? – снова спросил я негромко.
– Да, мастер. Некому.
– Ты ошибаешься. Это может сделать мастер Дуку. Он, знаешь, потому и ушёл, что ему не разрешили учить мальчика. Он просил об этом мастера Йоду... и меня просил... Теперь мы смотрим на этот вопрос по-другому. Если, предположим, мастер Дуку вернётся и попросит передать Энакина ему, ты не будешь против?
На этот раз молодой рыцарь посмотрел мне прямо в глаза. С вызовом.
– Энакин – мой ученик. Я поклялся моему учителю, что воспитаю его джедаем. Я никому не вправе передать этот... эту ответственность. Это только моё дело.
– Да кто же спорит, Оби? И разве я хочу тебя обидеть? Я всего лишь хочу помочь. Знаешь, я сам тоже был последним учеником моего учителя. Он умер глубоким стариком, но до сих пор его место в моей душе пусто. Никто не может его заменить. Думаю, ты меня понимаешь очень хорошо.
Он кивнул, углы рта сразу скорбно опустились.
Я было повёл его на смотровую площадку у водопада, но почувствовал, что это место чем-то ему тягостно. Тогда мы сделали ещё один круг, по-прежнему в сосредоточенном молчании, и сели на скамейку у сада камней.
-
-
14.04.2013 в 15:34– Мастер Нейл относился ко мне скорее как к внуку или даже к правнуку, чем как к сыну, – выговорил я, глядя на тень от самого большого камня. – Он развивал мои способности, опекал и даже баловал меня, но... Как сказать... Когда я был маленьким, мне казалось, что он не принимает меня всерьёз. Его настоящим сыном-в-Силе был Кэд Ити, старший падаван, известный специалист по космическому праву. И знаешь, я часто с грустью задумывался над тем, что такого отца-в-Силе, как описан в легендах, у меня нет. Мастер Нейл не был мне отцом. У меня был очень мудрый старый наставник и множество старших братьев. Но мне и этого хватило, настолько мой учитель был цельный... и какую плеяду джедаев он подготовил. А уж какой цельный человек был мастер Джинн – не мне тебе рассказывать. Он был настоящий отец, правда? Это большое счастье.
– Да, это было большое счастье, – словно нехотя повторил мои слова Кеноби.
– Энакину ты его не заменишь, да и не надо. Ты ему брат. И вам нужна помощь старших. Принимать такую помощь вовсе не унизительно. Бывает, что она просто необходима.
– Да, конечно, мастер Сайфо-Диас. Мастер Йода помогает мне. И мастер Винду. И вы. Спасибо.
– Я повторяю свой вопрос: если мастер Дуку вернётся... Хорошо, предположим, он не освободит тебя от клятвы, а только поможет воспитывать Энакина. Как мастер Йода или я. Ты примешь его помощь?
Оби-Ван тяжело молчал. Но я, как всякий «человек Земли», умел ждать.
– Он не вернётся... ради меня, – наконец выдавил он. – И вряд ли мы что-то сможем сделать с ним вместе.
– Почему ты так думаешь?
– Потому что он никогда не считал меня достойным наследником школы. Мы с ним будем только мешать друг другу. А я не могу отказаться от клятвы. Понимаете, не могу.
– Так. Начнём сначала. Почему ты считаешь, что мастер Дуку тебя не… не поддержит?
– Он не считает меня наследником своей школы, – повторил молодой рыцарь. – Не знаю, что вам сказать, сэр. Это вопрос не ко мне.
– Оби, воспитание Избранного – не та ситуация, в которой можно тешить свои амбиции. Это относится равно ко всем рыцарям нашего Ордена. В том числе и к тебе.
– Я понимаю, – горько усмехнулся он. – Где уж мне... Да и какие у меня амбиции...
– Да уж кое-какие есть, – усмехнулся я и потрепал его по плечу. – Ну, что там у вас вышло с этим старым маразматиком? Я его знаю, как свои пять пальцев. Он может больно обидеть. Но – невольно. За это я ручаюсь. Я не верю, что он сознательно хотел причинить тебе боль.
– Да, со стороны вам виднее, мастер Сайфо-Диас.
Каждое слово нужно было вытаскивать клещами. Гордый, как сам Дуку – а ещё говорит, что не наследник. Эх, беда с ними, просто беда! Так вот послушаешь всё это – и поймёшь, насколько же проще иметь дело с сынами мира.
– Мастер Дуку упрекал моего учителя за меня. Он считал, что я недостаточно способный, чтобы выдержать подготовку нашей школы. И предлагал... тоже... освободить мастера Джинна от клятвы по отношению ко мне. Потому что «тратить время на пустую породу»…
Он хотел сказать что-то ещё, но оборвал себя. Я продолжал ждать его слов.
– Вы не подумайте, мастер Сайфо-Диас, что я такой эгоист… законченный… и складываю всякую мелочь в копилку. Я просто ответил на ваш вопрос. Я знаю, что мастер Дуку был вашим самым близким другом, и не хочу говорить о нём неподобающе.
– Правда не может быть неподобающей, – ответил я фразой из «Знаков». – И как же отреагировал мастер Джинн? На предложение освободить его от данной тебе клятвы?
Молодой человек снова опустил глаза.
– Сказал, что это потому меня никто не брал, что Сила удерживала меня для него, и от клятвы по отношению к своим ученикам учителя не освобождает даже смерть.
– Так ведь это правда! Именно Сила тебя ему и послала! – воскликнул я нарочито эмоционально, чтобы подбодрить его. – Квай, то есть мастер Джинн, – он же до встречи с тобой ходил как в воду опущенный! Я же помню, это же всё на моих глазах происходило… Ксан его так припечатал своим предательством... А ты – ты же буквально воскресил его, Оби!
– Нет, я убил его. Своей медлительностью... и тем, что мы, в общем... не совпадали. Если бы меня взяли в ученики повар или библиотекарь, толку было бы больше.
Его губы попытались изобразить улыбку, но вышла маска горчайшей самоиронии. Ага, всё ясно. В голосе парня даже появилась Дукина интонация, когда он произносил последние слова. Даже губы сложились в прекрасно знакомую мне мину, с которой Дуку пренебрежительно отзывался о чём-то или о ком-то.
– Что за чушь ты говоришь, парень! Если бы это было возможно, ты бы спас мастера Джинна. Но в Силе есть и возмущения, и неизведанные области. Бывает, что и звёзды гаснут. Всё бывает. «Сказала Сила мне, сияя звёздной мантией: как брода в огне, так в жизни нет гарантий».
Он промолчал, но было видно, как нелегко ему дается такое смирение.
-
-
14.04.2013 в 15:52– «Но мучительны ожоги, если взялся за огонь», – тоже процитировал он.
– Да. Мучительны, – согласился я.
Но он меня уже не слышал. Этим разговором я сдвинул колоссальный камень с его души. Валун, поросший мохом. И вот этот камень начал двигаться под откос, медленно, но неотвратимо набирая обороты. Я это хорошо чувствовал, я сам такой. Был таким в юности.
– Я отнял лучшие годы его жизни... – проговорил он, глядя в сторону. – За это время он мог бы подготовить блестящего рыцаря, гордость школы. Так что вы правы, мастер Сайфо-Диас. Я несправедливо обижаюсь. Мастер Дуку всё видел так, как оно есть а я... Мне вообще не стоит... Когда он вернётся, пусть учит Энакина. Никто из нас не нарушит клятвы.
С этими словами он стремительно встал, даже не поклонившись, и быстро пошёл прочь.
Нельзя допускать такие спины.
Я двинулся за ним, нагнал его, взял за плечи и развернул к себе лицом. У него дрожали ноздри. Он был не здесь. С кем-то сражался. То ли с ситхом, то ли со своей тенью, то ли с Дуку.
– Послушай, Оби. Просто послушай. Так нельзя. Да, мастер Дуку сказал очень обидные слова, но это надо простить. Никто из нас не идеал. Никто. Однажды он, знаешь, как меня обидел? Да ладно бы меня, он... как он обидел девочку, которую я любил и которая любила его. Ты бы видел нас тогда, ты бы знал, какие молнии между нами летали!
Я говорил без остановки, прося Силу, прося Дори, чтобы она и этого мальчика спасла, как беспризорника Коту – от чувства безысходности, от самоубийственных мыслей.
– Да, я кричал: «Убью тебя, гад!» – и как кричал, Оби! Не раскрывая рта, чтобы слышал только он, чтобы нас не растащили... А что мне прилетало в ответ – тоже, знаешь...
Нам было по пятнадцать лет, два молокососа с глубочайшей тестостероновой интоксикацией. Когда мы ночью выбрались в Сад Тысячи фонтанов, я был готов… ну… буквально зарыть его в землю! А он попросил прощения. И у неё потом попросил. Ума хватило. Ума и совести. И у меня хватило ума его простить. Понимаешь, Оби, если бы мы там друг друга поубивали или если бы оставшегося выгнали из Ордена, или обоих нас вышвырнули – хорошо, чтоб не покалеченных... Это ещё как-то в пределах допустимого. А вот ей каково было бы остаться и жить со всем этим? Вообще – это пережить? Она-то в чём виновата? Зачем ей от нас такая минус бесконечность? Такова-то наша любовь и уважение к ней? Это мне Дуку и сказал, и я понял, что он прав. В этом – прав безусловно. Ты не представляешь, чего мне стоило тогда себя пересилить. Пожать его руку. Продолжать быть его другом, любить его, как брата. И тебе нужно как-то пересилить себя, подняться на новую ступеньку. Вырасти. И по отношению к Энакину, и по отношению к мастеру Дуку. И по отношению к мастеру Джинну тоже. Ты не представляешь…
– Представляю, – спокойно выговорил Кеноби, и в этом отстранённой сдержанности я снова услышал Дуку. – Вы даже не представляете, как я представляю. Со мной тоже такое было. Мне тоже надо было уйти, она бы осталась жива. Вы поступили как настоящий мужчина, мастер Сайфо-Диас. А я... А я – как всегда. Долго думал. Только зря обидел учителя. Энакин правду говорит – соображаю я «очень потом».
Вот же несчастье этот Кеноби... Такое ощущение, что в него куда ни ткни – попадёшь в рану.
– Нет, Оби. Соображал бы ты «очень потом», так наша новая столица была бы уже на Набу.
Он пожал плечами и холодновато произнёс:
– Не думаю, что всё было бы так драматично. Приехал бы мастер Винду и покрошил всех.
Гордость в таком молодом мальчике извинительна, но как же она мешает в жизни... Мешает, прежде всего, ему самому, и долгую же жизнь нужно прожить, чтобы это понять.
– Когда есть старшие, которые всё решат, – это всегда хорошо и просто, да?
Он вздохнул, потом поднял глаза и посмотрел мне будто прямо в сердце. Такого взгляда я и от Мэйса не получал.
– Мастер Сайфо-Диас, извините, но мастер Дуку не вернётся. Конечно, я даже не повар и не библиотекарь. Я, может быть, не достоин называться «синей ниткой». Но кое-что чувствую и я. Вы его не уговорите. Только нарвётесь на неприятности. Не ищите его. А вот если бы вы сами помогли нам с Энакином как-то… подружиться… Я был бы вам глубоко признателен.
Вот дались ему эти «повар и библиотекарь»! Что он не повар и не библиотекарь – это понятно. Был бы поваром, умел бы ждать, а был бы библиотекарем, умел бы слушать. Ну, да ладно, это к делу не относится.
Вслух я сказал:
– Конечно, Оби. В этом можешь на меня рассчитывать. Мы с Дуку всегда были братьями, хотя учили нас наставники разных школ. И твоего учителя я любил не меньше, чем своего ученика. Честное слово. Это ведь Квай, когда был маленьким, познакомил меня со своим другом, с мастером Винду. Надеюсь, ты не откажешься назвать меня членом своей семьи?
– Сочту за честь, магистр, – сказал он всё так же сдержанно.
– И кстати, твой учитель недавно приходил ко мне во сне с просьбой вернуть Дуку. Это обстоятельство даст тебе силы перебороть обиду на "библиотекаря"?
– Я знаю, что мастер Джинн был... и остаётся человеком с очень большим сердцем, в котором есть место всем, – сказал он обтекаемо.
То есть сказал "нет".
Ну, ладно. Говорить на эту тему нужно уже с Дуку.
– Добро. У меня сейчас дела, ты извини, я должен идти. Но при первой же возможности загляну к вам и... и проверю, как Энакин дышит «подушку ветров». Позанимайся с ним как следует.
Получив конкретную задачу, Кеноби сразу собрался. Ему бы самому ещё учителя найти... Эх, Сила, Сила, ну как же не вовремя ушёл Квай!
Надо поговорить и с магистром Йодой. Нельзя это так оставлять. Нельзя.
-
-
14.04.2013 в 17:25Заседание группы безопасности открыл Мэйс. Он вкратце обрисовал ситуацию (обострение региональных проблем и угроза сепаратизма на фоне всё более активно проявляющегося затемнения в Силе) и передал слово мне как инициатору встречи.
