[old-diplomat]

Операция "Преемник"
Фанфик



Посвящаю моей сестре с благодарностью за то, что однажды она решила прийти ко мне на помощь – и жизнь стала намного лучше, чем была.


Там, высоко – нет никого
Там так же одиноко, как и здесь
Там, высоко – бег облаков
К погасшей много лет назад звезде
«Ария»

Голографическое изображение Чёрного Лорда давно погасло, а Император, не изменив позы, по-прежнему смотрел отсутствующим взглядом на пустую тарелку аппарата.
Во время доклада Вейдера Император почти не слушал своего официального преемника. Тот что-то говорил о повстанческом Альянсе, о базах, о тайных сторонниках бунтовщиков… Но сам Кос Палпатин, Дарт Сидиус, владыка Галактической империи, видел реальную угрозу своей власти только в одном – в неумолимом беге времени.
Он был мрачен, как сама Тёмная сторона Силы, и неподвижность его позы была сродни неодушевленности императорского кресла. Он действительно чувствовал себя нездоровым. Запас прочности почти исчерпан...
Но не осознание конечности своего пребывания в видимом мире угнетало его, с этим он уже смирился. В конце концов, пребывание в невидимых не менее притягательно. А на Биссе готова целая батарея клонов, так что до невидимых ещё далеко, если трезво подумать.
Почти смирился он и с тем, что главную тайну жизни – бесконечность – его учитель унёс с собой в Пустоту. Туда, откуда стараниями своего ученика больше не нашёл возврата.
Да, он смирился бы, если бы...
У него нет преемника.
Он, Повелитель Силы, бессилен передать свои титанические знания, свой бесценный опыт, потому что в природе не существовало того, кто смог бы их воспринять. Сколько бы ни слушал он Пространство, как бы широко или густо ни раскидывал он сеть своего сверхвосприятия – в Галактике не было ни одного нового источника мидихлориан, пусть даже сколь угодно слабого.
Ни одного.
Он перестарался. Он все-таки нарушил равновесие в Силе – и Она, Единая и Неделимая, перестала дарить разумных своим блеском.
Где, где взять ученика?
Может быть, на самой границе населенных миров… Может быть…
Не надо отчаиваться. Его учитель не отчаивался, а терпеливо ждал. Ждал отчаявшегося…
Ждал меня.
Император пошевелился, заскрипело кожаное кресло.
Он ждал меня так, как велит обычай. Ждал у входа, ждал у начала, ждал у источника…
Тю тэ та, тю тэ то, тю тэ до...
Эти слова прошелестели в его мозгу, как пыльные сухие листья, хотя должны были рокотать басовой мощью великой тайны…
Тюдо.
Дряхлый Император задышливо задвигал кадыком, желая опереться на это знание, на ощущение непреодолимой Силы, многомерной и полновластной, – и покрылся потом бессилия. Он забыл.
Забыл!..
Тюдо, тюдо… Что это значит?!
Он пытался вспомнить, что значит это слово на древнем языке, который был ему больше чем родным, – и не смог. Находясь почти на грани паники, стал на ощупь пробираться назад по времени, мучительно напрягаясь, чтобы восстановить осязание знания. Что привело его к встрече с учителем?
Но вместо привычного ясного и точного образа (образы, которыми он мыслил, всегда были ясными и точными), вдруг обнаружил полную пустоту. Тупик.
Его, Владыку Пустоты, бросило в холод. Неужели это – с ним? Немощь, бессилие, усталость… Атрофия. Сила больше не хочет питать его…
Но тут же разошлись круги по темной воде, и он вспомнил. Он покатал воспоминание внутри себя, как шар-индикатор, чтобы крепче притянуть прошлое к себе.

@темы: "Завершённое строительство", Star Wars, Фанфики

Comments

[old-diplomat]

Сочная в тени зелень обретала под ярким солнцем на середине большой поляны золотистый оттенок. Было время полета пуха, и небо высоко плескалось синевой, и он взлетал к нему – подпрыгивал и планировал на высоте, потом легко спускался вниз и снова подпрыгивал. Это полеты были одной из самых желанных его радостей в ярких, всегда интересных, насыщенных приключениями снах. Во сне он был сильным, ловким, неуязвимым. А когда он взлетал повыше, и весёлые мягкие кудряшки мальчика тоже становились похожи на пух цветущей шууры, его будто окликал наполненный светом воздух:
– Ко-о-ос! Ко-о-ося!
Косей, или Косико, наяву его звали редко, хотя ему было совсем мало лет. Чаще к нему обращались «юный господин» или «господин Палпатин». Разве что капитан Лон Атала, бывший начальник охраны его матери, который теперь заведовал транспортным хозяйством и системами снабжения во владениях Палпатинов, позволял себе назвать его на «ты», если мальчику случалось сделать что-нибудь не так. Тогда старик (для маленького Коса это был безусловный старик, с сединой и морщинами) качал головой и приговаривал «Эх, Кося-Кося, сковородка без ручки». Но говорил это без обиды, он всякого так распекал, кто делал что-нибудь неположенное.

Мальчик нечасто видел мать, поскольку большую часть времени госпожа Газере Палпатин проводила в столице. Кос знал, что она занимается политикой и что их фамилия очень состоятельна. В Тиде у семьи был элегантный особняк, которым когда-то владела династия Насин, и сейчас, расширенный и обновленный, он входил в число сокровищ культуры Набу. Этот дом, как и вилла у отрогов гор Галло, в излучине Великой реки, принадлежали матери Газере, леди Гварене Наруме.
Много радостей было у Коса на бабушкиной вилле. Больше всего мальчик любил многосоставный чердак, где далеко не сразу находили его слуги леди Наруме. Там, в укромном местечке, он держал коробку с ветхим кукольным театром, принадлежавшим, наверное, еще его прапрабабушке. Куклы были очень старые, у некоторых совсем вылиняли лица, но маленькому хозяину это нисколько не мешало. В игре он получал полную свободу слова и воображения, а что ещё нужно человеку для счастья?
Вторым его сокровищем была секретная шкатулка с настоящим шифром, которую он выклянчил у матери. Здесь он хранил тетрадь для разных тайных знаков. Мальчик не помнил себя не умеющим читать; умелость в письме, конечно, пришла не сразу, но ещё до школы он усердно учился вырисовывать буквы. В этом ему помогал учебный дроид и старинная книга по каллиграфии, которая случайно свалилась с полки в библиотеке, когда юный наследник засмотрелся на её большой красивый корешок. В «Уроках каллиграфии» буквы представали перед ним в разных одеждах, но больше всего Косу нравилось, чтобы они были твёрдыми, как солдаты в строю. Он любил их строгую красоту настолько, что однажды захотел расширить пределы алфавита и придумал для самых главных – тех, из которых состояло его имя – несколько двойников, чтобы они прикрывали своих официальных собратьев от покушений со стороны таких неблагонадёжных букв, как «энт» и «орент». А «тайные знаки для особых случаев» (мальчик и слово придумал для их обозначения – «нахтор») он мог рисовать по часу, по два, самозабвенно – а потом, глядя на получившиеся пиктограммы, разгадывал, что бы они могли обозначать, и отбирал истинные. За этими шифрами стояла целая история множества планет, и Кос с удовольствием погружался в нее в свободное от взрослых время. Вырисовывалась интереснейшая драма: заговоры, перевороты, свержение королев и королей, воцарение временщиков, битвы между противоборствующими династиями…
Были еще просторный двор и сад, а за ним – лес, подступающий к самому взгорью, откуда горизонт просматривался до самых Великих водопадов. Но доступ к этим волшебным местам был невозможен без конвоирования: на прогулках к нему приставляли специального егеря, или сам капитан Атала сопровождал его. А взрослые редко говорили с мальчиком, его вопросы их утомляли. Кося навязываться не любил: когда он замечал, что его не слушают, тяготятся им, он умолкал – и продолжал беседу уже сам с собой. А ему всегда было о чем с собой поговорить.



