[old-diplomat]

Криоген
Фанфик




Old-D, моему незаменимому проводнику в мире «ЗВ», который, как мне кажется, работает над моими текстами больше, чем я.

I.

И наши отцы никогда не солгут нам,
Они не умеют лгать –
Как волк не умеет есть мясо,
Как птицы не умеют летать.
Б. Г.

Золотой Свет был моим самым дорогим сокровищем. Сразу оговорюсь, что человек я скрытный, и ему это сразу не понравилось, а мне всегда было в радость то, что не нравилось ему. Он хотел убедить всех в своей безграничности. Я же – с упорством, быть может, достойным лучшего применения (но по его воле у моего упорства на первых порах не было иного применения, кроме как точить камень его самонадеянности), хотел пробить брешь в своей тюрьме.
Вероятно, тот, кто услышал бы такие мысли, сказал бы, что желание досадить учителю превратилась у меня в манию, а маньяк – свидетель ненадёжный и подозрительный, и признаниям его грош цена. Я и не собираюсь оправдываться. Я даже не надеюсь, что увижу, как рухнет эта груда камней, претенциозно называемая Храмом.
А впрочем – надеюсь.

Золотой Свет был моим сокровищем с самого начала. Нужно было только протянуть руку, и чем ближе держишь её к глазам, тем лучше. Сжимаешь кулак – и свет там, в руке. Разжимаешь – и он снова золотит всё кругом. Это первое, чему я научился в жизни, и с этого момента я начал себя сознавать.
Золотистую штору, конечно, меняли, но всегда на точно такую же. Это был мой приказ. Даже когда я перестал спать в детской кроватке, и в моей комнате убрали перегородки. Даже когда я вырос и перестал играть с лучами света. Но по-прежнему первое, что я видел, просыпаясь, был Золотой Свет.
Вторым моим сокровищем, глубоким и тайным, был отец. Хотя он жил у всех на виду – но это не отменяло его тайны.
Сначала я увидел его на портрете в обеденном зале и только значительно позже – живым, настоящим. Я сразу понял, что это мой отец, а я – его сын и наследник. Однажды он сам пришёл ко мне и улыбнулся, как будто мы с ним были давно знакомы. Я предчувствовал, что когда-нибудь это случится, и услышал именно то, что ожидал. Он сказал: «Ну, что, пойдём, я тебе всё покажу».
Он показал мне то крыло дома, где была моя детская комната. Потому что дворец – мой дом, наш дом – был огромный, и за день узнать его было невозможно.
Так мы стали дружить.
Он один был мне равен – один на всей планете.

От отца я узнал много интересных вещей. Он, конечно, тогда не считал меня равным себе, но это меня не обижало, потому что он любил меня, и я понимал, кто он, а кто я. Я был ещё очень маленьким мальчиком, я это прекрасно знал. Отец был самым высоким из взрослых, и самым сильным, и самым умным, конечно. Так мне тогда казалось.
И даже сейчас я не вспоминаю о тех своих чувствах свысока, хотя смотрю с высоты лет и отчётливо осознаю, что он никогда не был ни самым высоким, ни самым сильным. Просто он был мой отец и любил меня, как никто другой. Любил так, как ему было дано. А матери у меня не было.
Со мной отец говорил пусть и не на равных, но почти как со своим премьер-министром. Поскольку я не шумел и не капризничал, он скоро убедился в том, что нет нужды выгонять меня из кабинета или из приёмной, когда к нему приходят с визитами или по делам. И все эти важные взрослые здоровались и со мной тоже. В то время нянек, к большой моей радости, уже прогнали. Вместо них появился камердинер и приходили учителя.
Отец тоже занимался со мной. Он был изумительным рассказчиком. А я был способным учеником. Мои способности всегда были со мной, даже когда я о них не знал.
Учёба давалась мне легко. Ещё я очень любил всякие головоломки – и разгадывать, и придумывать. Когда мне было лет шесть, я пристрастился к собиранию ключей и подбирал их ко всем дверям в нашем дворце. Неважно, были ли это замки электронные, кодовые или у них были скважины для железяк с бородками – при виде чего-то закрытого на замок у меня появлялось чувство охотника, напавшего на след. Как-то раз, увидев фильм о взломщике сейфов, я начал втайне мечтать о такой карьере, понарошку. Конечно, я догадывался, что стану правителем, потому что так должно быть, и я знал, что это правильно. Я любил, чтобы всё было, как всегда, и ничего не менялось. Но мысли о тёмных подвалах или фальшивых стенах, за которыми скрываются сейфы с неподбираемыми кодами – это были лучшие сказки, которые я сочинял для себя сам. Однажды во сне я придумал одно запорное устройство, а наутро забыл его принцип. Как же долго и мучительно-сладко я восстанавливал в памяти все подробности моего изобретения!
Отец тоже был похож на сейф – самый лучший, самый надёжный.
Вспоминая о случившемся, теперь я понимаю: вся беда в том, что я слишком сильно любил отца. Возможно, сильнее, чем он того заслуживал, но мне не хотелось бы умалять его образ даже теперь. Ведь я остался один, совсем один, и потерял всё, кроме памяти. Я слишком редко имел возможность видеть его и говорить с ним, а мне это было необходимо. Я и сейчас говорю с ним. Слушаю голос крови.

А потом всё изменилось. Мы должны были покинуть наш дом.
Потеря была ужасна. У меня и сейчас дрожат губы, когда я вспоминаю, как мы собирались, а слуги, паковавшие вещи, под безразличием вышколенных морд скрывали гнусное хихиканье. Ненавижу чернь – не меньше, чем перемены.
Но события – наше бытие, говоря их словами – они ведь ходят кругообразно и волнообразно. Тогда я не знал, что мне предстоит гораздо более серьёзное испытание переменами. Однако, получив закалку первого раза, во второй я уже не мучился так сильно, хотя этот второй раз был куда более потрясающим, чем смена нашей резиденции правителя на скромное поместье в провинции.
Несколько недель (которые показались мне годами – ведь в детстве время течёт намного медленнее) отец так глубоко переживал своё унижение, что не выходил к обеду, не ходил гулять, не читал сообщений, никого не принимал. Экономка по своему почину, о котором её никто не просил, заявила, что мне нужно ходить в школу, как всем обычным детям.
Подумать только – как всем обычным детям!
И вот в то утро, когда она собирала мой рюкзак, я не смог сдержать слёз, которым всё это время не давал воли. Тут вошёл отец и спросил, в чём дело.
Глупая баба, притворно улыбаясь, сообщила, что записала меня в школу, и вообще – воспользовалась случаем, чтобы набить себе цену.
– Не надо его никуда отправлять, – заявил отец. – Я всё решу сам.

Незадолго до краха карьеры моего отца мы с ним смотрели фильм о джедаях, и он спросил, не хотел бы я стать одним из них.
Я даже рассмеялся – подумал, что он разыгрывает меня. Отцу очень нравилась моя рассудительность и умение себя вести, я это знал.
Но он очень серьёзно сказал, что джедаи – это не сказка, а живые существа из плоти и крови. Рассказал об их Храме и о том, как могущественна и неодолима Сила, которой они поклоняются. То есть не поклоняются – это простые смертные могут чему-то поклоняться, а они при желании просто вбирают в себя всю энергию мира. «Всё равно как нам выпить стакан воды, если хочется пить, – так пояснил отец. – Впитать мощь всего живого вокруг. Во всей вселенной нет более могущественного существа, чем джедай. И если джедай твой враг, самое разумное – поскорее умереть. Магия джедая необорима, а воля несокрушима. И ничего-то с этим поделать нельзя»

А потом появился он.
В тот чёрный день ничего не предвещало несчастья. Отец оправился от своей катастрофы, снова стал самим собой. К нам приходили гости. Угроза школы, хотя и висела надо мной, не выходила из тени вероятностей.
Помню так ясно, как сейчас: я играл с конструктором, и вдруг он позвал меня к себе – я всегда чувствовал, когда он зовёт меня.
Я пришёл к нему в кабинет. Он был не один.
– А это мой Натик, – сказал отец, обнимая меня и прижимая к себе.
Я немного обиделся, что он назвал меня домашним именем перед посторонним (гости отца обычно звали меня «господин Крионойс Телосис» или «сэр Ксанатос»). Но, конечно же, я не подал виду, а вежливо поздоровался с незнакомцем.
Это был джедай.



Он посмотрел мне прямо в глаза. Как будто посветил фонариком в замочную скважину. В ту же секунду я почувствовал, что ни за что не открою ему своего сердца. Ни за что. Это был чужой человек, от присутствия которого могло быть только плохо. У него были яркие голубые глаза, длинные-длинные волосы и разбитый нос. Такие люди меняют всё, к чему прикоснутся. Им достаточно дунуть, чтобы мир рухнул, как карточный домик. Я это знал так же хорошо, как своё имя.
Когда я вошёл, он сидел, а когда я сказал слова приветствия, он встал – а был он такой высокий, что мне пришлось чуть ли не запрокинуть голову, чтобы следить за ним. Но потом он опустился на корточки и положил мне руки на плечи.
– Так значит, тебя зовут Нат?
– Ксанатос Крионойс Телосис, – поправил я.
Он почему-то засмеялся. Засмеялся и отец, который знал, что я не люблю, когда надо мной смеются.
– А меня зовут Квай-Гон Джинн. Я рыцарь-джедай. Ты можешь звать меня мастер Джинн. Знаешь, кто такие джедаи?
– Знаю, – ответил я. – Они живут в столице, в своём Храме, и следят за порядком в галактике.
– И ты, наверное, иногда играешь в джедаев со своими друзьями? – спросил он со скрытой насмешкой, как будто знал, что у меня нет друзей.
Я вопросительно посмотрел на отца. Он, всегда такой гордый, высокий и сильный, доставал нашему незваному гостю только до плеча. Мне это тоже не понравилось.
– Мастер Джинн утверждает, что нашёл бесценное сокровище на Телосе. И это сокровище – ты.
Пока отец говорил это, джедай ухватил меня за руку, а когда я вскрикнул, он уже встал и показал отцу свой приборчик, которым больно уколол меня.
– Я не ошибся, сэр, – сказал джедай с почтительностью. – Потенциал вашего сына в Силе очень высок.
Я всё понял. Недаром нянька любила приговаривать, что непослушных детей отдают джедаям. И вот за мной пришли.
От ужаса я забыл всё на свете. У меня даже язык примёрз к нёбу, так я испугался.
– Но Нат мой единственный сын, и я его никому не отдам, – сразу же ответил отец. И ещё раз повторил: – Он у меня один.
– А мы сейчас спросим у него, – усмехнулся джедай и снова сел на корточки. – Малыш, хочешь быть джедаем? Ты будешь самым сильным человеком во всей вселенной. Мы с тобой будем охранять нашу галактику, ты вырастешь и станешь самым-самым лучшим воином со световым мечом. Хочешь быть моим учеником?
Он смотрел мне прямо в глаза, обнимая меня за плечи, и у меня в голове, как во сне, стали проступать картинки со всем тем, о чём он рассказывал.
– Нет, – ответил я и, вырвавшись из его рук, спрятался за отца.
Но и отец не смог защитить меня. Наоборот, ни с того ни сего он вдруг встал на его сторону. Начал уговаривать, потом стыдить. Если бы ненависть могла испепелять, Храм джедаев сгорел бы в ту же секунду...

Когда я ложился спать, отец пришёл, чтобы поговорить со мной. Он начал издалека – хотя ему не было нужды притворяться и так трусить передо мной. Впервые я почувствовал, что он совсем не такой сильный, каким был в моих мечтах, и что падение с большой высоты покалечило его. Но тем сильнее была моя любовь к нему.
– Сынок, – сказал он наконец, – ты уже большой мальчик. Ты у меня очень умный, очень способный. Ты настоящий Телосис. И сейчас я хочу сказать тебе одну очень-очень важную вещь. Одну тайну!
Это он прошептал мне уже прямо в ухо – как будто нас могли подслушать…
Я сел на кровати, приготовившись отпираться или умолять, только бы он не отдавал меня тому.
– Понимаешь, Нат, Сила джедаев не переходит по наследству, как титул или поместье. Это дар свыше, который сильнее крови. Дар, который сильнее всего. Вот почему дети джедаев – не родные их дети, а ученики, которых они собирают по всей галактике.
– Я не хочу! Я не буду! – запротестовал я, но отец сел перед моей кроватью и посмотрел на меня снизу вверх, так умоляюще, что у меня сжалось сердце.
– Когда ты только родился, сынок, я скрыл от всех, что ты чувствителен к Силе. Я думал, мне удастся самому подарить тебе… многое из того, что можно получить… когда ты Телосис… Не перебивай, а послушай. Я всё потерял. Сейчас я стал противником нынешнего правителя… Хотя у меня есть могущественные сторонники, не знаю, удастся ли мне снова подняться. Но если бы ты мне помог… Если бы ты выучился на джедая, а потом вернулся домой, Натик... Даже не для меня, для себя. Ты станешь сверхчеловеком, понимаешь? Будешь знать, кто что думает, одним взмахом руки, одним взглядом сможешь убить или исцелить… Ты станешь намного сильнее меня… и твоё могущество будет неоспоримо. Никто не встанет тебе поперёк дороги.
Я понял его план и восхитился им – но в ту же секунду осознал свою слабость. Как я один могу тягаться с целым Орденом джедаев? Ведь я ещё такой маленький…
– Отец, но они же меня превратят! Я перестану быть самим собой! Я стану одним из них и никогда, понимаете вы, никогда не вернусь на Телос!
– Нат, но ты ведь уже такой взрослый душой! Я верю, что ты сможешь продержаться столько, сколько нужно. Я говорил с ним, и он сказал, что в Силе ты сильнее его. Запри нашу тайну глубоко-глубоко в сердце, и её никто не увидит. А если будет очень тяжело, позвони домой – и я сразу заберу тебя. Я узнавал, это можно.
– Я не могу, отец. Я просто не могу! Я хочу жить дома. Я согласен ходить в школу. Я согласен делать всё, что вы прикажете. Только не отдавайте меня им!
Отец выпрямился во весь рост. Лицо его стало хмурым и каким-то чужим.
– Ладно, если ты не можешь… Нельзя принуждать к невозможному, это правда. Давай просто забудем об этом разговоре.

А наутро, когда прошла беспокойная ночь, полная тревог и отчаяния, за занавеской просиял Золотой Свет. Я протянул к нему руку, словно был тем мелким сопляком в кроватке, когда впервые схватил его и спрятал в кулаке. Мне было уже восемь лет, и я прекрасно понимал, что от судьбы не спрячешься.
За завтраком отец делал вид, что между нами всё по-старому, но его разочарование тоже было не спрятать. А сам он не чувствовал моей решимости. Внутренне я усмехнулся: в самом деле, у меня есть эти способности – угадывать, кто что думает. Что ж, значит, я уже сейчас сильнее отца. Но как быть с тем, который сильнее меня?
– Я готов отправиться в Храм джедаев в любое время, как вы прикажете, – сказал я, положив салфетку.
Отец уже потерял надежду – а тут вдруг получилось так, как он задумал, и в его глазах просияла радость. Как он хвалил меня, как ласково обнимал и целовал…
Но не было у него ни капли грусти о том, что мы расстанемся. Надолго, может быть, навсегда.
Я простил ему это сразу. Когда отправляешься за Силой, чтобы взять Золотой Свет в свои руки, смешно размениваться на мелочи. Так думал я, чтобы себя подбодрить и почувствовать старше.
Однако вся моя решимость пропала, как только появился тот. Мне было очень страшно рядом с ним. И всю дорогу от Телоса до Корусканта я проплакал от этого страха. Я предчувствовал, что миссия моя окажется невыполнимой. Хотя бы потому, что я не мог оставаться в покое, когда он улыбался мне. Он палил меня огнём этой улыбки, так что я почти терял контроль над своими чувствами. Взамен появлялись чужие, не мои: отец предал меня, бросил на произвол судьбы, его волнует только власть… Но мысль о том, что если я проговорюсь (а мне хотелось рассказать ему о моей тоске и выдать себя, лишь бы только свалить с души этот ужасный груз), я уже никогда не стану правителем моей планеты, никогда не вернусь в родной дом, в мой дворец – эта мысль придавала мне стойкости.
Интуитивно я нашёл надёжный щит от обжигающего огня его глаз: улыбнулся ему. Тогда он отстал от моей души, и я смог перевести дух.

@темы: "Завершённое строительство", Star Wars, Фанфики

Comments

[old-diplomat]

– Тесновато.
Это было первое слово, которое молодой учитель не выжал из своего нового воспитанника педагогическими ухищрениями, а получил в дар.
Мальчик обвёл взглядом маленькую кабинку для гигиенических нужд. Вся сантехника была втиснута в один небольшой пластиковый шкаф.
– Да, что правда, то правда… Ксанни… Не дворец.
– Это точно.
Уже успех. Мальчик не проявил никаких отрицательных эмоций по поводу сокращения своего имени.
– Но если хочется принять ванну, – продолжил Квай-Гон, – можно пойти в банный сектор. У нас тут даже озеро есть. Настоящее. Ты умеешь плавать?
– Умею.
– А любишь?
– М-м-м...
Неопределённое пожатие плечами.
– А ты любишь… э-э… пускать мыльные пузыри? Нет, я серьёзно. Ты, брат, наверное, не догадываешься, какая это серьёзная штука – уметь делать настоящие мыльные пузыри. Знаешь, скажу тебе совершенно честно: я почувствовал себя джедаем именно тогда, когда научился… ну… управлять ими. Думаю, со временем и у тебя появится какое-нибудь такое… простое озарение… Вот, смотри, – Квай-Гон взял мыло и пустил из крана тонкую струйку воды. – Во-первых, приготовить пену. Тут нужна особая интуиция: мыла должно быть ни больше ни меньше, и воды ни больше ни меньше. Это приходит с опытом. И, конечно же, делать пузыри надо только руками, без всяких там трубочек и колечек. Трубочки и колечки – это для малышей. Достаточно соединить большой и указательный палец. Больше ничего не нужно.
Квай-Гон намылил руки и подставил под струйку воды левую руку, сложенную лодочкой. Потом снова потёр ладони друг о друга.
Ксанатос внимательно наблюдал. Не искоса. Хорошо.
– Итак, главные пальцы колечком, и остальные тоже прижимаешь к ладони левой руки. Теперь надо, во-первых, как следует выдуть пузырь: дуть надо не сильно, но и не слабо, с таким себе небольшим ускорением. А во-вторых, разводить руки с достаточной скоростью, чтобы получился и большой, и прочный, и долго держался. Пузыри получаются разных цветов, и тоже надо знать, какой хочешь сделать. Самые редкие и трудные – это жёлтые. Или синие-синие.
Учитель тут же и продемонстрировал своё искусство: он дул в кольцо из пальцев, где стремительно росла переливающаяся всеми цветами радуги плёнка. Ничего подобного мальчик ещё не видел. Руки у джедая были длинные, да и лёгкие, по всей видимости, весьма объёмные, так что это получился уже не мыльный пузырь, а настоящий воздушный шар!
Легкий взмах – и вот ярко-синий, искрящийся и перекатывающийся шар, важно колыхаясь, выплыл из дверей кабинки и, поднимаясь всё выше и выше, оказался в комнате под самым потолком.
– Нравится?
– Д-да… Ничего.
– А попробуй поймать!
– И лопнуть можно?
– Попробуй.
Мальчик сделал несколько шагов по направлению к комнате. Синий шар в воздухе был прозрачным, переливающимся, мыльным, как ему и положено, а держался так, будто претендовал на звание резинового, не меньше. И вёл себя соответственно – с полным достоинством и невозмутимостью.
– Некоторые существа похожи на такие шары, ты не находишь? Смотри, вот он входит в зал каких-нибудь заседаний.
Мыльный пузырь замер, потом несколько деформировался, выпятив вперёд «брюшко», и вальяжно двинулся в полёт.
Мальчик оглянулся на учителя. Тот улыбнулся.
– Ну, так чего же ты стоишь, малыш? Попробуй, догони!
– Не хочу. У меня всё равно не получится.
Шар поплыл обратно, опустился вровень с головой юного ученика. Переливающиеся цветные пятна уже размывали синеву плёнки.
Мальчик быстро протянул руку с вытянутым вперёд указательным пальцем, но шар успел раньше – круто взял вверх и повис под самым потолком.
– Он и так сейчас лопнет, – проговорил Ксанатос. – Он весь уже истончился, и капля внизу висит.
– О, что я слышу? Притчу о лентяе и хитреце. Лентяй сказал: «Этот вкусный сладкий плод висит слишком высоко». А хитрец: «Этот плод висит высоко, но он незрелый и горький». Вот.
– Послушайте… А здесь у вас не закрывается?
– Что?
Мыльный пузырь лопнул в воздухе.
– Он лопнул, – с удовлетворением произнёс мальчик. А потом показал на гладкую створку двери. – Ну, вот здесь, нет никакого замка. Или замок магнитный?
– Нет, замка нету. Но ты не волнуйся, я не зайду, если почувствую, что ты там.
– А если придёт какая-нибудь женщина?
– Хм. Во-первых, вряд ли. Во-вторых, она тоже не зайдёт, не переживай.
Мальчик, нахмурившись, на секунду задумался, потом стремительно направился к входной двери. Квай-Гон быстро сполоснул руки и последовал за ним.
– И тут тоже нет замка! У вас тут, что – все двери нараспашку?
– Малыш, но здесь же все свои... Он кого прятаться? И что прятать?
– Хвала Создателю, хоть закрываются, – буркнул Ксанатос. – И я, что, буду жить в одной этой комнатушке?
– Вообще-то мы будем жить здесь вдвоём. Но есть ширмы. Можешь отгородить себе место. Мой ученик, который…
– Мне это не нравится. Я не хочу жить в такой тесноте.
– Ксанни, на самом деле тут совсем не тесно. Это потому что сейчас мебель. Ты сам попросил, чтобы я выдвинул всю-всю, которая есть. Если её убрать, будет очень просторно, как в зале...
– С голыми стенами? Как в тюрьме? Нет, это мне совсем не нравится…
– … и мы даже сможем делать здесь разминку…
– … и я хочу жить отдельно!
– Хорошо. Это можно устроить.
– И я смогу сделать замок на своей двери?
Квай-Гон пожал плечами:
– Воля твоя, как захочешь.
– Я хочу. Займитесь этим.
– Послушай, малыш. Мы с тобой сейчас не на равных…
Мальчик остановился.
– Да. Да. Простите. Но мне бы хотелось иметь свою собственную комнату, если это, конечно, возможно. А замок я могу и сам собрать. И поставить. Это нетрудно.
– В самом деле? Нетрудно?
– Я… я кое-что умею. Я люблю… заниматься… строить… конструктор собирать… и так, штучки разные… У вас, наверное, есть инструменты?
– Какие?
– Ну, по металлу… Ещё дрель… Там, отвёртки, плоскогубцы… Паяльник… можно даже высокого напряжения, я умею с ним обращаться… Тиски желательно… Хотя бы несколько стальных пластинок… Ну, и парочку фотоэлементов… для хорошего замка… Можно пока что сделать без ручки, на сенсорах…
– Да ты у меня прямо царь-слесарь! Пойдём. Пойдём-пойдём, я покажу тебе наши мастерские. Всё найдётся. А я-то думаю… Руки-то у тебя, малыш, такие… не королевские… Хорошие руки. Хочу посмотреть, как ты будешь работать. Можно?
– Можно. Тут никакого секрета нет. Только погодите, я посмотрю поверхность… Это у вас металлопласт или обычная пластмасса? На соплях, конечно… Ну, ничего.
– Жаль, что не бункерный бетон, правда? – хмыкнул Квай-Гон.
Мальчик поднял на него холодные, синие, очень спокойные глаза, но не заговорил.
– Извини. Я не хотел тебя обидеть. Нам просто надо друг к другу немного привыкнуть. И тебе привыкнуть ко всему, что тут у нас есть.