– Друзья, я попросил вас собраться в этом зале, потому что, будем говорить прямо, предзнаменования неблагоприятны. Думаю, вы разделяете моё огромное беспокойство по поводу положения дел в Республике. С одной стороны, система государственного управления работает с каждым днём все хуже и хуже, это знает каждый, кто хоть раз был в кулуарах Сената, да и просто вылетал за орбиту второй луны.
Эти слова нашли отклик. Очень яркий.
– С другой стороны, в истории полно бесчисленных примеров того, что когда целью государства становится одно лишь самосохранение, оно сразу же распадается. Сохранить Республику возможно только в том случае, если она нужна для чего-то большего, нежели пригревшаяся в ней бюрократия. Вот я сейчас сижу здесь, смотрю на вас и думаю: где будут жить наши ученики, в каком мире? Вообще, Орден как живая система принадлежит первой или второй половине жизни? Мы хотим большего, чем сейчас – или уже сами не знаем, чего хотим? Жизнь есть экспансия – это не вызывает сомнений в молодости, не правда ли? А сейчас...
Я поймал себя на мысли, что говорю в точности как Дуку. Слово в слово повторяю его последнее выступление на Совете.
– Между тем... друзья мои, если появился ситх, пора всё менять. Чтобы создать новую действительность. Потому что в нынешней-то... «Хозяин» явно чувствует себя как рыба в воде. А так, чтобы и рыбку съесть, и в воду не лезть, так не бывает.
Ох, как все сразу приуныли! Так, что-то я не туда завернул, впечатлительность молодых – палка о двух концах, как двуклинковый меч. Надо бы вселить оптимизм…
– Итак, вводная есть, теперь к делу. Прошу каждого вкратце рассказать о самом тревожном, что вас особенно удивило или насторожило в последнее время. Даже о самых мелочах. В мелочах «хозяин» как раз и проявляется.
Первой взяла слово Ади Галлия:
– Если говорить о мелочах… В прессе Торговой Федерации, Техносоюза, Торговой гильдии и Банковского клана сейчас идет вал публикаций о том, что они кормят, одевают и обслуживают всю страну, а от Центральных миров не видят никакой помощи, только налоговые поборы и унижения в Сенате. В центральной газете неймодианской столицы «Прибыльное дело» неделю назад вышла статья «Гримасы джедаизма», где Орден назван, я цитирую, «злейшим врагом подлинной демократии, удавкой на шее Республики».
– На Фондоре демонтировали памятник джедаям, – сказал Кир Сеннар, историк и каллиграф. – Из книжных магазинов Эриаду исчезли комиксы о Гиперспространственной войне. На планетах Банковского клана издали новые учебники истории, там глава об основании Галактической Республики занимает всего полстраницы.
– Многие лидеры планет, с которыми я вёл переговоры в последнее время, возмущены тем, что Корускант мало того, что фактически отстранился от решения проблемы пиратства, так ещё и ввёл санкции против Торговой Федерации, – высказался Ки-Ади-Мунди. – Цены на жизненно важное сырьё подскочили до пяти раз.
– Сверхактивность Комитета ответственных родителей – тоже недавний феномен, – сказала Депа. – И ещё: я не раз слышала от близких и знакомых, что сейчас невозможно сконцентрироваться на будущем. Оно полностью размыто.
«Да, – подумал я. – И ведь правда. Это же бред какой-то, что я не смог предчувствовать угрозу жизни Дори... Причем если её убил ситх, хорошо же он заметает ментальные следы… Надо об этом как следует подумать».
– Я как раз об этом и хотел сказать, – вступил в разговор Ронар Ким, тот самый представитель школы «жёлтой нитки», у которого, по словам Мэйса, интуиция была, как бритва. – Невозможность сосредоточения. Депа права: на будущем не просто трудно сконцентрироваться, его стало очень трудно просто помыслить. Об этом я говорю со всей ответственностью. Кроме того, тревожные сны. Причём некоторые – ну, просто за гранью моего... ну... опыта. Например, не единожды мне снился сон, что я ситх. Во сне я хорошо понимаю логику своих действий и даже знаю о себе – то есть знаю, что есть такой Ронар Ким в Ордене джедаев, и у меня на него особый расчёт. После пробуждения память о сне очень быстро ускользает, приходит чувство полной опустошённости. Может быть, мои страхи покажутся вам совсем детскими... Иногда даже наяву у меня бывает ощущение, что я... как будто присутствую где-то... не в себе.
Меня как будто иголкой в сердце укололи. Покойный мастер Нейл говорил в таких случаях: «по душе пробежал тангенс девяноста градусов». Я даже потёр левую сторону груди.
– И как часто вас посещают такие сны? – спросила Ади.
– Нечасто. Может быть, три-четыре раза в год. Но настойчивость самого этого... чувства Тьмы, я так его называю… Можно сказать, что оно не просто приходит, оно меня вообще... не покидает.
Я знал Ронара достаточно хорошо: пятнадцать лет назад он, тогда совсем ещё юный рыцарь, обратился ко мне за помощью в расследовании обстоятельств смерти его отца, сенатора. Старшего Кима некие политические противники довели до потери лица, а потом и до физической смерти. К сожалению, дело было слишком темно, и все мои попытки пропали втуне. Да и впечатления о личности покойного сенатора остались скорее негативные. (Нечто слишком уж гибкое и малозначительное, я ещё тогда подумал: откуда у него могут быть такие страшные враги, на каком основании? Шлёпнули его, скорее всего, по ошибке, как бы грубо это ни звучало. У охотников за головами тоже случаются накладки.)
А вот Ким-сын был человеком ясного ума и твёрдой воли, из тех счастливых натур, у которых красное, синее и жёлтое находится в полной гармонии. Прислушавшись к нему сейчас, я не ощутил никаких отклонений.
– Да, ситх работает вовсю, – мрачно произнёс Мэйс, глядя на меня.
– Более того, он уже пожинает первые плоды. Набуянский кризис – это мастерская политтехнология, – заметил Ки.
– Безусловно, – вздохнул я. – И посмотрите, как убийством Друне Орто он полностью разрушил мост, который мы попытались навести к Торговой Федерации.
Повисла более чем неприятная пауза.
– Как вы думаете, друзья, наш новый Верховный канцлер, – это самостоятельная фигура или чья-то марионетка? – заговорил я, чтобы развеять появившееся ощущение паутины.
– Самостоятельная фигура, – сказал Мэйс.
– Самостоятельная фигура, – кивнул и Ронар.
– Это вам подсказывает интуиция, – обратился я к нему, – или у вас есть обоснованные соображения?
– И то, и то, мастер Сайфо-Диас.
-
-
14.04.2013 в 17:28– В самом деле, это очень странно... – проговорил Ронар. – Дело в том, что канцлер Палпатин – человек как раз... м-м... не самый плохой. Очень цельный. Я его хорошо знаю, мы с ним земляки. Собственно, сенатор Палпатин сменил на этом посту моего покойного отца. Мой отец, сенатор Ким, предчувствовал покушение на свою жизнь… Помните, мастер Сайфо-Диас, он обратился ко мне за помощью, но я не смог спасти его…
Хвостик мысли – всё той же, «раздавить гадину» – шевельнулся снова. Ситх использует Силу в прямом смысле по-чёрному. Молодой человек посмотрел на меня с таким выражением на лице, что мне стало стыдно.
– Что вы ощущаете от этого Палпатина? – спросил я, заталкивая неприятную мысль обратно на дно сознания.
– Ну… лично у меня он вызывает у меня симпатию. Он мог быть моим родственником: его умершая невеста была падчерицей двоюродной сестры моего отца. Для набуян даже самые дальние родственники и свойственники значат очень много. Мы с канцлером и сейчас иногда общаемся... Но дело, конечно, не в нашей набуянской крови. Это честный человек. Человек большой силы воли и личного мужества, не сравнить с Валорумом. Через него мы можем провести многие реформы. Он искренне уважает идеалы нашего Ордена, и вообще – это умный и властолюбивый политик, вот уж он-то знает, чего хочет. Он не сдаст Республику ситху хотя бы потому, что привык управлять ситуацией сам и не собирается терять своё кресло. Я рад, что в такое трудное для галактики время именно его избрали канцлером.
– Я тоже чувствую к нему доверие, – сказал Мэйс. – Очень умный мужик. С ним легко договариваться. Вообще, надо с ним общаться, выходить на плотный контакт. Без сомнения, ситху сильно поперёк сама идея нашего сотрудничества, может быть, поэтому… он напускает на вас такой морок, учитель?
– Может быть, – вздохнул я. – И разумеется, я с ним общаться не могу. Ронар, если у вас установились такие хорошие родственные отношения, давайте мы вас уполномочим сообщить канцлеру о том, что ситх будет ломать Республику везде, где тонко. В том числе будет плести интриги против самого Палпатина. Уже плетёт.
– Да,– кивнул историк Сеннар, – наиболее распространенная тактика ситхов – не голошахматы, а игра в донк. Не захват центральной фигуры, а лишение противника манёвра.
– Мы втроём – я, Рон и Сул – может провести с ним неофициальную беседу по поводу угрозы сепаратизма, – предложил мой ученик. – Ну, и про ситха в этом контексте будет звучать уместно. Сейчас это слово несколько отдаёт… м-м… комиксами… Люди просто не понимают, насколько велика опасность.
Ронар кивнул.
– Наверняка Палпатин встревожен вестями с периферии не меньше нашего, – снова заговорил Мэйс. – Нам надо выработать новую политику отношений с регионами.
– И ещё, друзья, – я оглядел всех по кругу, – наш противник полным ходом готовится к войне. Республике нужна армия. Если начнутся волнения в регионах по указке ситха, мы одни их не удержим. А они обязательно начнутся. Вы и без моего напоминания знаете, что отнюдь не все конфликты разрешаются с помощью компромиссов. С помощью компромиссов можно решить проблему, основанную только на интересе, на рациональном основании. Но ситх будет сталкивать любые конфликты в область иррационального. Повторяю: любые. И это уже работает. Жители Набу на все действия Торговой Федерации в зоне их ответственности смотрят сквозь призму «Родина или смерть». Татуированный ситх убил мастера Джинна – а в результате мы потеряли ещё и мастера Дуку, одного из наших лучших переговорщиков. И это только начало.
– «Не ищите логики, её нет», – заметил историк. – Это излюбленный приём «красной нитки».
– Именно. Значит, нам надо упредить сползание к военному конфликту любой ценой. Но как провести через Сенат вопрос создания армии – ума не приложу…
– Вы имеете в виду внутренние войска? – спросил Ки. – Для подавления сил сепаратистов?
Ади и Депа ничего не сказали, но посмотрели на меня с большой укоризной.
Тогда я рассказал о беседе с Тууотом Шуоором.
– Да, теперь понятно, чем им так мешают старые учебники, – кивнул Сеннар. – Там прямо говорится о том, чем кончаются войны, развязанные ситхами.
Мы помолчали.
– А условия комплектации армии? – спросил Мэйс после паузы.
– Наверное, воинская повинность. Чтобы граждане почувствовали: Отечество действительно в опасности. Что-то вроде того. Так мы побьём ситха на его иррациональном поле. Надо думать, ребята. Думать.
– Может быть, озвучить идею о необходимости вооружённых сил, используя Набуянский кризис? Корпус патрулирования пространства или что-то в этом роде, – предложила Ади.
– Да, желательно прямо не называть эти силы армией, – поддержал её Ки. – Хотя бы на первых порах.
– Главное, друзья, чтобы армия – как бы она ни называлась – замкнула военные поставки Техносоюза на Республику, а не куда-то... м-м... в другие места, – сказал я. – Это крайне важно. Мало того, что её появление будет знаком силы нашего государства, так мы ещё и лишим ситха материально-технической базы, на которой он выстраивает свою игру. Если уж он пролез в Сенат... На его месте я бы сделал всё, чтобы Центр сбросил периферию – а нам надо её удержать. Вся военно-техническая мощь Республики сейчас сосредоточена именно в регионах. Корускант, Альдераан и Коррелия должны вести себя чрезвычайно лояльно к региональным элитам, кооптировать их представителей в центральные органы власти. И вообще – присматривать за их группировками.
– И хорошо бы их всех перемешать, – заметил Мунди.
– Хорошо бы. Мэйс, напомни мне, как зовут сенатора Альдераана, чёрненький такой…
– Бэйл Антиллес.
– Да, точно. Надо переговорить с ним о том, чтобы он озвучил следующую идею: фракция Ядра и фракция Кольца – это устаревшие схемы парламентской работы, в такие неспокойные времена они затрудняют быстрое принятие решений. Нужно, чтобы Сенат был структурирован по торговым маршрутам. И посмотрим, как на это отреагирует канцлер. Если поддержит – значит, с ним можно работать. Идею парламентской реформы нужно вбросить в Сенат одновременно с идеей создания армии как гаранта законности и порядка на торговых путях.
– Боюсь, эти идеи вряд ли найдут поддержку сенаторов, мастер Сайфо-Диас, – заметила Депа.
– Да уж, стоит канцлеру поддержать хотя бы одну из них – и он завтра же будет смещён с поста, – почесал лоб Мэйс. – Но если этот Тууот не врёт, другого пути нет.