Леди Наруме, владелица виллы, почти не показывалась на людях, она была уже очень стара. Будь Кося посмелее, он бы обязательно прокатился в ее коляске (втайне он мечтал об этом). Но в бабушкиной комнате всегда толпилось много прислуги, и дерзкое предприятие было заранее обречено. Иногда горничная леди Гварены приглашала Коса в просторную желтую спальню, где пахло лекарствами и цветами. Госпожа Наруме приподнималась и молча смотрела на внука бледно-голубыми глазами, как у ее любимой фарфоровой куклы, которая могла покачивать головой из стороны в сторону. Эту куклу подарил бабушке сам король во время первого визита девочки Гварены ко двору.
А вот Коса ко двору не водили, потому что фамилия его отца не была такой знатной, как Наруме.
Мальчик побаивался бабушки, но ради того, чтобы посмотреть на коляску, соглашался читать ей стишки из своих книжек. Иногда старая леди хвалила его и гладила по умненькой голове в золотистых кудряшках. Иногда он нарочно запинался или коверкал слова, чтобы подразнить свою бонну. Иногда он украдкой показывал язык капитану Атале. Иногда он объедался мороженым и делал вид, что простудился, – тогда весь дом ходил на цыпочках, а бонна давала ему вкуснейший сироп из особого сорта лечебной груши, в обычное время стоявший в запертом шкафчике для лекарств. Из столицы сразу же приезжал врач, который состоял на службе у самого губернатора Тида и был старинным другом дома. Он совал в горло Коси круглое стёклышко и строгим голосом давал поручения дядьке Отеру. Почему-то даже он был уверен, что его юный пациент по-настоящему хворал. А мальчику доставляло удовольствие поваляться в кровати один-два дня, находясь в центре внимания. Ведь даже мама, случалось, приезжала из Тида, подходила к его постели и интересовалась у слуг, нет ли опасности для жизни её сына.
В один из дней мнимой болезни маленький Палпатин крепко задумался над своими способностями к внушению. Неужели взрослые так хитро подыгрывали ему, единственному наследнику огромного состояния и могущественных связей? Или он действительно обладает этим даром? Кос пытался это выяснить. Однажды, читая книжку для леди Наруме, он из чистого озорства задумал, чтобы сиделка, бывшая при постели престарелой дамы, качнула голову фарфоровой куклы. Он ясно представил, как девушка подходит к этажерке с любимыми безделушками хозяйки и совершает запретное действие… Правда, старая леди ужасно разозлилась, и дядька быстро увёл мальчика.
Для чистоты эксперимента нужна была проверка. После долгих серий удач и неудач Кос сделал важное открытие. Во-первых, лучше всего он может передавать свои мысли только совсем молодым. Во-вторых, чтобы подчиниться его воле, внушаемый человек должен находиться как можно ближе. В-третьих, сам Кос должен во всех подробностях представлять, что именно требуется от подопытного. То есть внушить горничной Азне, чтобы она, предположим, угнала из космопорта небольшой корабль и отправилась на нём куда-нибудь в кольцо Риши, – не получилось бы никак.
Мальчик был бы рад продолжить свои опыты, но юношей и девушек среди прислуги было очень мало. Хотя Коса забавляло, когда они спотыкались на ровном месте и роняли подносы с посудой, повторять такое многократно было опасно: вдруг управляющий уволит их – и взамен появятся пыльные старики и старухи, которых и так полон дом? Ведь юному хозяину нравился и голосистый помощник повара Вуджа, и весёлый чистильщик ковров Мата, и добрая горничная Азна… А от мороженого и сладостей, добытых окольным путём, у Коси иной раз по-настоящему болел живот.

Да, домик у горных отрогов был дорог мальчику намного больше, чем великолепный особняк в столице. К бабушке, на природу, он приезжал отдохнуть. Взрослые говорили: поправить здоровье, тельце у него и впрямь было тщедушное; из подслушанных разговоров он знал, что родился раньше срока, и это еще счастье, что леди Газере удалось стать матерью в таком почтенном возрасте, ведь было бы жалко, чтобы фамильные капиталы перешли в чужие руки.
Здесь, на вилле, за ним ходил только один дядька, старик Отер, который почти не ограничивал свободу своего воспитанника. А в городе нужно было учиться: приходило много преподавателей, чтобы подготовить его к поступлению в Королевскую гимназию. Не все они наводили скуку. Например, с гувернером Оппе Кос очень полюбил географию и планетографию. Они побывали с экскурсиями во всех примечательных местах Набу и вскоре должны были съездить на каждую из трех лун – но Оппе очень некстати влюбился в секретаршу леди Газере, и мать Коса почему-то уволила обоих. Долго мальчик чувствовал боль от этого предательства. Новый преподаватель, лысый и старый, был чем-то похож на шаака, с ним совсем не хотелось учить уроки. Кос рисовал на него карикатуры и грустил.
В столичный дом нередко наведывался отец, такой же старый, как и гувернер на замену, с такими же залысинами и блестящим круглым лбом, и так же тягостно было от его присутствия. Вообще-то у Пало Палпатина был свой дом, и мама собиралась даже взять туда с собой Косю, в субтропическую зону, где были лучшие климатические условия для ценнейшего сорта шууры «набуянская корона». Но так и не собралась.
Глава семейства иногда задавал сыну глупые вопросы об уроках, но еще чаще приветствовал своего отпрыска безмолвным кивком и ничего не значащей улыбкой. Конечно, жить у бабушки было гораздо, гораздо лучше.

[old-diplomat]

В Королевской гимназии, куда Кос поступил после Дней цветения, оказалось намного интереснее, чем дома. Сначала он опасался, что в классе его будут задирать, потому что он получился самым маленьким по росту, даже меньше миниатюрной девочки Эсте, дочери казначея Тида, с которой его посадили рядом. Но никто не обижал его. Всё это были дети самых богатых фамилий Набу, многих из них сопровождали телохранители или служебные дроиды, и драк в классе не могло быть по определению.
В первый же день занятий классная дама, очень красивая молодая леди Ауда Эре, познакомила ребят с библиотекарем гимназии, господином Ломе, и Кос стал завсегдатаем этого уютного хранилища мудрости. Библиотекарь был чем-то похож на гувернёра Оппе, именно он порекомендовал ученику младшей ступени Палпатину видеокнигу «Легенды нашей Галактики». Мальчик открыл для себя целый мир, до такой степени интересный и захватывающий, что в знак благодарности нарисовал для библиотеки плакат с лицами полюбившихся героев и украсил его знаками «нахтор». Иероглифы собирались в выражение «просто так». Если бы у Коса были друзья, он предложил бы им поиграть в джедаев времен Гиперпространственных войн, о которых рассказывалось в «Легендах», – сюжет игры он бы придумал даже интереснее, чем в книге. Но друзей у мальчика так и не появилось, уж очень он был замкнутым и робким, зато заветная тетрадь пополнилась множеством прекрасных «знаков». Набравшись смелости, он даже спросил у господина Ломе, знает ли он канал связи с корускантским Храмом, по которому можно записаться в Орден джедаев. Информация о том, что для такого служения надо быть призванным самой Силой, Коса огорчила – но ненадолго. Потому что в гимназии действовал настоящий театр.
Сцена! Стоило юному Палпатину ступить на неё, и он сразу понял – куда и зачем жить. И конечно, его приняли в театральный кружок после первого же прослушивания. Он разыграл небольшую пьесу собственного сочинения, историческую драму из жизни своего кукольного народа – в лицах, разными голосами, совершенно не стесняясь ни взрослых, ни ребят. Притом, что обычно он был застенчивый, тихоголосый, маленький, робкого десятка… Видно, судьба была так благосклонна к нему, что сразу подала знак – недаром он окружал буквы своего имени верными иероглифами, недаром вёл свою тайную тетрадь! Он тоже был призван самой Силой! «Задача актёра, – говорил руководитель школьного театра Лодус Дин, – прожить великое множество жизней. Показывая людям разные пути, мы помогаем им понять, куда направить свою единственную жизнь». Кос и сам чувствовал, какая это замечательная профессия, и что он создан для неё.
Со всем азартом прирождённого актёра и игрока он включился в постановку сказки «Волшебный голос», и после нескольких проб ему, щуплому ученику первой ступени, доверили роль главного героя – принца, у которого злой колдун украл лицо, и ему пришлось долго-долго носить маску.
Еще одним хорошим местом в школе был прекрасно оборудованный бассейн, куда малышей водили каждый день. Плавать и нырять Кос умел и раньше (и в особняке в Тиде, и на бабушкиной вилле бассейнов было несколько), но вообще уроки физкультуры не любил: там требовалось соревноваться с другими ребятами, а ему совсем не нравилось быть последним.

[old-diplomat]

Всё было бы хорошо, если бы не приключился с Косей один досадный конфуз. К празднику Бон-о-боно младшие классы готовили концерт для родителей, и каждый ученик должен был рассказать со сцены о своих папе и маме. Кос сказал, что его родителей зовут Пало и Газере Палпатин, они очень важные люди и всегда заняты разными взрослыми делами. Больше он не мог сообщить о них ничего. Несмотря на наводящие вопросы леди Ауды о цвете глаз родителей, о красивых маминых платьях, о занятиях папы, он отвечал больше утвердительными кивками, чем словами. Наконец, он честно сказал: «Извините, я совсем их не знаю. Только вы никому не говорите, хорошо, леди Эре?»
И где только было его чутьё? Почему он так доверился красивым синим глазам, словно нарисованным на фарфоре яркой эмалью? Почему он не подкрепил свою просьбу внушением? Ведь это было так легко…
Через несколько дней после этого случая дядька Отер привел мальчика в кабинет леди Палпатин. Она не разрешила сыну поцеловать руку, что обычно требовалось от него при приближении к ней.
«Значит, у моего сына не нашлось ни слова любви для матери? – спрашивала она, и Кос боялся её сухих рук, в которых она вертела острое стило. – Значит, ты нас не знаешь? Ты очень разочаровал меня, мальчик. Подумай, что теперь все наши знакомые говорят, будто мы с твоим отцом не любим единственного сына. Разве это так?»
Кося, конечно, ответил, что это не так, и он любит и папу, и маму. Подумав, быстро добавил даже про бабушку, но леди Газере все еще была сердита.
«Пойми, Кос, – говорила она, постукивая стилом по столу, – и я, и твой отец делаем всё, чтобы ты был счастлив. У тебя есть всё, – она обвела рукой вокруг, – о чем многие дети не могут даже мечтать. Мы очень занятые люди, нам приходится много работать, поэтому время для прогулок и игр с тобой найти не так-то просто. А своим неуважением к нам ты наносишь большой вред и себе. Слух о том, что ты лишён родительской ласки, уже гуляет по городу, это недопустимо. Мне всегда казалось, что ты умный мальчик, и учителя подтверждали, что у тебя высокий интеллект, – а ты провалился на первом же испытании. Как же так? Впредь, если тебя кто-нибудь спросит о родителях, ты не должен так позорно отмалчиваться, как это было на праздничном утреннике. Этот дроид, – по мановению её руки от стола отошел робот-секретарь, – поможет тебе выучить необходимую информацию обо мне и о твоем отце, чтобы ты больше так не оплошал. Теперь я вижу, что тебе нужен ещё один год, чтобы научиться вести себя так, как должен мальчик из хорошей семьи, учащийся в Королевской гимназии».