[old-diplomat]

При всей его силе и ловкости, да что там, при всей его Силе он был наивным, как не знаю кто. Как джедай. Обмануть его мог бы даже наш лакей Кукос, лентяй и дурак. Так что скоро все мои страхи разоблачения остались в прошлом. Ничего-то они не знали о настоящей жизни, эти хвалёные «герои нашего времени»…
А вот руководитель их Ордена встретил меня совсем не так восторженно, как на то надеялся он. Ясное дело: уж если ты начальник, объяви себя хоть трижды святым и бесстрастным – в хитросплетениях управления нет места для святости, а страсть к власти затмевает любые другие желания. Конечно, маленьким мальчиком я не понимал этого умом, но интуицией сразу почувствовал, что от Зелёного надо держаться подальше. Не скажу, что я был бы особо огорчён, если бы Совет джедаев заставил его вернуть меня отцу. Но мой учитель уж так их уламывал, так давил на них своей харизмой и ореолом лучшего из лучших...
А они, надо сказать, сильно упирались. Как же, как же, я же не прошёл всю эту их фабрику-кухню промывания мозгов! Мои мысли, видите ли, им темны. Ещё чего не хватало – чтобы они были им ясны!
Всё же я показал себя очень способным, да ещё с уникально высоким числом этой мелкой пакости в крови, из-за которой меня вырвали из родного дома. Они же не могли пройти мимо, чтобы не прикарманить себе мои мидихлорианы, «защитники свободы и справедливости»! Так что и Йода, и Совет в конце концов сдались – передали меня под опеку «молодому педагогическому таланту», который там уже какие-то чудеса сотворил со своим первым учеником... И вот меня бросили на тот же конвейер.
Я и сам старался показаться перед ними пай-мальчиком, мечтающим о познании Силы. На первый взгляд, нелогично, да? Чего, казалось бы, проще: закатить истерику перед всем Советом – и с первым же рейсом вернёшься на Телос... Но во-первых, получится так, что я не справился, не выполнил поручение отца. А во-вторых...
Во-вторых, признаюсь честно: мне понравилось в Храме. Это был огромный сейф, битком набитый тайнами. Мне стало очень-очень интересно разузнать, что там и как.
Хоть бы про тех же мидихлориан. Заводятся они без всякой причины – а человека отрывают от родного дома, чтобы он был каждой бочке затычка. Кто и с какого перепугу решил, что это справедливость? Вот так бы подумали своими взрослыми мозгами: с чего бы это мне наводить какой-то там порядок в галактике неизвестно где, если у меня у самого дома целая планета, а если конкретнее, то не одна, а целая планетарная система. И уже по факту рождения в элите я и так выступаю носителем определённого порядка.
И сказать только – «порядок», громкое слово, а на самом деле сплошная фикция. Что порядок, а что нет, решают не джедаи, а Сенат. А самое неприятное – ни один джедай не действует по собственной воле. Только по чьему-нибудь приказу. Тоска зелёная!
Надо сказать, что после всех этих проверок и тестов и после беседы с мастером Дуку, его собственным учителем, который подтвердил, что мои способности к концентрации и координации движений уникальны, – после всей этой ментальной мясорубки я сам поверил в себя. Первое – поверил, что выдержу их муштру. Второе – в то, что учиться мастерству джедая действительно очень увлекательно. Что это шанс один на десять миллионов – и он достался мне.
Со временем я оценил всю красоту замысла отца – вырвать у джедаев сокровенные знания о Силе и использовать их для нашей пользы. Но без моих собственных талантов этот план был бы обречён на провал.
А мне нравились мои таланты. И тем, что они были мои, и тем, что они были велики и уникальны. Поэтому я решил, что положу всего себя на овладение Силой. Это ведь будет моя сила!

Через несколько месяцев жизни в Храме я не только перестал бояться его, я его даже, можно сказать, полюбил. Да и как же было его не любить, если он выполнял буквально все мои желания? Даже отец никогда не окружал меня такой заботой. Я мог бесконечно слушать сказки и легенды, которых он знал огромное количество. А как великолепно он владел своим телом и оружием! Можно было часами заниматься изнурительным тренировкам – рядом с ним это было захватывающе интересно! С ним невозможно было соскучиться. Он оказался просто идеалом преданного слуги – а сам об этом и не догадывался. Я называл его «мастер», посмеиваясь в глубине души. Потому что настоящим хозяином-то был я!
Так проходил год за годом, и главному завету отца – научиться всему, чему только можно – я следовал неукоснительно. Вернее так: завет отца, оставаясь моей путеводной звездой, не заслонял от меня реальность происходящего. Уже через год жизни в Храме память об отчем доме больше не болела в моём сердце, а через два года я и вовсе перестал думать о Телосе как о потере. Это же моё будущее приобретение, а не потеря! – когда я дошёл до этой мысли, мой мир сразу изменился к лучшему.
Возвращение к отцу не переставало притягивать меня как цель. Но действительностью, с которой приходилось считаться, была суровая дисциплина школы «синей нитки», по пути которой шёл мой учитель и тащил за собой меня.
Я привык к ранним подъёмам и к строгому распорядку дня, к тренировкам и ритуалам. Привык терпеть боль, спать на жёсткой кровати, на плоской подушке, есть мало сладкого и пить много воды. Я научился дыхательным техникам и медитативным практикам, научился останавливать кровь, сутками поддерживать нормальную температуру тела в ледяной ванне, мгновенно понижать или повышать центр тяжести, прыгать на голове, стоять на одном пальце, выдерживать удары в солнечное сплетение и в пах. Чему я только ни научился, с моими-то способностями, с моей огромной колонией мидихлориан в крови... И чем старше я становился, тем яснее чувствовал, что за всей этой изнурительной повседневностью светит не просто власть над Телосом, а власть над собой, а через себя – власть над миром. Над всем сущим вообще.
Я не был пустоголовым лентяем из джедайской притчи, не был и ленивым хитрецом. Плод был вкусный и сладкий, я это знал. И день за днём я приближался к нему. Как тайную драгоценность держал я в своём сердце память об одном приёме в нашем старом дворце, когда отец на долгую речь своего премьер-министра ответил кратко и просто: «Такова моя воля».
Мой учитель даже не догадывался, какова моя воля. Он не догадывался, что она росла вместе со мной, а я вместе с ней. Он был не властен над тем, что было моим по праву сильнейшего.
Недаром над центральным входом в храм был начертан иероглиф «ос шудай» – «победитель получает всё». К пятнадцати годам я хотел только одного – стать именно таким победителем, о котором говорила традиция. Сами джедаи в бесконечных ритуалах и унизительном служении Республике давно утратили связь с исконной традицией, с пониманием Силы как воли. Я собирался восстановить её – и вернуться на Телос истинным Владыкой.

[old-diplomat]

– Тук-тук-тук! – вместе с прозаическим стуком послышался за дверью незнакомый голос.
Ксанатос небрежно протянул руку к двери, и та отъехала к стене.
«Кого это ещё принесло?» – с неудовольствием подумал мальчик, отрываясь от схемы безопасности путепроводов, которую он, в соответствии со своим учебным заданием, должен был сдать уже завтра. А файл не был готов даже наполовину.
На пороге стоял какой-то молодой человек, будто смутно знакомый Ксанатосу. Впечатление, что у вошедшего отличная фигура и некрасивое веснушчатое лицо, пришло вторым. Первым же было – рыжий. В комнату будто вкатилось ещё одно светило, дабы посрамить корускантское солнце за окном.
– Привет одиноким келейникам и затворникам – тире – великим дворникам! – прогудел он с порога. – А где же учитель?
– В отъезде. Миссия.
– М-м-м… Вот незадача… Никак не могу на него попасть… А почему ты не с ним?
– Из-за учёбы. У меня сдача работ.
– А-а, да-да, точно. Ну, и как? Грызёшь? Что ты там грызёшь, дай-ка глянуть…
Молодой человек подошёл к столу и похлопал глазами на экран со схемой. Ресницы у него были как тонкие медные проволочки. Теперь, при ближайшем рассмотрении, Ксанатос увидел своего так называемого «старшего брата» во всей его невзрачности. Большой рот, большой нос, большие оттопыренные уши – их даже волосы не могли спрятать. Уродливый шрам на щеке. Вероятно, от этого же удара досталось и шее, по ней тоже шёл рубец. Вживую Тиррен казался ещё более уродливым, чем на голограммах.
– Да-а, не высший смысл бытия, – сочувственно вздохнул гость, переводя взгляд весёлых ярко-зелёных глаз на замкнутое лицо мальчика. – Представляю, как ты переживаешь из-за того, что он сейчас там один… Ну, не волнуйся, Косичкин. Ещё не родился тот субъект, для которого у мастера Джинна не найдётся парочка ласковых приёмов. Кстати, как тебя звать-величать?
– Ксанатос Крионойс Телосис. Выбирайте любое, все мои.
– Значит, Ксеш-Крилл-Трилл. Весело! – и тут же послышался смешок, в точности, как у мастера Джинна. – А меня Рен. Передаю по буквам: Реш-Эск-Нерн.
Улыбаясь, рыжий протянул свою широченную ладонь. Мальчик пожал её даже с некоторой опаской, но рукопожатие старшего оказалось на удивление деликатным и мягким.
– Вижу, всё у вас тут по старому. У-тэнно оннэ ту. Ну, Косичкин, рассказывай, как жизнь молодая? Как дела у мастера Джинна? Я его сто лет не видел.
– Ничего. Жив-здоров.
– Ой, брат, прости, наверное, я тебе мешаю? – спохватился Тиррен. – Тебе же это на завтра надо готовить?
– Да, на завтра.
– Ретируюсь. Учителю передавай большой-большой привет. Заодно и низкий поклон, и поцелуй края плаща – всё, как положено.
Молодой человек повернулся к двери. Ксанатос скептически посмотрел вслед его широкой спине.
– Тиррен! – вдруг окликнул младший; ему пришла в голову одна мысль. – Вы… Вы сейчас заняты? У меня от этих схем уже голова пухнет. Не могли бы вы со мной немного позаниматься в зале?
– Об чём разговор, вьюноша? Айда!

В раздевалке Ксанатос заметил, что изрядно досталось не только лицу, но и телу его предшественника за учительской спиной. Наверное, нескоро подоспела бактотерапия и вообще – медпомощь. Сам себе раны затягивал.
Тиррен заметил взгляд мальчика и хмыкнул:
– Да, заштопано так себе. Зато четыре доталловых ребра – между прочим, просматриваются как ткани, полностью идентичные органическим. А вот, смотри, ухо у меня было отстрелено, вишь, как пришили – ни шовчика, ни рубчика! А это, – он потрогал свой шрам на щеке, – уже самостоятельная работа. Знаешь, какие были мои первые действия, когда у меня в руках оказались собственные кредитки? Пошёл в косметический салон по поводу веснушек. Красота спасёт мир – ну и так далее, – и он рассмеялся так весело, что всё его некрасивое лицо преобразилось. – А мне говорят: медицина бессильна. У меня какая-то слишком уж тонкая и аристократическая кожа, особенно на лице. Ну, вот и хожу, урод уродом.
«Это точно», – подумал Ксанатос.



С некоторых пор он сделал открытие, что у него очень привлекательное лицо, и в глубине души (там, где держал все свои мысли) гордился этим необыкновенно. На недавнее тринадцатилетие учитель подарил ему многофункциональный нож, но насколько же больше ценил он подарок случайной попутчицы в рейсе Рибос-IV – Пзоб-V! Женщина сидела через проход, и на шее у неё висел круглый эмалевый медальон с фиолетовой звездой, украшенной вкраплениями стразов. Вещица эта всю дорогу притягивала взгляд мальчика, как магнит. Когда объявили посадку, они оказались рядом в очереди на проверку документов, и хозяйка медальона улыбнулась мастеру Джинну: «Какой красивый у вас сын, просто глаз не отвести! Это что же будет лет через десять, а?» Учитель рассмеялся, положил руку ему на плечо: «Ксанни, что будет через десять лет?» Ксанатос без улыбки посмотрел на женщину: «Через десять лет вы умрёте от опасной опухоли щитовидной железы, миледи. Советую вам как можно скорее показаться врачу. Если начать лечение прямо сейчас, вы проживёте долгую жизнь». Выражение лица попутчицы, разумеется, изменилось. Она потрогала шею (медальон качнулся, стразы с ювелирной огранкой полыхнули фиолетовым), растерянно посмотрела на мастера Джинна, потом перевела взгляд на мальчика и снова на взрослого. «Да, миледи, послушайте его совета», – кивнул рыцарь. Женщина отвернулась, приближалась её очередь идентификационного контроля. Потом толпа развела их в разные стороны, но на выходе она снова нагнала джедаев и подарила Ксанатосу свой медальон в знак благодарности. С обратной стороны там было круглое зеркальце в серебристой оправе. «Через десять лет я буду смотреться в это зеркальце на Телосе», – подумал мальчик, принимая подарок. А учителю на его укор, что нельзя так резко говорить об угрозе для жизни, спокойно ответил: «Мастер Джинн, мы-то с вами знаем, что со смертью не шутят. Смерть страшна. Эта женщина должна именно испугаться, чтобы тут же побежать к врачу. Вы же знаете людей – они всё откладывают на потом. А иной раз в жизни нет ничего лучше настоящей встряски, некоторых только она и спасает». Учитель вздохнул: «В некотором смысле ты, конечно, прав, Ксан. Но во всём нужна мера. Как время не любит, когда его убивают, так и правда не любит, когда ею убивают». Ученик улыбнулся игре слов.
Медальон с сиреневой звездой мальчик любил как самую ценную свою собственность, и самую приветливую улыбку он дарил именно своему зеркальному отражению.

По рассказам мастера Джинна и по учебным записям Ксанатос знал, что Тиррен – великолепный фехтовальщик, неоднократный призёр храмовых соревнований, краса и гордость их школы, но такого он не мог даже представить. Всё-таки голограммы – одно, а стоять против этого воина по-настоящему… Молодому джедаю требовалось не больше трех движений, чтобы его меч оказывался у шеи мальчика. А ведь Ксанатос мнил себя успешным бойцом, одаренным в Силе... Предположим, разница в возрасте не в пользу младшего. Но всё равно…
Когда Тиррен окончательно убедился, что Ксанатос не годится ему в спарринг-партнёры, то предложил брату-в-Силе заняться упражнениями с тренажёрами. Он настроил на нужную программу всего лишь два «мячика» и выпустил их на падавана.
Но и с этими двумя «мячиками» младшему пришлось побегать даже по потолку…
Ещё никогда Ксанатос не чувствовал себя настолько уязвлённым. Поражения на тренировках от учителя он воспринимал как нормальный рабочий момент. Поражений от сверстников он не знал.
– Как вы достигли такого уровня реакции и такой скорости? – спросил мальчик, когда тренировка закончилась, и они, усталые и потные, пошли в душевую.
– Какого уровня? – хмыкнул Тиррен, своей улыбкой ещё больше поддразнивая младшего. – Ну, во-первых, у меня был прекрасный учитель. Во-вторых, я всё-таки «синяя нитка». В-третьих, моя стихия – Огонь. А сам я – Молния. Вот и вся мудрость.
– «Молния пугает за сотни вёрст, но она не опрокинет и ложки жертвенных благовоний», – выговорил Ксанатос, не зная, как унять свою горечь, а главное – растерянность и страх, что ему никогда не достичь таких высот.
– А ты, что же – жертвенные благовония? – иронично спросил молодой рыцарь. – Хотя нет, вряд ли, тебя я опрокидывал как раз очень даже хорошо.
Младший не остался в долгу:
– Я – Пустота, остающаяся в сосуде, когда благовония выгорели и огонь погас.
Тиррен даже головой покачал:
– Ай да Косичкин, тебе палец в рот не клади! И знаешь, впервые встречаю такого смелого человека. Ты и вправду не боишься Пустоты?
– Что за вопрос, это же моя стихия! «Польза дома не в толщине стен, а в пустоте, охраняемой стенами», разве нет? Вы же не боитесь носить вашу фамилию...
Молодой рыцарь пошевелил рыжими бровями и пожал плечами.
– Ну, я-то не ищу тёмных путей, чего мне бояться? Когда Огонь становится Светом – это… Наш учитель сказал бы: «Это как красота цветка, которая превращается в радость у тебя в душе». И потом, вряд ли Экзар Кан мой родственник. У него ведь не было детей. А ты не принимай так близко к сердцу то, что я кажусь тебе сильнее. Во-первых, ты ещё ребёнок, Ксеш. Во-вторых, ты слабо пользуешься в бою Силой. В-третьих, тебя ждут схемы, в которых, как я вижу, много всякой пустоты. Надеюсь, там-то ты не подкачаешь?
Это замечание ещё больше задело Ксанатоса. Но, прощаясь с Тирреном, он вежливо поблагодарил его за время, потраченное в зале, и поклонился по всем правилам ритуала. Вернувшись в свою комнату, он засел было за свои схемы, но потом снял с полки мастера Джинна альбом с записями, включил голопроектор и, погрузившись в изучение техники Тиррена, даже пропустил ужин.

[old-diplomat]

Полагая, что уже надёжно оградил себя от всяких подозрений и стал безусловным членом семьи, я спросил его, по каким критериям определяется мастерство джедая. Он сказал: «По способности любить». А когда Зелёный публично похвалил меня за скорость реакции и вручил нам с учителем награду за победу на турнире по фехтованию, я снова задал этот же вопрос. И получил всё тот же ответ.
Я набрался ещё большего мужества и повторил свой вопрос Йоде, когда он медитировал в саду Тысячи фонтанов. Зелёный только хмыкнул, глядя мне в глаза.
– Мастерство – это владеть, думаешь ты? Ты прав, когда думаешь так. Но ошибаешься ты, мой юный падаван! Владеешь своей душой ты? Вот вопрос! Иметь или быть? Обладать или отдавать? И если обладать, то чем, и если отдавать, то кому и что?
Я поклонился ему и хотел отойти, но он снова позвал меня.
– Слышал я, много читаешь ты и язык оссу учишь?
Я отозвался последним каноном Кодекса:
– Сунтера дже-даи дзи суу ан-о-ки-и.
– Похвально это. На оссу имя своё напиши.
И ткнул своим посохом во влажную землю у скамейки, где он сидел, а потом протянул палку мне.
Я нарисовал иероглифы – «чужой» и «смерть», соединил их знаком имени и вернул ему посох. Ведь моё имя значит «чужая смерть», так называются красивые тёмно-фиолетовые цветы, которые на нашей планете считаются одновременно символом воинского пути и неведомого потустороннего.
Разглядывая «знаки», магистр, по своему обыкновению (которое всегда меня бесило), понюхал воздух и тряхнул ушами.
– Таким видишь себя ты, мой юный падаван?
– Не я выбирал это имя, его дал мне отец, – ответил я искренне и совершенно спокойно.
Он поковырял своей палкой в иероглифах, даже спрыгнул со скамейки и утрамбовал землю.
– Жаль, что так мыслишь ты, мальчик. Я бы видеть другим хотел тебя, – пробурчал он и нарисовал те же «знаки», только немного по-другому. Получилось «чужой для смерти».
– Почувствуй разницу.
– Я понял, учитель, – сказал я и, попросив у него посох, нарисовал иероглифы «свой для жизни».
– Да, – согласился он, – вот мастерства джедая мера. А путей много к мастерству.
– Мой учитель – «Тот-Кто-Идёт». А я иду вслед за ним.
– Что ж, иди, – буркнул он, – но знать хотел бы я, куда ты прийти хочешь?
– Туда, куда нас всех зовёт Сила, – ответил я более чем почтительно. И уже не его посохом, а носком своего сапога нарисовал иероглиф «ос шудай». Сделать это правильно и красиво таким образом гораздо труднее, чем посохом, но у меня получилось.
Зелёный посмотрел на меня так, как будто я открытым текстом заявил ему, что собираюсь буквально завтра занять его место (хотя, видит Сила, этого я хотел меньше всего). Он ничего не сказал, но это предгрозовое молчание меня не на шутку испугало. Я счёл за лучшее поскорее поклониться и уйти.



А вечером он устроил мне настоящую головомойку. Я ещё никогда не видел его таким сердитым. Видать, получил по шее от Зелёного за то, что я, видите ли, душой не джедай.
Он был, конечно, очень уязвлён в своей учительской гордости и фыркал, как побитый ранкор. Потом, наконец, сел в углу и ушёл в медитацию.
Тут я спохватился и обозвал себя ржавым дроидом. Ещё не хватало, чтобы меня вышибли из Ордена, когда я прошёл лишь полпути – и всё из-за не в меру длинного языка и самонадеянности! Из-за тех самых качеств, которые я так презирал в нём!
Кто тянул меня за язык перед Зелёным? Кто водил моей ногой, когда я рисовал «ос шудай»?
«Тёмная сторона Силы» – сам собой пришёл ответ.
Неужели я так близко подошёл к заповедной черте? Нет, этого нельзя допустить! Никто не должен владеть мною. Только я сам.
Словно слыша мои мысли, он тяжело вздохнул:
– Однажды мастер Ксендор рассматривал иероглиф «ос шудай» и сказал: «В котле с кипящей водой нет холодного места». Услышав это, мастер Цон-Цу Дун кивнула: «Пей свой чай». Ты понимаешь, о чём это?
– Да, учитель.
– А я – нет. Только чувствую, что не хотел бы быть на месте их обоих.
– Никто не знает, каково ему будет и на своём, – ответил я.
Он вздохнул ещё тяжелее. Я победил в споре, у него не нашлось слов. Всё же нельзя было оставлять его с чувством поражения. Горькие чувства – лучшее лекарство от иллюзий, и в таком состоянии его мысли могли пройти сквозь мои ментальные щиты.
Тогда я подошёл к нему и положил голову ему на колени – сколько раз мне удавалось обмануть его этой лаской, с какой, бывало, я подходил к своему отцу. Но когда он провёл рукой по моим волосам, когда я увидел его глаза, полные тревоги, – я испытал ужасное чувство стыда... Иногда у меня бывало такое ощущение, будто его глазами смотрит моя мать, которую я никогда не знал. И тогда я не владел своей душой.
– Простите, учитель, – пролепетал я, холодея от ужаса собственных слов, – но магистр Йода прав. Я не джедай. Я сам не знаю, кто я. Я сам себя ненавижу. Я затмение и надир. Я падение и пропасть. Я ваше несчастье, учитель. Простите меня, если можете. Я ничем не заслужил вашу святую любовь.
– Любовь не заслуживают, Ксанни. Её просто нечем заслужить. Её можно лишь получить в дар. Это ты меня прости, малыш. Я совсем не знаю твоего сердца… а только хвастаюсь твоими успехами. Перед другими и перед собой. Да, магистр Йода прав, как всегда…
Стоило ему сказать «хвастаюсь» – и я получил точку опоры. Да, хвастун он был ужасный. Вообще – язык, как помело. А сердце – как дырявое ведро, ничего не держит. Что на уме, то и на языке.
– Помните, как ваш учитель сказал, что мы с вами похожи глазами, как отец и сын? А помните, как он записал наши упражнения в свою записную книжку? А как вы говорили, что я буду самым лучшим воином в галактике – а я ещё плакал и не хотел с вами ехать! Как же давно это было, и какой я был глупый и маленький! Великая Сила, у меня нет слов, чтобы высказать, как же я благодарен вам и как люблю вас…
С этой стороны я всегда умел найти к нему подход. Он просиял, как хорошо вымытое транспаристиловое окно, и тут же выкинул из головы все Йодины придирки.
Спрашивается, кто доктор им обоим? Вырвали из семьи чужого ребёнка – и давай экспериментировать, как из бриллианта сделать уголёк и топить им общую кухню. Ведь стыдно сказать, мой учитель был сыном шахтёра, одного из тех оборванцев, которые за грош готовы умереть в забое на безвестной планете, потому что на большее не способны в принципе. Как в том анекдоте про способности низших рас: «Могу копать, могу не копать».
Что правда, его учитель, мастер Дуку, был настоящий аристократ. Хоть как-то его обтесал, и на том спасибо. А всё равно – породу не скроешь. Одно слово: плебей. А плебей – он и в Столице плебей, и в Храме джедаев. Нет чтобы думать о карьере, о продвижении по службе… Вот и посылали его (и меня, разумеется, вместе с ним) по таким задворкам галактики, что, бывало, на одну дорогу уходило больше времени, чем на саму миссию. Конечно, и в этой работе тоже можно было открыть для себя кое-что полезное. Именно «в поле» и оттачиваются навыки выживания и разные полезные умения – терпеть и ждать, быстро принимать решения, удерживать в восприятии много целей.
Но всё же не на самих этих заданиях по расчистке торговых путей от пиратов я приобрёл азы управления делами, а во время общения с закадычным другом учителя моего учителя, мастером Сайфо-Диасом, казначеем Ордена. Вот это была голова! Он мог найти кредитку, укрытую от налогов, даже на анонимных счетах в Резервном банке Торговой Федерации. Он научил меня читать балансы между строк – и вот это действительно была мудрость, а не высокопарные фразы, вроде «тот, кто теряет, тождествен потере, а тот, кто тождествен потере, приобретает потерянное», и прочее в том же духе. «Учёт, как и счёт, сродни поэзии и музыке, – говорил он. – Вот перед нами баланс – настоящий гимн равновесия. С левой стороны располагаются активы – то, чем мы владеем. Справа располагаются пассивы, и по ним сразу видно, какой ценой досталось нам то, чем мы владеем. Например, у нас есть дом. Записываем в левую колонку: «здания и сооружения» и стоимость. А как он нам достался? Смотрим в правую колонку, а там написано: «ипотечная ссуда» на ту же сумму. Что это значит? Это значит, что на самом деле дом принадлежит не нам, а банку. Всегда надо помнить, что есть такие пассивы, с которыми любые активы горят – это справедливо и для финансов, и для жизни. Цена – то, что ты платишь, ценность – то, что получаешь. Это разные вещи. Почувствуй разницу».
От его уроков учёта и аудита я был в не меньшем восторге, чем от техник владения мечом, которым учили меня мастер Джинн и мастер Дуку. Но с мастером Сайфо-Диасом приходилось всё время быть начеку, а то бы он и в моей душе прочитал, что я веду двойную бухгалтерию. Сам-то он был большим любителем сентенций о том, что «не выходя со двора, можно познать весь мир». А ещё строже нужно было держаться с его учеником и, к моему несчастью, близким другом мастера Джинна, Мэйсом Винду, который постоянно говорил гадости обо мне и моему, и своему учителю.