– Не вижу причины, по которой ему было бы выгодно врать. Я уверен, что ситх тайком уже сколачивает какую-нибудь Конфедерацию Суверенных Систем или Союз Свободных Регионов... И вот ещё что: надо подготовить к заседанию Совета развёрнутый план взаимодействия с канцлером ввиду явной угрозы войны с сепаратистами. Какие законодательные инициативы нам нужны, чтобы обошлось или малой кровью, или вообще без крови. Мэйс, возьмёшь это на себя?
– Хорошо, учитель. Но надеюсь на вашу помощь.
– Пусть тебе помогут Эчу, Депа, мастер Мунди и Ронар. А я, насколько сейчас это возможно, отойду от активной работы в Сенате и займусь подготовкой Избранного. Дело безотлагательной важности.
– Что?! Мастер Сайфо-Диас...
– То есть…
– Энакина Скайуокера?
– Да, его. Его надо готовить. Он совсем сырой и… и трудный мальчик. Надо успеть выковать из него достойного бойца. Оби-Ван просто не справится с этим один, ему надо помочь.
– Да, – нахмурился Мэйс, – они друг другу совершенно не подходят. Они вместе даже не смотрятся, я не говорю о чём-то большем…
– Вот именно, – кивнул я.
– Но ваши связи, мастер Сайфо-Диас, ваш авторитет в Сенате, – негромко проговорила Депа. – Без вашего прикрытия нам будет трудно работать с депутатами.
– Вы преувеличиваете мою роль. Собственно, вас знают в Сенате так же прекрасно, как и меня. Да и умирать я пока не собираюсь. Ну, мальчики-девочки, выше нос! Он один, всего лишь один! Неужели мы его не одолеем? Как там в поэме о Руузанской битве: «Многих уже одолели мы», а?
Ни один не улыбнулся. А уныние – это самая отвратительная вещь на свете.
-
-
14.04.2013 в 17:48После заседания Ронар Ким подошёл ко мне с вопросом.
– Мастер Сайфо-Диас, правильно ли я понял, что вы хотите стать учителем Энакина вместо рыцаря Кеноби?
– Не вместо, а скорее вместе. Оби-Ван будет заниматься физической подготовкой мальчика, а я – его развитием как личности.
– А вы уверены, что из него не получится второго Ксанатоса?
Я посмотрел в глаза молодого рыцаря – и мир будто качнулся... Это длилось доли секунды. Как тогда, на берегу той реки с зелёными берегами.
– Ух, Ронар... Вы прямо знаете слабую точку... над топливными элементами... – проговорил я достаточно бессвязно. – Хорошо помните Ксанатоса?
– Мы с ним занимались в одной группе оссу и каллиграфии.
– Ну, так должны помнить, что Ксанатос был очень замкнутый, с холодным острым интеллектом. Энакин совсем не такой.
– И всё-таки... Сама идея меня тревожит.
– А что именно вас тревожит, Рон?
– Как только я услышал ваши слова, что вы займётесь подготовкой Избранного, сразу пришла мысль: «Этого нельзя допустить». Я хочу, чтобы вы об этом знали.
Я, конечно, не «жёлтая нитка», но слушать подсказки своего сердца тоже умею. Глядя на красивый гребешок в его смоляных волосах – очень похожий на тот, с которым изображают Цон-Цу Дун, матриарха их школы, – я спросил, откуда у него такая изящная вещица. Парень ответил, что это подарок его родного отца, сенатора Кима. Гребешок этот когда-то принадлежал покойной матери Ронара.
– Кажется, мы с вами только что услышали голос этого... Дарта Сидиуса, – сказал я после паузы. Внимательные карие глаза молодого человека потемнели. – Очевидно, благодаря вашей высокой чувствительности вы как-то воспринимаете его присутствие острее, чем остальные. Более того, я полагаю, что ваши сны – это мысли ситха, которые вы проводите. Как радиоприёмник принимает передачи.
Парень опешил, и дар речи к нему вернулся не сразу.
– Да возможно ли это, магистр?! Он, может быть, пытается внушить... Но чтобы чувствовать мысли ситха, я же должен как-то... Как-то взаимодействовать с ним!
– Ронар, вы говорите, что во сне чувствуете себя ситхом, и тут же восклицаете, что это невозможно. Если ситх использует Силу, причём в прямом смысле по-чёрному, то при достаточном мастерстве он может и не такое.
– Но как же мне защититься?!
– Следите за собой. Фиксируйте такие наплывы Тьмы. Вряд ли он захочет, чтобы ваше пристальное внимание вывело вас на него. Главное – не бойтесь. Как громоотвод не боится молнии.
– Конечно, мастер Сайфо-Диас. Я буду наблюдать за собой с максимальным вниманием. Но вы уверены, что когда речь идёт о мальчике, а не о моих снах, это тоже голос ситха, а не Силы?
– Уверен.
– Почему?
– Потому что ситху так же невозможно спастись от Избранного, как мухе — выскочить из пасти мухоглота. Нет ничего удивительного в том, он не хочет, чтобы мальчика учили.
Я видел, что на душе у Кима, мягко говоря, не очень хорошо. На моей собственной тоже воррты скребли. Он поклонился и ушёл вслед за остальными, а я ещё посидел со своим электронным блокнотом: кое-какие записи внёс, кое-какие удалил и вышел из Малого зала собраний под самый обед. В столовую мне сейчас идти не хотелось, хотелось просто побыть одному и всё-таки сосредоточиться на будущем. Так что я сделал заказ обеда в контейнере.
Пока я добрался до порога своей комнаты, из столовой уже пришел служебный дроид. Мы встретились с ним в дверях, он поставил контейнер на пол и пожелал мне приятного аппетита. Я зачем-то проследил, как он идет по коридору: двигаются механические суставы, поблёскивает обшивка… Появилось ощущение сухости во рту, как в жаркой пустыне. Оно отвлекло меня от другого, очень важного. Что-то я такое почувствовал в разговоре с Ронаром о ситхе…
Ускользнуло.
Я закрыл дверь, вымыл руки, вызвал стол и распаковал контейнер с обедом. От аппетитного запаха салата и рыбы началось слюноотделение. Но подумалось, что пост – лучший путь к просветлению. Тогда я вернул в контейнер все тарелки, отошёл от стола и сел на циновку напротив моей ленты благословения.
Что ж, используем слюну по главному назначению, как информационно-энергетический резервуар. Именно через эту жидкость симбионты получают самые чёткие информпакеты. «Слава наша в телах наших». Сейчас самое время попросить помощи у мидихлориан.
Я глубоко вздохнул и сосредоточился на образе Ронара Кима – молодого мужчины расы хомо лет тридцати пяти, не старше. Его волосы были такими же глянцевито-черными, как у Ксанатоса. («Подумать только, снова Ксанатос! – отодвинул я некстати всплывшую мысль. – При чём тут Ксанатос? Это надо обдумать... потом... Не забыть...»)
Ронар, сын Видара, сенатора с планеты Набу. Красиво уложенные волосы. Видно, что парень очень тщательно заботился о чистоте своей головы. Во всех смыслах. Волосы он использует как антенны – так учила Цон-Цу Дун. И гребешок… Женский гребешок в его архаичной причёске с кичкой. Что-то такое… из легенд о «школе красной нитки»…
Бессвязные мыслеобразы обгоняли друг друга: красно-чёрная ситхская маска, чёрные волосы, как у Ксанатоса, малыш Квай, клятвы между учителем и учеником не отменяет даже смерть... Каково ей было бы жить с этим... Планета Набу. Вот он выходит из космопорта и вертит головой, чтобы взять направление. Вокруг буйная зелень. Город утопает в зелени, красивый город с малоэтажной застройкой, столица Набу Тид. Ронар читает надпись на табличке: «Улица Цветов».
«Наша новая столица была бы уже на Набу», – услышал я тихий голос Дори.
Да, оно! Но это же не с Ронаром разговор, а с Оби-Ваном… И почему? Почему на Набу, а не, предположим, на Като Неймодии?
«Он мог быть моим родственником», – снова пришёл ко мне голос самой Силы.
Ну, допустим. Значит, перебрать его родственников. Хотя вряд ли такой человек, как Палпатин, с кристально чистой биографией политика высшего ранга, имеет подозрительных родственников... Но вдруг?
Я прислушивался к себе с таким тщанием, что прочувствовал даже отрыв и растворение в крови холестериновой бляшки. (Да, мидихлорианы очень любили меня и старались содержать свою увядающую вселенную в максимальном тонусе.)
Вдруг сквозь плотный покров темноты пробилась ещё одна подсказка: иероглиф из «Знаков», состоящий из двух частей, слабо фосфоресцировал перед моими глазами. Он растаял очень быстро, я едва успел зафиксировать его в памяти: «Ожидание в крови».
-
-
14.04.2013 в 18:07Обед так и остался в контейнере, а сам я направился в архивно-библиотечный комплекс. Определенно, мне нужно соблюдать строгий пост, чтобы влияние Тьмы не сводило мою чувствительность к нулю. Пока я шёл, несколько раз звонил комлинк. Я переадресовал все сообщения на Мэйса на ближайшие четыре часа.
В одном из коридоров на подходе к библиотеке меня задержала шумная детская колонна. Десять или даже больше групп малышей лет восьми-девяти, сопровождаемые своими воспитателями, двигались от лифтовой площадки. Наверное, после экскурсии по городу. Дети и воспитатели дружно кланялись мне, я отвечал.
Подумалось, что у Энакина нет друзей среди ровесников, и это плохо. Зато есть любовь к Прекрасной Даме – и если уж я иду в библиотеку, надо посмотреть, что там лучшие умы писали насчёт ранней любви ко взрослой девушке, занимающей высокое социальное положение… «А девушка-то всё с той же планеты Набу, – вдруг ткнулась мысль, и как-то даже не в голову, а в сердце.– Ожидание в крови…»
Под языком стало кисло, наверное, я даже скривился. Вспомнилось лицо королевы Набу, вернее, располагавшийся на её лице слой ритуального грима. Неприятная маска. Хотя, в сущности, какую же маску можно назвать приятной?
Может быть, ситх манипулирует ею? И моя неприязнь к ней (лишь немногим меньшая, чем к Палпатину) – не восклицательный ли это знак свыше? Или здесь снова дело не в ней и даже не в ситхе, а во мне самом, в моей гордыне? Она сместила канцлера Валорума, который был полностью подконтролен Ордену. Более того – Валорум был моя креатура. Для меня его отставка оказалась более чем неприятным сюрпризом. Из-за королевы Набу погиб Квай, из-за гибели Квая ушёл Дуку.
Ну, нет, всё-таки не из-за неё, а из-за ситха, старый ты дурень, из-за ситха! Следи за собой!
На часах, украшавших вход в царство мудрости и тишины, коими являлись наши архивы и библиотека, было двадцать две минуты четвертого. Я с детства любил наблюдать за этими часами и никогда не отказывал себе в удовольствии чуть помедлить и проследить за гаснущими секундами. Я вообще никогда не отказывал себе в удовольствии за чем-либо понаблюдать, будь то оттенки заката, положение рук магистра Йоды во время заседания Совета, струйки пара из носика закипающего чайника или манера шевелить глазами уроженцев Маластара на парламентских заседаниях.
Я занял первое попавшееся свободное место, включил терминал и ввёл код допуска. Машина поприветствовала меня и любезно поинтересовалась, какие сведения я бы хотел получить.
«Планета Набу».
Я пролистал с десяток страниц, затем запросил информацию в рубрике «Специальные операции Ордена джедаев».
Моему внешнему и внутреннему взору открылась печальная картина. А ведь на лекциях по архивному делу каждой старшей группе говорится по сто раз: «Отчёты – это не бумажки для поддержания бюрократии, это важнейшие документы, это вехи вашей жизни!» И что имеем в результате? Только двадцать процентов отчётов заполнено по форме. Я, конечно, понимаю, что по всем статистическим законам восемьдесят процентов всего – плевелы, но ведь по определению считается, что здесь у нас все и вся – сплошные зёрна… Спрашивается: что же это за зёрна такие, если они наплевательски относятся к важной части своей работы? Откуда такое пренебрежение к своим обязанностям? Ни капли уважения к товарищам, да и к потомкам, которым недостаток информации может стоить жизни!
Компьютер выдал мне всего одну миссию с недавней датой – «Урегулирование спора о тарифах между Торговой Федерацией и Суверенной Системой Набу». Но когда я запросил данные о джедаях, погибших на этой планете, появилась цифра «3». Набрал «Погибшие на Набу» – появляется личное дело покойного Квая. И всё. Спрашивается: где взять информацию о неучтённых двоих?
Я оставил эту проблему в тылу и сделал запрос о Ронаре Киме, потом, совершенно по наитию, перешёл на информацию об его учителе, ныне тоже уже покойном мастере Дхаре, и так же спонтанно вспомнил друзей Дхара – близнецов Коррана и Кору Сон-Са. Это всё были очень достойные люди. Я помнил, что когда был маленьким, то собирался, став взрослым, отрастить волосы, чтобы носить такие же косички, как у них. Известие о гибели Коры пришло в Храм в тот день, когда меня назначили представителем Ордена в Сенате. Тридцать лет назад. Я хорошо помнил тот день. Сообщение о моём назначении высвечивалось на информационном табло рядом с траурным известием. По поговорке «как два и три».