На следующий день Кос не пошёл в школу. Он был сослан к бабушке, и теперь за ним по пятам ходил дроид, бормотавший речь о том, что Газере Палпатин принадлежит к младшей ветви династии короля Виса, заседает в Алмазной Палате, много занимается благотворительностью и покровительствует искусствам, а Пало Палпатин входит в десятку богатейших людей Набу и владеет одним из трёх крупнейших сельскохозяйственных концернов планеты.
Конечно, семилетний мальчик не может долго унывать, пусть даже «Легенды нашей Галактики» остались в его компьютере в Тиде, занятия в театральном кружке идут без него, и кому-то другому досталась роль принца, а классная дама, чьей красотой и добротой он так восхищался, предала его. Он и бегал по двору, и занимался своими «знаками», и даже куклам из театра подрисовал лица, чтобы им не было так грустно без глаз, носа и рта, – но нет-нет да и замирал, прислушиваясь: не прислали ли за ним кар? Не отменит ли леди Газере наказание?
Но всё оставалось по-прежнему: за забором – красивые высокие горы, зелёная долина с водопадами на горизонте и густой тёмный лес. А в небе – бег пушистых облаков. Мальчик уже перебрал все занимательные дела, а осадок на душе всё равно оставался... К счастью, дядька Отер принёс приятную новость: в честь его, Коса, приезда леди Наруме приказала устроить пикник в летнем домике у озера.
Маленький наследник состояния Палпатинов так ждал этого выезда на природу, что от ожидания чуть не заболел по-настоящему, впервые в жизни. Хотя болеть было нельзя ни за что на свете: капитан Атала обещал ночёвку в настоящей палатке и костёр. И мальчик поверил, что всё должно получиться очень интересно. Он деятельно участвовал в сборах, помогая прислуге загружать продукты. Только почему-то трудно было дышать, как будто на большой высоте. Когда они с гувернёром Оппе облетали вокруг самых высоких пиков гор Галло, и одна из них заканчивалась не конусом, а глубоким кратером, ему вдруг стало так же тягостно…
Вот и сейчас откуда-то налетело и давило чувство провала. Но где провал? В том, что он был так несправедливо наказан? Что ему больше не учиться в Королевской гимназии? (Он это точно знал – так же хорошо, как своё имя.) Непонятно…
Он даже пожаловался дядьке Отеру, что почему-то боится ехать на пикник, но тот его понял превратно. Сказал: «Эх, Кося-Кося, ну что ты за мужчина? Вечно жмёшься по углам, всего боишься… Вот я, помню, в твои годы был настоящим сорвиголовой! Когда ж тебе ещё бегать-прыгать, как не сейчас? Нельзя такой соплёй быть! Устроим костёр, поставим палатку, наготовим вкусных шашлыков, которых ни в одной столице не делают, а потом расскажешь мне какую-нибудь страшную историю, для закалки воли. Или ты боишься страшных историй?»
Пристыженный такими словами, юный Палпатин превозмог неприятное и более чем неуместное состояние перед весёлым пикником. Когда накатывают плохие мысли, нужно просто покрутить головой, чтобы кудряшки разлетались то в одну сторону, то в другую – как во сне о полётах над зелёными равнинами Набу.

[old-diplomat]

Холм у озера назывался «Соломенная шляпка», хотя был похож скорее на лежащего шаака с откляченной задницей. Если верить старинному преданию, один из древних королей поймал шляпку, слетевшую с головы юной пастушки, и, принеся находку владелице, тут же влюбился в девушку без памяти.
Красивый летний домик, старинный, деревянный, при этом поддерживаемый в полном порядке, придавал местности особое очарование. Вот он действительно был похож на ажурную соломенную шляпку. В большом каталоге художественной выставки «Красоты Набу», спонсором которой была леди Газере (Кос очень любил рассматривать этот альбом), значилось, что «Пейзаж с домиком» на Чоммельском аукционе искусств приобрела королевская семья Альдераана. А вкус альдераанцев – эталон для галактики…
В другое время мальчик с удовольствием бы полюбовался домиком на фоне цветущего холма и даже, может быть, сочинил бы короткий стишок о гармонии природы и творения человеческих рук, как его научили в гимназии. Но в этот день безотчетная тревога затемняла его чувство прекрасного. Глядя на мягкие очертания холма, поросшего густой зелёной травой с пятнами цветов, он вдруг снова увидел зловещий кратер, да так ярко, что как будто едким дымом потянуло из вулканического жерла… Мальчик даже глаза протёр, чтобы вернуться к реальности. Такого с ним ещё не случалось: смотришь на один предмет, а видишь другой…
Пикник устроили на южном склоне холма: слуги вытащили корзины с припасами, разожгли огонь под мангалами… Кажется, мысль организовать вылазку на природу принадлежала не совсем леди Наруме. Теперь Кос ясно понимал: это дядька Отер захотел подбодрить приунывшего наследника. Но он поступил опрометчиво – это мальчик тоже чувствовал отчётливо. Страх не проходил, и Кос попросил своего надзирателя вернуться на виллу.
Но разве для того слуги леди Гварены выехали на пикник, чтобы тут же свернуть все приготовления из-за капризов Коси? Дядька спросил мальчика, что ему снова не так, а услышав «здесь страшно», покачал головой. Он даже не стал стыдить своего подопечного на словах, только поцокал языком, и тот подумал, что и впрямь слишком поддаётся страху. Мужчины так себя не ведут. Место безопасное, летний домик виден отовсюду, до болот далеко…
У костра было очень хорошо, шашлыки действительно получились необыкновенно вкусными, и тревога улеглась. Да и слуги вначале уделяли внимание юному хозяину: расспрашивали его о городе, о школе. Но как обычно, быстро переключились на свою глупую болтовню, начали громко смеяться – и забыли про Коса, полностью поручив его дроиду.
Заскучав в компании равнодушных взрослых, он решил проявить смелость и осмотреть окрестности (чтобы его не называли трусом). Робот-секретарь немедленно пошёл следом. И когда мальчик забрался на верхушку холма, и когда сначала вприпрыжку, а потом кубарем скатился с него на северную сторону, и когда добрался до первых валунов на подступах к могучему горному массиву – дроид продолжал повторять своим механическим голосом наставления леди Газере.
У огромного черного камня, крепко вросшего в землю, Кос остановился, чтобы перевести дух и посмотреть на долину. Летний домик отсюда казался совсем игрушечным, озеро – кружком синей материи, а люди, жарившие шашлыки, – куколками на зелёном поле.
Мальчику захотелось взобраться на камень, чтобы почувствовать себя на высоте. Испытать свою смелость. Но камень был гладкий и не поддавался штурму. Наверное, это гость из самых глубин планеты, потому-то у него такой насыщенный чёрный цвет... Огромный кусок скалы, когда-то молодой и острый, в давние-давние времена вылетел из вулкана, алым метеором пронёсся по небу, долго катился вниз, в долину, шипя и остывая – и наконец залёг здесь навечно. Несмотря на то, что солнце ещё жарко светило и блестело на его темных, твердых, отполированных ветром и дождём боках, он был совсем холодный.
«Подсади меня!» – собирался приказать мальчик дроиду, но когда обернулся, то увидел, что электронный слуга замер, будто парализованный. Это было забавно. Кос не помнил, чтобы дроиды ломались, а тут такой случай! Можно даже попробовать разобрать его… Давненько он ничего не ломал из своих бесчисленных игрушек. Уже стал таким большим, что это неинтересно. Но в этой железяке можно и поковыряться…
Кос обошёл камень, хлопая по нему ладонью, и подумал, как хорошо было бы записать в тайную тетрадь начало вдруг родившегося стихотворения: «Шоколада полон дом, мармелада полон дом, класть игрушки некуда давно». Можно сочинить целую пьесу о наследнике престола времён короля Джафана, который сидит в золотой клетке. Сидит-сидит, а потом р-раз! – и превращается в маленькую птичку. А прутья-то были сделаны для мальчика, а не для птички, так что он свободно пролетел между ними и вылетел в густой зелёный лес. «Но добывать пропитание он не умел, он ведь был не птичка, – подумал Кос, водя рукой по гладкому холодному боку валуна. – Может быть, ему следует снова превратиться? Например, вот в такой камень. И лечь у дороги. Или прямо на дороге, чтобы никто не обходил его стороной».
Под такими камнями обычно лежат клады. Вот бы и под этим был!
Мальчик задумался над тем, какой клад хотел бы найти. Драгоценный сундук с кучей ауродия и разноцветных стекляшек? Да, было бы интересно. Но если так подумать – на что они ему? У леди Газере этого добра хватает, вряд ли она особенно обрадуется такому подарку от сына…
Знать бы, чему она обрадуется…
Кос провел по валуну пальцем, рисуя знак, похожий на перевёрнутую букву «форн», только без вертикальной чёрточки. Он входил в число нахтор и назывался – «о-та ошо»: «отзовись».
Тихо-тихо было вокруг, только поскрипывали мелкие камешки под ногами. Захотелось разогнать эту тишину. Кося представил, что он стоит на сцене, украшенной к утреннику.
– Я очень люблю моих родителей. Не знаю даже, кого больше, и кем больше я горжусь, – озвучил он текст, который выучил заботами робота. – Мой папа Пало – очень добрый и умный. Он занят самым важным делом: в садах, раскинувшихся на много-много миль, выращивает все сорта шууры, какие только бывают на свете. Посмотрите на герб нашей планеты, послушайте гимн нашей страны, посмотрите на кокарды наших полицейских – везде прославляется груша! А она вырастает благодаря тому, что мой папа знает всё-всё-всё о том, какая она должна быть – сладкая или мятная, большая или совсем маленькая, для мармелада и варений или для битков и салатов. И все продукты, которые получают из шууры, производятся на папиных фабриках, а из древесины нашей груши делают самую дорогую и красивую мебель, которую можно купить только в самых известных салонах, и даже на Корусканте. А моя мама Газере – самая красивая и добрая во всей галактике. Она принадлежит к королевскому роду, на ней всегда очень красивые платья и дорогие украшения. Она очень много работает для того, чтобы планета Набу была самым процветающим миром в Республике. Она входит в совет Алмазной Палаты и управляет важными делами в нашем городе и в государстве. И ещё она делает всё, чтобы не только на нашей планете, но и во всей галактике не было обездоленных существ – занимается бла… бла-го-тво-ри-тель-ностью, то есть помогает бедным людям c отсталых планет получить много разных возможностей. Особенно она заботится о детях. Например, она построила центр… нет… Дворец искусств, и в этом дворце…
Он забыл, как там дальше, а дроид был сломан и не мог подсказать. Прислонившись к камню лбом, мальчик подумал, что стать таким гладким и большим камнем действительно было бы интересно.
– Нет в этом ничего интересного. Лежать и скучать сотни и сотни лет...
Кося отклонился от камня и прислушался.