[old-diplomat]

В Храме было место, которое я любил больше всего, – библиотека. Однажды я даже сказал ему, что ощущаю гораздо большую тягу к кабинетной работе, к замкнутому пространству, к конторкам и каталогам, чем к воинскому искусству. Сказал я это скорее для того, чтобы его поддразнить (как же, как же, он в меня столько сил вложил, чтобы сделать воином – а я хочу уйти в библиотекари!). Но была в этой шутке и доля истины. Мне очень нравилось работать с информацией. Бродить по каналам связи или читать манускрипты тысячелетней давности, рассматривать «знаки», слушать голокроны и мечтать о том, как я стану взрослым – и каким взрослым! – и вернусь домой – и каким будет мой дом! Мечты и знания были неразрывно связаны.
Можно сказать, в тишине храмовой библиотеки я действительно был как дома. Уже был дома.
Правда, в архиве работала очень вредная тётка, Йокаста Ню, но и к ней я смог подмазаться. Она, во-первых, благоволила к тем, кто изучал оссу, а во-вторых, просто надышаться не могла на мастера Дуку. Поскольку я серьёзно интересовался древней историей и был наследником школы её ненаглядного любовника, то благоволила она и ко мне. Учитель моего учителя любил меня и ценил мой ум. Когда он работал в архивах, я знал, что к нему всегда можно подойти с вопросом о смысле какого-нибудь особенно заковыристого коана. Бывало, мы с ним так углублялись в разбор древних текстов, что его собственный падаван, Дунс, говорил: «Ну, вы прямо как отшельники Оссуса, питаетесь одним воздухом!» – и приносил нам из столовой что-нибудь поесть или попить. Видя такое благоволение мастера Дуку, архивариус открыла мне полное право доступа ко всем материалам без ограничений.
И какие же бесценные сокровища находились у Йокасты в спецхране! Я с жадностью впитывал знания об использовании Силы, это была моя игра с самим собой – кто кого перегонит. На оссу можно было прочитать буквально обо всём. Обо всех аспектах Силы, и о Тёмном пути тоже – вот, пожалуйста, всё лежит, всё открыто…
То есть, надо, конечно, иметь голову на плечах, чтобы понять, о чём там говорится. «Свет и Тьма стоят рядом, как два и три» – ну и так далее, как любил говорить он. Но если открытым текстом написано «не следует использовать в качестве точки концентрации свет луны, ибо луна – это солнце мёртвых», то кто же не воспользуется такой подсказкой, живя на Корусканте, на планете, у которой две луны! Хотя физический свет луны тут ни при чём… но я отвлёкся.
Отражённые сущности… Представьте себе кабину лифта, где все стены, пол и потолок зеркальные. Нет никакой связи с реальным миром, нет кнопок управления, и лифт несётся куда-то в пустоту, о которой ты ничего не знаешь, отгороженный от неё зеркальным стеклом… В момент полного отчаяния ты вглядываешься в своё лицо – и вдруг ощущаешь себя главной и единственной кнопкой. А потом входишь в зеркальный мир, не чувствуя перехода – и пребываешь в нём вечно.
Один раз я уже умер, поэтому мне ничего не страшно. Но когда? Я пытался припомнить, когда в моей душе впервые поселились эти воспоминания о полном покое в смерти, и пришёл к выводу: в тот момент, когда я спрятал в кулаке Золотой Свет.
Не было страшно мне и тогда, когда я впервые избрал в качестве точки концентрации лунный луч. Само собой, внутренний лунный луч, мою зеркальную кабину лифта. Да и не могло ничего страшного случиться с тем, кто и так всегда жил в невидимых, только не знал имён этих вещей. Какой же джедай не понимает древней мудрости Первых: «Имя, которое может быть названо, не есть постоянное имя. Безымянное есть начало неба и земли, обладающее именем – мать всех вещей».
Мать всех вещей… Я, человек, не знавший матери, прочувствовал всю мудрость древних «знаков». Познав женскую половину своей души, я обрёл надёжную маску, за которой уже никто не мог меня найти. Немало часов, дней и ночей, посвятил я разделению, о котором сказать одновременно точно и туманно можно только на оссу: «Муж и жена отворачивают взгляды».
Да! И я навсегда освободился от похоти, которую он называл любовью, глупец! «Ибо солнце не может не проливать свой свет». Но я не солнце, и не претендую.
А Золотой Свет – не более чем яркое покрывало иллюзорности, скрывающее истину о Пустоте.
Если разобрать колесницу, от нее ничего не останется. «Кроме несущей силы», добавляют они. А я говорю: «Ничего не останется». Потому что я разбирал и знаю.
Воины Тьмы исчезли… Смешно, но эта глупость оказалась настолько удобной, что стала официальной доктриной. Подумать только, что её повторяли те, кто в детстве, у истоков подлинной мудрости, когда-то писали в прописи: «Разгадка дней и ночей – то в зле, то в добре»!
Свет и Тьма всегда стоят рядом.
Всегда.

На мой шестнадцатый день рождения мастер Дуку подарил мне свиток иероглифов: «Даже у праведного отшельника есть заветное желание». Поразительно, до чего же все они были слепы – при всей-то их хвалёной прозорливости! Вот так бы присмотрелся уважаемый мастер, который уже третьего падавана учит, к моему заветному желанию – да он бы ахнул! Ан нет, глядит в «знаки», с умным видом их толкует – и не видит ничего, что под носом у него!
Я с поклоном ответил цитатой из «Вершин и пропастей», одной из любимых его книг: «Итак, раз уж вы родились в этом мире страстей, вы много ещё чего можете пожелать».
А от своего я получил в подарок шпильку для волос, опять-таки с пожеланием набираться сил в полной гармонии ума, сердца и духа и поскорее расстаться с короткой ученической причёской.
По большому счёту, разве я их обманывал? Я всегда был самим собой. А если они чего-то не поняли – ну, извините, братья, плодов муджа у меня для вас нет. Сами меня вырастили, я в ваш Храм не рвался, видит Сила.
Знали бы они оба, как я вслушивался в Силу до дрожи под языком, чтобы узнать, когда же придёт моё настоящее время!

[old-diplomat]

А наше «солнце ясное» (я имею в виду Тиррена Кана) таки допроливалось. Кажется, даже памятник ему поставили где-то на задворках Галактики. Он, само собой, был в шоке. Поседел, потух и потерял даже те небольшие способности к различению, которые ему привили в подготовительной группе. «Ушёл в себя, вернусь не скоро».
Даже то, что мы с ним висели в списке на Испытание, его не колыхало. Правда, в конце списка. И он, по своей любви всё делать на авось, наверное, решил, что успеет оклематься.
В этом я увидел свой «знак». И когда мы отбыли с ним в самую что ни на есть рядовую миссию (в его состоянии духа ничего серьёзного поручить нам, конечно, не могли), на пересадочной планете Дальняя-VI я угнал очень неплохой сундук и отправился домой. Наконец-то я стал свободным сверхчеловеком!

У меня даже появилась мысль, не попытаться ли интуитивно найти планету Коррибан, которая находилась в нашем Кваймарском секторе, недалеко от Телоса. Побывать в храмах ситхов, встретиться с духом мастера Ксендора и получить от него благословение. То, что наши имена начинаются на одну букву, казалось мне «знаком».
Но потом я передумал. Во-первых, Цон-Цу Дун правильно сказала: «Пей свой чай». Во-вторых, у воина Темной стороны не может быть храма, потому что Тьма – это непроявленное, это основа, у которой нет сторон. «Мой волюнтаризм не поместится даже на Коррибане», – с гордостью думал я.
Больше всего на свете я хотел пить именно свой чай.
Но отделиться от мастера Джинна душой оказалось далеко не так просто, как оставить Храм телом. Все, что было связано с восприятием жизни – музыка, тексты, танцы, да любые элементы культуры, даже построение фраз, даже сам способ мышления – всё это было моим через него. «Ну, ладно, – сказал я себе, – будем считать, что это мои трофеи, добытые в тяжком бою».

[old-diplomat]

Я прибыл как раз вовремя. Отец был безмерно удивлён моему возвращению, но встретил меня с распростёртыми объятиями, причем во главе Собрания Старших. Он тоже добился своего и вернул власть – по-другому и быть не могло, мой отец никогда бы не смирился с ролью политического трупа. Да, мы оба были «аванак-от-амайот» – «восставшие из мёртвых». Но как же он постарел за то время, что мы не виделись…



Конечно, мы много говорили – впервые на равных. Равенство было в том, что раньше сильным был он и держал мою душу в своей руке, теперь же сильным был я, и я взял его душу в свою руку. Я видел перед собой человека в преклонных годах, с издерганными нервами, хронически больными почками и жестоким воспалением желчного пузыря. Видел на его лице сквозь усталость тень моего образа. Этот человек указал мне истинный путь, мой путь. «Ты будешь сверхчеловеком», – такими словами он меня провожал на Корускант. И встретил почти такими же:
– Ну, Нат, так что же, ты стал сильнее меня?
– Да, – ответил я с улыбкой – и с гордостью. Потому что дорога, которую я прошёл, чтобы вернуться, была тяжела, и мне было чем гордиться.
Я обнял его. Сгустки желчи, мучившие его, растаяли.
– Ты, в самом деле, можешь исцелять одним взглядом, – пробормотал он, только сейчас почувствовав свою вину за то, что ни разу не навестил меня в Храме, хотя имел такую возможность. Он бывал в Столице, как я потом узнал.
Просто он не верил в то, что я выдержу. А я выдержал.
– Кем же ты стал? Как называется джедай, сбежавший из Храма? И… не приедут ли к нам за тобой?
– Я стал самим собой, отец, – ответил я. – И я не джедай. А насчёт них не переживайте. Теперь я – хозяин действительности, а не они.
– Чем же ты… намерен заниматься? – осторожно поинтересовался он.
Я рассмеялся – его слабости и его страху. Единственный родной человек – единственный во всей бескрайней Вселенной! – боится меня. Это было действительно очень смешно.
– Просто буду жить так, как хочу. Я много мечтал… о доме и о вас. Мы будем править Телосом, как отец и сын. Я хочу помочь вам. Я ведь учился искусству государственного управления, и учился хорошо.
Он кивнул и над чем-то глубоко задумался. Я даже знал, над чем.
– Мне не нужно наследство вместе с вашей смертью, отец, – сказал я. – Мне нужна ваша жизнь. Я люблю вас. А впрочем, от двух-трёх процентов каких-нибудь акций я не отказался бы и сейчас. Хочу попробовать себя в бизнесе. Это моя стихия.
Он удивлённо поднял редкие брови с седыми волосками. Всмотрелся в моё лицо, как недавно я всматривался в его.
– Ты очень похож на мать, – вдруг проговорил он и покачал головой. – Лицом… но характером даже больше… Ничем не перешибить.
Тут я впервые узнал о том, кем была моя мать, и понял, почему её существование было в некотором роде табу. Собственно, до знакомства с отцом она была никем, и по имени никто, мисс Смазливая Мордашка. Посмотри он чуть правее или чуть левее, вряд ли бы увидел что-то другое, но его угораздило зафиксироваться именно на этой. Барышня между тем повела себя неадекватно. Мой отец (тогда ещё губернатор, а не глава государства) показался ей старым, скучным, одним словом – неподходящим для отношений даже на одну ночь, даже за большие деньги. Короче говоря, «такова моя воля» – с обеих сторон. Он даже женился на ней, но нет, ничего не помогало. Сначала она пыталась подстроить его смерть, потом с маниакальным упорством – лишить жизни себя. Третья или четвертая попытка удалась.
Он показал мне её изображения, жалкий в жалкой страсти. На него было больно смотреть.
– Сколько вы на неё потратили? – вздохнул я. – Наверное, эта авантюра обошлась вам недёшево?
– Я не считал, – пробормотал он, несколько сбитый с толку моим равнодушием.
– А всё-таки? Хотя бы порядок. До ста тысяч или больше?
– Думаю… всё-таки до…
– Как бы там ни было, вы не потеряли эти деньги. Наоборот, долгосрочная инвестиция… Вот увидите, я верну вам их с большими процентами.
Отец улыбнулся:
– Нет, ты всё-таки больше похож на меня.

Всё же после этого разговора я задумался о матери. Из книги мастера Ксендора «Зенит и надир» я знал, что сын зависит от матери, а не от отца, и, бывает, так зависнет, что мало ему не покажется. Уже в одиночестве я внимательно рассмотрел портреты женщины, которая дала мне жизнь. Кукольная красота её лица скорее отталкивала, чем привлекала. На одном из изображений она являла собой именно куклу: заштукатуренное, как стенка, лицо, и на нём жирными мазками прорисованы губы и глаза.
Неприятное чувство при виде лица матери меня встревожило. Наше сходство было поразительным. Мне нравилось моё лицо. Почему же её портреты меня так раздражали?
Я не помнил её совсем. В этом была странность: я никогда не думал о ней даже из любопытства, даже читая легенду о братьях Кель-Дрома, которых не любила мать... Часто думая об отце, я не проявлял ни малейшего любопытства к тем пластам воспоминаний, которые могли бы привести меня к матери. Не странно ли это, такое вытеснение?
Чтобы разобраться в своих ощущениях, я вошёл в транс «утто», но встретил такие мощные блоки, что отступил. Одно было ясно: она меня очень не любила, для неё я был чужой, пожравший её утробу. Вспомнилась легенда о том, как женщина убивала мужчину в разнообразных проявлениях – и в виде отца, и в виде брата, и в виде мужа, но только в виде сына приняла. Правда, в последнем случае убил её он. А моя матушка, чувствуется, была не согласна и на сына, настолько ненавидела моего отца. Видимо, своё богатое умение ненавидеть я унаследовал именно от неё. Ну, и то ладно, хоть шерсти клок!

[old-diplomat]

Очень скоро я оказал отцу первую большую услугу в качестве советника и союзника.
Хотя на первый взгляд положение дел на Телосе казалось благополучным, была на нашем политическом небосклоне «вечно чёрная луна» – сателлит Лосос, входящий в Двуединое Телосийское Государство (таково полное официальное название моей планетарной системы), а вместе с этой луной и постоянная угроза сепаратизма, так как лососийским аристократам всегда хотелось разжиться отдельной кормушкой.
Незадолго до того, как я вернулся домой, лидер Лососа Тон Тан объявил, что Собрание Старших его планеты готовится к проведению референдума за независимость. Официальный Телос, то есть мой отец, воспринял это известие чрезвычайно болезненно.
– Вы напрасно так переживаете, – постарался успокоить его я. – Назначьте меня послом по особым поручениям и отправьте на Лосос.

В качестве поощрительного приза за успешно проведённые переговоры я получил от отца контрольный пакет акций одной транспортной компании. Но это было примерно то же самое, что получить в подарок помойное ведро. «Дальние миры» еле-еле сводили концы с концами и котировались исключительно в разделе «мусорные ценные бумаги». Хотя в уставе компании было записано порядка полусотни видов деятельности, реально она занималась только грузоперевозками – доставляла руду на перерабатывающие станции.
В списке акционеров я разглядел ещё одного уважаемого телосийца, Вокса Чана, давнего приятеля моего отца. Господин Чан вот уже четверть века непременно попадал в колоду Собрания Старших. Был он в разное время министром и финансов, и экономики, и природопользования... Из разговора с ним я понял, что дяденька даже забыл, что у него вообще есть права собственности на «Дальние миры», – знак во всех отношениях неприятный, если такой жмот и выжига, как этот Чан, махнул на компанию рукой. Тем не менее, я решил заняться этой лавочкой просто из духа противоречия. Да и перед отцом хотелось показать себя способным.

Уже став преуспевающим деловым человеком, я получал особое удовольствие от анонимности своих действий – даже большее, чем от того факта, что мои «Дальние миры» стали котироваться на Кореллианской бирже по классу «Аурек-кек-кек». Грузовой флот «ДМ» скоро стал самым мощным коммерческим перевозчиком в Кваймарском секторе. Деятельность шахт, купленных за гроши, я оптимизировал так, что магнаты Торговой Федерации приезжали к нам перенимать опыт.
Никто из управляющих моей компании не знал, что именно я, молодой клерк из отдела снабжения, являюсь владельцем всей этой отлично смазанной машины, работающей как часы. Однажды меня даже оштрафовали за недостаточное усердие, и это было очень-очень весело.
И конечно же, я не сходил с ума из-за того, что мне было нечего больше хотеть. Уж что-что, а хотеть я умел всегда. А главное, со своими желаниями я жил в полнейшей гармонии и постоянно находил какое-нибудь интересное дело. Если ты не задаешься вопросом, счастлив ли ты, значит – счастлив.
Наверное, в то время я буквально сиял, как Золотой Свет, потому что когда мы с отцом случайно встретились на одном из приемов, он шутливо спросил, уж не влюблён ли я.
– Конечно, влюблён – в свою судьбу! – с беспечной улыбкой ответил я. – Дела идут просто прекрасно.
А за беспечность всегда приходится дорого платить.



Во-первых, мы с отцом проморгали то, что лососсийцы провели ряд удачных вливаний в наших депутатов на Корусканте, и те поддержали их заявку на суверенитет. Во-вторых, мы нерасчётливо объявили конфликт внутренним делом Двуединого Телосийского Государства, понадеявшись на внутренние войска, – и началось нешуточное противостояние.
Вообще-то я ещё с самого начала предлагал отцу отпустить Лосос во всеми их потрохами – приползут обратно, как миленькие, стоит только им попасть в орбиту Торговой Федерации, но отец настаивал на «восстановлении конституционного порядка». Я знал, что для него очень важны регалии, честь мундира, хранение лица... И хотя идея гражданской войны сразу виделась мне чрезвычайно разорительным занятием, я пошёл у него на поводу. Из уважения.
Генеральный штаб демонстрировал блестящий план усмирения Лососа, Министерство народного благоденствия утверждало, что в окружении Тона Тана полным-полно наших людей, и стоит только слегка поиграть военными мускулами, как на Лососе начнётся благорастворение воздухов. Всё это был пустой верноподданнический трёп. Как дошло до дела, оказалось, что гладко было только на бумаге. Более того, бумага эта попала в Столицу, и Сенат передал вопрос о разрешении спора в ведение Ордена джедаев. А у наших мастеров-миротворцев против провинциальных планет, которые не укладываются в их схемы «любви к демократии», один метод: свержение законного правительства любыми способами и передача власти марионетке Корусканта. Тем более, я – отступник, предатель, ренегат и далее по тексту – выступил «на стороне агрессора», а значит, подписал смертный приговор и отцу, и себе. Как же, как же – универсальная боевая машина может находиться только в собственности Ордена. Буде она перейдёт в иную собственность, подлежит уничтожению, точка.
Против нашей планеты началась спецоперация. Я не смог спасти отца, потому что его ликвидацию поручили мастеру Джинну, а тот был всё-таки очень хороший боец.
Так в один миг он снова сломал всё, что составляло основу моей жизни.

Это, конечно, был день моего величайшего позора. Второй раз в моей жизни снова всё катастрофически переменилось. Причем на сей раз не просто смешалось, а рухнуло невосстановимо, потому что отца не было в живых. При всём желании я не мог вернуть его из мира мёртвых. Вот этого даже я не мог.
Как бы ни махал я кулаками после боя, какими бы проклятьями ни сыпал – он как жил себе, так и продолжал жить, а его Храм как стоял себе в центре Корусканта, так и продолжал стоять.
А я, уже однажды восставший из мёртвых, снова оказался под сенью смертной тоски. Самоуважение моё было на нуле, и самая воля будто подломилась.

Некоторое утешение мне приносила мысль о том, что и его жизнь отравлена. Отравлена так называемыми муками совести и самокопанием – почему-де его обожаемый «малыш Ксанни», такой перспективный и хорошо тренированный, отбился от стада, не захотел блеять вместе со всеми и даже поднял оружие против их ненавистного всесилия. Поднял меч на него!
Чуть большее утешение я находил в работе. К счастью, «Дальние миры» были глобальной корпорацией, формально не привязанной к Телосу, поэтому моя главная собственность не пострадала. Никто не знал, что «ДМ» принадлежат мне: проводя заседания Совета директоров или переговоры с контрагентами, я пользовался ментальной маской.
В разгар конфликта мои акции упали всего на два пункта, а через месяц снова сравнялись по доходности с лидерами отрасли и даже немного выросли по сравнению с довоенным уровнем. От столкновения между Телосом и Лососом мой бизнес получил только выгоду. Штаб-квартиру корпорации я заблаговременно перенёс на малозаметную планету Бендомир. Один из основных логистических центров «ДМ» также находился на второстепенной торговой трассе, на луне Ниерпорт VII.
Более того, моя фирма даже поддерживала некоторые проекты джедайского Сельскохозяйственного корпуса – это было выгодно для репутации «Дальних миров». А их программа рекультивации земель вообще была для меня одна сплошная преференция. Республиканский закон «О недропользовании» требовал от любого сырьевого бизнеса экологических отчислений, но поскольку я предоставлял свои земли для экспериментов Сельхозкорпуса, то это сотрудничество засчитывалось мне в экологическую ответственность. Я экономил в прямом смысле миллионы.

[old-diplomat]

Может быть, это покажется странным, но после гибели отца и бегства с Телоса вернуться домой я хотел даже больше, чем отомстить Ордену и ему. Наверное, парадокс заключался в том, что при всей сверхчеловеческой одарённости тела душа моя была домашней затворницей. Родные стены – вот что такое был мой мир. Дом был моей святыней, он был мне необходим, как дыхание. Я хотел видеть те же двери, те же портреты, сидеть за тем же столом, а просыпаться от ощущения утреннего света, проходящего через штору с электрумовым мерцанием. Такова моя воля. Мало кто понимает, что значат эти слова на самом деле.
И свой дом я хотел расширить до границ вселенной.
Тяга к домашнему уюту была во мне так велика, а моя депрессия так глубока, что в Ниерпорте у меня даже завелось нечто вроде семьи. Когда желание жить стремится к нулю, естественно подпитаться силой от женщины, чтобы вынести себя выше линии небытия. Это известно каждому мужчине даже без подсказки мидихлориан.
Дина Омега работала массажисткой в салоне при портовом центре развлечений, в том же квартале, где размещался филиал «ДМ». Так же, как и я, она была похожа на обломок кораблекрушения. Ну, и дело своё знала – выступать объектом приложения её профессиональных усилий было очень приятно. Как там в «Знаках» было написно: «Всегда полезно общаться с мастерами своего дела». Именно.



С ней было особенно хорошо молчать. Бывало, утром просыпаешься в нашей маленькой спальне и наблюдаешь из полусферического окна, как бледнеет тёмное небо над Ниерпортом. Когда солнце выходило из-за горизонта и заливало комнату светом, можно было легко представить, что это Телос. И даже почувствовать, что всё не так плохо, как могло бы быть, если бы у меня не было «Дальних миров». А потом снова погрузиться в иллюзию – спокойного сна, спокойной жизни, спокойной привязанности.
Но однажды вот таким приятным утром Дина сказала: «Ксанни, я намного старше тебя. Если я упущу свой шанс сейчас, другого у меня уже не будет».
И мне стало понятно, что тут у меня всё закончилось.
Когда мы завтракали, я кивнул на зеркало и спросил, заметила ли она, как помолодело её лицо за время нашего знакомства. «Да, спасибо», – рассеянно отозвалась она. Я понимал, что больше ей не нужен, но всё-таки сказал: «В чём-то даже завидую моему наследнику – у него будет хорошая мама». Она рассмеялась, погладила меня по щеке, словно домашнюю зверушку. Было грустно, и легко, и никаких иллюзий.
Но на это можно было посмотреть и под другим углом: не «меня использовали и бросили», а «долгосрочная инвестиция». Я счёл правильным не только выписать Дине чек, но и записать на неё десять процентов акций «ДМ». «Моего отца звали Крион, а мать – Гранта. Буду рад, если эти имена тебе пригодятся», – сказал я напоследок.
В следующий мой приезд на планету я увидел Дину уже с ребёнком. Она назвала мальчика Грант. Мелкий оказался очень похож на меня мордашкой, только глаза были серые, в мать. Но, разумеется, он не имел никакого контакта с Силой. Случаи передачи мидихлориан по наследству за всю историю наблюдения можно было пересчитать по пальцам. В этом отношении сын был явно счастливее меня. Хотел бы я, чтобы меня прижимали к себе с такой радостью и лаской только за то, что я есть на свете!
Но для Дины я уже был пустое место. Меня-то, как я понял, она прижимала к своей груди исключительно для решения проблемы воспроизводства.