Исключительно интуитивно я набрал в строке поиска имя и фамилию Коры.
Последней строкой на странице её биографии значилось: «Погибла на планете Набу».
Заставляя себя дышать умеренно-глубокими порциями, чтобы усмирить заскакавшее от возбуждения сердце, я перешёл на данные последней миссии Коры Сон-Са.
И этот отчёт мне не понравился. Выглядел он так, будто его основательно потёрли. В цели миссии была указана какая-то невнятица: «Уголовное дело». Что за дело, какое дело? Кто составлял отчёт? Ага, вот, написано, что Корран – он присутствовал на кремации тела... А как он туда попал? Почему не написал хоть два слова? Это была их совместная миссия – или он просто почувствовал, что его сестра находится на краю гибели, и помчался на помощь, да не успел?
Сплошные догадки.
Когда я дошёл до графы «Причина смерти» («Поражение молнией во время грозы»), перед моими глазами проскочили чёрно-бело-красные зигзаги, которым был разрисован занавес к пьесе «Школа красной нитки», где я играл мастера Водо, а Дуку – Экзара Кана.
Мои последние слова при расставании с ним были такие: «Дуку, ну, ты же уходишь не как Экзар Кан?»
Я вытащил носовой платок, промокнул лоб и перешёл в поле служебных пометок. Текст действительно редактировался. Кем, зачем? У кого теперь узнать, что там было на самом деле? Кора мертва, Корран тоже, Дхар тоже. Из того поколения остались единицы… Надо будет у них расспросить.
Сведений о третьем погибшем на Набу джедае я так и не нашёл.
Да уж, наши архивисты могли бы работать и получше.
-
-
14.04.2013 в 18:11– Мастер Сайфо-Диас, я увидела, что вы работаете в библиотеке, и считаю своим долгом немедленно проинформировать вас…
– Простите, мастер Ню, – сказал я, вставая. – Можно я прежде проинформирую вас о том, какой непорядок только что заметил в базе?
Я показал ей расхождения в данных о погибших на Набу, пробелы в отчёте, отсутствие ссылок. Скрывать свои чувства перед ней было бесполезно. Полагаю, было ясно, что возмущался я по делу, а не от скверного характера.
Она смиренно выслушала мои реприманды.
Я помнил Йокасту столько, сколько себя. В моих воспоминаниях она сначала была высокой, крупной и на редкость противной девчонкой, старше и сильнее меня. Потом, к школьным занятиям, она немного ужалась (аккуратно заплетенные бесцветные косички, белёсые бровки, большой рот и длинный острый нос – прямо прототип для дразнилки «не суй нос не в свой вопрос»), затем как-то вдруг стала хрупкой юной феей с чудными зелёными глазами, ученицей архивариуса. Но её выдающееся всезнайство и занудство отнюдь не обмельчало, только странным образом дополнилось кокетливыми ужимками. Ещё позже Йокаста превратилась в миниатюрную прекрасную даму, которая смело экспериментировала с косметикой, украшениями, причёсками и костюмом Хранительницы. Сейчас это была молодящаяся пожилая леди с замысловатыми шпильками в венчике платиновых волос. Как и прежде, она умудрялась скептически посматривать на меня сверху вниз, хотя шпильки в её причёске едва доставали до моего плеча.
Не знаю, как бы мы с ней сработались, скажем, на двухместном кораблике или на необитаемой планете. К счастью, судьба хранила нас обоих от таких экспериментов. Лично мне с лихвой хватило опыта нашего совместного присутствия у постели Дуку в крыле Целителей, в тесной палате. А потому явилась ещё и Дори. Огонь, Земля, Вода и Воздух. «Друзья мои, до чего же я рад вас видеть!» – сказал наш страдалец, открыв один глаз.
Это было словно в другой жизни.
Я напомнил себе, что терпение и готовность помочь – вот начало любви. В конце концов, мы с Йокастой во многом похожи. Мы похожи даже цветом глаз. Мы старые люди, много пожившие на свете. И нам дорог один и тот же человек. Мне как-то надо уже зарубить на своём сломанном носу, что она ни в чём не виновата. «Никто не может быть осуждён за любовь».
И видит Сила, меньше всего я хотел её как-то задеть. Я просто стремился к тому, чтобы в архиве был порядок. Тем более она всегда чрезвычайно ревностно относилась к своей службе.
– Благодарю вас за важные замечания, магистр, – поклонилась Йокаста. Голос у неё был, как всегда, слегка снисходительный. – Указанные вами несоответствия будут устранены в ближайшее время. Мы проведём всестороннюю ревизию данных.
Её шпильки снова вызвали у меня в душе образ Ронара Кима, а вместе с ним и шевеление тревоги в сердце.
– Буду рад, – без эмоций сказал я. – А теперь слушаю вас.
Она деловито сообщила:
– Пропал кристалл из повреждённого ситхского клинка, который был привезён с Набу. Об этом стало известно буквально... – беглый взгляд подкрашенных глаз на часы, – два часа назад. Один из молодых джедаев сделал запрос и получил сообщение, что кристалла нет в хранилище. Тогда он спросил, у кого же, собственно, находится в работе этот предмет, и машина ответила, что такой вещи вообще нет в нашем архиве. Но этого не может быть! Я прекрасно помню, что сама лично заносила данные о кристалле в карточку и своими глазами видела, как дроид положил его в ячейку хранения.
– Как зовут этого джедая?
– Мастер Ронар Ким.
Я достал носовой платок и снова вытер лоб. Представилось, как ситх ходит по Храму и… И что «и»? Ворует артефакты? Убивает членов Совета одного за другим? Режет детей? И никто не слышит…
Причём снова эта заколдованная Набу. Могила ситха – проклятье планеты… А там двойное проклятье. Там уже явно два ситха.
– Мастер Ню, с какой формулировкой Ким сделал запрос?
– Он сказал, что камень пропал.
– Это я понял. Зачем ему был нужен кристалл?
– Точная формулировка указана в карточке, вы можете посмотреть. У него появились некие догадки, связанные с происхождением этого кристалла, и он хотел проверить их в медитации.
– Спасибо. Это информация высокой важности. Я поговорю с Кимом. Может быть, и вы помните какие-то подробности? Которые помогут как-то вывести на разгадку этой пропажи?
– К сожалению...
– В таком случае не смею более отвлекать вас от работы. Хотя… подождите. У меня был вопрос... Сейчас... Ах, да. Не могли бы вы подсказать мне хорошую литературу по детской психологии? Сто лет не работал с детьми.
– Сейчас я выведу на ваш терминал список.
Я поблагодарил и уже собирался снова сесть за компьютер, но Йокаста помедлила уходить.
– Простите мою настойчивость, магистр. Вы не общались… с мастером Дуку?
– Нет. С тех пор, как он ушёл, – промычал я невнятно, снова опускаясь в кресло, тем самым давая понять, что разговор окончен.
Но не тут-то было.
– Мастер Сайфо-Диас, а вы не пытались как-то связаться с ним?
– Он не принимает мои звонки.
Она печально кивнула:
– И мои тоже. Может быть, он вообще приобрёл новый комлинк, гражданский? Как вы думаете?
– Возможно, – пожал я плечами. – Если он не желает с нами общаться, то это ведь его право…
Архивариус посмотрела на меня с укоризной. Ну, конечно, подразумевалось как бы само собой, что не только Дори, но и ей, Йокасте, я обещал беречь наше сокровище, чей прижизненный бюст украшал её священные владения. Более того, я чувствовал, что она была твёрдо убеждена, будто это именно я подтолкнул Дуку к уходу из Ордена. Не понял, не поддержал, не придал значения, не отговорил... Может, даже обидел какими-нибудь суконными речами заматеревшего бюрократа.
– Я спрашиваю, – не отставала она, – потому, что чувствую... этот кристалл... он как-то касается мастера Дуку.
Я посмотрел на шнурок на своём запястье и притянул кресло, жестом предлагая Хранительнице сесть возле меня.
– Вы увязываете исчезновение камня и уход Дуку, я вас правильно понял?
– Нет, – она покачала головой, дрогнули её ресницы. – Просто... Думая о кристалле… С тех пор как Дуку ушёл, меня не покидает ощущение, что с ним произошла какая-то ужасная беда. У него не было никого ближе вас, мастер Сайфо-Диас... Поэтому...
«И всё-таки она вертится». Это я подумал не о Йокасте (понятное дело, что перед Дуку она вертелась будь здоров), а в том смысле, что Дуку жив. Это самое главное.
– Вообще-то самым близким для него, наверное, остаётся мастер Йода, – заметил я. Йокаста продолжала вопросительно смотреть прямо мне в глаза. – По большому счёту, наш друг ушёл из-за того, что Совет принял в штыки последнего падавана Квая и отказал самому Дуку в опекунстве над мальчиком. Но сейчас это решение изменилось. Будем надеяться, что и Дуку изменит своё. Если бы он начал учить Избранного...
– И вы до сих пор не дали ему знать о том, что Орден совершил ошибку, не приняв во внимание его замечания?! – перебивая, воскликнула почтенная дама, и её ресницы так и захлопали, а шпильки задрожали.
– Да... Я, конечно, виноват... Но сейчас вообще очень много проблем… и не только с Дуку.
Хранительница архива приопустила веки, ресницы растопырились, как боевой веер музейной древности. Убежденность в своей правоте («Не понял, не поддержал, не придал значения, не отговорил!») ей очень шла.
Я начал оправдываться, чтобы укрепить её самомнение. Она была мне нужна в отличной форме – как радар, ловящий позывные моего друга.
– Честно вам скажу, мастер Ню, у меня просто ум за разум заходит. А вы чувствуете, где Дуку сейчас?
Подняв на меня глаза, она поджала губы. Я ждал, глядя на её шпильки.
– Я не вижу... Знаю только, что он жив. Но... Тёмная сторона Силы, – Хранительница понизила голос до шёпота, как будто нас могли подслушать падаваны и вмиг деморализоваться, – Тёмная сторона Силы действительно скрывает... горизонт событий... Увы, мои способности слишком слабы. Если бы я могла хоть как-то помочь ему, уж будьте уверены, я бы... Я бы не оставила его в беде.
– Он сам хотел притянуть на себя Пустоту, чтобы заглянуть за маску ситха. И знал, на что идёт. Но из-за своей дурацкой гордости только навредил и себе, и Ордену. Вы же помните, какой он упрямый. Если уж что-то решил...
Она снова перебила.
– Простите, мастер Сайфо-Диас, но из всей вашей группы самым упрямым были вы! Возможно, мне не пристало так говорить, но упрямство и гордость – качества, которые меньше всего подобают члену Совета.
Я усмехнулся, пожал плечами и со вздохом сказал:
– Уж какие заседатели засели, такие и заседают.
– Да, но если бы вы проявили ваше упрямство в том, чтобы найти и вернуть Дуку, вы бы явили себя как... как подлинная сила Земли. А не пыль, которая ни на что не годна, как только взять её на веник!
Я искренне рассмеялся. Святые слова. И чего я, собственно, на неё взъелся? Ну, любила она своего Дуку, и сейчас любит, – ну, моё-то какое дело, в конце-то концов? Что я, сторож им всем? Уж в мои-то годы можно хватить патоки мудрости, и не шилом, а хотя бы ложкой... Все мои друзья были и умнее, и мудрее меня. А что я? Так, медь звенящая да струна дрожащая. Пыль да туман.
– Извините меня, – снова заговорила она, уже без восклицаний, упавшим голосом. – Вы правы. Иногда Дуку бывал просто невыносим. Если бы не вы, он бы наделал много глупостей ещё раньше... Вы всегда были его хранителем.
– Вам не за что извиняться, мастер Ню. И хранитель из меня... В общем, не очень.
-
-
14.04.2013 в 18:24– А что, мастер Сайфо-Диас, если нам с вами провести чайную церемонию? Может быть, вместе мы сможем напомнить Дуку о том, что мы любим его и ждём? Сможем увидеть, что с ним, подать знак через его завесу отчаяния?
Не было большей чести в нашем Ордене, чем получить подобное приглашение от Хранительницы архива. О таком сакральном действе, как чайная церемония, её просили в глубоком смирении – и далеко не всегда Йокаста эту просьбу выполняла. Ещё реже она приглашала кого-либо сама.
На моей памяти от такого приглашения отказалась только Дори. Но это было очень давно, когда Йокаста делала на чайном пути самые первые шаги и мастером еще не была.
Да, о чём бы я ни думал, все мои мысли рано или поздно притекают к Дори, как ручей к океану через многие реки и моря. И правильно в «Знаках» написано: «Мужчина, который не знает толку в любви, будь он хоть семи пядей во лбу, – неполноценен и подобен драгоценному кубку без дна».
Я коротко вздохнул. Хорошо, пусть я сосуд без дна. Это всего лишь подтверждает бездонность моей любви к Дори. Ну, а Йокаста так же бездонно любит моего друга. Её можно только пожалеть. Он же у нас Огонь-Солнце... «Светить всегда, светить везде…» Как он сам говорил, «обменяться флюидами».