[old-diplomat]

– Вот если бы ты смог сдвинуть меня с места – это было бы куда интереснее, не так ли? А это вполне тебе под силу. Ты даже не представляешь, какой ты сильный!
Мальчик отступил на шаг, но не испугался и не удивился, а обрадовался. Когда ещё представится случай поговорить с таким необычным собеседником! Хотя умом Кос понимал, что это выдумывает он сам, наверное, благодаря своим способностям к внушению. Только теперь он гипнотизирует сам себя, поэтому и слышит голос. Уж чем-чем, а силой-то совсем не наделён, как и валун – даром речи. Ведь камень, даже самый огромный, не может говорить. Он мёртвый.



– Нет, я не мёртвый. Уж поверь мне, я живее всех живых. Но я лежу на этом месте долго-долго, и я совсем один. Поговори со мной.
– Это… это вы, господин Камень?
– Да, это я. Но я не камень. Всё не таково, каким кажется. А ты кто такой?
– Я – Кос. Я живу здесь недалеко, у бабушки.
Тишина. Какой всё-таки холодный этот валун…
– Это имя тебе не подходит.
– Почему?
– Оно значит – «одномерный». Это не для тебя. Я подарю тебе другое. Хочешь?
Ещё бы Кося не хотел поиграть с говорящим камнем в тайны и другие имена! Хотя он всегда думал, что его имя означает «скользящий», поскольку он родился в день, который то прибавляли, то отнимали от трехдекадного месяца при определенном положении лун. Это было редкое событие, и новый день с названием «кос» придет в календарь только через восемьдесят два года – через целую вечность! От своего имени мальчик не собирался отказываться, но любопытство было сильнее.
– Какое же?
– Сид.
– Хм. Мне оно не очень нравится. Какое-то глухое.
– Тем не менее, это твоё подлинное имя. Оно значит – «владыка».
– «Владыка»? Это хорошо. А на каком языке?
– На том, которым ты позвал меня.
– А я разве звал? – удивлённо спросил мальчик.
– О-та ошо, – откликнулся валун «знаком». И перетёр в его мозгу бессмысленные слова, которые давным-давно уже были написаны теми же иероглифами, что Кося выдумал для своей тетрадки с тайнами: – У-па-ниуд оннэ-ошо нама.
«Печаль пустого места зовёт и слышит».
– Не понимаю, господин Камень… А вас как-то можно расколдовать?
Молчание.
– Господин Камень, если вы молчите, я тогда пойду. Боюсь, что меня начнут искать и потом сильно заругают.
Подумав, Кос погладил полированный бок черного валуна:
– Но если вы хотите, я буду навещать вас. Чтобы вам не было так одиноко тут лежать.
– Может быть, ты возьмёшь меня с собой? Я буду защищать тебя, а ты поможешь мне сойти с этого места. Поверь, со мной тебя никто никогда не обидит.
– Но как я смогу вас взять с собой?! Вы ведь такой большой!
– Это только видимость, Сид. Отойди и осмотри мой камень издалека. Представь, что это твоё сердце. Ты ведь умеешь представлять, да?
– Да, умею.
– Вот и молодец. А потом подойди ко мне снова и напиши знак «тюдо». Тогда я буду с тобой. Всегда.
Не дав себе труда как следует подумать, каково это будет – жить с говорящим камнем на сердце, Кос поступил в точности, как ему велел голос. Выведя пальцем нужный знак, он прислушался. Ничего не изменилось.
– Господин Камень?
– Я здесь, – снова услышал мальчик знакомый голос. – Ты всё сделал правильно. Теперь скорее иди домой. Я это место уже видеть не могу!
– Жаль, что дроид сломался. Я бы влез ему на закорки, и он бы нас с таким ветерком промчал!
– Идея неплохая. Но пусть уж эта рухлядь лежит здесь, а мы пробежимся сами. Какой же ты маленький, великая Сила! Я уже забыл, как это – быть ребенком. Но, может, это и к лучшему. Начнём сначала.
– Ага! – весело воскликнул мальчик и понёсся вприпрыжку вниз, в долину. Никогда он ещё не был так счастлив, как в эту минуту. У него наконец-то появился друг! Странно всё это, конечно, но недаром есть такая поговорка: «Странно – не страшно».
– А ещё быстрее можешь?
– Я попробую!
– Сид, тебе не надо шевелить языком, чтобы я тебя слышал.
– Отлично, господин Камень! Мы будем с вами разговаривать, а никто ничего не узнает!
– Именно так. А теперь давай-ка на руках.
– Что – на руках?
– Беги.
Кос остановился.
– Как же это можно? Нет, я не могу, – сказал он вслух.
– Зато я могу. Не будем откладывать в долгий ящик. Тебя, чувствую, нужно гонять и гонять. Я отлично помню, что даже в твоём возрасте не был таким слабаком.
И в самом деле, земля перевернулась вокруг мальчика, его руки сами по себе опустились на землю, и чья-то чужая сила вскинула вверх тормашками его тело, совершенно непривычное к таким кульбитам.
– Ой-ой-ой! – закричал Кося. – Отпустите! Я боюсь!
– Ещё бы не бояться! Я бы на твоём месте тоже боялся, если бы у меня были такие слабые руки и такое шумное дыхание. Вперёд!
Бешеные прыжки на руках (в которых мальчик до сих пор не держал ничего тяжелее стильев и книг) показались Косу сущим кошмаром, он и во сне подобных ужасов не переживал. Камень, в самом деле, залежался на месте – и сейчас будто стремился наверстать упущенное. Чужая сила снова поставила маленького Палпатина на ноги и принялась принуждать его к немыслимым движениям. Кувырки, переходящие в приседания, перекаты и рывки, резкие подскоки и выпады, кручение колесом и прочие акробатические трюки… Когда Кос пришёл в себя, он лежал на земле, измученный до такой степени, что не мог подняться. Всё его тело будто закаменело.
– Вставай, Сид. Ну и хлипкий ты сосунок! Великая Сила, намучаюсь же я с тобой…
Как ни разбит был Кос усталостью, но не смог стерпеть наглости непонятной силы, так коварно овладевшей его существом.
– Я не желаю с вами знаться! – с досадой подумал он. – Вы говорили, что никому не дадите меня в обиду, а сами… Я вот сейчас вернусь на ту поляну и брошу вас там! Если вы такой злой Камень, то и лежите себе дальше один!
– Твоё дело сейчас – помалкивать и слушаться старших. Ты понял?
– А я вот не буду про вас думать – и вас не станет!
Все существо Коса пронзила глухая вибрация. Наверное, это был смех проклятого Камня.
– Отстаньте от меня! – пролепетал Кос, боясь думать, что на ровном месте попал в ужасное, безвыходное положение. От страха у него даже болеть перестало. – Я вас не трогал – чего вы ко мне прицепились?!
– Как это не трогал? Кто позвал меня знаком о-та ошо? Кто открыл мне врата пустоты рассказом о своей матери? Кто позвал меня в своё сердце, назвав Источником Силы? Ты! Ты получил от меня имя. Теперь ты мой ученик, Сид. Будь же достоин краткого имени, чтобы со временем получить полное. Вставай. Мы друг другу нужны. Я научу тебя многим интересным вещам. Со мной ты скучать не будешь, это я тебе обещаю.
– Кто вы такой?! – закричал мальчик. Перед его глазами сквозь красно-серые круги плыли облака.
– Мое имя — Плегас. Мудрой зовётся моя сестра. Я – Дарт Плегас Мудрый, Тёмный владыка ситх.
– Ситх?! Разве они… сейчас… бывают?
– Ещё как бывают! Обычно я два раза не повторяю, а тебе сказал «вставай» уже третий. Вечереет. Маленьким детям пора домой.
– Я не могу!
– А ты попробуй. Я уже расщепил все вредные кислоты, которые накопились в твоих мышцах. Хотя твоё тело сейчас никуда не годится, уж поверь, кое-что можно сделать и с ним.
Кос перекатился на бок и встал. Голос не соврал – боли больше не было. Руки и ноги снова повиновались ему, как раньше. Мальчик покрутил шеей, помотал кудряшками, потом принялся отряхиваться. Его новый щегольской костюмчик представлял жалкое зрелище: швы на курточке и штанишках лопнули в нескольких местах, ткань вся перепачкалась землёй и травяной зеленью. Много же ему придётся врать дядьке Отеру, чтобы объяснить, что с ним приключилось… Хотя дядька сам виноват, со своими поучениями…
– Ты мидихлориановый мальчик, Сид, и твоя судьба уже неотделима от моей.
– Я никакой не мидихлориановый, а свой собственный! А ситхов не бывает! – упрямо стоял на своём Кос.
Он попытался направить свои стопы вверх, чтобы вернуть проклятому камню его вероломный дух, но Дарт Плегас снова взял управление на себя и покатил его вниз – туда, где в сгущающихся сумерках захмелевшие взрослые уже сообразили, что ребёнок куда-то подевался.

