Сейчас сижу, правлю "Здесь и сейчас", но на поля вдруг вылился текст от имени Йокасты Ню. Я его здесь повешу, если кому-то покажется интересным прочитать такую повесть, то буду писать дальше. Это то ли так Эп. VII подействовал, бабка эта старенькая в очках, но она нечеловеческой расы, а Йокаста Ню всё-таки поближе будет

То ли "Лой Быканах" Гребенщикова.
читать дальшеЖелезная флейта
Мы стояли на плоскости
С переменным углом отражения,
Наблюдая закон,
Приводящий пейзажи в движение,
Повторяя слова, лишенные всякого смысла,
Но без напряжения, без напряжения.
Б.Г.
Эти заметки я начала писать вечером того дня, когда пришло сообщение, что Энакин Скайуокер убил лидера КНС графа Дуку. Наверное, я была единственным человеком в Храме, а может, и на всё Корусканте, кто встретил это известие без воодушевления.
Я хочу рассказать о том, кем был Дуку. Не знаю, кому именно и когда попадётся на глаза моя рукопись, но я пишу её от руки, красивым почерком, красивой кисточкой на красивой бумаге, и хотя запрячу её далеко и надёжно, но инвентарный номер непременно ей присвою (из тех старых, которые по каким-либо причинам остались свободными) и сделаю отметку в каталоге. Так что мой труд когда-нибудь окажется в руках моих преемников, архивистов-библиотекарей или историков. Но пишу я всё же не для них, а для кого же? Для себя? Вряд ли. Для самой Силы, возможно.
Просто я не знаю, что можно сделать, чтобы спасти Дуку для вечности, а если не знаешь, что делать, мудрые предшественники советуют пить чай или рисовать иероглифы на бумаге.
Чай тоже заварен, и время от времени я буду отпивать из чашки сначала горячую, потом холодную влагу, а потом на дне чашки останется «знак», я рассмотрю его и запишу в свою чайную тетрадь, прежде чем помыть посуду. Моя тетрадь тоже пронумерована и принадлежит библиотеке Храма.
Я бы не покривила душой, если бы написала, что вся моя жизнь принадлежит библиотеке Храма, но с той же мерой правдивости верно, что большая часть моей жизни принадлежала Дуку, принадлежит ему и сейчас. Возможно, это средство вернуть его Вечности, не оставить во Тьме, последнее средство, которое оставлено самой Силой. Не обольщаюсь насчёт своих собственных сил — духовных или хотя бы художественных, чтобы этот текст стал спасительным для Дуку, — однако если есть хоть малейшая возможность сохранить его в Свете, хотя бы в этих записках, конечно же, я воспользуюсь ею и сделаю всё возможное, чтобы мой любовник был спасён.
Я написала это гадкое гладкое чешуйчатое слово «любовник», понимая всю глубину его нечестия и неуместности стоять рядом с иероглифом «спасение». Но если Свет и Тьма стоят рядом, как два и три, а сила Света в правде, то сама Сила свидетельствует и без моего свидетельства: Дуку не был мне мужем и погиб именно потому, что у него не было семьи. Да, он подарил мне шпильки для волос с гербом своего древнего рода, которые вне Ордена джедаев означали бы супружество с графом Серенно, прямым потомком некоего божества гор, тысячелетия назад находившегося в центре культа родины и родного очага на его планете. Только без слова приглашения в брак сама вещь ничтожна, и я легко рассталась с ней — но не с ним.
Сила знает о моей привязанности к вещам; эту страсть я обратила на пользу Храму, моему дому. Не старалась обратить, а обратила, полностью, до конца, у меня нет ничего своего. Перед лицом Вечности — мне осталось немного шагов, ведь я совсем стара — клянусь, что Дуку не был вещью в моём сердце. Не могу даже сказать, что он был самим моим сердцем. Моё сердце не вмещало его, да и не могло быть ему тюрьмой, он был абсолютно свободен, всегда и во всём.
Как он распорядился своей свободой, об этом сегодня с прискорбием говорит вся Галактика. Уже завтра его забудут и будут говорить о других победах или поражениях. Но в моём сердце он жив и светел. Если Сила примет меня в Свет, она примет и его, и так он будет спасён – я в это верю.
Остаётся вопрос, достойна ли я Света?
Это самый страшный вопрос, который мучает меня. Что я за человек?
Моя соперница Дори, которая всегда считала Дуку своим мужем, уже стала частью Силы — но Дуку погиб, не раскаялся, не вернулся. Она не спасла его. Я осталась единственной, кто его помнит таким, каким он был настоящим, без ситхского морока. Но примет ли Сила моё свидетельство о нём? Свидетельство любовницы, забавы для мимолётных телесных утех, которое весит столько же, сколько свидетельство тренировочных дроидов, или душевой кабины в раздевалке, или циновки на полу в его комнате?
Ну, коль скоро ни шарики-дроиды, ни прочие вещи в Храме, которые знали его, говорить не могут, буду говорить я, хранительница вещей.
@темы:
Star Wars,
Фанфики
Кстати, ждёте ли Вы чего-нить хорошего от готовящегося спин-оффа "Бродяга" (Rogue), который должен выйти в декабре этого года?
С раннего детства я отличалась большой любовью к порядку и классификации, и к их совершенному пределу — церемонии. Даже в каллиграфии и музыке мне нравился именно порядок, строй, без него невозможны ни красота, ни полёт, да ничего на свете! Я была таким послушным и в то же время умненьким и любознательным ребёнком — неудивительно, что меня взял в ученицы Хранитель Тернон, хотя по числу мидихлориан в своей группе я была первая с конца.