– Сочту за честь, мастер Ню, – ответил я, привстал и поклонился.
– Приходите сегодня же вечером, магистр. В семь.
Стоя перед дверью Йокасты, я хоть и настроился благожелательно, но всё равно ожидал какого-нибудь подвоха. Это было бы в её духе – подвох.
И действительно, когда двери открылись, меня встретила маска. Набелённое до масочного гротеска лицо Хранительницы и бисерный парик, это лицо обрамлявший, были атрибутами героини пьесы «Синяя Вода и Зелёная Гора». Мы с Дори играли в этой пьесе главные партии. Она была Вода, а я, соответственно, Гора.
Мы обменялись поклонами, и Йокаста протянула руку, чтобы по традиции ввести меня в свои покои. Я перевёл внимание с её лица на великолепно расшитое кимоно. Что и говорить, она умела красиво одеваться.
– Нет большей беды, чем незнание своих границ, – сказала она первую ритуальную фразу, крепко взяв меня за руку. – Нет большего порока, чем желание обрести. Посему кто умеет удовлетворяться, тот всегда доволен.
Её голос не был голосом Дори, стало быть, это не Дори меня упрекала. Но что с границами у меня неважно, как у всякого сосуда без дна, тут она верно подметила.
– Даже лучшее зеркало не отражает обратной стороны вещей, – сказал я в свою очередь первое, что пришло мне на ум из классики.
Йокаста собрала губы в маленькую яркую точку.
– Так что же? В ведре нет воды, в воде нет луны? – спросила она строго.
Я замялся, но тут мой взгляд вовремя набрёл на знаменитое круглое окно, из которого открывался чудесный вид на сад Тысячи фонтанов. О сезонных видах из этого окна было сложено немало чудесных стихов поколениями Хранителей. Воочию я видел его впервые.
Я вновь посмотрел на колыхание синих бисерных нитей парика Йокасты и ответил классическим коаном, в прежнем русле:
– Почему же? Есть и вода, и луна. Подойти к этому как можно ближе – это смириться с тем, что ты не способен смириться.
Она встала на цыпочки и прикоснулась своими губами к моей щеке – легко, чтобы не запачкать меня гримом. Это тоже был коан.
С высоты моего роста легко было увидеть, что над её кроватью, отгороженной ширмой, висело изображение: она и Дуку за чаепитием. Она была в рыжем парике. В то время в моду вдруг вошли парики, а Йокаста была большая модница, как и мой друг. На ленточке рядом с этим парным портретом рукой Дуку было небрежно (и в небрежности прекрасно) написано «Знаешь, не знаю».
На панно, висевшем у двери, располагались гораздо более строгие иероглифы коана Цон-Цу Дун:
Вместо чего построен Храм?
Вместо чего остался шрам?
У меня появилось странное чувство, будто мой исчезнувший с плеча шрам преобразился в эти строки и приветствовал меня. Мне же было больно, когда я делал его? Да, очень. Он остался у меня... вместо чего? Вместо надежды на любовь Дори.
А наш Храм построен вместо доисторического единства в Силе.
Йокаста потянула меня к чайному столику.
Здесь везде была разлита память, и её тонкий, но неотвязный аромат был мне в тягость. Как и маска Йокасты. Как и её парик. Как и молодой улыбающийся Дуку.
Мы приступили к церемонии чаепития.
В безмолвии я следил за руками женщины, приготовлявшими напиток. Поскольку лицо она загримировала, теперь её лицом были руки, желтоватые, как пергамент, покрытый синими письменами вен. Немало же пережила она на своём веку...
Йокаста подала мне чашку. Чай был великолепен, нужно было как-то отметить это. Но я опять выбрал не должное, а первое пришедшее.
– Дуку был таким же горячим, как этот чай. Таким же ярким, правда?
Маска мечтательно улыбнулась:
– В мире вещей нет ничего, с чем можно было бы его сравнить.
– А в мире идей?
– Справедливость, – без колебаний ответила она. – Дуку был справедлив во всём и ко всем. Он был прекрасно справедлив.
– Да, мастер Ню, это всё о нём. Хорошие слова. И справедливые.
– А каким он был для вас, мастер Сайфо-Диас?
– Наверное, удивляющимся. Он всегда был открыт для мира. И никогда не отчаивался.
– Да, да, – вздохнула Йокаста. – Удивление – основа познания, а отчаяние – основа веры. Вы должны вернуть ему веру взамен отчаяния. Это ваш долг, мастер Сайфо-Диас.
– М-м-м...
«Это твой долг, Саф», – эхом отозвался в моём сердце голос Дори.
Пришлось согласиться:
– Конечно. Это мой долг. Я его верну.
Несколько следующих минут мы провели в молчании.
– И ещё Дуку был хорошим учителем, – заговорила хозяйка.
– Да, – кивнул я. – Всегда умел объяснить. Всё. При нём всё становилось ясным. И вообще… Он был... старший сын. Тот, на которого отец всегда может положиться.
– А вас никогда не тяготило его совершенство?
Я вспомнил колодец в душе Энакина и подумал, что это ведь мой колодец, а не его. Теперь это было яснее ясного.
– Не более чем пламя тяготит алтарный камень. Но Дуку ведь не был совершенным. Как все, кто жив.
Она подняла на меня свои зелёные колдовские глаза – живые на безжизненно-меловом фоне маски – и выжидающе прищурилась.
– Мы оба всегда знали, что ничто не сможет нас поссорить, – добавил я.
-
-
14.04.2013 в 18:32Я сделал новый глоток чая и сказал:
– Знаешь, не знаю.
Нарисованные брови Йоксаты взметнулись вверх на белом масочном лице, но она промолчала, оставляя своё мнение при себе.
– Так же, как не знаю, в каком направлении искать его. На Серенно его точно нет.
После минутного молчания она, усмехнувшись, проговорила:
– Знаешь, а я всегда завидовала Дори. Потому, что ты так верно и преданно любил её.
Я спокойно сделал новый глоток. («Пей свой чай», – говорила Цон-Цу Дун.) Спокойствие – великое искусство. Не правы те, кто считает, будто людям Земли оно даётся легче, чем другим. Уж мы-то, «земляне», знаем: землетрясения не менее, а иной раз и более разрушительны, чем тайфуны, цунами и пожары.
– Ты любил её всегда, Саф, сколько я вас помню. Когда Дори погибла, я подумала: как же, такая любовь – и её не сберегла?..
И снова на поверхности явлений не проступила даже лёгкая рябь.
– Я же говорил, что хранитель из меня никакой. Но Дори и не нуждалась в моей опеке, – я поставил чашку на плетёную салфетку. – Кстати, она сохранила свою личность в Силе.
– Вот как? – хозяйка тоже оставила чашку.
– Да. Недавно я слышал её голос. Попросил Силу помочь мне найти выход – и услышал.
– Да? И что же она сказала?
– «Если бы не Оби-Ван, наша новая столица была бы уже на Набу. Ронар Ким мог бы стать родственником Верховного канцлера Палпатина. Ожидание в крови». Когда я это всё услышал, то пошёл в библиотеку, чтобы разобраться. Но, как вы знаете – я снова употребил привычное «вы», – разобрался лишь в том, что в архивах есть лакуны. Впрочем, об этом мы уже с вами говорили.
Йокаста склонила голову набок, прислушиваясь к чему-то своему.
– Особенно меня тревожит «ожидание в крови», – закончил я. – И сейчас, когда вы сказали, что я должен вернуть Дуку, Дори сказала: «Это твой долг».
– Вы видели призрак Силы? – суховато спросила она, складывая руки в замок. – Вот сейчас?
– Нет, мои глаза, как и ваши, были удержаны от видения. Был только голос. Я думаю, это потому, что ситх вовсю использует Силу, причём именно на Корусканте. Он Тёмный владыка, «хозяин действительности», он это умеет.
Хранительница скептически сложила губы. Повисла долгая пауза.
– Не думаю, что это возможно, – отозвалась Йокаста. – Мы бы чувствовали его присутствие.
– Так мы и чувствуем. Раздражение. Бессильную тревогу и бессильную злость. Похоть власти. Отсутствие будущего. Сползание мира к войне. Разве нет?
Она промолчала, но я видел по выражению её лица, что мои слова ей сильно не понравились.
– Мне кажется, вы преувеличиваете силу противника, – наконец сказала она, передвигая наши опустевшие чашки на поднос.
– В нашем положении лучше перебдить, чем недобдить. На днях обязательно зайду просмотреть артефакты ситхов, которые есть у нас в хранилище. Может, найду хоть шерсти клок.
– По правилам, вы не можете изучать информацию такого рода в одиночестве, – напомнила Хранительница. – Необходимо заблаговременно подать заявку и указать имена ассистентов.
– Конечно. Я попрошу ассистировать мне мастера Мунди и мастера Тийна.
Мы снова помолчали, и я был уверен, что она думает об артефакте, из-за которого выгнали из Ордена Лориана Нода, нашего с Дуку одногодку из параллельной группы и «полуоднофамильца» моего друга. Одно время Дуку и Лориан очень сблизились, их приязнь, помнится, вызывала у меня нешуточную ревность. Я ожидал, что Йокаста сейчас вспомнит об этой тёмной истории.
Но я ошибся.
– «Ожидание в крови», – задумчиво протянула Хранительница, снова склонив голову к плечу. Вдруг она встала и удалилась к себе за ширмы.
Я вспомнил, что так и не сказал ни слова о том, какой вкусный был чай.
Когда Йокаста появилась передо мной опять, в её руках был цитр – мой любимый струнный музыкальный инструмент.
– Пожалуйста, мастер, – с поклоном подала она его мне.
Я удивился, но инструмент взял. Насколько я помнил, поклонницей моего вокально-инструментального таланта она не была даже в молодости.
– Что вы хотите услышать, мастер Ню? – спросил я, пробуя струны
– Вашу песню, где есть слова про отбитую голову. Про солдата.
Не сразу я понял, о чём идёт речь.
– «Я – солдат, солдат забытой богом страны», – подсказала Йокаста.
Я удивился ещё больше. Трудно было представить, чтобы в изысканной комнате Хранительницы с живописным круглым окном звучала эта грубая чужая беспорядочная песня. Я привёз её с планеты Гуитейк. Вспомнилось, как мы с Мэйсом сидели у походной печки перед картой укрепрайона, наши головы синхронно болели от проблемы Кадокской области, а в соседней палатке калишский солдат – то ли наёмник, то ли перебежчик – терзал цитр. Кончилось тем, что я отобрал несчастный инструмент, и мы с моим учеником начали перебрасываться импровизированными репликами, надёрганными из оригинала. Наша пародия понравилась всему отряду; позже я несколько раз слышал ее уже в исполнении других солдат. Но разве я когда-то пел её в стенах Храма? Хотя, может, и пел, да забыл. Это было давно.
– Песня-то, собственно, не моя...
– Неважно, – требовательно произнесла хозяйка. – Играйте.
Выполняя ее просьбу, я взял первые аккорды, и слова удивительно легко всплыли из памяти. Мелодия была совсем простая.
Но пока я играл и пел, уж очень неприятные картины разворачивались перед моим внутренним взором. Мандалорский шлем прыгает по песку, разбрызгивая кровь. Валится обезглавленное тело. Мэйс выключает меч. Отвратительная маска какого-то робота... или скорее киборга – во какие мешки под глазами, в самом деле... Бескрайние шеренги закованных в броню людей. Солдат забытой богом страны. Причем солдат именно нашей расы – хомо, самой агрессивной в галактике.
От последнего видения сделалось так жутко, что я с трудом доиграл до конца: рыцарь-джедай с сильной проседью в волосах – Оби-Ван, это же Кваев Оби-Ван! – стреляет из бластера прямо в меня.
Нестерпимо заболело сердце.
– Мастер Сайфо-Диас? – с беспокойством спросила Йокаста, прикасаясь к моему плечу. – Вы что-то увидели? Вы так страшно застонали...
– Увидел, – ответил я, откладывая цитр в сторону и с трудом проглатывая комок. Наверное, у меня было такое же неподвижное белое лицо, как её грим. – Большую войну. В будущем.
– А Дуку?
– Дуку? Нет. Его – нет. Не видел.
Она разочарованно опустила ресницы.
– Просто я вдруг услышала его голос. Он спел... этот припев... и я подумала...
– Благодарю вас, мастер Ню, – я встал и поклонился. – Попробую выжать из этого откровения всё, что только возможно.
-
-
14.04.2013 в 18:47С одной стороны, нужно было выспаться. Отдохнуть от одного трудного дня перед другим трудным днём. Дуку говорил, что на Серенно для каждого дня недели есть особое поэтическое имя. Трантор – «трудный день», родор – «день решений», витор – «день твердой воли», рокатор – «день твёрдой руки», пададор – «день терпения», латор – «день отдыха», астор – «звёздный день». Сейчас река времени несёт Корускант от «дня решений» ко «дню твёрдой воли».
С другой стороны, не так-то просто было спокойно заснуть.