[old-diplomat]

Но с рождением Гранта у меня, по крайней мере, появился стимул вернуться в телосийскую политику, чтобы обеспечить сыну комфорт, который в детстве был у меня. Я бы хотел, чтобы у него была просторная игровая комната, и много игрушек, и шторы с электрумовым светом. К тому же говорят, что дети наследуют больше от дедов, чем от отцов. Я надеялся, что это правда.
Долго же мне пришлось ждать подходящего случая... Конечно, я не сидел сложа руки и за это время успел сделать немалое состояние.
Для возвращения на Телос я оставил несколько приоткрытых дверей, в частности, партнерство с Воксом Чаном, миноритарным акционером «Дальних миров». Я предусмотрительно не стал выкупать у него долю в компании, когда она не котировалась. Теперь она приносила ему хороший доход.
Во время войны он откровенно струсил и на каждом углу кричал о своей «особой позиции» и даже об «оппозиции к преступному правлению Телосиса». Именно ему Временное правительство поручило возглавить (в который раз!) чрезвычайно лакомый кусок – министерство природопользования. Тут я и решил, что пора напомнить о себе.
«Политически талантливый человек — это тот, кто способен долго и умно взлелеивать месть», – говорил мой отец. Я пока не знал, как отомщу Чану за предательство, но знал, что отомщу наверняка. Хотя допекать его до смерти я вовсе не собирался, мне было бы достаточно какого-нибудь символического знака покорности. Подобный человек – знающий правила подковёрной борьбы, принципиальный в беспринципности, прожжённый коррупционер, оргиастически любящий деньги и власть, – чрезвычайно полезный член в любом правительстве.
Когда я встретился с ним для переговоров на нейтральной территории, некоторое время мы болтали о пустяках, вроде комфортабельного перелёта на его маневренной яхте. Он показал мне виды Телоса: отстроенные заново кварталы столицы, мемориал погибшим в гражданской войне и плитку с именем моего отца в третьеразрядном городском колумбарии.
Мы немного поговорили о раскладе политических сил, о лососсийском капитале и о дате предполагаемой амнистии для сторонников Криона Телосиса.
Потом Чан, заранее извиняясь за бестактность вопроса, поинтересовался, каково это – жить в симбиозе с мидихлорианами. Я задумался, подыскивая аналогии.
– Может быть, вы слышали о такой болезни, которая случалась с людьми древности, она называлась проказа, – наконец, подобрал я образы. – Это была ужасная и ужасно заразная болезнь. Кожа и кости полностью изменялись, лицо превращалось в страшную маску. Прокажённым нельзя было жить в обществе, они носили на шее особые колокольчики, предупреждавшие об их появлении. Одиночество и несчастье этих людей было таким полным, что переходило в свою противоположность – они начинали чувствовать жизнь, смерть, мир, вселенную и божественное в ней и в себе как сущности, с которыми можно вести диалог. Кроме того, они по-особому радовались своему запредельному состоянию – проказничали. Быть мидихлориановым – что-то вроде того, только в другую сторону. Со знаком плюс, но тоже – отдельно от мира. Хотя если ты живёшь вместе с такими же, как сам, то это не так уж плохо. Отличное здоровье, наслаждение особыми ощущениями, поддержка понимающих тебя людей... Но позвольте узнать, к чему этот вопрос?
Старикан Вокс отставил в сторону бокал с тонкой соломинкой, прикрыл глаза и, запинаясь, проговорил, что его сын Кэд не блещет способностями, и уже сейчас видно – это скорее неудача рода, чем продолжение. Но у него есть ещё один сын, старший, которого зовут Брук. Анализ крови, сделанный мальчику при рождении согласно общереспубликанскому закону «О медицинских услугах», показал пятнадцать тысяч на клетку.
– Вашего сына можно поздравить с таким высоким потенциалом. Это в некотором роде сравнимо с абсолютным музыкальным слухом.
– Поздравить? – скептически пожевал губами Чан. – С предельным одиночеством?
– Зато он слышит, например, как свет щекочет капли воды в радуге. Это большое наслаждение, недоступное обычным людям. И потом, в Храме он не один. У него наверняка есть друзья. Может быть, уже и учитель. С такой высокой чувствительностью...
– Знаете, господин Телосис, даже если человек ещё ребёнок, его путь уже хорошо просматривается. Кэд вряд ли сможет стать государственным деятелем или толковым управленцем где бы то ни было. Даже если я отдам его в лучшее учебное заведение в галактике, из него не сделают политика. Так говорят его учителя уже сейчас. Ему бы всё только бегать, прыгать, и бренчать на цитре... А головы совсем нет. Страшно даже представить, что будет с бизнесом нашей семьи, если всё перейдёт в его руки.
– А что, если вам родить ещё одного сына?
Чан невесело фыркнул:
– Годы мои уже не те, чтобы в такую лотерею играть. Его же не только родить надо, а вырастить, воспитать... Моя жена уже старуха. Суррогатная мать с хорошей наследственностью стоит недёшево. Клонировать себя – ещё дороже. А если снова какие-нибудь мидихлорианы?
– Ну, это вряд ли... Обычно два снаряда в одну воронку не попадают.
– Снаряды, может, и не попадают… А вдруг выкидыш? А болезни? А детские шалости? Помню, как мой старший брат перелезал на спор с балкона на дерево во дворе. Вдребезги, понимаете, на моих глазах! Вот и Кэд такой же. Неисповедимы пути Силы, вы сами знаете не хуже меня. Кто мне даст гарантии, что всё будет хорошо?
– Да, рисковать вы не любите, господин Чан.
– Не люблю. Я уже разменял седьмой десяток, господин Телосис. Боюсь, что просто не доживу до того времени, когда можно будет передать семейные капиталы и связи другому наследнику. Как вы думаете, можно ли вытащить из Ордена моего сына Брука? Он у меня первенец, а первенцы всегда лучше других детей... Это вообще возможно? В принципе – возможно?
– Ну, в Ордене никого не держат насильно, господин Чан.
– А… не опасен ли он… с этой своей радугой… в той же степени...
– В той же степени, что и я? – закончил я его мысль и усмехнулся.
– В той степени, что этот, как вы сказали, «диалог с жизнью и смертью» делает невозможным диалог с обыкновенными людьми, кровными родственниками. А также устраняет из поля восприятия вещи, которые нам, простым смертным, кажутся естественными и незыблемыми.
Я пожевал соломинку, любуясь кислым выражением его лица.
– Диалог возможен, мы же с вами беседуем. Но вот относительно восприятия вещей… Всё зависит от самого человека. И от его учителя, конечно. Сколько лет вашему сыну?
– Двенадцать, скоро будет тринадцать. Понимаете, господин Телосис, я бы многое сделал ради того, чтобы вернуть сына в семью. Вы знаете, какое восхищение я испытывал перед волей и талантами Криона Телосиса, безвременная кончина которого до сих пор жжёт мою душу. Мы с ним были друзьями с самых первых лет. И несчастье быть отцами мидихлориановых сыновей тоже постигло нас обоих. Вы уж извините, что я так говорю, но это слова от сердца. В своё время я сплоховал, когда Брук…
– Пожалели денег на взятки врачам?
– Нет, господин Телосис, просто испугался ситуации, что в семье будет находиться… э-э… прокажённый… с которым не знаешь, как себя вести. Но пример вашего отца, ваш пример… Как ваш покойный батюшка восхищался вами… и не напрасно, мистер Телосис, не напрасно! Если бы Брук вернулся домой… Как один из руководителей Телоса я бы сделал всё возможное и невозможное для вас, политического преступника и вынужденного эмигранта… Это для меня даже важнее, чем пост в Совете директоров вашей уважаемой компании.
– Всё невозможное – это моё триумфальное возвращение в политику Телоса?
Старик помялся.
– Если не триумфальное, а предположим, просто достойное... и ещё ценная информация в придачу?
– Какая же?
– Я, несомненно, сообщу вам её, если вы гарантируете возвращение моего сына на Телос с... э-э... нормальным строем мыслей.
– Я не могу вести речь о чём бы то ни было, пока не увижу вашего сына, господин Чан. Если он уже стал падаваном, и над ним бдит учитель, то дело это нелёгкое. Правда, его хорошая наследственность, – я снова усмехнулся, – на нашей стороне.
– Ладно, я скажу, – после паузы выговорил мой собеседник. – По совершенно точным сведениям из достоверного источника, на хранение в Храм джедаев планируется передать большой груз с маркировкой «вев-ксеш-20». Вам это о чём-то говорит?
– Вертекс...
– Да. И вы ведь можете легко позаимствовать его из хранилища, не правда ли? На нужды родной планеты, разорённой гражданской войной, которая вызвана джедайской интервенцией... Это было бы отличное подспорье для вашего триумфа.
– Сроки доставки?
– Я сообщу вам, как только груз поступит в корускантский порт.
Он сказал это столь высокомерно, как будто уже купил меня с потрохами, как какого-нибудь наёмника на Татуине. Мне захотелось тоже задеть его, да побольнее, чтобы он знал своё место.
– Позвольте и мне задать вам бестактный вопрос, господин Чан. Не с моим ли отцом поспорил ваш покойный брат на тот прыжок с балкона?
Он хмуро покусал губы.
– Сами-то, небось, по деревьям не лазали? – подпустил я ещё одну шпильку. – Боялись?
И насладился острым вкусом его бессильной ненависти.
– Я подумаю над вашим предложением, господин Чан. А сейчас вы свободны.

[old-diplomat]

Сельскохозяйственный корпус, этот отстойник мидихлориановых неудачников, работал на Бендомире как партнер проекта рекультивации земель. Корпус был пугалом для джедайской малышни – сюда попадали полуфабрикаты, выросшие из детства, но не нашедшие учителя. По-настоящему выдрессировать мидихлориан на полное дублирование всех систем организма возможно только в подростковом возрасте. Биологический потенциал сам по себе не разовьется, над этим надо работать, а работать можно только тогда, когда кто-то старший скажет как. Во время гормональной перестройки будущему джедаю необходима помощь опытного наставника, буквально как эмбриону – питание от матери. С давних времен падаванская косичка служила символом связи между учителем и учеником именно как знак физического родства. С каким упоением свободой я, помнится, обрезал и отшвырнул свою, когда сбежал от мастера Джинна!
Поговорка «никто не может убить джедая» – это, конечно, вымысел, все смертны. Но одно дело, если тебе прострелили, например, печень или лёгкое, и мидики тренированы быстро залатать дыру, параллельно выполняя функции повреждённого органа, и совсем другое дело – если не тренированы.
А стимулирующее влияние своим биополем на всё живое они оказывают всегда, просто по факту наличия в крови. Так что появление в Корпусе нового юного неудачника в любом случае означало повышение показателей урожайности на полях.
Кто бы мог подумать, что на самом деле не рождение сына, а пополнение Сельхозкорпуса очередным отбракованным тринадцатилетним пацаном по-настоящему встряхнёт мою волю и выведет из оцепенения мой ум!

[old-diplomat]

На складе я был не один, но опасности не было никакой, это я почувствовал кожей. Втянув воздух на язык, я узнал больше. Мальчик-подросток нашей расы. Наверное, работник Сельхозкорпуса.
Это совсем некстати.
– Эй, приятель, – позвал я, – ты что здесь делаешь?
Он попытался бесшумно пробраться к выходу. Там я его и встретил.
– Так что ты здесь делаешь? – повторил я, выходя из темноты прямо перед его носом, мальчишка едва не ткнулся лицом мне в грудь. Он был одет в джедайскую тунику. Его рыжеватые волосы заиграли на свету.
– Решил осмотреться, – сказал он, быстро навесив плотные ментальные щиты. – Это наш склад, а я здесь недавно. Надеюсь, я не нарушил никаких правил, сэр.
– Вообще-то это территория корпорации «Дальние миры». Там на воротах висит табличка для умеющих читать, а что ты читать умеешь, я не сомневаюсь. Но, так уж и быть, не буду тебя наказывать. Полагаю, ты уже и без того достаточно наказан судьбой.
Он промолчал. Поскольку я не уходил, мешая ему выйти, он понял, что разговор не окончен, и выжидательно посмотрел на меня.
– Меня зовут Ксанатос Крионойс Телосис, – заговорил я снова и протянул ему руку. – Когда-то я тоже жил в Храме. Так что мы с тобой, можно сказать, братья-в-Силе.
Он не отказался от приветствия и тоже назвался:
– Оби-Ван Кеноби.
– Очень кстати, что я тебя встретил, – улыбнулся я с искренним радушием: от него же можно получить нужную информацию о сыне Вокса! Но, конечно, следует побыстрее убрать его отсюда вон. О взрывчатке, которая здесь хранилась, ему знать вовсе не обязательно. – У меня к тебе есть небольшой вопрос. Если ты недавно из Храма, возможно, ты знал мальчика по имени Брук Чан?
Его аура в самом центре мгновенно вспыхнула красным. Вот это удача!
Вслух, однако, он высказался очень кратко:
– Да, мы знакомы.
– Это сын одного моего соотечественника, – сказал я и двинулся к выходу по дорожке, увлекая его за собой. – Можно сказать, дальнего родственника. Увидев тебя, я подумал, что Бруку примерно столько же лет, и ты ещё недавно мог общаться с ним. Как у него дела?
– Неплохо, я думаю.
– Как давно ты с ним виделся?
– Достаточно давно.
– Он пока ещё не падаван?
– Когда я уезжал, он им не был.
Я присмотрелся к пацану более внимательно. В таком возрасте самые прочные щиты умеют ставить те, кому есть что скрывать или кто сильно обижен на жизнь. Ну, ментальные-то щиты он поставил, а про эфирные забыл. То есть, вернее, не догадывался о том, что это тоже надо прятать. Я не касался его мыслительных процессов – зачем, если по переливам ауры всё видно?
– Значит, Брука не взяли в падаваны. Жаль мальчишку. Я недавно видел его брата – белобрысый, смешной такой, с оттопыренными ушами. А Брук тоже беловолосый?
– Да, – сухо отозвался этот Кеноби. Ох, как же крепко он не ладил с моим будущим подопечным – просто любо-дорого было смотреть!
– И тебя тоже никто не захотел учить, – проговорил я и сочувственно вздохнул. – Но ты не расстраивайся так сильно. Всё, что ни делается, то всё к лучшему, уж поверь. Слушай, подходит время обеда. Ты не против пройтись со мной в столовую? Или ты занят? Хотелось бы просто переброситься парой слов… со своим.
– А вас тоже прикомандировали к Сельхозкорпусу? – поинтересовался мой наивный собеседник, полагая, что ведёт хитрую игру, достойную великого разведчика.
– Нет. Я ушёл из Ордена и теперь работаю в «Дальних мирах». Я управляющий компании на этой планете. Вообще-то я думал, моё имя тебе знакомо. Когда-то я был учеником очень известного джедая. Того самого, который привёз тебя в Корпус. Думаю, о моём уходе в Ордене ходило много слухов... Хотя ты тогда был ещё совсем малым и, конечно же, не знаешь подробностей.
– Я слышал, что у мастера Джинна был ученик, но он умер, – сообщил Кеноби.
– Умер Тиррен Кан, его старший падаван, а я был вторым, и, как видишь, со мной всё в порядке. И раз тебя отправили в Корпус, у тебя тоже есть все шансы спокойно умереть – своей смертью, а не погибнуть в каких-то посторонних разборках.
Вряд ли он считал, что это такое уж счастье – смерть от старости, но и на этот раз промолчал. Был он весь такой… умненький-благоразумненький. Чистенький, как ангелочек с лун Иего, только крылышек не хватает.
— Вообще, представь, как я удивился, когда узнал, что к нам приехал мастер Джинн! Мои партнеры – собственники компании «Родная планета» – настояли на том, чтобы гарантом нашего договора был Орден. Я ожидал увидеть какую-нибудь «зелёную нитку» – но уж никак не легендарного Квай-Гона. Тут у нас героических миссий не предвидится, всё отчёты да балансы, да товарораспорядительные документы. Может, и впрямь Орден так хорошо работает, что в галактике разом перевелись все пираты да бандиты? Да вроде нет… Или мастер Джинн переквалифицировался? Ты не в курсе?
– Я ничего не знаю о миссии мастера Джинна.

[old-diplomat]

В столовой Сельхозкорпуса, сидя с тарелкой и вилкой напротив Оби-Вана, я переживал нечто вроде «дежа вю». И хотя за окнами, куда ни глянь, возвышались терриконы, а не небоскрёбы, это не мешало. Такие же столы, как в Храме, и та же посуда, и люди в джедайских туниках ходят туда-сюда. Я усмехнулся, вспомнив, что когда мы, бывало, обедали с Тирреном в отсутствие мастера Джинна, он считал своим непременным долгом учить меня уму-разуму. А сейчас поучительные истины зудели уже на моем языке.
Парень уплетал обед так, что не было сомнений: зоны роста у него открыты, как дверь в большой мир, и он уже шагнул за порог. Я озвучил эту мысль – и, кажется, отбил ему аппетит. Во всяком случае, откусывал он уже с меньшим энтузиазмом, и углы его рта помимо воли сложились в горькую гримасу.
– Наверное, даже по дороге сюда ты продолжал надеяться на чудо и верил, что мастера Джинна можно умолить взять тебя в ученики. Я, помню, тоже проплакал всю дорогу от моей родной планеты до Корусканта – и так же без толку. Это я говорю, чтобы ты не расстраивался из-за своего унижения. Очень понимаю, брат, как у тебя это болит, но со временем оно пройдёт, вот увидишь. Время лечит. Вот отработаешь двадцать лет в Корпусе – будет у тебя пенсия и депозит на счету. Сможешь начать своё дело. Будешь как раз в самом лучшем возрасте, чтобы вернуться в мир. Заведёшь семью. Жизнь не кончается на тринадцати годах. Будет и четырнадцать, и пятнадцать, и двадцать, и тридцать. Всё будет, если не раскисать.
– Да, раскисать не нужно никогда, – повторил он, чтобы что-то сказать, а сам думал о другом.
Я тоже подумал. «А ведь можно унизить его ещё и так...»
– Слушай, Оби-Ван, у меня вдруг такая мысль проскользнула... Может, подсказка самой Силы, – я отложил столовые приборы и откинулся на спинку стула. – Раз ты теперь постоянно находишься на этой планете, искусству владения Силой запросто могу учить тебя я. А когда достигнешь совершеннолетия, поедешь на Корускант и попросишь Совет провести Испытание.
Он перестал есть. Выпрямился. Такую осанку не отнимешь.
– Я чувствую, что у тебя очень хороший потенциал, – продолжал я. – Даже странно, что никто не захотел взять тебя в падаваны. Ну, да это не твои проблемы, а Ордена. Обученного бойца никто не отправит... хм-хм... к мамочке домой. Вот так померяешься силами с судьбой и, может, победишь. Станешь рыцарем-джедаем. Заставишь всех считаться с тобой. Я, знаешь, больше всего ненавижу, когда человек бьётся лбом об стену, а стена как стояла, так и стоит. Это неправильно. Если есть хоть какая-то возможность взорвать стену – надо взрывать.
Он опустил глаза, нахмурил брови, задумался.
– Как вы себе это представляете чисто технически? – наконец, выговорил он. – Я остаюсь джедаем, даже будучи служащим Сельхозкорпуса. Если Орден посчитал, что моё место здесь, значит, я должен служить здесь. У меня вряд ли найдётся свободное время, чтобы брать у вас уроки. Да и ваше время, я думаю, тоже дорого стоит. Если у вас бизнес, отвлекаться на ученика будет трудно. Это должен быть... ну, образ жизни, разве не так? А не какое-то репетиторство.
– Ты можешь подать заявление о том, что хочешь выйти из системы Ордена. Я выступлю твоим опекуном и заберу тебя. Будешь при мне круглосуточно.
– Но я не хочу выходить! Я джедай, и хочу служить в Ордене. На том месте, куда меня поставили. Раз старшие прислали меня сюда, значит, так надо. Если на войне каждый солдат будет выбирать, слушать приказания командиров или нет, – враг уже победил.
Это, скорее всего, был камушек в мой огород. Я весело хмыкнул.
– Так-то оно так. Но смотри, парень, у тебя выработка анаболиков идёт уже полным ходом, это даже по твоему запаху слышно. Если ты не научишься правильно общаться с мидиками через дыхание, всё это богатство пойдет только на строительство тканей, а не на создание энергетических резервуаров. Тогда к полевой работе ты уж точно будешь непригоден. Зарастёшь бесполезной волоснёй, будешь накапливать жир на животе – вот и все дела. Знаешь выражение «богатство наше в телах наших»? Так оно и есть. Вон, смотри, каким вымахал мастер Джинн, да и на волосы ему хватило стройматериала – а реакция-то как молния, вот что важно! И это только то, что видно, а в невидимых, уж поверь, тоже есть на что посмотреть, если умеешь. Глянь на мои волосы – любая женщина позавидует, и уж тестостероновой лысины у меня не будет никогда. Но главное – я могу вынести до восьми минут абсолютного нуля, представляешь? Конечно, у каждого свои индивидуальные возможности, концентрация-то мидиков у всех разная, и сами они не у всех одинаковые. Но базовые-то вещи – выносливость, скорость реакции, скорость регенерации тканей, противодействие кислородному голоданию – надо успеть освоить до пятнадцати, пока есть, так сказать, самая качественная руда для выплавки стали.
Парень задумался ещё тяжелее. Прямо слышно было, как за щитами глухо ворочаются мысли у него в голове.



– Извините, а можно спросить… Вот вы говорите, скорость регенерации тканей... А отчего у вас такой шрам на щеке?
Проклятый сопляк! Я ему предлагаю бесценную помощь, как брату – а он мне в знак благодарности тык в самое больное место!
– Ты действительно хочешь знать правду? Это совсем не к столу.
Он пожал плечами.
– Если вам стыдно говорить...
Сразу стало кисло.
– Это не мне должно быть стыдно. Мастер Джинн убил моего отца, на моих глазах, – сказал я буднично, это ведь были будни моих чувств. – Защищаясь, отец поднял руку над головой, чисто инстинктивно, и удар меча разрубил кольцо у него на пальце. Я, знаешь, человек впечатлительный… ну, и в таком состоянии аффекта… Кольцо откатилось, оно было раскалено от плазмы, я его поднял и прижал к щеке. У меня вот и на пальцах остались ожоги, видишь? Мидихлорианы не любят высокотемпературных скачков и долго не возвращаются на поверхностные участки.
– Я слышал, что ваш отец был… очень страшным правителем и принёс много бед своему народу. И вам тоже. Но ведь время лечит, вы сами знаете, и ваш шрам тоже пройдёт. С вашей-то силой воли... Лет через двадцать зарастёт точно.
У меня перед глазами запрыгали красные круги.
– Ты, что, издеваешься надо мной?
– Нет, что вы! Я просто хотел вас как-то… ободрить. Ужасно же, что так… Вы, главное, не мечтайте о мести мастеру Джинну, а то ведь Тёмная сторона… Это же не сказки, – добавил он совсем тихо.
– Да, парень, это не сказки. С тех пор, как он оторвал меня от родного дома, я и живу на Тёмной стороне. Наверное, нет такой мести, которая показалась бы мне достаточной. Но я знаю, что и он тоже живёт на Тёмной стороне. Может быть, это меня немного… радует.
Кеноби глянул на меня настороженно. Я усмехнулся:
– Разве я не прав? Ты ползал перед ним на коленях, чтобы он изменил твой путь, избавил тебя от молота судьбы. А он что? Сказал, что у него нет морального права учить кого бы то ни было после меня. Так?
По дыханию мальчишки стало понятно, что и я задел его больное место.
– Я, может, что-то неправильно понимаю в джедайской этике, – продолжал я с чувством лёгкого шума в голове и лёгкости в сердце, – но, по идее, если он видел, что на тебя падает перекосившееся небо, он должен был подхватить его и выровнять. А он что сделал? Унизил тебя, а не спас, не поддержал. Хотя ведь мог, а? Это его долг, его задача – спасать таких… на краю отчаяния.
– Значит… значит – не мог, – выговорил пацан, чуть не задыхаясь.
Самое поразительное было в том, что он жалел моего учителя, а не себя и не меня. Ах, ну да, как же – я нанёс ему незаживающую рану, через которую весь проклятый «свет его души» уходит к ситхам! Пробил такую энергетическую дыру, что он не смог её залатать!
Значит, я действительно уже отомстил. Ну, или почти отомстил.
Но от легкости не осталось и следа. Меня уже пригибало к самым бурным водам эмоций, надо было выговориться, чтобы не захлебнуться. Ходить по воде! Покажите мне того, кто ходит по воде!
– Ты по-прежнему боготворишь его, сопляк, а он – ничтожество, ослепшее в темноте, как землеройка. Ты хотел быть джедаем – он тебя оттолкнул, и вот ты в Корпусе. Я не хотел – он меня восемь лет мариновал в Ордене! Ты думаешь, я спал и видел, как бы побольнее его предать? Нет, я всего лишь хотел жить в своем доме, со своими родными, на своей родной планете. Но как же! Я же способный ученик, предмет гордости! Предмет, понимаешь? Он натаскивал меня на победы, разжигал мое честолюбие... Мы с ним занимали лучшие места на храмовых соревнованиях – и поэтому нами затыкали худшие дыры в галактике. Все эти захолустные бедовые планеты, кишащие монстрами и вооруженными дикарями. Но ни разу – ни разу! – он не позволил мне слетать домой к отцу! Увидеть родной дом, по которому я так тосковал! А когда я, наконец, подрос достаточно, чтобы вырваться с Корусканта и вернуться домой, – он убил моего отца! А ты говоришь – не мстить!
«Ну-ка, быстро успокоился», – одёрнул я себя. Красное волнами подступало уже к самому горлу, я усилием воли резко сбросил его ниже пояса. Перед глазами прояснилось.
Кеноби смотрел на меня с хмурым беспокойством.
– За меня ему мстит сама Сила, мне и рук-то марать не нужно, – закончил я, тихо выдувая лишний воздух через ноздри. – Так что если вдруг его увидишь и захочешь… хм-м… передать ему сведения обо мне… Передай. Передай обязательно. Если ему дороги разум и жизнь, пусть быстренько ставит подпись на договоре, берёт ноги в руки и мотает отсюда в свою благословенную Столицу. Иначе…
«Иначе, иначе, – передразнил я себя. – Что – иначе?»
– Иначе вот.
Я встал, вырвал пальцами – с помощью Силы, разумеется – шуруп из боковины их экологически безупречной столешницы и метнул его в широкое транспаристиловое окно.
В прочнейшем псевдостекле осталась маленькая дырочка. На меня начали оглядываться.
Оби-Ван тоже уже был на ногах.
– Я обязательно передам ему, чтобы он внимательно вычитал все пункты вашего договора.
Я постарался улыбнуться пошире:
– Ты сообразительный мальчик. Приятно было познакомиться.
Великая Сила, как я их всех ненавидел!!!