В двенадцать лет у меня уже была собственная комната с отдельным входом (не то, что у мальчишек, которые до самых Испытаний жили у своих учителей в уголке за ширмами), доступ ко всем сокровищам храмовой библиотеки и к большей части архива, великолепные перспективы – и никакой муштры, никаких соревнований и изнурительной физподготовки, кроме тех занятий по физической культуре, которые позволяют поддерживать тело в тонусе. В то время это было самым большим благом в моей жизни, потому что моему духу были противны какие-либо соревнования на физическом плане. Нельзя сказать, чтобы я не любила телесности вообще или как-то негативно относилась к своему телу (вовсе нет!), но бегать наперегонки, прыгать, чтобы быть выше кого-то... Нет уж, увольте.
Да, я была весьма посредственным фехтовальщиком, подтягивалась на левой руке только три раза и не умела стоять на одном пальце. Но дай нашему лучшему мастеру меча иголку и попроси зашить прореху на рукаве — уверяю, что это не будет ни песней бежевой или коричневой нитки, ни танцем сверкающей стали, ни игрой света. А вот моё хобби было настоящим мастерством, я не раз это слышала от учителя. Мои поделки были любимыми игрушками для малышей, мои вышитые мешочки для разных мелких вещиц носили как талисманы четыре поколения рыцарей Ордена. Мастер Тернон награждал этими мешочками, как ценными подарками, тех джедаев, кто доставлял в Храм наиболее интересные сведения. И мне это было очень приятно.
Детство — счастливая пора; у меня оно было просто ауродиевым. На пороге взросления я была наивно уверена в том, что в моей жизни всё так чудесно сложилось — избранничество Силой, уважаемый учитель, прекрасный путь Хранителя мудрости, тонкий музыкальный слух, чувство прекрасного, мастерство кутюрье, любовь к чайной церемонии... Что ещё нужно девочке, родившейся с мидихлорианами, чтобы быть счастливой, то есть прожить свою жизнь в радости и достойном служении народам Республики? Ничего больше не нужно.
Но судьба добавила всего одну каплю в этот счастливый коктейль: я выросла красивой или, точнее сказать, привлекательной. Если верить поговорке, этот дар не для счастья, а для суровых испытаний. И мне пришлось вступить в пору этих испытаний. Увяла же моя красота не скоро.
Рассказ обо мне — важная прелюдия к рассказу о Дуку. В нашем с ним знакомстве тоже была прелюдия. Если соблюдать точность в хронологии, впервые я увидела его (и первая заговорила с ним) незадолго до моего девятого дня рождения и накануне дня Благодарения. Я несла на выставку только что сделанную мягкую игрушку, которая у меня чудесно получилась: плюшевый вуки. И в коридоре наткнулась на несколько младших групп. Их собирались вывезти куда-то на экскурсию, воспитатели пересчитывали малышей, кто-то что-то забыл взять с собой, на лифтовой площадке было шумно... Взгляд мой остановился на маленьком мальчике, лет пяти или шести, который забрался на подоконник и смотрел в окно. Сразу стало ясно, что это новичок, которого недавно взяли в Храм, и он очень тоскует по тому миру, что остался за стеклом. Может быть, не столько по миру как таковому, сколько по маме, по дому... У меня воспоминаний о Большом Мире не было, но я так остро пережила его чувства, что невозможно было пройти мимо и не попытаться его как-то утешить. Я подошла к нему, о чём-то спросила, погладила его по тёмной щёточке «приютской» стрижки и подарила ему своего вуки.
Много позже я узнала, что это был Дуку. Мы лежали, обнявшись, и он что-то рассказывал о своей недавней миссии, речь зашла о вуки, я вспомнила об этой игрушке и сказала, что шить их из ворсистой шерсти одно удовольствие, а вот общаться... Он увидел моё воспоминание и привскочил: «Так это была ты! Сила, это была ты...» Никогда до и никогда после он не любил меня с большей нежностью.
Дуку был очень одинокий человек. Он как-то смёрзся в детстве, когда погибли его родители, и не знаю, нашёлся бы педагог, который смог бы это загладить, согреть его. (У Дори такого таланта точно не оказалось.) Он очень цепко держался за свой дом на Серенно, потерянный, но не забытый, ни за что не хотел отпускать. Я видела в нём этот кусок льда в тени, его тёмную сторону. Для всего мира он казался цельным, но не для меня. Это для своих друзей он был ясным солнцем, но я-то знала, что он расколот, не смирен и несчастен.
Несчастье его заключалось в том, что у него всегда было ощущение, будто он один на всём белом свете. Это его и погубило, а ведь в действительности он никогда не был не один, его так любили! Но если уж он во что-то верил...
Потом я спросила его, что же случилось с игрушкой, и он, немного замявшись, сказал, что Саф начал выклянчивать моего вуки, а когда Дуку не отдал ему, ухитрился сбросить мой подарок в шахту лифта. Их сводная группа уже опаздывала на экскурсию, поэтому игрушку доставать не стали, а после она хоть и была извлечена, но потеряла всякий вид.
К этому человеку, я ещё вернусь, но здесь сделаю заметку, что Сайфо-Диас, злой демон моей юности, тоже вошёл (вломился!) в мою жизнь как бы в два этапа.
Прекрасное продолжение. Чудные Йокаста и Дуку!
"Без ёлки, говорит, не возвращайся, зато с ёлкой, говорит, — возвращайся!" (с)