Слишком высока вероятность того, что в будущем война все-таки разразится – это ясно и без видений. К войне нужно серьёзно готовиться. Может, как раз наша подготовка и отвратит её, повернёт мир в другую сторону.
А пока… А пока – я солдат. Будем надеяться, что твоя помощь, Йо, сориентировала меня в правильном направлении. И раз уж не спится, поразмышляем над увиденным.
«Я солдат, я не спал пять лет, и у меня под глазами мешки; я сам не видел, но мне так сказали». Киборг, ясное дело, не спит, зачем ему спать… Но мешки у него под глазами действительно жуткие, ещё более страшные, чем сами глаза – жёлтые, с вертикальными зрачками, как у рептилии. Техносоюз может изготавливать киборгов? А ситх его знает… Они спецы всё больше по боевым дроидам. Но у дроидов, даже самых совершенных, них нет ни смекалки, ни хитрости, вот потому-то понадобились киборги: с мозгами живых и телами мёртвых. Глаза рептилии... С такими глазами могут быть арконцы, барабелы, те же калиши… Трандошане. Трандошана можно поставить во главе армии дроидов? Вполне. И калиша можно, запросто. Арконцы вообще-то мирные люди… Хотя если тебя как следует обработают… умельцы… так и нети генералами станут.
И с этой головой, которую в песне «отбили сапогами», тоже непонятно. Мандалорский доспех… Посмотреть бы на лицо этой головы. Он, может, и не родился ещё… Голову отрубил Мэйс, я это чётко увидел. Джедайские сапоги. Солдаты бегут… и командиры у них джедаи. Солдаты против дроидов. Это, выходит, наши солдаты? Получается, мне не удалось убедить Тууота Шуоора в том, что война – это дело невыгодное. Плохо.
«Белая вата, красная вата...» Нечёткий контур бактокамеры. Плавает тело живого существа, насколько искалеченное, что трудно судить о расе. Скорее даже не тело, а останки. Расчленённый труп. Кровяные тельца, безусловно, красные.
«Только я или он» отозвалось эхом глубоко в сердце. Полутёмное помещение… и гибернатор… Тот самый. «Мастер Сайфо-Диас, извините, но мастер Дуку не вернётся… Вы его не уговорите. Только нарвётесь на неприятности…»
Колонны, колонны, колонны солдат на Сенатской площади. «Нас таких миллион» – похоже, так и есть. На балконе стоят политики, принимают парад. Значит, Сенат одобрил создание армии. Да как же не одобрить, если такие мешки под жёлтыми глазами… Самогон из фелуцанских кактусов… Выжженные леса, серые метёлки обгоревших папоротников… Беженцы в космопорту. Снова и снова бои: на суше и на воде, в городах и деревнях, на земле и в космосе. Боевые корабли над Корускантом.
Я сел на кровати и энергично потёр виски. Допустим, ситх, мастер «левой руки», в последнее время каким-то образом внушает мне чувство потери – любимой женщины, друга, перспективы, мира, будущего и вообще цели в жизни. Я испытываю душевное отупение. И не только душевное, интеллектуальное тоже, постоянно забываю важные вещи... Это как отравление катализатора. Об этом Дуку и говорил, интуитивно он ощущал, что ситх использует Силу на полную катушку... Он говорил: «Неужели ты не чувствуешь, что над Корускантом будто висит сеть Тьмы?» А я решил, что это просто красное словцо.
Хорошо, если он по-чёрному, то и мы по-чёрному. Попробуем поймать его за руку. Мы ведь тоже не вчера Силу почувствовали. В «Знаках» как говорится: «Задние мысли, с которыми ты впускаешь в себя зло, – это не твои мысли, а зла». Я солдат, я знаю своё дело, моё дело – стрелять, чтобы пуля попала в тело врага. Тем более что чёрное не надо долго звать, оно тут как тут – под рукой, под черепушкой, под сердцем. Оно легко всплывает, как всякая низость, отнюдь не желающая знать своё место, а норовящая оказаться наверху.
Это только юные падаваны думают, что нужна какая-то особая Комната или Пещера, где проходит Испытание. Но мы, старые люди, знаем: свои «комнаты» мы носим с собой. А точнее целые дома, дома-колодцы.
Что ж, начнём спуск.
Дуку ушёл искать ситха, чтобы отомстить за Квая («Я ухожу, как Экзар Кан»). Глупость? Несомненно. И притом опасная. Он психанул, как мальчик из подготовительной группы. Дуку! А я? Он меня спросил: где Дори. Он! Будучи в Храме, сидя рядом со мной! А я сказал: умерла полтора года назад – и не дёрнулся от несуразности его вопроса... Не мог же он не почувствовать, что она погибла!
Когда сам Дуку попал в беду (да что в беду, он уже умирал, когда те скоты засыпали его камнями в яме), Дори примчалась среди ночи… Единственный раз в жизни она пришла ко мне ночью. Когда это было? Уже после того, как я окончил Финакадемию, но ещё до того, как у нас с Дуку появились ученики.
Я вернулся из миссии и спал как убитый. Но мне достаточно было увидеть глаза Дори, трясущей меня за плечо с татуировкой-ожогом, чтобы буквально за несколько секунд взять всё: сектор, систему, направление… И я же нашёл его, откопал, привёз! Живого!
А сейчас его для меня нет нигде.
Я будто снова пережил тот далёкий долгий день: как нашёл его могилу, как разгребал камни – руками, а не Силой, чтобы неосторожным движением не оборвать жизнь, которая едва теплилась на дне. Как с трудом достучался до его гаснущего сознания.
Он пришёл в себя только в бактокапсуле и канючил из-за стекла, что в таком виде не может появиться в Храме, и мы должны дней семь-восемь повисеть на орбите, пока кошмарные кровоподтёки не сойдут хотя бы с его лица. Проклятый пижон!
Мы потом всех их вычислили, всех до одного. Я, Ник и Трис. А Рен тогда уже взял ученика, и мы не стали вовлекать его в авантюру на грани нарушения Кодекса. Можно даже сказать, что за гранью, потому что я долго помнил мрачное удовлетворение от охоты. С какой радостью я бы сейчас так же подержался за шею канцлера Палпатина...
Но тогда ты ведь отомстил совсем не тому, кому хотел, и совсем не того удовлетворения искал, признайся в этом честно. Вспомни, как Дори благодарно обняла тебя в ангаре за то, что ты спас этого ощипанного петуха, и ты к ней потянулся. Помимо воли, вопреки разуму. Вся твоя плоть из праха земного, из корускантского мусорного контейнера, вспыхнула от желания, а она с негодованием оттолкнула тебя – был ли ты так уж счастлив, что вытащил своего брата из лап смерти? Исполнил свой долг? После этого случая она долго избегала тебя, а к нему она каждый день приходила в крыло Целителей. С какими мыслями ты думал о нём, помнишь?
-
-
14.04.2013 в 21:24Память – моя сильная сторона. Я помнил, я всегда знал, как хорошо и удивительно радостно было с ним в игре, в любой. Да просто потолкаться с ним в коридоре, когда группа идёт с одного занятия на другое, – даже в этом была радость.
Даже когда мы выросли и уже не толкались, но ведь помнили, как это здорово! Как здорово устроить показательный бой, как на сцене, перед восхищенными глазами наших учеников. Как здорово поорать от всей души любимые песни или в паре с ним рассказывать Дориным воспитанникам – новеньким, лопоухим – о том, как правильно передвигаться по городу во время уличных боёв, пользоваться верёвкой с магнитной петлёй или защищать себя от порезов при падении в стекло.
С ним было хорошо и просто – в учёбе, в работе, на отдыхе. В разделённых мыслях, в общих любимых цитатах из общих любимых книг. Даже в тревоге, даже в бою – с ним всегда было светло. Что об этом может знать Тьма?
Да, но вспомни, как ты раскрыл перед носом Дуку «Книгу стихий» на известной странице, а он досадливо мотнул головой: «Саф, ну, что ты, как ребёнок? Я свою норму знаю». Дори была для него «норма». И Йокаста, и ещё эта красотка из департамента безопасности в представительстве Альдераана (имя уже стёрлось, осталась одна только родинка на губе и подмигивающий серый глаз, второй занавешен волосами). И четвёртая уж непременно была, сказано же на той самой странице: «Мужчинам, находящимся под влиянием стихии Огня, следует проявлять воздержание. Если же это невозможно, следует ограничить своё общение с женщинами, по крайней мере, до четырёх».
По правде говоря, желание Дуку нравиться девушкам по сравнению с моей бешеной гневливостью было просто лучом света в тёмном царстве. Я дал ему пощёчину за его «норму». За Дори, за мою сестру, раз уж я не мог для неё быть никем иным.
Взгляд его ярких чёрных глаз. Он потёр щёку и сказал: «Ладно, Саф, прости. Я сказал гадость. Прости. Я не достоин ни её любви, ни твоей дружбы. И всё-таки она любит меня, а ты остаёшься моим лучшим другом. Это самое большое чудо в моей жизни».
После этого случая он не прикасался к Дори двенадцать лет, то-то Йокаста праздновала победу... Должно быть, думал, что в таком случае Дори обратит внимание на меня. По-братски поделился. Как же плохо он знал женщин… Так что когда они с Дори снова начали встречаться – втайне, как будто переживали свою первую любовь (можно подумать, у нас что-то может делаться втайне — криво усмехнусь я сейчас), то мне даже как-то полегчало. Она действительно очень любила его.
-
-
14.04.2013 в 21:28Чёрное не отступало, теперь в нём появился красноватый отблеск. Конечно, я покривил душой на совете, когда сказал, что почувствовал жажду разрушения при виде Палпатина впервые. Нет, конечно. С Палпатином я просто пережил знакомое ощущение.
Но вовсе не тогда я окунулся во Тьму, когда увидел свет образа Дуку в глазах Дори и цвет его губ на её губах. Это я воспринял как нечто естественное, он всегда был таким ярким, такой «радугой в тучах»... Нет, тогда я даже обрадовался за них, искренне, а свою ревность сразу надёжно обуздал. Можно сказать, и не было никакой ревности. «...А друг жениха радуется радостью друга», что-то в этом роде. Ведь Дуку был мне настоящий брат.
Но вот когда я увидел, что на нашем любимом месте у фонтана Дори плачет, плачет из-за него... Сначала я просто опешил, не знал, что делать. Первым моим порывом было обнять её, как-то утешить, но сразу всплыла картина, как она отнимает от лица руки и смотрит на меня с нескрываемым отвращением. Вот тогда-то и померк свет в моих глазах. «Ладно, – подумал я, – есть ситуации, когда страдающего человека нельзя трогать. Но вот тронуть обидчика...»
Не помня себя, я бросился искать его. Всё перед глазами плыло красным с заходом в чёрное до такой степени, что в коридоре меня остановили. Несколько секунд потребовалось на то, чтобы я вообще осознал, что старший требует от меня отчёта. Это была смутно знакомая пожилая женщина. Пока я с ней беседовал о причине моего плохого настроения (плохого настроения, вот как это виделось со стороны, подумать только; хорошо же я умел держать себя в руках!), подошёл мой учитель, взял меня за локоть и увёл в один из пустых залов. С ним я уже говорил более осмысленно, то есть отвечал «да» и «нет». Он сказал: «Пойди в сад Тысячи фонтанов, ляг на траву и скажи земле всё, что хочешь сказать. Она примет. Это тебе поможет. А потом возвращайся домой и полежи на циновке под окном в позе мёртвого». Я поклонился. «Или мне отвести тебя за руку?» – нахмурился он. Я поклонился снова. Мы вышли в коридор. Учитель проводил меня до сада. Всем сердцем я жаждал только одного: найти Дуку, схватить его за грудки и так врезать ему, чтобы ему тоже было больно! А ещё лучше – вытрясти из него душу, вышибить мозги из его блестящей башки!
Все же я послушался мастера Нейла. Чуть ли не в прямом смысле сжав сердце в кулаке, я вломился в заросли – мне хотелось борьбы хоть с кем-нибудь, хоть бы даже с деревьями и кустами. Найдя укромное местечко, я лёг на траву, лицом прямо в сочную зелень, и прорычал, что убью проклятого Дуку, убью, убью за то, что он постоянно переходит мне дорогу! Он мне не друг, не брат, а просто дурацкий граф с дурацкой планеты Серенно, такой же пошлый хлыщ, как и его дядя, как и вся его семейка вырожденцев-алкоголиков.
(Этого дядю я видел много раз, он считал своим долгом проведывать племянника. В самый первый раз эти Фуруэны приехали всей семьёй – дядя, брат и две сестры Дуку, а я стоял в холле за колонной. Смотрел, как они его обнимают, и нетерпеливо дожидался, когда же он, наконец, вернётся ко мне.)
В саду мне действительно полегчало. По крайней мере, кулаки не сжимались так компульсивно, красное сошло с глаз. Но я не пошёл домой, как советовал учитель. Меня таки понесло расквитаться с Дуку...
Похоже, это дно колодца.