[old-diplomat]

И обратите внимание, сколь здраво, сколь рассудительно могу я рассказать все от начала и до конца!
Я думал – обойдётся. Не обошлось. Впрочем, в глубине души я чувствовал, что не обойдётся.
Даже в этом гнусном полуслепом свете фонарей было видно, как серебрится седина в его волосах.
– Если ты намерен прибрать эту планету к рукам, то знай, что я здесь, чтобы тебе помешать, – заявил он, вырастая передо мной, как корускантский небоскрёб. – Это во-первых. Во-вторых...
– Мастер Джинн, – строго и сдержанно сказал я, – вы можете записаться ко мне на приём и обсудить все деловые вопросы за столом, а не на хоздворе. Сегодня мой рабочий день уже окончен.
– Твой день давно окончен, – сказал он, глядя мне в глаза неприятным немигающим взглядом. – Где Оби-Ван?
– Кто?
– Послушай, ты! Если я узнаю, что с мальчишкой что-то случилось по твоей вине...
Ага, вот, значит, как теперь обращается ко мне мой так называемый отец-в-Силе. «Эй, ты!»
– Узнавайте! – хмыкнул я. – Пожалуйста, узнавайте, сколько вам влезет, только дайте мне пройти. Уже, знаете ли, поздно, и, честно говоря, я не думал, что наши гости из Столицы настолько невежливы, что...
Я сначала не понял, что произошло. Моя реакция... как это могло случиться?!
Он влепил мне пощёчину – такую, что треснуло небо. Потом, правда, встало на место.
– Сдай оружие, мерзавец.
Он ударил меня по щеке со шрамом и почему-то был уверен, что я подставлю и вторую. Слепая землеройка!
– Это вы о чём? – спросил я, стараясь говорить ещё спокойнее и холоднее. Щека горела, как в огне, я поскорее отодвинул эти ощущения на периферию восприятия. – Наверное, вот об этом?
Я откинул полу плаща и поставил руку на пояс так, чтобы мгновенно включить меч, если он вздумает применить силу.
– Да, об этом. Ты не заслуживаешь его. Ты покрываешь позором всё, к чему прикасаешься.
– Скажите ещё, что арестуете меня за незаконное ношение оружия и посадите в кутузку! – рассмеялся я искренне. Щека всё ещё болела.
– В том числе и за это. Но главное – за использование рабского труда на глубоководных шахтах.
Откуда он узнал... Проклятье...
– Ну, знаете ли, это вы слишком мелко копнули, мой драгоценный учитель!
– Я копну ещё глубже, не сомневайся.
– Копайте-копайте. Это как раз ваше призвание.
По его губам прошла мгновенная судорога. Наверное, хотел выказать презрение, да передумал. Мол, слишком много чести – тратить на меня свои эмоции. Я хотел обойти его, но он схватил меня за руку.
– Ты понимаешь, на что нарываешься?
– Ваши претензии направьте, пожалуйста, моему адвокату. И к вашему сведению, – я снял его пальцы с моей руки тем приёмом, которым он же меня и научил, – я свой меч не украл. Я сделал его на основе собственных знаний, которые вам у меня не отнять.
– Неужели тебе самому за себя не стыдно? Не стыдно, что ты такой подлый предатель и дезертир?
– Простите, учитель, но я вам напомню, что я не приносил джедайской присяги. Я свободный человек. Хотя перед кем я говорю о свободе – перед рабом Республики!
– А ты вдруг откуда-то так много узнал о свободе, Ксан? Ты, раб своих страстей, заложник проклятой наследственности? Ты ведь не из Ордена дезертировал, а убежал от всего лучшего, что было в тебе. Неужели ты не чувствуешь этого?
Ну, само собой, плечи у меня расправились, грудь подалась вперёд, а шея вытянулась – это был рефлекс сродни коленному, и я последовал за своим телом:
– Моя наследственность – не ваше дело. Вот в чём вы совсем не смыслите, так это в вопросах крови. Кто ваши предки, где ваш род? А-а, молчите! Нечего сказать! По крайней мере, после моего отца остался я, а после меня останется мой сын, а вы – бесплодное дерево, от которого ничего не останется! Ничего, кроме пепла! Как ничего не осталось от вашего Тиррена – кроме ваших жалких стенаний!
Конечно, никакими оскорблениями мне было его не пронять, это я понимал, но почему бы не воспользоваться случаем и не завестись самому?
Меч сам впрыгнул мне в руку и тут же прочертил ослепительную дугу в тёмном воздухе. Но мой бывший учитель, само собой разумеется, успел поставить скользящий блок. И хотя моё тело не увязло в инерции движения, а воспользовалось ею (ведь сосчитать невозможно, сколько раз мы стояли друг против друга в спарринге и знали все приёмы друг друга), но он сразу перехватил инициативу. Понимал своей волосатой башкой, что если не будет шевелиться, живым ему от меня не уйти.
Пришлось и мне поднапрячься: в поединке с таким высоким и тяжёлым противником надо всё время двигаться, двигаться, двигаться. Кто не двигается, тот убит. И я двигался, пожалуй, даже слишком ретиво, так что довёл дело до опасной «перетяжки» и чуть было не остался без руки. Но в тот раз пронесло.
– Ксан, тебе не победить, ты это прекрасно знаешь, – сказал он ровным голосом, отбивая так называемый «тара-тан со-тан» – «ливень шестидесяти четырёх ударов». – Если у тебя действительно есть семья, хотя бы ради неё не делай глупостей. Сдай оружие и открой свои счета для аудиторской проверки. Ты, что, сам не понимаешь, что на этот раз зашёл слишком далеко?
– Не зашёл. Пока. Но сейчас зайду. Вы всегда мечтали, чтобы я превзошёл вас. Вот и увидите, как это случится! Последнее, что с вами вообще случится в жизни!
Но это были пустые слова. Сила была со мной, да и местность, которую я знал, а он нет, давала мне возможность развернуться, но было кое-что ещё – потеря баланса энергий, и я сразу «почувствовал разницу». Он-то жил в своей хвалёной аскезе и аж светился, как Жёлтое, а мне в последнее время пришлось основательно выложиться на охмурёж квадратной тётки, которая возглавляла директорат «Родной планеты». Конечно, игра того стоила (тут выгода была на выгоде, и это от неё я узнал, что в их шахтах нашли ионит!), но изображать тайно и пылко влюблённого юношу со взором горящим при виде старой кошёлки – занятие, решительно нарушающее правило «двух жидкостей». Это вам не Дина, которая сама всё сделает. С меня семь потов сошло, пока тёртая бой-баба не поверила в чудо – в мою любовь к ней с первого взгляда. Я неосмотрительно полагал, что кусок от меня в любом случае не отвалится, а он начал валиться, да так быстро, что впору было завыть от досады!
Надо же, получить долгожданную возможность его пришибить – а тут рука не поднимается по чисто техническим причинам. Потому что позвоночник просто аховый. Как же полно я почувствовал, что гонял по нему энергию совсем не туда, куда надо… И, разумеется, ноги – просто обиделись на команды мозга, и всё тут. Спасибо, хоть через пень-колоду переступали. Через ящики, трубы, люки и кучи строительного мусора.
А проклятая каланча ещё и шпильки подпускала: «Ты всегда был слабоват на ногу».
Но у меня было и кое-что про запас, на совсем уж крайний случай: второй меч, отобранный у обиженного Силой сопляка Кеноби. Я не пустил его в ход сразу, потому что возлагал на внезапное появление этого оружия определённый расчёт. И когда он с насмешкой заявил: «Тебе только кажется, будто ты меня превзошел. Нельзя превзойти учителя, если идешь в другую сторону», – вот тогда-то я включил второй меч и милейшим тоном поинтересовался, каково, по его мнению, происхождение этого клинка.
Средство оказалось, пожалуй, слишком сильнодействующим. Я не предполагал, что, во-первых, в нём поднимется ярость такого градуса, а во-вторых, что она не ослепит его, а соберёт. Он перешёл в настолько мощную контратаку, что я оказался в тупике, откуда не прыгнешь, вдобавок с помощью Силы он ударил меня в солнечное сплетение. Не было бы Веер-Та, я бы это пережил и не поморщился, но она-то была, вот в чём беда – и он это прекрасно видел. Так что я не просто поморщился, а основательно приложился спиной к стене заводоуправления. Это у меня брызнули искры из глаз, а не у него. Это у меня перехватило дыхание. Это из моих рук выпали оба меча.
Мои мидики, наконец, сообразили, что плохи наши дела – и открыли мне второе дыхание. Надо сказать, при всей их густонаселённости они у меня не слишком-то любили напрягаться, раскочегарить их по-настоящему было непросто, а тут прям всё для фронта, всё для победы – значит, действительно крайняя степень опасности, раз так забегали. За доли секунды мой позвоночник снова сиял и блистал, как ауродиевая труба, и я, конечно, не попрощался с жизнью, а успел и увернуться от удара, и встать, и притянуть к себе мой меч. Воистину, дыхание – это наше всё.
Но меч Кеноби был уже в руке учителя. Значит, мне предстояло упасть в яму, которую я так азартно ему рыл. Выдержать атару джар-кай, а то и макаши джар-кай в его исполнении. С-с-с…

[old-diplomat]

«Ладно-ладно, – прикрикнул я на себя, – у него будет заняты обе руки, а у тебя одна свободна, будешь доставать его Силой. Ещё не всё потеряно!»
Только надо было обязательно вырваться из этого угла, в который он меня загнал, а то этак я, чего доброго, ещё бы сшиб Силой градирню себе на голову.
Ноги слушались, спина не болела, и солнечное сплетение звенело, как начищенный щит из Музея древней истории на улице Героев Космоса. Когда мы с ним ходили туда на экскурсию, я тронул такой щит Силой, и он зазвенел. И мастер Джинн улыбнулся, но покосился на старушку-смотрительницу (он-то побаивался бабок, даже Йокасту Ню). Надо же, какая ерунда лезет в голову в самый неподходящий момент!
Я перехватил меч в левую руку, а правую выставил вперёд. В случае совсем уж погибельного развития событий буду держать ею «щит Силы». У меня должно получиться. Но адреналин хлестал так, что я буквально ощущал изнутри, как мидихлорианы не успевают разгребать глюкозные завалы… Ну да, жрал от пуза, опять же – алкоголь… Как там говорил мастер Сйоск-Баас: «Сладкое счастье. Нельзя мне много сладкого». Вот именно. Насколько же меня хватит при таком режиме? Даже если останусь в живых, как бы от адреналинового шока крыша не поехала… как у матушки моей…
Меньше всего я ожидал того, что он выключит оба клинка, сделает невероятное сальто, приземлится у ворот и убежит в ночь. А поскольку не ожидал, то и не воспользовался.
– Смотрите, не вспотейте от такого ускорения, мой небесный учитель! – бросил я ему в спину лишь слова, не меч.
С меня самого пот катил ручьями. От пережитого напряжения так и тянуло сесть на землю и вытянуть ноги. Я принялся интенсивно дышать, чтобы сжечь опасные метаболиты, угрожавшие жизни моих симбионтов.
Не сразу до меня дошло, куда и зачем он побежал.
Он же спасать побежал! Этого Кеноби спасать, из шахты… Мысли о щите из музея – это же он, его работа! У нас же с ним до сих пор оставался ментальный контакт… и он прознал, где находится молокосос… Как я сразу не догадался… Проклятье! Значит, и об остальном знает, увидел! А я-то, придурок, планировал напугать его вторым мечом! А он в это время прочувствовал все мои планы. Выходит, из-за моего легкомысленного презрения… из-за этого мальчишки?! Из-за ничтожества… мои планы, моё богатство!! Что же, это я напрасно надрывался… ионит и мои «Дальние миры»… Всё прахом?!
Вот тут я сел на землю и обхватил голову руками.

Я не помню, сколько так сидел, потеряв счёт времени. Потом, конечно, спохватился, побежал – бороться, спасать, что ещё возможно, удерживать рассыпающуюся в прах лестницу к моей мечте, к возвращению на Телос. Но ничего не успел, ничего не сумел.
И кто помешал?! Малолетний недоджедай, малахольный фанатик, пушечное мясо! Такой же, как все они, «вращатели мира в нужную сторону» – с вечной их подлой «справедливостью» и так называемым «добром», от которого нет продыху! И он принял этого бесперспективного недоучку, это ничтожество в свою ауру!
Несостоявшийся взрыв, который должен был свалить моего основного конкурента на Бендомире, эту поганую «Родную планету», вызвал тектонические сдвиги во мне самом. Впервые после гибели отца я хохотал во всё горло.
Вот это мой прославленный учитель взял в падаваны после меня? Вот этим утешился? Да, есть справедливость на свете, есть! Не продёт каких-нибудь десяти лет, как под Сводом Скорби вы, дорогой мой мастер Джинн, зажжёте новый поминальный огонь, и какая-то безвестная дыра на краю галактики будет для вас называться «Оби-Ван Кеноби», как Саргаф называется «Тиррен Кан». Потому что вы размножаетесь смертью и сеете смерть – вот что такое ваш Путь джедая! Чреда смертей и незаживающих ран! Как мне ненавистен ваш Свет с мечом и добро с кулаками! Будь ты проклят, сын мёртвой планеты, несущий смерть всем, чьих волос коснётся твоя рука!
В том бою он от всей своей щедрой джедайской души отблагодарил меня за эти слова – искалечил мою правую руку. Отрубил два пальца, большой и указательный, где были метки ожога от отцовского кольца. Но видит Сила (и он увидел!), что даже тогда я не потерял присутствия духа. Я перехватил свой меч в левую руку и продолжил бой с ещё большей яростью. Я вытерпел эту рану, не прекращая сражаться против превосходящего по силам противника, и нашёл возможность уйти живым.
Странно только, что в памяти от этого столкновения почему-то осталось желание не столько победить, сколько умереть. Впрочем, это скорее подсознательное ощущение, чем твёрдая память.

[old-diplomat]

Итак, судьба снова повернулась ко мне спиной. И пришлось посмотреть правде в глаза: сам виноват. Надо было честно признаться себе (и я признался), насколько сильно я сильно опустился в депрессии, насколько сдал как боец. Ведь, бывало, я неделями не делал дыхательных упражнений, не прикасался к мечу, ленился обливаться холодной водой... Да и женщины, имена которых я даже не запоминал, – это такая вещь, которая мало радует мидиков: на несколько секунд получаешь иллюзию полноты, а на самом деле – теряешь энергию. Путь адепта Силы и путь простого смертного – разные пути. Финансовому гению не мешают шёлковые простыни, дёрганье под одеялом до утра или вечеринка с партнёрами в хорошем ресторане. Избранному Силой – мешают. Вот такая дилемма. Или ты живёшь аскетом и способен перевернуть всю вселенную – но зачем оно тебе надо? Или ты живёшь, наслаждаясь жизнью, – но вот вселенную уже лучше не трогать, сомнёт.
Когда-то я хотел помериться силами с некросферой Коррибана и заранее чувствовал себя победителем, а сейчас что?
А сейчас джедай и недоджедай заставили меня позорно бежать, причём я едва не потерял не то что оружие, а самоё жизнь, и теперь до конца своих дней буду ходить в чёрной перчатке. Бросил прекрасно оборудованное здание штаб-квартиры «ДМ» со всей документацией, в мгновение ока лишился сверхприбыльной шахты и запорол целую кучу контрактов… За несколько злосчастных дней мой процветающий бизнес пожух, оброс штрафами и неустойками.
А затем случилось худшее из того, что только можно было представить: на Бендомир приехал мастер Сайфо-Диас, разобрался с моим архивом и арестовал счета «ДМ» во всех финансовых центрах Галактики. Отныне я подлежал аресту как нарушитель налогового, экологического и трудового законодательства Галактической Республики.
Всё, что у меня осталось – это секретные резервы на Муунлинсте. Остатки былой роскоши, благодаря которым мне сделали хороший протез.
Вот тогда-то моя воля и пробудилась от отвращения к своей слабости.
Да я ли это?
Ну и что, что я потерял отца и родную планету? Сколько можно стонать и размазывать сопли?! Если я сейчас потеряю себя, как уже потерял главный для воина палец – вот это будет полный и бесповоротный конец, жизнь хуже смерти!
Потеря здания «ДМ» на Бендомире, где у меня был такой удобный кабинет, такая комфортная мебель, такие сейфы – это уж точно была последняя капля в чаше моей ненависти. А о безвозвратной утрате своих личных апартаментов я горевал не меньше, чем об искалеченной руке. В конце концов, к протезу я быстро привык – это были имплантаты, полностью совместимые с живой тканью (жил же Тиррен со своими доталловыми рёбрами!). А вот мои ковры, мои гобелены... Таких у меня больше не будет никогда.
Хотя, это мы ещё посмотрим – будет или не будет.

От дерзкой мысли – сделать с Храмом то же самое, что они сделали с моим домом и со всем, что мне было дорого, у меня не то что рука перестала болеть – за спиной словно крылья выросли!
«Да, я не могу воскресить отца и вернуть прошлое, но, по крайней мере, я могу разрушить Храм», – сказал себе я. Разрушить! Разве дух не дерзновенен? Разве он не дерзновеннее камня?
В принципе, подрыв здания Храма – вполне достижимая техническая задача. Надо было хорошенько обдумать её.
У меня есть ещё нерастраченные козыри в рукаве. Например, Вокс Чан и его сын Брук. Привезти Чану сына легче, если парню некуда будет податься, кроме как на родину. А содействие старого выжиги – это реальная ступенька к власти на Телосе.
В конфедеративном договоре, подписанном от имени нашей планеты моим дальним предком, в одном из пунктов очень мудро значился запрет на экстрадицию. Таким образом, на родине я фактически буду вне судебной юрисдикции Республики.
А новый бизнес я могу начать и с нуля. Вертекс, который я заберу в Храме, станет моим стартовым капиталом. Значит, не всё потеряно.

С самого начала обучения у джедаев я узнал, что мужское начало – это Действие, а женское – само Бытие, и задача адепта Силы – вызвать и соединить в себе потенциал обеих частей, обоих родителей. Будучи воспитанником школы «синей нитки», я прекрасно понимал, что на путях Действия мне одному не одолеть превосходящие силы противника. Единственный мой шанс разрушить Храм – изменить само Бытие. А для этого нужно было максимально «приблизиться к жёлтому». Женщины интуитивно умеют подбирать варианты, чтобы исключить саму возможность проигрыша, находят самых неожиданных союзников, виртуозно «дружат против» и пленных не берут. Есть такое любопытное выражение у «жёлтой нитки»: «наннаманна онномонно» – «мужчина может стать только первым, единственной – только женщина». И вправду, борьба за лидерство – это мужская забава, а вот полное устранение соперников – женская.
Значит, надо стать единственным, кто взорвёт джедайский Храм к сарлаку!
Правда, в нынешнем состоянии женская половина моей души сильно скукожилась, и не половина она была сейчас вовсе, а так, осьмушка. Остатки былой роскоши.
Но я хорошо помнил метод. Первейшая отправная точка для мужчины, который хочет растолкать свою «сестру» на боевые действия, – жалость к себе. Это мне ещё мастер Дуку говорил, когда я его спрашивал, что значит: «Предельное мужское переходит в женское, а предельное женское истощается». Оказывается, это всего-то о слезах. Но не всякие слёзы имеют силу вводить в жёлтое, а только горючие. Горючие слёзы – это огонь тела.
«Когда Огонь выгорает, Вода прибывает» – гласит мудрость «красной нитки». Запретная в Храме мудрость.
В общем, я решил рискнуть и отправиться в ситхский трип. Уж от этого от меня точно кусок не отвалится. Как говорится, «сестра плохого не посоветует».
А ничто так не обостряет чувство потерянности и ничтожности, как наша благословенная Столица. Вот где можно вволю поплакать – Корускант слезам не верит, и вся Вода остаётся с тобой. Правда, по милости Сайфо-Диаса, теперь по галактике я мог передвигаться исключительно благодаря майнд-трику, иначе меня бы арестовали в первом же порту.
Я прилетел на Корускант, снял комнату в гостинице на Фиолетовом уровне и сутки целенаправленно проплакал над своей несчастной судьбой. Все двадцать четыре часа без остановки.



Но мне ведь и вправду было о чём горевать! Я проклинал своих мидихлориан, которые обрекли меня на бездомность. Я проклинал свою мать, которая бросила меня сиротой в таком страшном мире. Я проклинал Храм и учителя за то, что они встали на моём пути. И конечно, я горько плакал о моём отце, который один меня понимал и любил – а я не смог его защитить.
Да, я хорошо потрудился над своей душой, подготовившись к полному погружению в транс под названием «путешествие по очень тихой реке» (старшие падаваны «жёлтой нитки» называют его «потроха»).
На берегу реки меня встретила холодная бледная блондинка, просто какая-то рыба-альбинос, с длинными-длинными белыми пальцами и ледяными серыми глазами. Да-а, до моего идеала «сестра» сильно не дотягивала... В ответ на эти мысли она обдала меня волной презрения, выдавив сквозь зубы: «Не идеальна?! Я?! Вот расплата за потерю чистоты и за всю ту грязь, которая налипла на тебе, Ксанни! Великая Сила, да они же все вместе, умноженные на сто, не стоят обрезка твоего ногтя – и поэтому у тебя теперь нет большого пальца на правой руке! Какой ты после этого мужчина?!»
Можно подумать, я сам не понимал, как мне не повезло с первым разом, можно подумать, я не горевал! Но зачем ещё эта резня ржавой пилой в собственном доме? Я спросил, удастся ли мне разрушить Храм. Она пожала плечами. Её жест мне как будто что-то напомнил, я попросил её рассказать о матери. Она выразительно постучала пальцем по виску, а потом снова принялась меня пилить, что я неудачник и ей за меня стыдно. Так и не удалось никакой дельной информации получить, только слёзы зря проливал. Пришлось повернуть восвояси.
Тем не менее, из «реки» я вышел, можно сказать, бодрячком и смог постоять на указательном пальце левой руки, как в прежние времена. (Но всё равно не шевелится у меня язык назвать эти времена добрыми!)
Только когда я увидел сына этого Вокса, то понял: вот он, длинный указательный палец моей «сестры», и с этим колючим блондинчиком у меня всё склеится.
Но обо всём по порядку.

Как только я вынырнул под мостиком, скрывающим памятный проход в коллекторную, буквально тут же наткнулся именно на него! Вышел я из воды почти сухим, поскольку был в водоотталкивающем костюме. И когда, отстегнув плотно прилегающий к голове капюшон, тряхнул головой, чтобы распустить волосы, то сразу увидел в неярком ночном освещении того, за кем пришёл. Цель и средство.
Он сидел у озера, в тени деревьев в дальнем глухом углу, в этот мёртвый час, и обливался слезами, почти как я сам в убогой гостинице пару суток назад. Звуки он старался приглушить, но общая картина отчаяния была налицо. На лице. Несомненно, этот белобрысый подросток был сын Вокса Чана, Брук.
Это тот случай, когда Сила указывает сама. Я совсем не удивился нашей встрече. Значит, правду говорят: «сестра» плохого не посоветует. Даже такая неприветливая и капризная, как у меня.