[old-diplomat]

– А ну-ка, вставай, Сид. Здесь где-нибудь есть изображения твоих родителей и других старших родственников? – глухо ударил голос, как только служанка, пожелав мальчику спокойной ночи, выключила свет и ушла.
Кошмар вернулся снова.
Когда дядька Отер, вроде бы поверив в то, что наследнику захотелось скатиться с крутого холма, мыл его на вечернем холодке (охая, что в возрасте Коса он до такого состояния свою одежду не доводил), замазывал синяки и ссадины бактокремом и переодевал в чистое, происшествие у черного валуна казалось мальчику кратковременным помрачением ума. Вулканические горы иной раз бывают непредсказуемо опасны, как и болота, из которых выходят вредные газы. Это он знал ещё от географа Оппе… А может быть, с ним случился припадок какой-то страшной болезни? И ведь ни с кем не поделишься… Может, с врачом, маминым другом? Только ведь Кося понимал, что одним круглым стёклышком и грушевым сиропом от такой болезни не вылечишься. Да и как рассказать?
Мрачного голоса не было и в палатке капитана Аталы, в которой юного Палпатина устроили в настоящем спальном мешке. Не было его и за завтраком у котелка, и весь долгий солнечный день, и весь вечер, когда процессия вернулась на виллу. Правда, Кос вопреки обыкновению постоянно вертелся рядом со взрослыми и даже по самым необходимым причинам отлучался только вместе с дядькой… Но никто не замечал, что это странно и на него не похоже.
И вот, стоило ему остаться одному в своей комнате, – началось.
Мальчик решил делать вид, что всё в порядке и никакого голоса из ничего нет. Бесполезно: его уже несёт к информационной системе, она включается в полной темноте, пальцы сами нажимают на клавиши, после короткой паузы набирают не известный мальчику пароль входа в инфосеть… Выбор поисковой системы, набор знакомых букв…
– Это твои родители?





На экране замелькали изображения Пало и Газере, то вместе, то попеременно. Голос прокомментировал:
– Отец мог бы быть и получше, при такой-то матушке… Ну, сантиметров семь из тебя ещё можно будет выгнать, а то и десять. А у его отца было брюхо? Хм. А это, значит, прадед твой... Ну и морда! Вырождение полное. Да, Сид, физически ты… мнэ… не ауродиевый рудник. Таинственны пути Силы – но тем они и прекрасны.
Кос не включался в разговор, а только просматривал ту информацию, что пролистывал Камень. Как ни неприятно было признавать правоту привязавшегося ситха, но тот попал в самую точку: и отец мальчика, и его дед, и прадед всё были люди скромного роста и далеко не атлетического телосложения. Худощавые в молодости, к зрелым годам они обрастали дряблым жиром. Правда, все Палпатины, выведенные на экран, дорастали до высоких постов, и сведения об их достижениях занимали много места. Но, по-видимому, Дарта Плегаса эти успехи не впечатляли.
– Но это ничего. Это даже к лучшему. Никто никогда не заподозрит в тебе непобедимого воина. Я знал нескольких хлипких с виду людей, которые только на первый взгляд были слабаками. А ты у меня будешь ещё гвозди пальцами гнуть, вот увидишь.
– Не собираюсь я гнуть для вас гвозди! – буркнул Кося.
– Нам повезло, что ты ещё маленький, и вылепить можно многое, – снисходительно заметил Голос. Мальчик отметил это «нам», и его обдало холодом. – Запомни, от рода отца всегда можно открепиться, отец мало что значит, он только форму даёт, видимость. А действительность – это не видимость. Это невидимость. И это самое важное. Ты со мной согласен? О-така ошо?
Мальчик промолчал, но мысль не удержал: «Не отзовусь!»
Только, похоже, ситх и не требовал от него ответа.
– Теперь по матушке пройдёмся. Это дочь может игнорировать и мать, и отца, но не сын. Без матери нет сына, без Ярости нет Огня. Мать – подлинное начало сына, то, что внутри, и то, что есть твоя истинная душа. Запомни это, Сид, когда сам будешь выбирать себе ученика.
Замелькали страницы деловых изданий и светской хроники, на которых леди Палпатин то улыбалась, то была серьёзной, то полемически восклицала, то обворожительно журчала, а на видеозаписи из Тиданского оперного театра даже спела вместе с прославленным альдераанским тенором перед тем, как вручить ему премию от Гильдии покровителей искусств.
– Твоя стихия – это Вода, тёмная и глубокая, с коварными холодными ключами, зеркально-гладкая, отражающая. Способная протечь даже под лежачий камень. Подлинное сокровище, эта Газере Палпатин! Грымза, каких поискать. Сухая, как рыба-игла, и агрессивная, как рыба-пила. Я всегда считал, что число мидихлориан – мелочи по сравнению с настоящей стервой. Такими данными не каждый может похвастаться. Действительно, нам есть с чего начать.
Кос старался сохранять присутствие духа – своего духа – поэтому подумал о том, что у него замёрзли ноги и вообще – он хочет спать, а не торчать перед монитором, разглядывая никому не интересные новости для взрослых. Но Камень понял его молчание по-своему.
– Тебе и возразить-то нечего, мнэ? Великая Сила, она, небось, и дома носит маску любви к человечеству… Держу пари: леди забыла, что отослала тебя сюда, хотя в её деловом календаре слово «Кос» было подчеркнуто два раза, с указанием даты и времени милостивого прощения. Ты для неё не существуешь, я это четко вижу.
– Неправда! Мама меня любит!
– И это от её любви ты хотел превратиться в камень и лечь на дороге – чтобы привлечь к себе внимание хоть кого-нибудь?
Голос не врал. Мальчик очень хотел сказать что-нибудь против проклятого скрежета Камня, вспомнить о леди Газере что-то хорошее, как тогда на сцене, перед красивыми глазами леди Эре. Но ничего не находил – и это было намного-намного страшнее, чем если бы Дарт Плегас опять вздёрнул его вверх тормашками и заставил бегать на руках.
– Посмотри на этих людей, которые сделали для тебя могилу из своих тел. Посмотри на выражения их лиц. Допустим, я оставлю тебя, и ты ничего не узнаешь ни о Великой Силе, ни о своём предназначении. Сначала ты будешь ходить в школу и загружать свою голову массой дерьма, которое погасит твой ум. Потом начнёшь заниматься тем же, что и они – тлеть на воздухе, выпуская дым. Заниматься скучным не нужным тебе делом, проживать серую-серую жизнь, мучаясь от тоски. И уж самое отвратное – тебя женят на какой-нибудь старой тётке для приумножения богатства. Или на такой же стерве, как твоя мать, и она будет высасывать из тебя последние остатки человеческого достоинства. Тебя будут тащить за собой мутные воды сточной канавы – глупая работа, постылая семья, лицемерные друзья. Ты перестанешь видеть и слышать знаки, отрастишь брюхо и двойной подбородок. Потом, наконец, погаснешь.
– Неправда! – Кос даже топнул босой пяткой, так важно было ему возразить. Тем более важно, что Камень ведь не обманывал. Когда Кос задумывался о взрослых и о будущем, он думал именно так: с ними ему будет невмоготу. Вернее, пока он так не думал, а только чувствовал – и вот Дарт Плегас назвал вещи своими именами.
– Правда. И ты знаешь об этом ещё лучше меня. Ты уже предчувствуешь погребение заживо, которое уготовано для тебя. Сегодня я наблюдал за этим домом и за людьми, которые тебя окружают. Разве ты сможешь вырваться из болота обычной жизни? Ты видишь этих людей каждый день и сам знаешь тоску, о которой я говорю. Я только что пролистал перед тобой историю твоей семьи и показал лица твоих предков. Вот и у тебя будет обычная, тошная, правильная, добропорядочная взрослая жизнь.
– Ничего вы не знаете! Я не буду таким, как они! Я стану актёром и буду играть в театре! И проживу тысячу жизней! И меня все будут любить!
– Нет, мальчик. Тебя не будут любить. Будут завидовать. Или презирать. Или использовать. И актёр из тебя не получится, и тысячу жизней ты не проживёшь.
– Но почему?! Откуда вы это взяли?!
– Потому что у вас так принято – жить в колее, идти по нарезке. С этого пути ты не свернёшь. Чтобы стать не убожеством, как твои предки, а кем-то другим, нужно преодолеть много препятствий, и очень трудных. У тебя нет для этого ни смелости, ни силы духа. Так и будешь всю жизнь сдавать позиции.
Не сможет…
– Станешь таким же слабым и бесталанным, как твой отец.
– А вы можете предложить мне что-то другое? – смело подумал мальчик, собрав свою волю в кулак. Не в тот кулак, который был бы виден его глазам, если бы он сжал его при свете монитора.
– Могу, – отозвался Камень. – Ты познаешь Великую Силу и великое наслаждение быть свободным и сильным. По-настоящему сильным, каким может быть лишь Владыка. Я научу тебя направлять не только свою жизнь, но и жизнь вселенной. И ещё, запомни: никакая грымза, ни старая, ни молодая, не будет властна над твоим сердцем, а ты сейчас даже не представляешь, насколько это важно. Я научу тебя искусству конца и искусству бесконечности. Всему, что ты скажешь «конец», наступит конец. Всему, что ты захочешь продлить навсегда, будет подарена жизнь. Все стихии будут подвластны тебе, будут служить твоим желаниям гораздо лучше, чем сейчас служит тебе вся эта глупая челядь. Став взрослым, ты станешь не хозяином грушевой фабрики, а Хозяином действительности, свободным и сильным, мощи которого нет предела, – есть же разница? Стать серым человечком или невидимым сверхчеловеком – есть же разница?
Кос был очень умный мальчик, поэтому он задал Дарту Плегасу ещё один вопрос:
– Если вы это всё можете, то почему лежали, как камень, совсем один, много лет? Почему вы были такой холодный, почему не могли сдвинуться? Вы просили меня поговорить с вами, вы ждали, когда я подарю вам «знак» – в чём же и где же была ваша сила? Вы были одиноки и ничем не могли себе помочь, если бы не я!
Дарт Плегас Мудрый отозвался не сразу.
– Я и не говорил, что путь, который я предлагаю тебе, – легкий, и что стать «кем-то другим» – просто. Путь Силы открыт только для избранных, на нем много препятствий. Похоже, ты действительно не тот, кто может преодолеть себя. Ладно, я не буду мешать тебе. Живи, как знаешь. Но если ты решишь стать моим учеником – решишь сам, тогда зови.