Будем говорить прямо, ему досталась женщина, тебе власть. Ты бросил все силы своей души, чтобы достичь максимально высокого положения в Ордене. Счёт пока в твою пользу. Но теперь ты чувствуешь, что Орден может потерять власть в Республике, стало быть, и ты потеряешь власть. Как ты на это отреагируешь? Как на своё полное поражение, не правда ли? Как на полную несостоятельность твоей маленькой никчёмной жизни, в которой ты любил наслаждаться хорошим пищеварением и спокойным сном. Ну, хорошо, или беспокойным сном, в котором Дори была с тобой, а не с ним.
К слову, при такой якобы возвышенной любви к ней девственности ты не сохранил (ну, хотя бы в пику Дуку, ты же думал об этом, причём именно в таком свете – «в пику»). Нет, с тебя и тут сталось попасть в небо пальцем, и каждая наутро задавала один и тот же вопрос: «Просто интересно, какая она из себя – та, которую ты так любишь?»
Итого? Лучше бы тебя не доставали из мусорного контейнера.
Я проанализировал мысли, с которыми вышел из транса, и подумал: надо же, какая чушь... И это всё, что может предъявить мне Тёмная сторона? М-да, бедноватые дивиденды я себе у неё заработал, как бы не загордиться...
Ничего-то она не знает о том, что друг – это тот, кто приходит, когда весь мир ушел. Это были слова Дуку в день моего пятидесятилетия. Так получилось, что из моих близких в Храме в тот день был только он, и мы с ним устроили хороший праздник. С удовольствием играли и пели, вспоминали «этапы большого пути». Вот тогда, с неловкой улыбкой, он сказал, что его настоящая жизнь началась с меня и благодаря мне, и у него нет слов, чтобы высказать, как много я для него значу. «Ты был моим первым учителем, Саф. Помнишь?»
«Правдивые слова похожи на свою противоположность», – хмыкнул я, чтобы скрыть, что тронут до слёз. И он тут же подхватил: «Верные слова не изящны. Это для тебя мои верные и глубоко прочувствованные слова недостаточно изящны, старый ты зануда!» «Красивые слова не заслуживают доверия, – тоном нашего покойного учителя каллиграфии сказал я. – Самые красивые из тех, что я услышал сегодня, были «старый зануда», и сожалею, но должен тебя разочаровать, – я поцокал языком для выразительности, – именно они-то не заслуживают доверия».
И он пихнул меня под рёбра с присказкой «надо проверить, не появился ли жир», а я его щёлкнул по лбу с ответкой «надо проверить, не появился ли ум». И мы оба загоготали, довольные и совершенно счастливые.
Да, именно тот момент, когда воспитательница привела его в нашу группу, я пропустил, но хорошо помнил, как посреди привычного игрового зала вдруг оказался этот чужой мальчик. Он был одет так же, как мы, в серовато-синюю повседневную тунику и серые штаны, но совсем не походил на нас – главным образом тем, что был ужасающе одинок и страшно боялся. Его страх чувствовался сразу, по всему. Он оставался один на один с каким-то тяжким несчастьем, весь сжатый, свёрнутый под нашими изучающими взглядами – но всё-таки не прятался за воспитательницу.
Вынести муку человека, ожидающего принятия или непринятия, я просто не мог. Я поспешил подойти к нему, взял его за руку, отвёл в свой угол, к своим игрушкам. Он не сопротивлялся. Я показал ему свой «магический браслет»; он расценил это как приглашение к дружбе и сменил готовность к драке на любопытство. Для него я отпустил бусинки браслета, а потом собрал – и он потрясённо уставился на меня. «Ты тоже так сможешь, – сказал я. – Достаточно просто почувствовать Силу». «А как это?» – спросил он, глядя на меня с уважением, и я ощутил себя почти таким же знающим и мудрым, как мастер Йода. С этим необыкновенно приятным ощущением я мысленно прикоснулся к нему так, как с нами играла воспитательница. Он улыбнулся, кивнул, поднёс ладонь к моему запястью – и шарики браслета, как живые, перепрыгнули на его руку, все по порядку. Теперь уже я от потрясения открыл рот: как у него могло так здорово получиться, ведь он ещё ничему не учился...
Всё, кончился на сегодня завод. Пора, давно пора заняться моим любимым делом – спать. Придёт завтрашний день, тогда и буду думать о том, где искать этого засранца. А то ведь наломает дров, примкнёт к каким-нибудь сепаратистам, светоч справедливости… это уж как пить дать...
-
-
14.04.2013 в 21:42Просыпаться ни свет ни заря – это уж никак не о наших депутатах; на работу они подтягиваются хорошо так после полудня. Поэтому мы с Энакином приехали в Сенат к вечеру. К концу пленарного заседания.
Когда мы выбирали машину в ангаре, мальчишка спросил, почему у меня нет своего персонального спидера.
– А зачем держать его взаперти, если, допустим, мне в этот день не нужно никуда лететь, а кому-то нужно?
– На свою вещь можно фичи разные поставить. И штучку какую-нибудь на стекло прилепить для настроения. Переключатели поменять под свою руку... А если все пользуются — это, может, не всем будет нужно. Или даже мешать будет.
– А ты хотел бы иметь свою машину?
– Конечно! Кто бы не хотел! То есть, – он задумался, наморщив нос, – не все одинаковые... Но мне – да, хотелось бы иметь свою.
– Ну, если чего-либо заслуживаешь, почему бы не получить? Вот, например, по правилам на переднем сиденье несовершеннолетним сидеть нельзя… Но поскольку ты джедай – в форме, при исполнении – то этот закон не действует.
Парень, поджавший было губы и уже шевельнувший ногами, чтобы спрыгнуть и выйти, просиял как ясно солнышко и с горячим восторгом заглянул мне в глаза.
– Так я и собственный корабль смогу получить… со временем?
– Ну, брат! Вроде бы сначала речь шла о спидере. Или тебе дай палец, так ты всю руку оттяпаешь?
Он криво улыбнулся, но не опустил глаза.
– Знаешь, приятель, – сказал я дружелюбно, дотронувшись до его плеча, – я живу на свете уже семьдесят лет, и всё это время всегда получал то, что заслужил. Всегда. Заслужил – получил, не заслужил – ну, что ж, плохо работал. Как тебе такая постановка вопроса?
– То есть – можно?
– Если это для дела или для души – конечно, можно. Но не советую тебе начинать сборку своего корабля прямо сейчас.
– Почему?
Я заметил, что мальчик непроизвольно болтает ногой, и подумал, что от этой привычки ему нужно помочь избавиться как можно быстрее. Зачем зря тратить энергию растущего организма, если её можно сразу пустить в дело?
– Для начала нужно вырасти. Ну, хотя бы для того, чтобы сразу помещаться в кокпите, а не перестраивать его из года в год. А если хочешь что-нибудь повесить на стекло, так ведь это запросто можно сделать. Вот, например, – я покопался в кожаном кармашке на поясе и вытащил именно такой предмет, который можно использовать как маятник, – смотри, какая у меня есть штука.
На ладони у меня лежал маленький мишка-эвок, кулон на шёлковой нитке. Я пристроил его сверху у светофильтра и, когда взялся за штурвал, послал кулону импульс Силы, чтобы он закачался в ритме «о-тала». Стоило моему пассажиру проследить глазами за движениями вещицы, как он начал покачивать ногой в том же ритме, а потом спросил:
– Вы хотите, чтобы я снова что-то увидел, сэр? Где Фиолетовый, да?
Он всё больше мне нравился, этот открытый простодушный мальчонка, такой же сирота без роду и племени, как и я.
– Нет, просто хочу, чтобы ты не заскучал в полёте. Сейчас ты качаешь ногой, а вот попробуй-ка сидеть неподвижно и эти движения обратить внутрь себя! В том же ритме. И при этом дышать «подушку». Если ты умеешь двигаться внутри, а снаружи находишься в полном покое, тогда, брат, ты становишься силой самой Силы. Оби-Ван занимался с тобой дыхательными упражнениями?
На свой вопрос я получил утвердительный ответ. И конечно же, «стать силой Силы» он был не прочь. Он заговорщически посмотрел на меня и вернулся к наблюдению за миниатюрным эвоком. Нога перестала качаться.
– Придет такое состояние, как будто фонарь мотается и освещает определенные фрагменты, – продолжал я, поворачивая на Меридиан. – И вот когда увидишь, что-нибудь интересное в этих проблесках, скажешь мне.
Четыре минуты семнадцать секунд не происходило ничего. За это время здание Сената перестало казаться маленьким выпуклым грибком на горизонте. Оно заметно выросло, придвинулось ближе.
– Ее носил мастер Винду, – сказал Энакин. – Эту висюльку. Когда был маленьким.
– Да, верно. А до него?
Он ответил почти без паузы.
– Та женщина, которая его учила. Его и моего учителя. Мастера Джинна.
– А до неё? Кому он принадлежал?
На этот раз он сделал несколько хорошо слышных вдохов.
– Это... Наверное, вы. Это же вы?
– Да, я. Молодец, Эни, что узнал меня.
– Если бы не сидел рядом с вами, наверное, не узнал бы... Такой же свет...
– Приятнее, чем от Фиолетового, правда?
– Это то самое Жёлтое, которое не желтеет? Которое вы мне показывали в танце?
Я иронично усмехнулся, но мне, конечно, было приятно.
– Я себя видеть не могу, но думаю, что во мне только тень Жёлтого. Как говорится в одной старинной книге, «истинное Жёлтое узнаёшь лишь в свете большой любви».
Он продолжал сидеть неподвижно, но вдруг сильно потянул носом. Расход кислорода, конечно, не умеет компенсировать. За пару занятий этому не научишься. Но его способности просто поражали воображение! Ведь в прошлый раз в «о-тала» он ни шагу не мог сделать сам, его нужно было вести. А сейчас, пожалуйста, – смотрит в прошлое и при этом ни на секунду не теряет связи с действительностью.
– В тот день, когда прилетел мастер Джинн, я видел такое... сияние. У нас на Татуине ведь всё жёлтое, сэр, но когда он появился, стало видно, что у него другое... Я тогда не знал, но когда вы мне показывали тот танец, я понял, что это про него.
Вздохнул и я, но, конечно, не так шумно, как он. И перевёл разговор на другую тему. Кулон-то по-прежнему качался, глаза мальчика по-прежнему двигались вслед за маятником.
– Эни, а посмотри-ка, кому принадлежала эта вещичка до меня? Не торопись. И дыши глубже.
– Нет… Не вижу… – неуверенно пробормотал Энакин. – Вижу вещи, разложенные на какой-то барахолке. Хотя… подождите… Девочка потеряла… тви’лечка. В порту, рейсы объявляли, потом багаж… Цепочка порвалась. Там раньше цепочка была.
«Вот это да!» – только и оставалось подумать мне.
Что ж, Дарт Сидиус, где бы ты ни был, от своей судьбы ты не уйдёшь.
– А жива она сейчас, эта девочка? Дыши глубже!
– Не знаю...
– Эни, ну не спеши ты говорить, что не знаешь. Не спеши! Посмотри!
– Но я и вправду не знаю, сэр… Её нигде нет. Слушайте, так она ж насколько старше вас была! Наверное, уже умерла. А это ничего, что сильно горячо? В горле.
Как бы он снова не уморился...
– Гаси носом, – спокойным тоном проговорил я, но сразу остановил колебания кулона и убрал его в карман. – На вдохе медленно пропускай воздух через нос. Вот так, хорошо. А теперь зажми язык между зубами и втяни через него воздух. Представь, что на кончике языка есть маленькая дырочка, и воздух втягивается в неё. Небольшими порциями.
Он закрыл глаза и сосредоточился на этом новом задании.
Я-то не помнил себя не умеющим работать с дыханием. И Оби-Ван наверняка не помнит. Обычно к трём годам уже все умеют и воспринимают этот навык как нечто естественное... С другой стороны, Дори же научила взрослого парня Рама всему циклу дыхательных практик — значит, и Энакина можно. И раз Рам сейчас в Храме, вот и нужно поручить ему ответственейшую миссию: поставить дыхание нашему Избранному. Так, глядишь, войдёт во вкус учительства и пойдёт в Детское крыло за падаваном. А то Мэйс его уже замучил требованием немедленно обученичиться...
– Ну, как, малыш? Уже не горячо?
– Нет. Всё в порядке, мастер. И это... можно дышать по-нормальному?
– Да, конечно. Но первое упражнение «подушки ветров» – это и есть нормальное дыхание, Эни. Ничего, немного тренировки – и скоро работать лёгкими по-другому тебе самому будет неприятно.
Краем глаза я увидел, как он нахмурился, дернул губами, но подавить агрессию не смог. Люди Воды – они все эмоциональные, в этом плане с ними всегда тяжело.
-
-
14.04.2013 в 21:50– Думаю, Оби-Ван тут ни при чём, а раздражение к тебе пришло потому, что ты хочешь пить. Заверни язык так, чтобы кончик упирался в нёбо как будто над самым горлом, и сделай три больших глотка на вдохе. Должно прийти чувство, что выпил целый стакан холодной воды. Ну, как?
– Действительно... Надо же!