[old-diplomat]

Я неслышно подошёл к нему и присел рядом. Он не почувствовал моего присутствия и продолжал шмыгать носом.
– Такие горючие слёзы дорого стоят, парень, – наконец заговорил я. – За них у Силы можно получить всё, чего только пожелаешь.
Разумеется, он дёрнулся и вскочил на ноги. Глаза у него сначала были круглые, как индикаторы счётчика мидихлориан, потом сузились. Кто бы мог подумать, что у лысого хрена Вокса может получиться такой красивый сын...
Нахмурившись, он пробормотал что-то невнятное. Конечно, ему было стыдно, что его застали в таком неблаголепии, но и моё появление здесь, и весьма странный вид тоже мало вязались с обыденностью.
– Ты, как я понимаю, Брук Воксойс Чан, жертва переходного возраста? – спросил я, усаживаясь поудобнее.
– В-вы... что... вы... кто?
– Какой-то маловразумительный вопрос ты задал, приятель. Ну, да попробуем дешифровать его. Не знаю, даст ли тебе какую-либо информацию к размышлению моё имя... Меня зовут Ксанатос Крионойс Телосис.
– Ксанатос?! Ученик мастера Джинна?!
– Бывший ученик, – кивнул я. – Именно.
– Что вы здесь делаете? – холодно и враждебно спросил он.
– Ты не поверишь, но – ищу тебя, чтобы передать привет от твоего отца. Садись, есть разговор. Как я понимаю, ты пришёл сюда, чтобы как-то скомпенсировать своё отчаяние от того прискорбного факта, что угроза Сельхозкорпуса из призрачной стала реальной, а?
Он по-прежнему стоял в напряжённой позе, а я лёг на траву, закинув руки за голову. Когда-то я очень любил это озеро и этот дальний берег, намеренно сделанный таким диким.
– Так вот, я приехал не только чтобы передать тебе привет, но и сказать, что отец ждёт тебя домой и будет очень рад, если ты вернёшься. Он живёт в нашей столице, в городе Тани, его зовут Вокс Чан, он очень богатый человек, известный политик на Телосе.
– А вы...
– А я тоже телоссиец и тоже... хм... хорошо известен в определённых кругах. Наши семьи всегда были дружны, вот твой отец и попросил меня узнать, как ты тут живёшь. Вижу, что не очень. Передать господину Чану, чтобы он приехал за тобой?
– Приехал? – презрительно буркнул он. – Да кто ж меня отпустит! Мне же надо теперь... горбатиться в этом вшивом Сельхозкорпусе! Отрабатывать свой хлеб! Как будто я... я... просил притащить меня сюда, а потом... чтобы меня вот так вышвырнули, куда Гарен и Гален бант не гоняли!
– Да-а, вижу, характер у тебя не джедайский, – насмешливо протянул я.
– Нормальный у меня характер! Что вы здесь делаете?
– В данный момент – лежу и дышу относительно свежим воздухом. И знаешь, это странно... Ведь если у тебя пятнадцать тысяч, это мне твой отец сказал... С таким количеством – и вдруг забраковали? Что-то ты не то делал, брат. Не туда жил.
– Да всё из-за этого Кеноби! Это он мне сарлака подложил! Подстроил так, что теперь все мастера от меня шарахаются! Проклятый, ненавижу его!
– Кеноби – это который новый падаван мастера Джинна? – спросил я и, получив его яркий отклик на ненавистную нам обоим фамилию, добавил ещё (дожал, так сказать). – Так это из-за него ты тут локти кусаешь? Слушай, сейчас я припоминаю... я ведь даже беседовал с ним о тебе на Бендомире, куда его отправили в Корпус, и, знаешь, да, он говорил, что вы очень не ладили...
– Не ладили?! Да этот мерзкий Увалень мне всю жизнь дорогу переходил! Мы же с ним в одной группе учимся... учились... Я же способнее его в тысячу раз! И вот он будет джедаем, и не каким-нибудь, а «синей ниткой», а я... я...
Он схватился за ветки водяного дерева, росшего у самого берега, но не смог вырвать ни одну, только охапку листьев надрал, зло швырнул их под ноги, а потом и сам хлопнулся на землю тощим задом и, отвернувшись от меня, обхватил себя руками за плечи в полном отчаянии.
– А зачем тебе быть джедаем? – спросил я миролюбиво, приподнимаясь на локте. – Заштопывать своей жизнью чужие прорехи, бросаться грудью на всякие там амбразуры? Оно тебе надо? Ты ещё поблагодари Силу за то, что отвела. Возвращайся лучше на Телос, к отцу. Станешь хозяином своей судьбы, своей жизни. Ты ведь человек Воздуха, не так ли? Вот и будешь свободным, как ветер.
– Да??? И никогда не стану мастером меча?! – капризным тоном моей «сестры» взвизгнул он. – Никогда не узнаю, что такое по-настоящему владеть Силой?!
В полутьме трудно полагаться только на глаза, зато хорошо работает обоняние и язык. Я ощутил моего подопечного более внимательно. Так-так. Тот ещё материал, если честно, ну, да уж какой есть, папаша за всё заплатит. И аванс он мне выдал хороший, не пожлобился.
– Подумаешь – тоже мне, трагедия... Не принимай близко к сердцу, всё в жизни поправимо. Если захочешь, тебя могу обучить я.
– Чему вы сможете меня обучить? – он вскинул голову и обвёл меня высокомерным взглядом. – Вас же выгнали!
– Вот, оказывается, как здесь преподносят мой уход... – хмыкнул я, небрежно протянув руку к озеру.
Тотчас от поверхности отделился водный шар и, стремительно проплыв по воздуху, приземлился прямо на беловолосую голову Брука. Я подержал воду самую малость, потом отпустил, и она схлынула вниз. Пацан, перхая, кашляя и отфыркиваясь, вытаращился на меня в ужасе.
– Что, – улыбнулся я, – показать тебе ещё какой-нибудь забавный трюк? С огнём, воздухом или землёй?
– Н-не надо, я понял.
– Это хорошо, что ты понятливый. Так что смотри сам. Я предложил – тебе решать.
– Но разве это... честно? И разве это... безопасно?
– Друг мой, так ты определись, чего хочешь от жизни: чтобы было «честно» – или по-твоему? Чтобы было «безопасно» – или научиться владеть Силой?
Было очень смешно смотреть на то, как он хлопает глазами и судорожно крутит в голове свои детские глупые мыслишки.
– И потом, с чего это ты взял, что меня выгнали? Я сам ушёл. Не захотел быть пешкой в чужой игре. Выучился всему, что надо – и отчалил строить своё светлое будущее. Вот смотри, я, весь такой неправильный и злокозненный, объявленный в галактический розыск, спокойно нахожусь в Храме, лежу себе на бережку, болтаю тут с тобой – и что? Где мастер Винду, наш самый обонятельный и проницательный? Где мастер Пиэлл, гроза террористов? Или, может, сюда уже бегут, сталкиваясь лбами, мастер Дуку и мастер Сайфо-Диас? – представив это зрелище, я весело фыркнул. – Нет, нет и нет. Я пришёл, когда захотел, и уйду, когда захочу, – а вся наша доблестная джедайская рать и не почешется.
И я подмигнул ему.
Он сел рядом.



– Вы… действительно будете учить меня, если я вернусь на Телос?
– Если ты захочешь и будешь слушаться меня, – кивнул я. – Для начала тебе бы не мешало научиться использовать свой гнев против противника, а не против себя. А то у тебя уже сейчас в жёлчном пузыре песок – в двенадцать лет! Что же будет в старости, а?
– Мне уже тринадцать, – проскрипел он с интонацией своего отца. – Вчера исполнилось.
– Тем более. Ты не обижайся, но я тебе вот что скажу: ни один настоящий джедай-мастер в здравом уме не возьмёт в ученики такого... гемолитического. Если ты не научишься переводить свою склонность к гневу в энергию, все силы твоих мидихлориан будут брошены на очистку печени. И всё. То-то ты такой тощий, брат. Это нехорошо. В доисторические времена дикие люди, знаешь, недаром съедали печень врага. Печень – можно сказать, центр силы, главный военно-промышленный комплекс мидихлорианового государства. Неужели ваш воспитатель не говорил тебе об этом, не водил к целителям?
Он скривил губы:
– Наш воспитатель! Дура у нас редкая, а не воспитатель! И где только берут таких! Ей бы только глазки строить и своей личной жизнью заниматься, а на нас ей… да просто плевать! Мы в основном в ясли к ползункам ходим, носы им вытирать, вот этому она нас может научить. А понять, что от жизни нужно нормальному мужчине – до этого ей как до неба!
– А как её зовут?
– Досент Вант.
– М-м-м… Подруга Вимы да Боды?
– Да! Постоянно трындит с ней по комлинку!
– Ну, сама Вима – очень хороший боец. Насколько я помню…
Брук меня не слушал – он наконец-то нашёл, перед кем вылить скопившиеся помои.
– Их там четыре кумушки: наша Дося, Вима, Аэла и Клее. Я уже думал: ладно, пусть меня хоть тётка какая возьмёт в падаваны, это, говорят, даже определённые преимущества даёт. И что? Имея столько подруг, думаете, она хоть одного из нас к ним пристроила? Фигушки! Ей, наверное, установку такую на Совете дали: всех сплавить в Сельхозкорпус. Раз войны нет, зачем галактике воины?
– Может, и так, – дипломатично заметил я. – Но нипочём не поверю, что воспитательница не давала тебе упражнений на преодоление дискинезии жёлчных протоков.
– Разве это упражнения? – возмутился Брук. – Тошнота это и скукотища, а не упражнения! От них одних можно перейти на Тёмную сторону! Вот если бы она меня научила иголку сквозь стекло бросать или на одном пальце стоять, это я понимаю! А то сама ни в чём не петряет – а туда же, детей учит!
– Ну, и лентяй же ты, Брук, – покачал я головой. – Так ведь никогда не сможешь стоять на одном пальце, если будет песок! Перевесит, понимаешь? А скапливается он у тебя потому, что ты не умеешь давать настоящей воли своему гневу.
– А разве мидихлорианы сами не знают, как правильно всё внутри распределять?
– А на кой ляд им надрываться, если ты палец о палец не хочешь ударить, чтобы им помочь? Тогда и они тебе – «уж извини, дорогой». Ладно, попробуем что-нибудь сделать... Сейчас где-то около трёх часов ночи. Это время максимального напряжения печени. Мы с тобой сперва продышим печень твою, забитую разными глупостями, а потом я покажу, как надо использовать Силу в гневе.
Вспомнилось, как мастер Джинн рисовал круги прохождения энергии и помечал иероглифами оссу точки перетекания стихий друг в друга. И писал мне задания на каждый час дыхательных упражнений, и вместе мы повторяли вслух множество небольших стихотворений для лучшего запоминания правил работы с внутренними органами. «Почки – это страх, а жёлчный – это гнев, горечь – это радость и сердца разогрев. Селезёнка – сладкий, слюнки потекли, острая тоска и толстый пуп земли». Этим памяткам было много тысяч лет, и меньше всего тогда я ожидал, что когда-нибудь тоже передам их – и кому? Капризному кислому мальчишке, от которого – ясно же видно – толку не будет никакого.

[old-diplomat]

На этот раз я уж как следует подготовился к хорошей драке, и в первую очередь, разумеется, с ним. План у меня был просто гениальный и совершенно беспроигрышный – вырубить системы энергоснабжения и вбросить огненные кристаллы в один из энергетических узлов. При автоматическом тестировании должно было так жахнуть! – я эти системы знал, я же в курсе физики сдавал работу именно по ним. Ну, до фундамента Храм бы не развалило, но фейерверк должен был получиться забавный, этажей тридцать бы точно снесло, и ненавистные башни обязательно рухнули бы вниз!
Все же, как оказалось, в очень важном я просчитался. Провоцируя его на поединок, я не сомневался, что продолжаю оставаться для него Бытием. Главным событием в его жизни, неотменимым и несмываемым. Таким, каким в моей жизни был он.
Но между нами встал его новый ученик. Да, его Бытием уже был Оби-Ван Кеноби. А я – всего лишь Действием. Досадной помехой на его сияющем пути, ведущем прямиком в Жёлтое, в Свет Силы!
Проклятые, они называют это святостью!!
Не скажи я ему о кристаллах, он бы не дал мне уйти. Теперь его рука вполне поднималась на то, чтобы убить меня, и ещё как поднималась! «Но нет, – решил я, – не умру, пока не поквитаюсь с вами!»
Потому-то и не сработал мой план. Провалился. И Храм я не взорвал, и до вертекса не добрался, и мальчишку Чана потерял – убил его проклятый Кеноби... И мастер Джинн остался при своих интересах. Он свободно и спокойно перелицевал ткань своей судьбы так, будто меня никогда в ней не было, а я...
Я снова выпал в осадок.

[old-diplomat]

«Странник далеко от родины, и без денег, и без друзей».
Таков был итог моего дерзновенного предприятия.
И душа моя горела тёмно-фиолетовым пламенем.
Но я остался жив и на свободе. Это было самое важное. Значит – ещё не конец.
Далеко от родины и без друзей – к этому я был привычный, а вот без денег... Без денег было совсем худо.
«Осталось под занавес ограбить какой-нибудь банк, – мрачно подумал я. – Что-то совсем плохи твои дела, а, Ксанатос Крионойс Телосис?»
Буквально на последние гроши я позвонил в Ниерпорт Дине. Моё голографическое появление она встретила более чем прохладно. Ну, понятное дело, если все мои счета под арестом, а к лёгким деньгам привыкла... По-другому просто быть не могло. Всё же она была не дура (с дурой я бы связываться не стал) и, выплеснув на меня накопившуюся злость, выражения поменяла. Очень сухо сказала, чтобы я и носу не совал на планету, потому что меня ждут, и нет никакой гарантии, что и этот номер не прослушивается. Её уже дважды вызывали в качестве свидетеля по моему делу, нашу квартиру она продаёт, чтобы было на что кормить ребёнка, и вообще: «Ты парень неглупый, должен понимать, что между нами всё кончено, да никогда и не начиналось»
– Ладно, Дина-Умелые-Руки, – сказал я ей, проглотив горький комок, – живи, как знаешь. Но запомни: если какая-то падаль из твоих хахалей будет обижать моего сына, я и с того света вернусь. Ты меня правильно поняла?
Она нажала на кнопку отключения связи.
Звонить Воксу Чану бессмысленно: он первый побежит сдавать меня джедаям. Можно, конечно, наврать ему, что я вытащил его сына из Храма и жду материальной поддержки... Но когда правда выйдет наружу, больше с него я ничего не поимею. А я ведь хочу вернуться на Телос?
Да. Я очень хочу вернуться на Телос!
И я вернусь.

[old-diplomat]

Прежде всего, мне нужны были новые документы. Пораскинув мозгами, я решил отправиться на Татуин, где всегда можно отсидеться и приобрести «ксиву» хоть хейпского принца, хоть альдераанского нищего. Каким-нибудь хитрым (или наоборот – нехитрым) способом я смогу там поправить и своё материальное положение.
Значит, нужно было пробраться на корабль до любого порта в Чоммельском секторе, а там уже искать «попутной плазмы» – удобного случая угнать нечто более или менее быстроходное, что Сила пошлёт.
Как назло, ничего соответствующего моим целям в порту не появлялось уже двое суток. В ожидании подходящей посудины я укрылся в ангаре для приёмки грузов напротив служебного табло с расписанием вылетов. В тени контейнеров ни техники, ни дроиды меня не замечали, да они бы не заметили меня и на свету.
Вдруг завибрировал мой комлинк, звук которого я предусмотрительно отключил. Настроение было – мрачнее некуда, и это дрожание по бедру заставило меня вздрогнуть, как маленького. Появилось ощущение такой тоски – ну, хоть вешайся.
Кого же это принесло по мою душу? Вот сейчас включу, а на том конце передачи появится мастер Сайфо-Диас и скажет: «Ну, что, Ксанни, туши свет, сливай воду. Сам придёшь с повинной – или мне прислать за тобой в космопорт оркестр с музыкой?»
Я достал аппарат, чтобы посмотреть на номер. Незнакомый. Комлинк дёрнулся опять, и по экрану побежали буквы:
«Перезвоню через 15 минут. Хозяин действительности».
Наверное, шок от потрясения просто отрубил все мои чувства, потому что в аккурат на то место, где я стоял, кран уже спускал очередной грузовой контейнер, а я заметил это, только когда многотонная громадина оказалась уже чуть ли не впритирку к моей голове.

Безлюдное служебное помещение с надписью «Коллекторная» показалось мне вполне подходящим для беседы с неизвестным абонентом. (Опять коллекторная, а? Один и тот же знак в разных вариациях...) Когда первое потрясение прошло, я решил, что это шутки всё того же неизбежного казначея Ордена – он был мастер не только меча и бухучёта, но и таких подковырок. Хотя, пожалуй, даже для его плоского юмора это было уж чересчур – назваться ситхом.
Но отчаяние и усталость во мне были так велики, что я решил нажать кнопку связи. Хуже не будет. Хуже уже просто некуда.
Появившаяся голографическая тень не имела с мастером Сайфо-Диасом ничего общего. Это был...
Это был настоящий ситх!



Не отступник, порвавший с братством джедаев, как я, а подлинный мастер Тёмной стороны, получивший посвящение от своего учителя.
Откуда взялась у меня эта уверенность в первые же секунды появления его фигуры в чёрном плаще над раструбом передатчика?
Ниоткуда. Из Силы. Оттуда же, откуда пришёл он сам.
Лицо его было скрыто капюшоном, виднелся только белый подбородок и тонкогубый рот. Рот задвигался, бесцветно прошелестели слова:
– Приветствую вас, господин Телосис.
– Атаннатари, Дарт Сидиус.
Губы сложились в подобие улыбки:
– Приятно встретить образованного и понимающего брата. Чтобы не терять времени на выяснение отношений, сразу скажу, что готов помочь вам вернуться на Телос в качестве законного правителя в обмен на небольшую услугу с вашей стороны.
Я не раздумывал ни секунды. С таким союзником моё возвращение станет действительно триумфом! Вот только ухо с ним нужно держать востро... Нет, но подумать только – ситхи не исчезли! Вот это да!
– Какую же, милорд?
– Если я не ошибаюсь, вы принадлежите к школе «синей нитки»?
– Принадлежал.
Он снова одобрительно улыбнулся.
– Да, конечно, господин Телосис, простите мою бестактность. Судя по тому, какой переполох вы на днях устроили в Храме, навыков обращения со световым мечом вы вовсе не растеряли.
Надо же, он знает... Интересно – откуда?
– Не растерял, милорд.
– А какими техниками боя вы владеете?
– Всеми семью, – ответил я без ложной скромности.
– Любимый стиль, должно быть, «макаши»?
– «Джуйо» и «макаши джар-кай».
– О, даже так? И у вас при себе есть два световых меча?
Последний вопрос можно было принять за тонкую издёвку.
– Сейчас только один. Это имеет значение?
– Имеет в том смысле, что второй меч для вас я должен буду взять с собой. В качестве платы за мою помощь я прошу вас об уроках фехтования для моего ученика. Если вдруг ему придется столкнуться с нашими назойливыми служителями «мира и справедливости»…
Ай да дяденька, раскатал губу на всю галактику! Я удовлетворённо рассмеялся.
– Конечно, Дарт Сидиус. Как только я попаду на Телос в мою фамильную резиденцию, я с радостью приму в своём доме вас и вашего ученика как самых дорогих гостей. И сочту за честь поучиться у вас.
– Договорились. Сейчас идите к терминалу Дорн-5, через несколько минут к вам подойдёт человек и проводит вас на корабль.
– Я нахожусь в галактическом розыске, и мои документы…
– Какие пустяки, мой друг! Это дипломатический челнок, он не подлежит обычной процедуре проверки.
– Благодарю вас, милорд. Вероятно, ваш человек передаст мне и денежные средства, с помощью которых я смогу действовать на благо Телоса?
– Первый транш. Остальное будет зависеть от вашего мастерства.
– Это приятно слышать. В деле, которое зависит от меня, я всегда добиваюсь успеха.
– Хотелось бы верить. Правда, провал вашей безрассудной попытки взорвать Храм скорее свидетельствует об обратном. Но пустые разговоры сейчас не ко времени и не к месту. До скорой встречи, и да пребудет с вами Сила.
– И с вами, милорд.
Когда его изображение погасло, у меня словно гора с плеч упала. Вот и всё, мастер Джинн. Вот и всё, мастер Сайфо-Диас. Тушите свет, сливайте воду. Мечты сбываются! Пророчества – тоже.

[old-diplomat]

II.

– По матери пошел, по Анне Алексевне;
Покойница с ума сходила восемь раз.
– На свете дивные бывают приключенья!
В его лета с ума спрыгнул!
Чай, пил не по летам.
– О! верно...
– Без сомненья.
– Шампанское стаканами тянул!
– Бутылками-с, и пребольшими.
– Нет-с, бочками сороковыми!
– Ну вот! великая беда,
Что выпьет лишнее мужчина!
Ученье – вот чума, ученость – вот причина,
Что нынче пуще, чем когда,
Безумных развелось людей, и дел, и мнений.
— И впрямь с ума сойдешь от этих, от одних
От пансионов, школ, лицеев, как бишь их,
Да от ланкартачных взаимных обучений!
А. Грибоедов «Горе от ума»

Моё возвращение на родину и впрямь стало триумфальным. За полгода до часа «Черек» все средства массовой информации пространно и с разнообразными вариациями принялись рассказывать народу о том, что благодаря тонкостям моей дипломатии тиранический режим отца оказался не таким людоедским, каким мог быть без меня. Разумеется, благодаря моему беспримерному героизму и патриотизму и гражданская война тоже продлилась всего-то каких-нибудь пару лет, а не все десять. Передача «Неизвестные страницы недавней истории» занимала ведущие места в рейтингах. Пополнение казны из некоего Фонда содействия развитию регионов позволило запустить общенациональную лотерею, доходы от которой пошли на восстановление промышленности. Рейды против пиратов «Чёрного солнца», в которых я лично принимал участие, оживили торговлю во всём нашем секторе. Строительный бум, на котором я разрешил нагреть кое-какие полезные руки, тоже воспринимался как знак мирной жизни.
Ну, и хвала Силе, что воспринимался.
Вернувшись на Телос, я, само собой, поселился в отцовском дворце и зажил в своё удовольствие. Наслаждался я не столько властью – хотя и ею тоже – сколько изысканным комфортом родного дома и победой над судьбой.



Я с удовольствием восстанавливал по памяти интерьеры дворца, какими они были в моём детстве. Я пригласил в дом и старую прислугу, почти весь тот штат, который работал у отца. Мы вспоминали, что и где в каких залах и комнатах стояло. У лакея Кукоса оказалась на редкость ясная память, и я наградил его орденом «За заслуги перед Отечеством».
Премьер-министром Телоса стал Вокс Чан. Этим назначением я символически искупил свою вину за гибель его сына – и он эту плату принял. На словах я дал ему полный карт-бланш в экономической политике, но на деле постоянно проверял его счета и расходы, и вообще – держал его и его семейство в тонусе.
Конечно, пришлось много поработать, чтобы вытащить наше государство из финансовой трясины, в которой оно увязло по милости предыдущего правительства, состоявшего сплошь из бандитов и воров. Правда, я отдавал себе отчёт, что и нынешняя верхушка ничем не лучше, но это было моё правительство, и все они знали, что со мной шутки плохи. Достаточно было повесить десяток чиновников на главной площади, и коррупция в телоссийской экономике вошла в цивилизованное русло. Достаточно было отправить прежнего столичного губернатора и его прихвостней на орошение южных пустынь, как новый навёл в городе идеальный порядок. В общем, хорошо было у меня на Телосе!

[old-diplomat]

И само собой, я вызвонил Дину, чтобы сообщить, что снова оседлал ранкора своей судьбы, живу в богатстве и славе и хочу видеть сына. На тот случай, если бы она начала ломаться и набивать себе цену, я заготовил жёсткий ультиматум: ничто-де не мешает мне хоть сейчас забрать пацана в свою безраздельную собственность – ничто, кроме мысли о том, что с какой-никакой матерью, которая его любит, мальцу будет лучше, чем без оной. Но она не удивилась ни моему звонку, ни желанию видеть ребёнка. Как будто я выпал из её жизни на полчасика – и вот снова объявился.
К приезду сына я приказал пристроить к дворцовому зданию ещё один флигель. Когда моё условное семейство появилось на выходе из космопорта, мальчик оказался больше, чем я себе представлял. В точности по поговорке: чужие дети быстро растут. Было очень приятно, когда после слов Дины «это твой настоящий папа» он сразу обнял меня за шею. Я даже не ожидал, что это будет настолько приятно!
Второе удивление вызвало совсем другую окраску чувств. Оказывается, Дина вышла замуж за владельца бара «Бешеные скачки» (я хорошо помнил это заведение напротив её массажного салона), некоего Нака Туру, и была теперь госпожа Омега Тура, а «Бешеные скачки» – это, оказывается, уже целая сеть, включая казино, букмекерские конторы и прочее в том же духе. Соответственно, и благоверная господина Туры выглядела как гран-дама – ниерпортского разлива, естественно, но всё-таки.
Многое стало понятно: и то, что Грант с такой готовностью признал меня своим отцом, и то, что Дина не отказалась оставить его мне на попечение, и то, что он не отказался остаться. Правду говорят, жизнь с отчимом – не орехи ду.
Дина обещала приехать за сыном, как только он позвонит и попросится домой. Но она даже не спросила, как я жил всё это время, отчего у меня появилась первая морщина на лбу, что с моей рукой... Впрочем, мой дворец ей понравился, и мой вкус она похвалила.