[old-diplomat]

Через несколько дней дядька Отер даже спросил, почему Кося не рисует и не играет сам с собой. Может быть, его что-то беспокоит? Юный Палпатин только молча помотал головой. На сердце у него лежал несдвигаемый камень, и чем больше мальчик размышлял над своей проблемой, тем тяжелее и тяжелее этот камень становился.
Даже когда скука доставала особенно сильно (а после разговора с ситхом мальчик остро ощутил, до чего же скучно жить на свете), он не открывал свою тетрадь со «знаками», чтобы невзначай не привлечь внимание духа, которого так неосторожно вызвал. Но как ни крепился Кос, чтобы не думать о Камне, это было всё равно, что запретить себе думать о белом эопи – тут же увидишь круглую задницу, свисающий хвост и поворачивающуюся морду с мягким носом… Мысли приходили сами, и раздумья приводили мальчика к очень неутешительным выводам.
Хотя Дарт Плегас ничем себя не проявлял, Кос не верил, что тот действительно оставит его в покое. Не такое это существо – ситх, чтобы спасовать перед обстоятельствами, мальчик это понял ещё тогда, когда читал «Легенды нашей галактики». Вспомнить хотя бы Экзара Кана или Дарта Бейна… Уж на что сильный был джедай Улик Кель-Дрома, а не смог выстоять против Кана. Куда уж ему, Косе, отбиться – он-то совсем маленький… А ведь мать Улика сама была джедайка, только она почему-то была не рада, что у неё есть сыновья, и не помогала им...
«Если я мидихлориановый, – размышлял Кос, – значит, мама с папой это утаили, чтобы меня не забрали в джедаи. Значит, я могу чувствовать Силу. Потому, наверное, и прицепился ситх – чтобы воспользоваться моим телом, а через него Силой. Без мидихлориан-то, наверное, ему никак нельзя, то-то он лежал в камне… Вон и в «Легендах» сказано, что духи ситхов не могут выйти из гробниц, если только кто-нибудь живой, чувствительный к Силе, не приблизится… И как я об этом раньше не подумал? Интересно, как он попал в наш камень? Неужели его убил здесь какой-то джедай? И ведь нипочём не отцепится, если не выгнать… Если он ждал, как говорит, сотни лет, то что ему стόит подождать ещё лет десять-двенадцать, пока я вырасту? А когда он дождётся, что ему стόит тогда каким-то образом избавиться от моей души — и занять моё место? Ведь я буду богатым, у меня будет и свой космический корабль, и много денег… Хоть бы знать наверняка, может он читать мои мысли или нет… А если может? Что делать? Десять лет – это, конечно, очень-очень много… Но вот живёт же бабушка уже девяносто, даже ходить не может, а всё равно хочет жить. А что же мне – только семнадцать будет, и умирать?
Если только я не выучусь обращению с Силой и сам не попробую его выгнать... Но как? Легко сказать – выгнать Дарта Плегаса! Уж не для того он в меня вселился, чтобы было по-моему, а не по его… Даже если представить, что вдруг близко появится джедай и почувствует меня, он не позовёт меня с собой на Корускант. Нет, он почувствует ситха – и изрубит меня на кусочки своим световым мечом…»

Мысль о том, что с Дартом Плегасом придется бороться, так угнетала мальчика, что он разыграл болезнь, и теперь возле его кровати круглосуточно находилась сиделка, будто при старой бабушке. Но чьё присутствие могло бы разогнать Тьму в его сердце?
За что ему такое несчастье? Какая сила понесла его прочь от холма, на котором он знал бы себе да играл в свои игрушки и слушал бормочущего дроида? А всё дядька Отер со своими нотациями! Почему это случилось с ним, с Косом, а не, допустим, с наследниками другой фамилии, чьё поместье находится недалеко от владений бабушки Гварены? Наверное, всё из-за проклятых мидихлориан. Может, на всей Набу больше нет ни одного человека, чувствительного к Силе, кроме него…
Кос страдал, мучился, придумывал себе всякие страхи, но никак не находил сил принять решение. Да и какое решение тут можно было принять?

[old-diplomat]

Только через месяц юного Палпатина наконец вернули в Тид, осунувшегося и бледного. Леди Газере, приняв сына в отведенное для беседы с ним время, выслушала его доклад наизусть о том, какие у него, Коса, прекрасные родители и какими нужными делами они занимаются. Она даже похвалила сына и выразила надежду, что теперь он всегда будет умным мальчиком и не поставит свою семью в неловкое положение. Но когда Кося попросил мать взять его с собой на какую-нибудь бедствующую планету, на которой она занимается благотворительными акциями, та, конечно, отказала: он ещё слишком маленький, к тому же ему нужно вернуться к учёбе.
Всё-таки она уделила мальчику чуть больше времени и сообщила о своём решении поменять ему школу. Королевская гимназия, которую в своё время окончила она, – не самое подходящее учебное заведение для ее сына, она так решила. «Я подумала, что тебе будут часто ставить в пример мои успехи, и ты почувствуешь себя загнанным в рамки. Это всегда тяжело. Кроме того, в гимназии слишком много предметов, которые впоследствии не пригождаются. Я не хочу, чтобы ты был лишён детства от непомерной учебной нагрузки. Вспоминаю себя: у меня школа буквально забрала жизнь. Поэтому ты будешь посещать юридический лицей, это тоже очень достойное учебное заведение, его окончил твой отец. Летнюю практику там проходят именно на бедствующих планетах, и когда ты подрастёшь, то продолжишь мои труды».
Возражать было бесполезно – Кос видел это по лицу матери. Ясно же, что документы переведены, а документы – это для взрослых самое главное… А если он возьмёт и скажет сейчас: «Мама, в меня вселился дух ситха! Помоги, спаси, он хочет меня убить!» Нет, это точно ни к чему хорошему не приведёт. Не даст ему Дарт Плегас ничего такого сказать.
И всё-таки...
– Мама, у меня ведь есть мидихлорианы, правда?
Выщипанные и подкрашенные брови леди Газере поехали вверх. Дарт Плегас молчал.
– И если они у меня есть, то я хочу не в лицей, а… – бултых, как в холодную воду, – а в Орден джедаев. Пожалуйста, отвези меня на Корускант!
– Кто сказал тебе эту чушь? – строго спросила мать.
– Никто. Я сам знаю. Я чувствую Силу!
– Кос, я понимаю, что в твоём возрасте на уме одни игрушки, но нужно уже уметь отделять выдумку от настоящей жизни.
– Это не выдумки! Если я не стану джедаем, меня заберут ситхи! Ты разве не знаешь, что всегда так бывает?!
– Кос, перестань. Терпеть не могу эти бредни, и не позволю, чтобы мой сын неадекватно себя вёл.
– Это правда! – у него даже слёзы брызнули от отчаяния. – Почему ты мне не веришь? Я чувствую! Я вижу будущее, я могу внушать разные мысли!
Леди Газере надавила кнопку вызова на столе. Вошёл Косин дядька.
– Отер, уведите ребенка и успокойте его.
– Ты меня не любишь, да? Тебе главное меня в какую-нибудь школу запихнуть, да? – голос мальчика сорвался на визг. – Так почему ты не отдала меня джедаям? Ты ещё пожалеешь, что так… так…
Дядька уже вывел его вон, и Кос не особенно упирался, только размазывал слёзы поданным платком.
Но Дарт Плегас так и не явился, чтобы хотя бы посмеяться над провалом Косиной затеи. А ведь мальчик знал, знал, что проклятый дух никуда не делся – ждёт и, небось, ухмыляется у него под сердцем, как под тем камнем…