– Если заниматься каждый день, – дидактически заметил я, – всё придёт со временем. Я вот что придумал: пусть тебе поможет освоить дыхательные техники парень, который тоже начал учиться уже почти взрослым. Его зовут Рам Кота. Знаешь, он боится детей, не хочет брать ученика... А если ты с ним поработаешь, может, он и почувствует, как это здорово – когда рядом есть младший брат.
Он отвернулся к окну и начал что-то высматривать внизу, потом снова повернулся ко мне.
– Мастер Сайфо-Диас, а есть такие всякие движения... ну, языка или этого дыхания, чтобы можно было и в огонь войти – и ничего тебе не сделается?
– Есть. Дело-то, собственно, не в языке, а в контакте с Силой. Когда ты в Силе, нет ничего невозможного.
– А Оби-Вану это будет не обидно, если со мной будет заниматься другой?
Эти его слова меня очень обрадовали. Значит, не всё между ними так безнадёжно.
– Нет, что ты, наоборот! Думаю, мастер Кеноби будет только гордиться тем, что ты помогаешь его товарищу приобрести учительские навыки.
– Вы думаете? Ну, если это будет ваш приказ... Я буду рад позаниматься у мастера Коты. Я ведь правильно пропускал воздух через язык, правда?
Рано я обрадовался. Похоже, мальчишка задумал досадить своему учителю: вот, мол, ты меня ничему не можешь научить, а у посторонних я в два счёта научусь и дышать, и сидеть, и ходить...
Ну, главное, чтобы научился. Пусть даже из чувства соперничества. Когда научится правильно дышать, так эта дурацкая ревность выветрится сама. Как говорится, «уйдёт через выдох».
– Да, Эни, ты всё схватываешь на лету. Надеюсь, что мастер Кота с твоей помощью найдёт падавана. Маленькие ребятишки всегда так ждут своего учителя… У меня в свое время, знаешь, нервы сдали – я сам набился к учителю в ученики, не стал дожидаться, когда меня выберут.
– Я тоже очень ждал мастера Джинна. И сразу, как только его увидел, тоже… Сам напросился.
– Кстати, как тебе Корускант? – снова ушёл я от разговора о покойном Квае. Мы почти прилетели, Сенат был уже в каком-нибудь десятке километров. При желании уже можно было разглядеть сварные швы на его куполе. И уже включилась вечерняя подсветка. – От высоты не страшно?
– Не-а. Тут, мне кажется, вообще нереально разбиться. Даже если свалишься – обязательно за что-то зацепишься, пока долетишь до низу. А вы разве боитесь?
– Ну, упасть бы не хотел. Однажды мы с мастером Дуку…
Я рассказал ему историю про лифт.
– В замкнутом пространстве действительно опасно, можно сильно ушибиться, – понимающе кивнул он. – Однажды на гонках я тоже... Нужно было скорей выбраться из кабины и зацепиться за трос. У вас же были мечи?
– Нет, мы тогда были ещё слишком маленькими для настоящего боевого оружия.
– И рискнули выйти в такой город с голыми руками?!
– На самом деле опасны только нижние уровни. На верхних, да ещё днём, в общем-то порядок.
Я ещё спросил вдогонку:
– Разве Корускант произвёл на тебя впечатление опасного города?
– Да, сэр, очень опасного. Здесь много всего… нечестного.
– Как бы сеть? Тёмная сеть?
– Ну… не совсем… Так, когда мыло мылишь, оно в раковине скапливается, в пузыри, – он начал двигать руками, показывая, как мылится мыло. – А в другом месте нет, но всё-таки видно, что плёнка… В общем, что нечистая вода. Но тут это...
– Грязная пена?
– Нет, пена – это когда... ну, допустим, суп варится, да? Комками. А тут не так. Это такими секциями. Но тоже неравномерными.
Он снова задвигал пальцами и добавил ещё несколько слов на неизвестном мне языке. Видя, что я не понимаю, пожал плечами.
– А ты покажи, – попросил я. – Вот этим «фонарём», который мотается. Перехвати его и как будто посвети мне в глаза, одновременно представляя эту пену. Я увижу без слов.
– Надо тогда повесить эту качающуюся штуку. В ритм войти. Да?
– Разве ты не помнишь, какой был ритм?
Он прислушался к себе.
– Нет...
– Ладно, дома потренируемся, – сказал я, похлопывая его по плечу. – Ты и так большой молодец. С прекрасными способностями.
И сразу видно, что он любит тактильный контакт. Я тоже, когда был совсем маленький, хотел, чтобы меня обнимали, и часто подходил к нашей воспитательнице за лаской. Она дула мне в макушку, целовала или щекотала мне шею под волосами – и я, вполне счастливый, возвращался к игре с ребятами.
Ещё я любил подставить спину солнцу. И сейчас люблю. Такая благодать! Только давно не доводилось мне вытянуться на солнышке...
И конечно же, я очень любил бороться и толкаться. Первое, что я помню о себе: Дори что-то строит из мягких подушек-кубиков, а я в радостном предвкушении несусь к ней во весь опор, не добегая нескольких шагов, встаю на четвереньки и рычу: «Я ранкор, и сейчас смету весь твой город!» И она упирается мне в плечи, но я всё-таки проталкиваюсь к ее сооружению, и мы валимся в упругие подушки. И прежде, чем воспитательница успевает нас разнять, я получаю несколько чувствительных тычков, которые, впрочем, не воспринимаю как обидные и отвечаю такими же, – а Дори возмущённо кричит и даже, кажется, плачет, чем сбивает меня с толку: ведь я же хотел всего лишь показать ей своё полное расположение...
«Не все одинаковые». Это точно.
Я высмотрел место для парковки и зашёл на вираж.
-
-
14.04.2013 в 22:21Когда мы вошли под купол Сената, было без трёх минут шесть, пленарное заседание вот-вот закончится.
Мы прошли процедуру идентификации. Энакин вертел головой по сторонам, время от времени задавая вопросы. Некоторые были по-детски наивны, другие – попадали в самую точку. Например, он заметил, что карта галактики в холле не дает никакого представления о том, что Республика – это звёздный дом, а не просто скопление планет. В слово «дом» он вкладывал что-то очень личное.
В холле мое внимание привлек инфостенд с бегущей строкой «Экологическое бедствие на планете Телос». Несколько дроидов дежурили с пачками листовок. Я взял одну из них и прочитал.
– Эни, – обратился я к своему маленькому спутнику, – видишь, вон там стоят такие мягкие диваны? Присядь-ка, дружище, и прислушайся, есть ли в здании королева Набу.
– Угу. А ситха тоже слушать?
– Разумеется. Скажи мне ещё вот что: эта структура... пузыри, как ты их назвал... Здесь эта нечистота гуще или реже?
– Ну... Не знаю... Да... Гуще.
– Хорошо, малыш. Садись и слушай. Я тебя позову.
Не выпуская его из поля зрения, я позвонил в представительство Телоса и спросил, не вернулась ли с заседания сенатор Андра Йорсис. Секретарь сказал, что вернулась, и через пару секунд я увидел её изображение над раструбом передатчика.
Пообщавшись с леди Йорсис и получив фильм о необъяснимой эрозии почвы на Телосе, я пообещал, что передам эту информацию нашим аналитикам из Сельхозкорпуса. «И вообще, не тратьте время на выбивание помощи из республиканского бюджета, а немедленно пригласите группу климатологов с Альдераана и почвоведов с Гарки – это будет и быстрее, и дешевле», – сказал я напоследок.
После свержения диктатуры Ксанатоса правительство этой далёкой окраинной планеты стало первейшим союзником Ордена, а разветвленная телоссийская банковская сеть – нашим карманом. И тем не менее за помощью к нам они не обратились, пытаются решить проблему положенным порядком, через Сенат. А всё эта их хвалёная национальная гордость... Я переслал фильм Марке Венте, руководителю Сельхозкорпуса, с пометкой «очень важно», а потом вернулся к Энакину.
– Ну, что, как успехи?
– Королевы Амидалы здесь нет, мастер…
– Глава государства достаточно редко появляется в Сенате. Только если на планете происходит какое-то чрезвычайное событие. Так что это хорошо, что её здесь нет, – значит, на Набу всё спокойно. А Фиолетовый?
– Ну… я же просто не знаю, какой он может быть. Здесь, а не там, где эта… подкладка.
– Ничего, никуда он от нас не уйдёт. И знаешь, давай, раз уж мы пришли, заглянем в представительство Набу. Передадим королеве привет.
Передать королеве привет Энакин, конечно, очень даже хотел.
«И ещё попросим дать нам полную информацию об улице Цветов в их столице», – подумал я, представляя Ронара Кима.
Авось ситх клюнет? Он должен отслеживать моё присутствие в Сенате. И такой запрос тоже должен насторожить его. Конечно, если на этой улице Цветов действительно есть нечто этакое. Какой-нибудь… ну, не знаю, тайный склеп. А в нём могила ситха. Или ситхский голокрон...
Мы посмотрели по схеме, где находится представительство, и пошли в лифтам.
– А слабо по лестнице? – вдруг спросил я. Мы с Дуку иногда бегали по ступенькам Храма на спор. Эта лестница была тоже в своём роде тренажёром.
– Да ну, как-то несолидно будет, – заметил мальчик. Впервые в жизни я почувствовал себя старым – таким старым, что осталось только глубоко вздохнуть и ждать, когда придет свободная кабина.
Мы вошли в лифт вместе с целой делегацией родианцев, и Энакин поприветствовал их на их родном языке. Родианцы задудели и загукали в свои хоботы, потом уже на стандарте пожелали нам обоим благословения Силы и вышли на тридцать восьмом этаже.
– Мой лучший друг Вальд – родианец, – ответил мальчик на мой безмолвный вопрос, когда мы поехали дальше одни. – Только беспокоюсь, как бы они с Китстером, вторым моим другом, не пошли по кривой дорожке. Ну, может, я скоро снова окажусь на Татуине и помогу им... чем смогу... Когда стану силой Силы.
– Они тоже были в рабстве? – спросил я.
– Вальд свободный, правда, живёт на улице... Думаю, теперь мама взяла его к нам, в мою комнату. Он иногда подрабатывал в нашем магазине, но если честно, то воровать у него получается лучше, чем работать. А Китстер – да, он раб. Его для выкупа ещё совсем малым украли, а у родителей то ли денег не нашлось, то ли ещё что... Всегда от этих денег люди страдают, скажите, мастер? Без них плохо, а от них... все будто с ума сходят! Правда?
Дверь лифта открылась, и мы ступили на шумопоглощающее покрытие со светящимися стрелочками. Боковые светильники давали мягкий рассеянный свет. Первый поворот направо вел к представительству Маластара. Мы пошли дальше.
– Я думаю, что люди страдают не от денег, Эни, а оттого, что не умеют ими управлять. По большому счёту – не умеют управлять собой. Это и вправду самое трудное в жизни. А деньги… Это такое же изобретение цивилизации, как оружие. Оно может защищать, а может убивать. Всё зависит от того, в чьих оно руках и с какими намерениями используется.
– У нас на Татуине говорили так: «Если есть оружие, то есть и деньги, а если есть деньги, то есть и оружие».
– Это всё о том же: если есть сила, можно многое изменить. А деньги, конечно, сила. Сила труда, изобретательности, ума. Но если их обменивать на средства разрушения…
Я не договорил, потому что увидел в конце длинного коридора человеческую фигуру в тёмной одежде и невольно замедлил шаг.
Это был Верховный канцлер Галактической Республики Кос Палпатин. Он тоже нас заметил и пошёл навстречу быстрее.
Я бы даже сказал, что он нас ждал. По коже у меня пробежал мороз, я положил руку на рукоять меча. Левую руку, спрятав ее под плащом, чтобы мой жест не показался совсем уж возмутительно агрессивным.
Энакин прикоснулся к моей правой руке. Я наклонился к нему, ожидая услышать «вот же Фиолетовый!» и собираясь дать ему строжайший приказ бежать вниз по лестнице, которая располагается за лифтами (и ни в коем случае не ждать лифта!), садиться в наш спидер и мчаться в Храм что есть духу.
– Это же канцлер Республики, да? – шепнул мальчик. – Он тоже с Набу.
– Да. М-м-м... Эни, а он... хороший человек?
– Да, очень!
Тут к нам уже приблизился и сам.
– Мастер Сайфо-Диас, как я рад вас видеть! – затараторил он, собрав свою физиономию в маску приветливости и даже радушия. Однако за этой маской чувствовалась неприкрытая неприязнь, да и руки он мне не подал (не по чину, мол, ручкаться с «самим»). – Я попросил моих помощников проинформировать меня, как только вы будете в Сенате… А это с вами... О! Да это же малыш Эни! Наш национальный герой! Привет, Эни! Узнаешь меня?
Канцлер присел, разводя руки в стороны, и к моему огромному удивлению (нет, скажем более определенно: к моей огромной досаде) наш Избранный не только не уклонился от объятий канцлера, но и сам с неподдельной радостью обнял его за шею.
Итак, мои надежды разоблачить Палпатина как ситха (и убить проклятую гадину прямо в этом коридоре) оказались тщетными. Как сказал бы Дуку, «плоды чересчур возбуждённого воображения оказались галлюциногенными».