Я старался общаться с сыном, как и мой отец со мной – пусть всего два-три раза в десять-двенадцать дней, но так, чтобы моё появление было для него настоящим праздником. Мне доставляло большое удовольствие не только играть с ним, но и учить его всяким полезным вещам: плавать, собирать рюкзак, группироваться при падении, метать дротики и, конечно же, работать руками. Я объяснил ему принцип устройства различных замков, научил прослушивать сейфы и подарил целый набор отмычек. А уж сколько мы с ним перерешали логических задач – ну, просто приятно мне было, что моя плоть и кровь не путает тёплое с квадратным, в точности как я в его возрасте. Ещё он любил рисовать, и я взял с него слово, что когда-нибудь он напишет мой большой парадный портрет.
Всё остальное время за ним присматривали нянька и гувернёр, которых мне порекомендовал министр культуры, человек страшной эрудиции и связей. Появились у мальчишки и своя компания – сын и дочь начальника дворцовой охраны и трое внуков Кукоса. Грант, в отличие от меня, был компанейский парень. «Что ж, пусть учится лидерству», – думал я, глядя, как дети играют в саду.
И ещё меня очень радовало, что мой сын не испытывал никаких возвышенных чувств по отношению к хвалёным «сынам Света». Ниерпортское общество не таково, чтобы вмешательство в местную жизнь со световыми мечами наперевес почиталось там за счастье.
Мальчик, конечно, очень скучал по матери, часто заговаривал о ней, при каждом удобном случае ей звонил, но в Ниерпорт не просился. Вернее, постоянно спрашивал, когда же мы поедем домой и зададим трёпку отчиму, на которого, по всей видимости, у него был огромный зуб – настоящий, не молочный. Сначала я пытался ему объяснить, что теперь его дом здесь, а вонючий дядька пусть себе сидит в своём вонючем клоповнике и дует своё вонючее пиво, пачкать об него руки – это ниже нашего достоинства. Но когда мой сын деловито спросил: «Может, мама его разлюбит и сама выгонит, и тогда мы приедем, да? Или ты не хочешь приезжать, потому что мама выгнала тебя ещё раньше? Или ты его тоже боишься?» – вот тут я сказал: «А поехали!»

[old-diplomat]

По иронии судьбы контора «Бешеных скачек» находилась в том же здании, целый этаж которого когда-то занимали мои «Дальние миры». Мы с Грантом миновали охрану внизу и так же беспрепятственно прошли в кабинет господина Туры, мимо вооружённых мордоворотов и дроидов. Означенный господин вёл голопереговоры с некими неуступчивыми контрагентами, и нецензурная брань плавала вместе с клубами дыма от пола до потолка.
– Действительно, дядька очень вонючий, – сказал я, одной рукой разгоняя дым перед лицом, а второй вышибая оконное стекло с помощью Силы, чтобы проветрить помещение. – Это он?
– Он! – со знакомой мстительностью сообщил мой шестилетний сын. – Убей его, папа!
– Я не отключаюсь, – бросил Тура в экран и встал, недоумённо-недовольно глядя на меня и на Гранта.
– Нет, приятель, ты именно отключаешься, – усмехнулся я и протянул руку в чёрной перчатке в его сторону. – И, похоже, что навсегда.
Хрустнули шейные позвонки. Ох, и здоровая же была туша у этого господина Туры... Из бывших вышибал, наверное.
В выпученных глазах владельца «Бешеных скачек» стояло восхитительное выражение боли и ужаса. Говорить он не мог, только что-то мычал сквозь кровавые слюни.
– Ну, что, сынок, пусть живёт или пусть подыхает, скотина?
– Пусть подыхает!
И господин Тура выплыл вместе с дымом в разбитое окно.

Сила подсказала мне, что Дину можно застать на террасе кафе «Чёрные и голубые» (в Ниерпорте вся публичная жизнь протекала, как правило, на террасах), и мы отправились туда на такси. И вправду, госпожа Тура сидела за столиком, тянула из соломинки какую-то жидкость цвета «вырви глаз» и трепалась с Номи Бисс и Широй Кусо. Я помнил их ещё по массажному салону. Время от времени вся компания взрывалась громким смехом.
Мы подошли к ним, как тот случай, который подкрадывается незаметно.
– Здравствуйте, девочки. Вы тут так хорошо сидите... Примете в компанию двух молодых людей?
– Красавчик Ксанни! Сколько световых лет! – завопили Номи и Шира, повскакивали с мест и полезли обниматься. Вежливо отмахнувшись от них, я придвинул себе стул. Грант шустро влез на колени к матери. Дина обняла мальчика, а Шира, сидевшая рядом, потрепала его по щеке. Этот похабный жест был у неё отработан до автоматизма применительно к мужчинам всех возрастов, и меня передёрнуло от гадливости. Появилась очень неприятная мысль: моему сыну неотвратимо суждено провести жизнь в подобных компаниях, потому что я – как и мой отец до меня – обрёк его на притяжение именно таких женщин. «Ну, уж нет, – поспешил я отогнать гнусное видение, – мой сын будет настоящим лордом и наследником Телоса!»
– Что ты здесь делаешь? – холодно осведомилась Дина, вскользь глядя на меня. Грант уже увлеченно ковырялся ложкой в её десерте. По моему приказу повара и воспитатели не баловали его сладким, и вот – дорвался. Мать пересадила его на свободный стул.



– И это вместо «здрасьте»! – усмехнулся я, принимая её недружелюбный взгляд. «Странное дело, – снова подумал я против воли, – на него даже в портах и гостиницах женщины обращали внимание достойно, даже самые распоследние. Конечно, в меру их представлений о чистоте, но всё-таки. А меня и в среде телоссийского бомонда – я уж молчу про Бендомир и Ниерпорт – находили исключительно продажные твари». И в первый раз тоже прицепилась девица известного пошиба, а не, скажем, Вима да Бода, Клее Рхара или, на худой конец, Досент Вант».
Хотя кто его знает... Может, они и строили мне глазки, да я же тогда смотрел только на зеркальную стену тренировочного зала...
– Дина уже не твоя, Ксанни, – заметила довольная Шира. Захотелось придушить и её за компанию с Наком.
– Да-да, я всё понимаю, моя хорошая, – продолжал я, обращаясь исключительно к матери моего сына. – Твоё любящее сердце сейчас разрывается от горя, не иначе. Предчувствие, тоска, оплакивание любимого на расстоянии и прочие сантименты. Мы тут тоже случайно узнали, что твой драгоценный супруг приказал долго жить, и сочли своим долгом поддержать тебя морально.
– В лепёшку! – подтвердил Грант, отрываясь от десерта и с вызовом глядя на мать.
– Хотя, – хмыкнул я снова, – судя по запудренному фингалу под глазом, семейная жизнь не была для тебя такой уж приятной. Так может, и плакать не будем, а наоборот – отметим все вместе твою свободу? Богатая вдова – это, думаю, просто предел твоих мечтаний, а, лапуля?
И тут затрещал её комлинк.
Номи и Шира переглянулись и сочли за лучшее оставить нас, так сказать, во благовременье. Дина, не поднимая глаз, молча выслушала доклад абонента и сказала только «Спасибо, я поняла». Потом, по-прежнему не глядя на меня, она быстро набрала другой номер. За это время я успел заказать себе коктейль.
– Зар, Нака убили, – сказала она какому-то новому хмырю. – Нет, не дома. Не знаю, но очень на тебя рассчитываю... Думаю, без завещания. Полиция уже у него в офисе. Понятия не имею, у него было много врагов...
Потом уже сыну, всё тем же сухим деловым тоном:
– Грант, выйди на улицу, взрослым надо поговорить.
Я дал ему несколько кредиток и показал на павильон с игральными автоматами, но, к моему удивлению, он отказался.
– Побуду с вами, – сказал он и встал за креслом Дины.
У меня снова сжалось сердце от ощущения чего-то непоправимого. Боится, как бы с матерью не случилось то же, что и с отчимом, и решил защищать её.
– Сынок, ну что ты, я люблю маму и не причиню ей никакого вреда. Пойди, поиграй.
В конце концов, нам совместными усилиями удалось отправить его к стрелялкам и бродилкам, но он и не думал играть, а наблюдал за нами. Было трудно выдержать его взгляд.
– Зачем ты сюда явился? – наконец прошипела Дина сквозь зубы, кусая пальцы и размазывая косметику по лицу. – Ты же в розыске! Несчастье, вот несчастье... С минуты на минуту здесь может появиться полиция! Чем тебе помешал Нак? И что тебе ещё от меня нужно, придурок?!
– Вижу, его смерть и в самом деле не шибко тебя угнетает. Только вопросы собственности. Но, знаешь, даже удивительно, как ты могла выбрать такого неаппетитного субъекта... Или эти его бары-растабары действительно приносили хороший доход? Надеюсь, он, по крайней мере, не заставлял тебя подрабатывать в своём борделе?
– Какое вообще твоё дело?! У меня был мужик, за которым я была как за каменной стеной, понимаешь ты или нет?! Что я теперь буду делать с его кредиторами?! На какие шиши мы будем жить?! Что за проклятый день... и проклятый день, когда я встретила тебя, обормот!
– Ну-ну, не будем драматизировать ситуацию, – примирительно сказал я. – Не слишком-то крепкой была эта стена. Вы были плохой парой, Дина. И мне не понравилось, что он обижал моего сына. Я тебя предупреждал.
– Да что ты вообще смыслишь в семейной жизни?! – взвизгнула она так, что больно резануло по ушам. – Из тебя-то самого какой мужчина, какой отец?! Ты же сопливый маменькин сынок, волшебник-недоучка, недоджедай-недоситх!
Взгляд сына, который я чувствовал кожей, помог мне сдержаться. Я взял её комлинк и вызвал последний номер.
– Привет, Зар – сказал я, одной рукой держа аппарат, а второй крепко обхватив женщину за плечи, чтобы она не дёргалась. Она и не дёргалась, зная мою силу; Гранту было видно, что я её обнял, его лицо стало не таким напряжённым. – Я не знаю, кто ты и что ты – и, честно говоря, не горю желанием узнавать. Но запомни сам и скажи всем, кому это может пригодиться: если с головы Дины упадёт хоть волос, или капитал Нака уйдёт в чужие руки, а она останется без гроша, все ребята повторят его скорбный полёт в окошко. Или как бы чего не похуже. Кто говорит? Ксанатос. Да-да, ты правильно понял. Кстати, я ничего не имею против, если ты будешь управляющим «Бешеных скачек» на хорошем жалованье, и даже можешь брать процент, но чтобы с Диной было всё в порядке. Ну, давай обсудим. Нет, не боюсь. Ну, приезжай, пообщаемся.
– Это мой брат, – сказала Дина более спокойно, когда я выключил комлинк. – Он... в общем, он работал... Далеко. И вот вернулся.
– На Кесселе, наверное? – иронично спросил я, продолжая удерживать её.
– Не надо вам встречаться. Не лезь, куда тебя не просят. Уезжай скорее... и, пожалуйста, больше не появляйся здесь. Я со всем разберусь сама.
Но это были уже обычные формулы местной вежливости. После десяти минут общения она обмякла и даже потрепала меня по щеке. Тогда Грант подошёл к нам и потыкался в плечо Дины.
Да, у моего сына была не самая лучшая мать, но уж однозначно получше, чем у меня. За это ей можно было многое простить.
Когда появились местные силы правопорядка, я не только не бросил Дину одну, но и изобразил друга семьи, и даже – Великая Сила! – помог ей избавиться от трупа, то есть поучаствовал в организации похорон. Хорошая всё-таки штука – майнд-трик.
Вместе с её зверообразным Заром мы обсудили вопросы управления наследством покойника. Так у меня на этой планете снова появился бизнес. Можно сказать, семейный бизнес. «Всегда надо брать то, что плохо лежит», – это была любимая поговорка моего отца.
Потом мы с Грантом снова вернулись на Телос. На этот раз Дина отпустила сына очень неохотно (логику её отношения к жизни я даже не пытался понять, это было бесполезно), и только желание мальчишки жить со мной перевесило. А я спешил поскорее вернуться домой, потому что мой кабинет министров без присмотра нельзя было оставлять ни на минуту.

[old-diplomat]

Конечно, я получил восхищение сына по всем статьям. Я был самый сильный, самый умный, самый богатый, не бросил его маму в беде... (Как бы я сам хотел снова стать маленьким, и чтобы отец приласкал меня, и чтобы джедайского Храма вообще не было на свете!) Но дел за время ниерпортского вояжа у меня накопилось просто невпроворот, и не только связанных с политикой, но и чисто деловых. Поскольку мои «Дальние Миры» могли осуществлять финансовые операции исключительно в юрисдикции Телоса, для выхода на рынки Республики я создал через подставных лиц новую корпорацию – «ЮниФай». Сейчас это был главный источник моего дохода, и работа с её активами отнимала у меня много времени и сил.
И вот стоило мне отвлечься на семейные проблемы, как какие-то недобитые экологические экстремисты провели на «ЮниФай» хакерскую атаку и выложили в голонет перечень моих контрактов с Техносоюзом. Пришлось не одни сутки провести в офисе, чтобы разгрести проблему, да ещё выписать с Корусканта консультантов по связям с общественностью, которые помогли погасить скандал. Для этого они раздули другой, но тот уже не по делу, а просто гламурный бред, который так любят обсасывать обыватели. То якобы меня видели в стрип-баре в компании тамошних работниц, на других видеоматериалах я был сильно нетрезв (изобразить это не составило труда, но дорого бы я дал за то, чтобы иметь возможность в действительности хоть раз так отключиться!). Ещё одно информационное агентство целый месяц помещало на первом экране прайс-лист моего гардероба, особенно подчёркивалось наличие в нём белья от известного альдераанского кутюрье... Сначала я не верил – неужели это, а не финансирование больниц и культурных центров может поправить мой имидж. Но акулы пиар-технологий убедили меня, что они лучше разбираются в своем ремесле, и немалые гонорары, в принципе, отработали честно. О контрактах в прессе больше не заикались, обсуждали только цвет моих глаз, форму пупка, наряды гостей на дне моего рождения и женщин, с которыми я хоть раз появлялся на публике.
Даже после того, как корусканские консультанты вернулись в Столицу пропивать мои деньги, наши голонет-газеты не прекращали следить за моей одеждой, причёской и разными интимными подробностями. Они так увлеклись наполнением Сети соответствующими изображениями (и откуда только они их добывали?!), что я начал получать сообщения одно курьёзнее другого. Во-первых, тот самый альдераанский кутюрье настойчиво зазывал меня на показы его тряпок. Во-вторых, руководители концерна по производству люксовой деревянной мебели с Фелуции буквально умоляли прилечь на их кровати и диваны для нового каталога (у них там здорово выросли продажи после одного видеоролика, и эти идиоты решили, что глава Телоссийского Государства опустится до рекламы; они бы мне ещё пиццу предложили рекламировать!). В-третьих, корускантский канал «Модницы и модники» вцепился в службу протокола, как эндорский клещ, с просьбой об интервью в интерьере моей черепаховой каминной. Ещё чего не хватало! В мой дом я в принципе не пускал посторонних. Единственным местом, где допускалось присутствие чужих людей, было специальное рабочее помещение, где я общался с членами правительства; даже гостей я принимал только в нескольких залах. Женщины исключительной красоты могли видеть мою спальню.
Тем неприятнее мне было узнать, что какой-то придурочный фотограф, оказывается, целый год снимал меня прямо как настоящий снайпер, с разных крыш и летательных аппаратов (а одну свою фотосессию и вовсе сделал с памятника солдатам Гиперпространственной войны, с которого, оказывается, идеально просматривался мой кабинет, столовая и спальня). Он подготовил внушительный альбом, в котором, как писал, «не хватает только снимков с балов-маскарадов, о которых я премного наслышан как о вашем любимом развлечении». Нельзя ли, мол, посетить хотя бы одно такое мероприятие. Да, сейчас! Мало мне болтливой прислуги, которая разносит сплетни одну хуже другой! Мало мне появившейся на ровном месте проблемы с губернатором Тани Энтой Рамодом, который затаил на меня злобу из-за своей внучатой племянницы!
Пришлось всё-таки заняться финансированием больниц и музеев, чтобы народ перестал считать количество штанов у меня в гардеробной. Наверное, обывателям трудно понять, что для человека, восемь лет носившего джедайскую робу, любовь к разнообразию в одежде извинительна.
И вот, когда всё в жизни устроилось, казалось бы, наилучшим образом, судьба снова подставила мне подножку.

[old-diplomat]

Весь первый месяц жизни на Телосе в статусе главы государства я постоянно ожидал звонка от моего тайного благодетеля. Во-первых, долг платежом красен (особенно перед «красной ниткой»), а во-вторых, к возможной встрече с ситхом нельзя относиться легкомысленно. Я позаимствовал из Танианского музея геологии великолепный звёздчатый корунд и сделал себе второй меч. Я вставал с рассветом и посвящал время совершенствованию своего боевого мастерства так, что иной раз доходил до пределов возможностей тела – и тогда буквально по вкусу слюны чувствовал, как время работает на меня, а значит, против моего бывшего учителя. В том, что наши пути когда-нибудь обязательно пересекутся снова, я не сомневался.

[old-diplomat]

Но проходили неделя за неделей, потом месяц, потом второй, а призрак Хозяина действительности так и не являлся. Иногда у меня даже закрадывалась мысль, не приснилось ли мне происшествие в корускантском порту? Быть может, на самом деле я угнал корабль с ценным грузом, но пребывание в трансе исказило мою память? Или ещё одна вероятность: джедаи учуяли ситха в Силе и уничтожили. Такой поворот событий был вполне вероятен. В конце концов, первейший долг наших «защитников мира и справедливости» перед обществом – гарантировать галактику от мидихлориановых отщепенцев. Если это так (а Дарт Сидиус – однозначно не тот человек, которого хочется видеть второй раз), то я совершил самую удачную сделку в моей жизни! Предоплатой воспользовался целиком, а вот оказать оплаченную услугу – некому. Ну, не молодец ли я? Обыграть ситха на его же поле, в невидимых и невероятных!
Затянувшееся ожидание переросло в уверенность, что Дарт Сидиус канул с концами. И я несколько расслабился, снова позволяя себе то бокал-другой какого-нибудь бодрящего коктейля, то часок-другой за кальяном в обществе лучших людей Телоса, а иной раз и «дурь», и не в виде таблетки под язык, а в виде ароматической палочки. В общем, виноват. Но я и в самом деле так много работал, иногда сутками напролёт, что заслуживал хотя бы небольшого отдыха, не правда ли?
Вокс Чан даже выговаривал мне за увлечение кальяном – так сказать, на правах друга покойного отца. Старик отказывался верить, что с моим гематоэнцефалическим барьером «заторчать» по полной программе ни от одного наркотика попросту невозможно, и для меня это совершенно невинное баловство, не более того. Когда же он начал проедать мне печень, что я слишком много пью, пришлось не только прочитать ему лекцию о биохимии мидихлорианового организма, но и показать опыты. Во-первых, я выпил при нём двухлитровую бутыль абсента – как воду, из горлышка, а когда он сказал, что это глупый розыгрыш, я велел принести бутылку ацетона, дал ему понюхать жидкость и выпил её тоже, вдогонку к абсенту. Удовольствие, конечно, то ещё, но чего не сделаешь ради восстановления репутации в глазах нужного человека; к счастью, мои мидики были способны нейтрализовать и не такое.
Правда, были ещё балы-маскарады с девицами, и тут Чан тоже пытался меня поучать. Его сентенции были полностью предсказуемы:
– Вы, милостивый государь, этак можете нарваться на большие неприятности, это я вам говорю как старый человек с жизненным опытом. Стыдно! Какой пример вы подаёте своему сыну? Если уж так невмоготу, закажите себе куклу. Или женитесь – это тоже вариант. Пора бы вам как-то определиться с семьёй, тем более, что сейчас есть столько выгодных партий. Ваш батюшка, скажу откровенно, уж такой был ходок, а как вступил в законный брак, стал примерным семьянином.
После этой фразы брови у меня поползли вверх от искреннего удивления.
Я постарался от него отбиться, заметив, что, судя по возрасту его детей, сам он жениться не спешил, но Чан (постоянно апеллируя к своему жизненному опыту – как он мне с ним надоел!) начал ныть, что теперь жалеет, как беспутно провёл молодость. Вот повезло же мне на этих обладателей ценного опыта! Мастер Дуку, бывало, тоже ссылался на свой богатый жизненный опыт, когда рассказывал, как нужно абстрагироваться от тех или иных эмоций – но тот хоть по делу, его советы действительно были полезны.
Но настырный дедок Чан не верил, что женщины для меня неопасны. Как я ни уверял его, что моё сердце закрыто от любых привязанностей, сопряжённых с полом, он долдонил, что какая-нибудь профурсетка обязательно доведёт меня до потери пульса и растраты государственной казны. Просто нужно ещё немного пожить так, как я живу – и она пренепременно появится. И наложит жадную лапу с острыми накрашенными когтями на моё богатство. Я уже склонялся к выводу, что старикану просто хочется поговорить о своих былых победах, но перед другими слушателями он стесняется. «Как сейчас помню, в последний раз двадцать пять лет назад...» – ну можно ли такое вынести без бутылки абсента? При каждом разговоре с ним!
– Успокойтесь, господин Чан, над моим сердцем ни одна не получит власти. Сама Сила даёт мне ни с чем не сравнимое наслаждение – зачем ещё какие-то суррогаты? – холодно говорил я, подписывая (или не подписывая) распоряжения правительства, которые он мне подносил – и ещё читал морали, сукин сын! При таких-то документах! – Просто я люблю отдохнуть в обществе, эстетически приятном для глаза, ну что тут плохого?
– Обществом, приятным для вашего глаза, вы наживаете себе непримиримых врагов! – гундосил Чан. – Дочь Азимуса и невеста его сына, внучка Тогоса, внучка Чора, а в особенности – внучатая племянница Энты Рамода... Я уже не говорю о том, что вы споили обоих сыновей Чора, а племянник Азимуса стал законченным наркоманом. Вашими выходками и бесчинствами на так называемых «праздниках для молодёжи» вы настроили против себя самых преданных сторонников вашего отца – и зачем? Где элементарный здравый смысл?
– Господин Чан, поменьше читайте бульварную прессу. В конце концов, господин Азимус и прочие господа могут подать в отставку, если им так оскорбительно моё общество. И посвятить свободное время воспитанию внуков и внучек. Я не виноват в том, что их отпрыски выросли совершенно без тормозов. Ещё раз сообщаю вам, что вообще не нуждаюсь в присутствии женщин в моей жизни – и попрошу вас никогда больше не говорить со мной на эту тему. А свои мемуары надиктовывайте, пожалуйста, дроиду-секретарю.
Но тут, конечно, я лукавил. Чтобы мидихлорианы пропустили в мой мозг хоть немного специфических алкалоидных веществ, я сбивал их с толку с помощью анаболиков собственного организма. Поэтому если уж я хотел улететь подальше от проблем, то устраивал кальянные вечеринки со стриптизом или маскарады для «золотой молодёжи», где галлюциногенный дым стоял стеной в прямом смысле.
Хотя, конечно, я прекрасно понимал, что никакое трение скольжения или наркотические провалы в тартарары не отведут от меня главную проблему жизни, которую, помнится, мастер Дуку формулировал так: «Судьба приходит за своими дарами».
Зачем-то мне были даны эти дары. Не для того же, чтобы я пил ацетон перед вытаращившимся Чаном или доставлял душевные страдания государственным мужам и их близким родственницам.
Ведь я вроде бы жил, как хотел – почему же я не чувствовал себя ни счастливым, ни полным? Потому, что не исполнил клятвы, данной после смерти отца – и мастер Джинн всё ещё жил на свете? Или потому что, как какой-нибудь дурацкий стальной болт, был заточен самой Силой под другую жизнь – и с такой нарезкой не лез ни в одну гайку обыденности? Или потому что Дина не захотела пойти за мной не то что на край света, но даже в рай моего дворца?
Однажды, когда мы с ней общались по комлинку по поводу её возможного приезда (сын мне все уши прожужжал насчёт того, чтобы мама жила с нами), она сказала: «Ксанни, ты меня, конечно, извини, но у тебя там всё ненастоящее. Ненастоящая власть, ненастоящее богатство, ненастоящее уважение. Сегодня есть, завтра нет. И я не хочу ненароком попасть в это «завтра». Мне очень страшно за Гранта, но тут я ничего поделать не могу, сама виновата, что у моего сына такой отец. И твоим врагом я тоже быть не хочу, слишком опасно. Лучше я здесь подстелю соломку, когда у тебя там закончится лафа, и все твои дворцы пойдут прахом. Чтобы у мальчика было обеспеченное будущее. Согласись, это разумно».
Казалось бы, ну чем меня могло задеть брюзжание стареющей бабы, которая не должна была вообще оставить хоть сколько-нибудь заметного следа в моей жизни? Между тем, задевало, – главным образом, тем, что интуиция мне подсказывала: с трезвым расчётом у неё всё в порядке, им она сильна не меньше, чем я Силой. Что же это получается, с её-то нюхом на выгоду – и обходит мою благоустроенную жизнь десятой дорогой, вместо того чтобы ломиться в неё, требовать части имущества, привилегий, законного брака наконец! Я даже где-то начинал понимать отца. Понимать, почему ему хотелось сломить волю моей матери, которая, по логике, должна была принадлежать ему, но не принадлежала.
Такая параллель с судьбой отца мне очень не нравилась. «Невероятно, чтобы какая-то портовая шлюха так тебя зацепила, Ксан! – говорил я себе. – Почему ты всё время думаешь об этой подстилке? Что ты к ней прицепился?» Но глядя в серые глаза сына – в её глаза, я вспоминал, как мы познакомились, как она восхищалась моим телом и называла меня маленьким эопи, как мне были приятно её участие, её понимающее молчание и ласки – и недоумевал, что во мне было не так, что её не устраивало? Почему она с такой лёгкостью отвернулась от меня? Ну, да, я был младше – но разве это не должно было ей льстить? Конечно, предательство и продажность бабья – это аксиома, но ведь я был богат, почему же она отказывалась даже от моих денег? Временами я ненавидел её почти так же, как мастера Джинна. Да что говорить о Дине, когда раз за разом предательство по отношению ко мне совершала сама Жизнь! Чтобы добывать ощущение счастья, нужно было постоянно обманывать проклятую судьбу, изворачиваться и буквально выгрызать у бытия ощущение полноты. Это за полнотой я ходил в эфирные края ночных развлечений, далёких от образцов добродетели, а не находя её, вымещал свою злость на всех, кто подворачивался под руку.
Обман или насилие – я шёл по жизни в этих двух стенах коридора с ощущением, что стены сжимаются с каждым моим вдохом. От этого можно было сойти с ума. Да, я всё время должен был кого-то обманывать или принуждать: учителя, мидихлориан, правительство, женщин, свой народ, свою судьбу. Где же, в чём же обрести свободу, которой я так жаждал?
При всём при этом я жадно любил жизнь – так, как может любить её приговорённый к смерти. Я любил жизнь, а она меня нет – почему, почему?