[old-diplomat]

«Похоже, мне неоткуда будет узнать о природе Силы и о работе с ней, кроме как от него. Нельзя же ничего не делать… А ждать, пока он убьёт мою душу и получит все денежки нашей семьи – глупо».
Если бы мальчик еще немного побыл наедине с собой, в ночной тишине своей огромной спальни, у него, пожалуй, случился бы разрыв сердца. Страх перед коварством злого ситха, муки унижения, боль от равнодушия матери и неотвязные мысли о смерти довели Коса до того, что он решился.
– Дарт Плегас! Дарт Плегас! Вы слышите меня?
Была крошечная вероятность, что тишина и темнота не отзовутся, и Кос снова станет свободным. Останется обыкновенным мальчиком, которому если и надо чего-то бояться, то лишь насмешек, которые – он это знал – ждут его в первый день новой школьной жизни.
Но чуда не произошло. Снова грянул гром, не слышный никому, кроме него одного.
– Да, Сид.
Мальчик вздохнул. Раз уж решился – надо довести дело до конца.
– Знаете, я подумал, что… Если я маленький и слабый и вам не подхожу, тогда скажите, кто вам подходит. Может, как-то можно устроить вашу встречу? Может, вы с ним договоритесь, а меня оставите?
– То есть ты решил остаться таким же ничтожеством, как твои родители? Упустить свой шанс, который они и так чуть не украли у тебя?
– Но Дарт Плегас, какой же из меня ситх? Я ведь…
– Из тебя получится отличный воин, Сид. Уж поверь мне. Я многое повидал в жизни и могу сказать: этот мальчик станет Владыкой. Поэтому и заговорил с тобой, и дал тебе имя.
Кос не знал, воспринимать это как лесть или как хороший знак. Уж кем-кем он себя не чувствовал, так это воином.
– Это из-за моих мидихлориан, да?
– Это из-за тебя, Сид. Когда я думал об ученике, я хотел иметь именно такого.
– Почему? Что во мне особенного?
– Ты умеешь скрывать и видишь то, что скрыто. Мне это очень нравится в тебе.
И снова Кос не знал, как расценивать слова Дарта Плегаса. Хорошо это или плохо, что ситх его хвалит?
– Расскажите мне…О себе и о Силе… И о том, как вы попали в камень, и почему вы не джедай.
– Слишком много вопросов. И ответ на каждый из них довольно длинен. Разве что могу сразу сказать, почему я не джедай. Как ты думаешь, есть ли разница между нашими знаками и обычными буквами алфавита? На первый взгляд, и те и другие состоят из одинаковых чёрточек.
– Конечно, есть.
– В чём же она?
– Буквы знают все. Все могут их прочитать. А мои знаки – никто, кроме меня. Ну, получается, и кроме вас тоже…
– Нет, не в этом. Главное – что свои знаки ты написал сам. Понимаешь? Сам. Свои знаки мы пишем сами.
– А джедаи – это буквы в алфавите?
– Я бы сказал, что это чёрточки, из которых можно собрать буквы. Сами по себе они не могут стать даже буквами. Их собирают и разбирают. А меня не разобрать. Знак, однажды ставший действительностью, не может исчезнуть. Он называет вещи, а не вещи называют его.
– Я не совсем понимаю, но…Вы хотите сказать, что вы сильнее джедаев? И никто не сможет вас победить?
– Именно, Сид.
– Но не всегда же вы были просто голосом в камне?
– Не всегда. Но я не голос. Я знак, который говорит с тобой. В каком образе я влияю на вселенную – не так важно. Главное – как влияю.
– И вы никого-никого не боитесь?
Пауза в разговоре.
– Есть вещи, которых я не хочу.
– А если вдруг появятся джедаи, вы не испугаетесь?
– Сид, «вдруг» ничего не происходит. С чего бы им появиться на этой никому не нужной провинциальной планете, на задворках галактики? Её ведь не на всякой карте-то найдёшь. И чего мне, собственно, бояться? Что они найдут мидихлорианового мальчика и заберут на Корускант, в свой Храм? Что состригут твои кудряшки, оденут в коричневую робу и разберут на чёрточки? Что у тебя не будет ничего своего – ни своих вещей, ни своих мыслей, ни своей воли? Этого, по-моему, не мне надо бояться, а тебе. Но уж поверь, тогда я тебе не позавидую.
– Вы меня убьёте…
– Не я, глупыш, а они – закупорят твою сияющую звезду в колодец реактора. Ты станешь рабом Республики, говорящим предметом. Как робот или как какой-нибудь грузовой корабль. Будут на тебе возить… мнэ… контейнеры с грушами. Думаешь, это настоящая жизнь? На мой взгляд, это хуже смерти.
– А если я соглашусь стать вашим учеником?
– Тогда я подарю тебе полное имя и возможность стать своим собственным знаком. Таким, которого не было до тебя.
– Хорошо. Допустим, я соглашусь. Но тогда пообещайте мне…
С истерической смелостью Кос подумал, что нужно поставить какое-то условие, как это делают взрослые, когда о чём-то договариваются. Но на уме вертелось только «хорошо себя вести», а это наверняка не годилось для ситха.
– …пообещайте, что будете… будете…
– Я буду, Сид. Обязательно буду.
– Что вы будете?
– Делать из тебя Сущего, который не боится своей судьбы.
– Но видите ли… Я, в общем, очень боюсь драк… и всяких конфликтов… И когда ругаются, кричат… Я этого просто не выношу.
– Боишься, потому что ты не владеешь собой и у тебя слабое тело. Но и собой можно научиться владеть, и тело закалить. Тогда страшно не будет. Если ты самый сильный, чего бояться? Представь, что ты, допустим, отодвигаешь занавеску на окне. Разве это трудно?
– Нет, нетрудно.
– А если, отодвинув её, ты увидишь какое-нибудь неприятное зрелище? Например, кого-нибудь из твоей прислуги, бегающего по двору без головы?
И Кос немедленно это увидел у себя внутри: мозаичный внутренний дворик, и страшное безголовое тело делает несколько шагов прямо на него (и кровь фонтаном хлещет из перерезанных артерий, и сам срез блестит влажно и тошно, а где-то внизу прыгает голова).
Приступ дурноты был таким сильным, что мальчик даже сознание потерял. Но когда он пришел в себя, Голос был при нём, никуда не делся.
– Видишь, в этом случае тяжело только твоей душе, а не руке. Совершить обычное движение рукой, чтобы отодвинуть занавеску, совсем нетрудно. Так же твоя внутренняя сила, сила духа, соотносится с силой мускулов.
Не сразу Кос отдышался от страшного видения. А когда снова смог четко мыслить, спросил:
– Дарт Плегас, а Великая Сила? В чём она?
– Она в тебе, Сид. Ты и есть Великая Сила. Насколько ты позволишь ей перейти в другие сущности и предметы, настолько они сами будут что-либо из себя представлять. Тебе нужно только научиться использовать её. Всё, что есть во вселенной – всё твоё, если ты – Владыка. И вся вселенная – это ты.
– А если я откажусь быть вашим учеником? Что тогда?
– Ничего. Будешь всего бояться до старости лет.
– Понятно…Но я ещё немного подумаю, можно?
– Подумай.
И тишина.

