Перечитываю набоковского "Себастьяна Найта" в любимом сборнике, подаренном Ю. то ли на мой ДР, то ли на Новый, 1993, год (прям как у Гюго: "Quatre-vignt-treize"; жуткий год для французов, это у них отложилось, как у нас 37-й).
Такое наслаждение от книги! Каждый раз, когда перечитываю, ощущаю что-то новое, на что раньше не обращал внимания.
Там дано лучшее описание Финляндского вокзала – центра мира для меня в раннем детстве, в главе третьей, где повествуется о бегстве семьи рассказчика из революционного Петрограда. Про вокзал, собственно, ни слова – но он весь перед глазами: бледно-жёлтый, стылый, с остро сверкающими рельсами и морозными паровозами.
Один из этих паровозов был потом поставлен на постамент, и я не упускал случая посмотреть на его исполинские – по сравнению с моим ростом – колёса. Колёса Истории.
Такое наслаждение от книги! Каждый раз, когда перечитываю, ощущаю что-то новое, на что раньше не обращал внимания.
Там дано лучшее описание Финляндского вокзала – центра мира для меня в раннем детстве, в главе третьей, где повествуется о бегстве семьи рассказчика из революционного Петрограда. Про вокзал, собственно, ни слова – но он весь перед глазами: бледно-жёлтый, стылый, с остро сверкающими рельсами и морозными паровозами.
Один из этих паровозов был потом поставлен на постамент, и я не упускал случая посмотреть на его исполинские – по сравнению с моим ростом – колёса. Колёса Истории.