[old-diplomat]

Но однажды утром, когда я проснулся – признаюсь, с несколько тяжёлой головой после вчерашнего приёма – и, выбравшись из постели, подошёл к окну, меня окликнул некий голос.
Что было утро – тут, пожалуй, я промахнулся, за окном буйствовал ослепительный солнечный день. Оглянувшись на голос, назвавший меня по имени, я не сразу заметил тёмную фигуру в глубине спальни. А заметив, прикрылся жёлтой шторой – и уже не мог оторвать глаз от чёрной дыры, которая нежданно-негаданно (и совершенно некстати) вспухла прямо посреди моей спальни.
Дарт Сидиус – Хозяин действительности, человек среднего роста в чёрном плаще, – уже вышел на середину комнаты, откинул капюшон и одарил меня улыбкой бесцветных губ. Верхняя половина его лица была закрыта зеленоватой маской. Из-за меловой бледности подбородка (видимая часть была похожа на накрахмаленное лицо тряпичной куклы) казалось, что под одной маской находится вторая.
– Уважаемый господин Телосис, я прошу прощения за это недопустимое вторжение в ваши интимные апартаменты, которое я себе позволил, – он оглянулся на кровать и деликатно покашлял; его блекло-рыжие кудрявые волосы сзади оказались связаны в тугой пучок и закреплены шпилькой. – Но, может быть, меня извинит то, что я уже одиннадцатый день пытаюсь застать вас в… м-мнэ… приемлемой физической форме. Однако… У меня даже закралась мысль, что надо вам как-то помочь, иначе я рискую не получить свою плату за оказанную услугу. Согласитесь, это было бы досадно.
– Извините, я п-переоденусь, – запнулся я. С выражением на своей физиономии (я видел своё отражение в зеркальной стене) я тоже справился после некоторого рывка, так что мой гость снова благодушно улыбнулся и снисходительно кивнул:
– И м-может быть, распорядиться насчёт завтрака? – хрипловато продолжил я. – Надеюсь, вы окажете мне честь и раздели…
– Нет-нет, храни вас Сила, ни о каком наполнении вашего желудка и речи быть не может! Стакан минеральной воды с аскорбиновой кислотой и биодобавками – и не более того. Также настоятельно рекомендую вам принять ледяную ванну. Я там уже всё приготовил, – он кивнул на белую дверь с ауродиевой инкрустацией, в тон шторам. – Воду, лёд, кислоту.
«Хорошо, хоть не клизму», – подумал я, по-прежнему стоя за занавеской.
Моя гардеробная была за дверью. Если бы я в точности знал, что там и где, можно было бы достать одежду с помощью Силы. Но, представив себе, как нелепо и унизительно будут выглядеть плывущие по воздуху детали костюма (не менее унизительно, чем пробежка голышом перед этим типом), я ограничился тем, что снял штору с крючков и завернулся в неё, как в плащ для торжественных приёмов.
– Позвольте, я провожу вас в мой частный музей, – сказал я, пытаясь придать голосу должную твёрдость и приветливость. – Там вы можете посмотреть собрание старинных часов, которое, возможно, вас заинтересует а я пока быстро приведу себя в порядок.
– Буду благодарен, – коротко кивнул он.
Путаясь в шторе, я отвёл его через коридор в овальный зал с драгоценными деревянными панелями, а сам вернулся в спальню, бросил на пол жёлтую ткань и поспешил в ванную.
Ситх в самом деле наполнил мой великолепный мраморный бассейн льдом. Что же это получается: он перемещался по моему дому, пустил в бассейн воду, потом с помощью Силы понизил её температуру до точки замерзания – а я дрых и даже не пошевелился!
От стыда мне хотелось куда-нибудь провалиться.
На передвижном столике, на подносе, и вправду стоял наполненный водой стакан тонкого стекла с моей монограммой, а рядом с ним на блюдце лежала крупная желтоватая таблетка.
«Я уже всё приготовил: воду, лёд, кислоту» – услышал я снова его голос в своей душе. Было так жутко, что хотелось вылезти через слуховое окно буквально в чём мать родила.
Но, конечно, ни через какое окно я никуда не полез, а выпил ситхской воды, положил таблетку под язык и бултыхнулся в ледяное крошево.

В гардеробной я не сразу нашёл чёрное трико, в котором обычно занимался. (Эх, когда это было в последний раз? на прошлой неделе? или месяц назад? когда показывал сыну упражнения с палками?) Однако, как это ни банально звучит, всё на свете кончается. Кончились и мои приготовления, и я поспешил в свою кунсткамеру.
Когда я вошёл, он с любопытством рассматривал мои фамильные портреты.
– Извините, что заставил вас ждать, милорд, – поклонился ему я. – Прошу вот сюда, по этой лестнице в тренировочный зал. Насколько я помню, вы просили давать уроки вашему ученику... Вы сегодня не взяли его с собой?
– Почему же не взял? Разве вы не видите? Вот он, познакомьтесь. Мой ученик Дарт Мол.
Тень за его спиной уплотнилась и отделилась от хозяина. Передо мной оказался мальчик забракской расы лет тринадцати-четырнадцати. Он откинул капюшон и приветствовал меня кивком, не разомкнув губ. Его абсолютно лысый череп с бугорками подростковых рожек, шрамы на лице и желтоватые глаза произвёли на меня достаточно сильное впечатление. Похоже, что от физиологии забраков там уже мало что осталось. Как и в его учителе – от человека.
Забрачонок зыркнул на меня без какого-либо намёка на вежливость.
– Ты здорово умеешь прятаться в Силе, – сказал я пацану, чтобы разогнать жуткую тишину.
Он утвердительно моргнул.

[old-diplomat]

Итак, я шёл впереди, а за мной двигались существа, страшнее которых не бывает во вселенной. Хотя их-то и существами было, пожалуй, не назвать. Старший из них полагал, что благодаря ситхской алхимии трансформировал себя в Сущего, а младший вынужден был до поры до времени с этим соглашаться.
И всегда двое их – учитель и ученик.
А вот каким боком стою к этому всему я? И каким боком мне всё это выйдет...
Ладно. Не будем умирать раньше смерти.
– Для начала прогреемся, – заговорил я с забрачонком теми словами, которыми когда-то говорил Тиррен, когда занимался со мной вместо мастера Джинна.
Ситхов мальчишка кивнул, снял плащ, отнёс его в тот угол зала, где расположился Дарт Сидиус, и вернулся ко мне. На нём была плотная туника и мешковатые штаны, а на поясе болталась непропорционально длинная рукоять меча.
«Да это же двуклинковый меч Экзара Кана!» – понял я вдруг. И снова вернулось ощущение жути и желания проснуться где-нибудь... подальше отсюда.
– Ты так тепло одет, не вспотеешь? – спросил я.
– Пар костей не ломит, – подал голос его учитель. – Тем более, вы же сами сказали: нужно разогреться.
Мы побегали по залу, попрыгали со скакалкой и походили на руках. Жутенький ребёнок не проронил ни звука. Так же молча он выполнил вслед за мной несколько упражнений на растяжку. Время от времени я бросал короткий взгляд на Владыку. Он неподвижно сидел на полу, никак не комментируя наши действия.
– Ты знаешь семьдесят два движения? – спросил я и получил в ответ всё тот же безмолвный кивок. – А пятьдесят четыре шага?
Снова кивок. То ли в их традиции младший вообще лишён права голоса, то ли он немой. Ну, ладно. Не моё дело.
Нет, всё-таки интересно...
– И давай ещё язык потяни, чтобы сохранить бодрость на протяжении боя.
Он послушно кивнул, коротко вздохнул, пошевелил нижней челюстью.
Язык у него – был! И это мне пришлось свою челюсть придержать, чтобы она не отвисла, когда он медленно вытянул свой тёмно-красный рычаг баланса жидкостей и дотянул его до переносицы, а потом так же неспешно уложил на место.
«М-да, тут наша традиция работы с телом явно расходится с их», – подумал я, но тут же одёрнул себя. Какая она мне «наша»? Плевать я хотел на джедаев и их традицию!
Тем не менее, опять пришлось говорить словами Тиррена:
– Ну, а теперь танцы. Сначала ката, а потом спарринг. Начнём, пожалуй, с ката макаши. Ты знаешь оссу?
– Он знает и оссу, и ката макаши, – донеслось из тёмного угла, – поэтому можете сразу переходить к спаррингу.
Я отстегнул свой меч от пояса и включил его. Мальчишка синхронно повторил моё движение, активировав только один ярко-красный клинок.
И вот тут он заговорил. Языком тела, разумеется, – рот у него по-прежнему был на замке. Но он сказал всё: и какой он быстрый, и какой он ловкий и внимательный, и как ярко горит в нём Огонь, и как он рад возможности показать своё умение. И что вся его жизнь, по большому счёту, – это только то время, пока горит его красный клинок.
Он постоянно использовал горизонталь и горизонтальные перемещения, чтобы по максимуму выжать все преимущества своего малого, по сравнению с моим, роста. Я снова вспомнил Тиррена. Во время нашего первого спарринга между нами была примерно такая же разница, как между этим мальчишкой и мной сейчас. Мол был одарён и хорошо подготовлен для своего возраста, но мне не соперник.
Однако его готовили совсем по-другому – это тоже было хорошо видно; а я-то ещё жаловался, что меня джедаи умыкнули. Страшно представить, что бы это была за жизнь, если бы за мной пришёл не мастер Джинн, а тот, замаскированный...
– Я в вас не ошибся, господин Телосис, – одобрительно улыбнулся Дарт Сидиус, когда тренировка была окончена. – Физически вы настоящий ауродиевый рудник. М-мнэ... неисчерпаемое месторождение. Жаль только, что вы так расточительно относитесь к вашему богатству, ну, да это дело хозяйское. Ждите нас где-то через дней десять-пятнадцать. За это время мы поработаем над вашими уроками и покажем, как мы выучили их.
Когда они ушли («Не извольте беспокоиться и провожать нас, мы уже отлично ориентируемся в вашем великолепном дворце и найдём выход сами»), я ещё долго сидел в одиночестве, опустошённый и несчастный. Проклятые джедаи! Ситхи запросто разгуливают по галактике, а наши хвалёные защитники мира и справедливости упражняются в оригами и рисуют красивые открытки с «ос шудай»!

[old-diplomat]

«Мне не нужно ничьей милости – ни от Создателя, ни от людей, если предположить, что люди на неё способны. Но и от меня милости не ждите».
Это изречение мастера Ксендора, которое в Храме служило предметом постоянных осуждающих комментариев, первым пришло мне в голову, когда гости в чёрном снова появились в моём доме. Они вели себя так, как будто были твёрдо уверены: я прямо-таки обязан стелиться перед ними ковриком. Будто они хозяева, а я слуга на жалованье. Хотя, казалось бы, всё было очень вежливо, чинно и благородно.
Появились они у меня не через десять дней, а почти через месяц, и на этот раз я встретил их в отличной форме. Само собой, я выкинул кальяны, разогнал гнусный гарем, не ложился позже десяти и не вставал позже пяти, хорошо заработал на распродаже коллекционных вин, а главное – чувствовал себя таким же сильным и способным на всё, как в то время, когда был жив мой отец.
Только через пять занятий мне удалось разговорить обоих ситхов. Ну, младшего – скорее условно. Когда мы с ним прыгали с мечами, я мысленно послал ему вопрос: «Такого учителя, как твой, наверное, и врагу не пожелаешь, правда? Не хочешь освободиться от него? Я бы тебе помог». Он не ответил ни словами, ни мыслеобразами, но при этом сложил губы в такую гримасу, что стало понятно: «Не советую даже думать».
Дарт Сидиус уже не сидел истуканом, а очень деятельно вертел свой электронный блокнот и постоянно общался с кем-то по комлинку. Видимо, не так-то просто удавалось ему выкраивать время на визиты ко мне. Кем он был в жизни без маски? Лидером мафиозного клана? Частным предпринимателем с элементами политики или политиком с элементами бизнеса, вроде меня? Безусловно – деятельным и влиятельным субъектом. Единственное, что я знал о нём наверняка, так это то, что он фиолетово-чёрный. В этом мы с ним были на одной длине волны, подлинными братьями-в-Силе.
«Ну, как знаешь, – снова подумал я, глядя забрачонку в глаза. – Моё дело – предложить, твоё дело – отказаться».
И вдруг я услышал его голос. Самый обычный, мальчишеский:
– О мёртвых либо хорошо, либо ничего. Знаете такую поговорку?
Это были единственные слова, которые я услышал от него ушами.

Разговор со старшим состоялся за столом, за который я всё-таки усадил его, чтобы он «почтил меня беседой». Основным блюдом были паровые котлетки из наших знаменитых озёрных водорослей, богатых микроэлементами. Эти же водоросли в различных видах были представлены в салатах. Из графинчика я расплескал отнюдь не коррелианское виски, а целебный сок кактуса до-до – по трём бокалам.
Но Дарт Сидиус не позволил своему ученику сесть с нами и выпить даже стакан воды, объяснив, что пацан как раз сейчас учится технике «со-соро» – умению получать энергию исключительно из воздуха и слюны. Я с добродушным смешком заметил, что с таким проработанным языком Молу не будет хотеться пить даже в татуинской пустыне, но в глубине души пожалел мальчишку. Помнится, когда меня учил этому мастер Джинн, по крайней мере, жаждой после тренировки он меня не мучил...
Чтобы как-то скрасить бедняге тяготы «со-соро», я принёс ему головоломку, которую сделал для Гранта: три сцепленные голографические сферы, которые нужно было уложить друг в друга с помощью комбинации клавиш. Забрачонок просительно вскинул глаза на учителя: «Можно?» Дарт Сидиус милостиво позволил и взглядом показал ему место в дальнем углу, где стояли антикварные стулья. Ученик примостился на одном из них и включил игрушку. Несколько секунд я смотрел на разноцветные сполохи на его лице. Угораздило же его... Что – угораздило? Родиться с мидихлорианами? Остаться вне досягаемости закона «О медицинских услугах»? Попасться на глаза Дарту Сидиусу?
Вот уж точно: куда ни кинь – везде клин.
– Мол – послушный и старательный ребёнок, но он далеко не так талантлив от природы, как мне бы хотелось, – заговорил старший ситх, поднося к губам бокал с до-до изящным жестом, и я переключился на беседу. – А вот вас Сила наградила совершенно особым образом. Я хорошо понимаю, почему ваш учитель уделял вам столько внимания и так... м-мнэ... держался за вас... до последнего. Одарённый ученик, да ещё в такой степени одаренный... С такими данными, с такой волей, трудолюбивый, смышлёный...
Я насторожился. Не предложит ли он мне ещё какую-нибудь службу? Меньше всего мне бы хотелось снова попасть в чью-либо зависимость... Тем более – в зависимость от такого. Но это было бы лестно – получить от него предложение встать на его сторону.
– Ваша оценка моих способностей несколько преувеличена, – скромно сказал я.
– Нет, нисколько не преувеличена. У вас действительно великолепное тело, я это заметил ещё в первый раз. Но вы не слишком-то бережно обращаетесь с ним. При том, как вы гордитесь своим физическим совершенством, это может показаться даже странным... на первый взгляд.
Я промолчал. Он перевёл взгляд на портреты моих предков, висевшие на стенах.
– Кто бы мог подумать, что у таких непримечательных людей появится такой яркий наследник... Рядом с вашей стальной красотой всякая женщина потеряется... Крайний справа в мундире – это ведь ваш отец?
– Да, – кивнул я, – Его звали Крион Гипериойс Телосис.
– А почему же здесь нет портрета вашей матери?
– Она совсем незнатного рода.
– Но, должно быть, редкая красавица? Глядя на вас...
От портретов он перевёл взгляд на меня.
– В глазах моего отца – безусловно, – ответил я, стараясь не выказывать никаких эмоций под его отвратительным сканирующим взглядом.
– Да, да, – закивал он, смакуя до-до, – красота – в глазах смотрящего. А вы не видите красоты в лице вашей матери, поэтому оставили галерею без её портрета?
– Это к делу не относится. Скажите, милорд, как вы видите план нашего дальнейшего сотрудничества?
– Что вы имеете в виду, господин Телосис?
– Мы с вами деловые люди. Вы одолжили мне средства, я их отрабатываю. Когда я могу быть уверен в том, что я больше не ваш должник?
– Когда вы проработаете с моим учеником все комбинации восьми стоек, восемнадцати положений рук и семидесяти двух движений школы «синей нитки».
Я легкомысленно усмехнулся и не менее легкомысленно сказал (сам сказал, ситх подери, никто же за язык не тянул!):
– Если прикинуть число комбинаций, то вы так и не получите плату за вашу помощь. Всей моей жизни не хватит. Я ему поставлю разве что основные блоки и защиты.
Мой фиолетово-чёрный кредитор развёл руками:
– Ну, значит, так тому и быть. Не хватит, так не хватит, я не буду в обиде. Пожалуй, нам уже пора оставить толику вашего гостеприимства для следующего раза.
Проговорив это, он встал; с моего антикварного стула сразу же поднялся и Дарт Мол, готовый следовать за учителем.
И тут до меня дошло, что я записал языком в своей судьбе. Оставалось только сделать хорошую мину и пожелать моим гостям благословения Силы.

[old-diplomat]

В следующий раз он явился один и застал меня за консолидированным балансом «ЮниФай». Обычно я следовал разумному правилу никогда не брать работу на дом, но тут пришлось сделать исключение. Моя корпорация стала очень заметной в Кваймарском секторе, и наша статотчётность с этого года перешла в ранг общереспубликанской. Я попросил главного бухгалтера подготовить все документы и решил сам тщательно просмотреть их, свериться со статистикой биржевых торгов и со справочником катонеймодианской аудиторской фирмы «Дарко и Гунрай». Не должно было открыться ни малейших расхождений.
– Давно хотел спросить, платит ли ваш бизнес дань «Черному Солнцу», – услышал я за спиной до зубной боли знакомый голос Дарта Сидиуса и оторвал глаза от экрана. Ситх в чёрном плаще и в маске (на этот раз в фиолетовой) с любопытством заглядывал мне через плечо. – Во внешних территориях пираты расстаются с остатками здравомыслия и бреют местных предпринимателей буквально под ноль!
– Добрый вечер, – отозвался я не слишком радушно и закрыл документы. – Нет, от этих бандитов я отбился.
– Да что вы говорите! Поздравля-аю.... Теперь понятно, почему джедаи не торопятся с вашим арестом. Вы оттягиваете на себя криминальные разборки в секторе. А телоссийскому бизнесу всяко польза, раз регион выведен из-под влияния «Чёрного Солнца». За одно это вас должны терпеть промышленники и торговцы, а значит, и правящий кабинет.
– Вы правы, джедайская «справедливость» очень избирательна, и я это использую в своих интересах, – заметил я сухо. – Что касается правящего кабинета, то я в принципе не держу там дураков.
– Ни минуты не сомневался, – улыбнулся гость какой-то особенно гадкой улыбочкой. – Но приступим к делу. Сегодня я приехал один, прошу у вас занятие для себя. Буду ждать вас в зале.
«Что бы это значило? – думал я, переодеваясь. – Он действительно хочет попрыгать в спарринге или намерен меня убить как ненужного свидетеля?»
Бежать было глупо, да и некуда. Когда я спустился в зал, Дарт Сидиус ждал меня уже без плаща и камзола, в таком же чёрном тренировочном трико, как у меня.
По одному его движению, с которым он включил одиночный клинок и развернул своё сухое компактное тело, как веер, стало понятно, что мне предстоит нелёгкая задача. Был он из тех двужильных бойцов, которые с лёгкостью перетекают из Воды в Огонь и обратно и только по видимости кажутся неопасными. А в невидимых это настоящая «чёрная дыра». Её ведь тоже не видно до поры до времени – до тех пор, пока она не начнёт втягивать в себя вещество неосторожно попавшейся звезды. Казалось, центр тяжести у него находится везде и нигде, как у электрона, не имеющего массы покоя. И ещё одно меня удивило: в бою от него исходил лёгкий запах озона, а не пота. Значит, даже терморегуляция у него была нечеловеческая. Значит, это не сказки, что ситхи умеют накапливать электрические заряды и бить противника током, как какая-нибудь глубоководная рыба...



Осталось ли в нём вообще хоть что-то человеческое – это был вопрос. Я бы не удивился, если бы он, уворачиваясь от двух моих клинков, вдруг растёкся лужей или рассыпался песком, а потом собрался в другом месте.
Но ведь и я не из неумех. И убивать меня он не собирался, я это чувствовал. А собирался он хорошо протестировать возможности «синей нитки», и я ему такую возможность предоставил в полной мере. Продолжил возврат долга.
Кончилось тем, что он загнал меня в бассейн, который был отделён невысокой перегородкой. Теперь мой клинок мог самопроизвольно выключиться от контакта с водой. Мало того, вода поменяла цвет с бирюзового на фиолетовый и не давала возможности выпрыгнуть. Вот это – действительно владение Силой...
Нырнуть и залечь на дно? Будет ли это ничья? Не зря же он такой озоновый, как бы молниями не начал бить... Во влажной среде это будет особенно неприятно...
Но Дарт Сидиус не стал устраивать мне подлянку с электричеством, а с улыбочкой отсалютовал своим клинком и погасил его. Теперь из воды можно было вылезти.
– У меня здесь есть душевая, можно освежиться... по-настоящему, – сказал я, выбираясь и выжимая волосы. Дыхание выдавало мою усталость, я старался сбить напряжение с помощью мелкомоторных движений.
– Да, я видел, – кивнул ситх. – И баня у вас отменная.
– Можно и баню организовать, если вы хотите...
Было бы интересно посмотреть на его лицо – не будет же он мыться в своей полумаске! Но он рассмеялся мелким шуршащим смехом:
– Вы можете принять душ, а я совсем не вспотел.
– Как в поговорке: мёртвые не потеют? – дерзко спросил я, в досаде из-за своего поражения.
Он покровительственно рассмеялся:
– Скорее, как лист. Живой, зелёный такой. Надеюсь, ваш протез органический, водоотталкивающий? Там у вас ничего не закоротило?
– Не беспокойтесь, – я покрутил рукой, – всё в порядке.
– Это вам на память от «черносолнцевых»?
– Нет, бывший учитель удружил.
– Да, бывает, – кивнул он. – Что ж, идите в душ, а я подожду вас в вашем музее. У вас там и в самом деле любопытная экспозиция. Есть и настоящие шедевры ювелирного искусства. Вы сами подбирали коллекцию или вам помогали консультанты?
– Сам. Люблю красивые вещи.
– Это я заметил, – сказал он скорее с иронией, чем в похвалу мне. Хотя, возможно, я ошибался. Интонационная окраска произносимых им слов затрудняла, а не проясняла их смысл. – Всё в этом доме носит печать вашей яркой индивидуальности, я уже оценил.