[old-diplomat]

Наутро вчерашние проблемы обычно кажутся не такими гнетущими, и Кос решил, что с ответом Дарту Плегасу можно потянуть. Он даже набрался смелости и решил посоветоваться со своими «знаками» – может, хотя бы они придут к нему на помощь?
Еле дождавшись конца завтрака и оставив половину столовых приборов неиспользованными, мальчик наконец-то сбежал в свою комнату, к секретной шкатулке. Вытащив заветную тетрадь, Кос принялся медленно перелистывать страницы, отмечая своих любимцев. Но даже среди самых отборных «нахтор» он не нашёл имени, которое дал ему Дарт Плегас.
Его руки непроизвольно шевельнулись. Уверенно отвинтили крышку на коробочке с тушью. Левая открыла новый чистый лист в тетради, правая взяла плоское перо.
С недостижимой для пальцев Коса четкостью стальной кончик вывел черточки, из которых можно было бы составить алфавитную букву «беш», если бы повернуть ломаные линии двух конусов так, чтобы они смыкались вокруг срединной горизонтальной черты. Мальчик вдруг понял, что в древности, когда люди записывали мысли не буквами, а картинками, «беш» означала не просто звук «б», а маленький светильник, бен. Или две руки, оберегающие свечу, или дом, или мир.
Но его перо начертило не «беш», а разомкнутый знак. Руки раздвигали пределы мира вверх и вниз. Мальчик внимательно посмотрел на иероглиф. Знак силы и власти? «Хозяин»? «Владыка»? Да. И ещё одно значение…
«Тёмная сторона Силы».
Кончик пера снова нырнул в черноту туши, и рядом с «владыкой» появился второй иероглиф. Сначала возникла стандартная буква «уэск». Но её ровный прямоугольник, означавший «вселенная», тут же сверху вниз справа налево повелительно пересекла косая черта, разделившая «вселенную» на два треугольника.
«Действительность. Действительность – это не то, что видно глазами».
Рука соединила иероглифы тильдой имени и положила перо на подставку. Кос пошевелил пальцами и покрутил запястьем, чтобы снова обрести власть над своей маленькой конечностью и не так бояться. «Знаки» были очень страшные, и они смотрели прямо на него.
– Господин Кос! – позвал его громкий голос дядьки Отера, и тут же в дверях появилась приземистая фигура воспитателя. – Вас батюшка зовёт, извольте подняться в его кабинет.

То, что отец появился в Тиде, не было такой уж большой неожиданностью, но что он захотел поговорить с сыном – это Коса удивило. Наверное, его вызвала леди Газере после того разговора.
Хотя в тиданском особняке Пало Палпатин бывал редко, тем не менее, под его апартаменты было отведено целое крыло дома. Слуга сопроводил юного наследника в зал, где отец ждал сына, сидя на просторном кожаном диване, по привычке повернув левую руку локтем вперед и поставив ее на ногу. Пало пригласил мальчика устроиться рядом в кресле и некоторое время рассматривал его. А Кос рассматривал узор на паркете, краем глаза изучая отца.
Стареющий Пало не был красавцем, и мальчику снова пришлось признать: Дарт Плегас совершенно справедливо раскритиковал физическую форму предков Коса по мужской линии. Двойной подбородок отца и вся его расплывшаяся коротконогая фигура не внушали уважения… Впервые Кос задумался о том, что если он унаследует родительское состояние, то это будут не только поместья и фабрики, но и такие вот блестящие залысины, выцветшие глаза, обвисшие щеки, круглое брюхо… «Хотя Дарт Плегас вроде бы говорил, что я буду похож на маму...»
Но ведь у него есть ещё мидихлорианы – дар самой Силы, а не наследство предков! То единственное, что у него есть своё.
Без предисловия старший Палпатин приступил к делу:
– Я слышал, у тебя появились вопросы, сынок. По поводу твоих способностей… Видишь ли, они, вероятно, имеют место… Расскажи, пожалуйста, что ты чувствуешь и…
После «и» не было продолжения, и когда тишина стала неприличной, мальчик нехотя проговорил, что он иногда может предвидеть будущее.
– Ты прав, Косико, – покашляв от неловкости, сказал Пало. – Это было огромное горе для нас, когда мы узнали, что наш единственный сын может подпасть под этот закон. И мы сделали всё, чтобы уберечь тебя. Я говорю с тобой об этом, чтобы ты понял нас, и понял правильно. Ну что такое джедаи? Если здраво подумать, всего лишь охранники. Та же обслуга, принеси-подай, только с оружием.
Кос вспомнил картинки из «Легенд нашей Галактики». Какие там были чудесные сцены, какие мужественные лица, какие интересные судьбы… Неужели Дарт Плегас хотел стать ситхом? Сейчас, при свете дня, это казалось абсурдом!
– Это только в книжках да фильмах джедаи показаны сказочными рыцарями без страха и упрёка, – продолжал отец, словно уловив его мысли. – Причём в книжках для совсем маленьких. На самом деле всё далеко не так интересно. Даже грустно, даже страшно, я бы сказал.
«Будешь всего бояться до старости лет…»
– Им приказывают, что делать, – и они беспрекословно выполняют приказ. И так всю жизнь. Представь себе, если бы мы отдали тебя в Храм, чем бы ты сейчас занимался? Бормотал какие-нибудь глупые молитвы и учился ритмично махать руками и ногами в толпе малоразвитых ребятишек. Не было бы у тебя ни папы, ни мамы, ни собственных игрушек, ни красивой одежды, ни такого замечательного дома… Ну, сам подумай: что за радость – жить в казарме, как оловянный солдатик в коробке, делать всё по приказу…
«…состригут твои кудряшки, оденут в коричневую робу и разберут на чёрточки… У тебя не будет ничего своего – ни своих вещей, ни своих мыслей, ни своей воли…»
– Понимаешь, в джедаи своих детей отдают только бедняки, которые сами рады избавиться от лишней обузы. Или круглых сирот туда принимают, с непонятно какой наследственностью. Иначе быть бы им преступниками, а так хоть какая-то польза обществу. Согласись, это не та жизнь, которую должен вести мальчик из хорошей семьи.
«…сами по себе они не могут стать даже буквами. Их собирают и разбирают…»
Юный Палпатин заметил, что он сидит так же, как отец, выставив локоть вперёд. Он переменил позу и наклонил голову ниже.
– Со временем ты станешь наследником всей моей корпорации и всех владений Наруме. У тебя будет очень интересная работа. Я как раз за тем и приехал, чтобы показать тебе и наши сады, и опытное хозяйство, и генетическую лабораторию, и переработку. Я очень хочу, чтобы ты стал моим помощником, когда вырастешь. Ты увидишь сам, как это нужно, важно, как это… захватывает, волнует! Гораздо интереснее и нужнее, чем воевать за чужие прибыли, из которых тебе самому не достаётся ни кредитки. И ещё, представь: если бы мы отдали тебя в Храм, что же, мы состаримся – и останемся совсем одни, без внуков?
«…тебя женят на какой-нибудь старой тётке для приумножения богатства. Или на такой же стерве, как твоя мать, и она будет высасывать из тебя последние остатки человеческого достоинства...»
– Нет, Косико, на это мы не согласны. И я, и мама желаем тебе большого-большого счастья, и это счастье, настоящую жизнь, хотим, а главное, можем дать тебе именно мы – а не какая-то там Сила, о которой никто ничего толком не знает. Сейчас мы с тобой проедемся по нашим садам, а потом я как-нибудь повезу тебя на Маластарскую товарную биржу, мы через неё торгуем со всей галактикой. А наши фьючерсы котируются даже на Коррелии! Фьючерсы, – тут же пояснил Пало, чтобы сыну сразу всё стало ясно, – это такие ценные бумаги, которые применяются тогда, когда неизвестны характеристики товара в будущем. Понимаешь, ведь никогда не знаешь, каким будет новый урожай: сортность, объём, гликемический индекс, новые модные диеты наконец! Это очень интересно!
Мальчик слушал – и не слышал. Он вспоминал «знаки», которые остались в раскрытой тетради. Небеса и звёзды, есть ли во всей вселенной хоть кто-нибудь, кто может ему помочь? Кто подскажет, что ему делать?
– Что выгоднее – купить опцион или захеджировать контракт фьючерсом? На какую сумму? Выгодно ли в определённом сезоне работать с мелкими оптовиками – или отгрузить всё на Маластар? Или: представь, весь урожай под угрозой плодожорки, а товар уже законтрактован. При этом страховое покрытие было минимальным, чтобы оптимизировать налоги. Как спастись от неустоек? Это, сынок, такое решение... Тут так мозгами пораскинуть надо… А конкуренты? А перевозчики? А реклама? А сопутствующие товары? И всё надо просчитать! Я не доверяю управляющим и занимаюсь делом сам – хвала Создателю, у меня голова варит! Надеюсь, со временем и ты так же крепко будешь держать штурвал нашего бизнеса в своих руках.
«…заниматься скучным, не нужным тебе делом, проживать серую-серую жизнь, мучаясь от скуки…»
– … уж не говорю о направлении деревообработки, это отдельное царство, им занимается мой компаньон. Просчитать взаимоотношения с ним – тоже задачка не для средних умов. В общем, поехали, и ты увидишь, что твои способности предвидеть будущее – как раз то, что нужно настоящему деловому человеку. Может быть, благодаря тебе наш бизнес станет номером один на Набу – согласись, это было бы здорово! А сейчас, извини, я включу свой комлинк – жду очень важного сообщения с Маластара.

[old-diplomat]

Кос поплелся за отцом на посадочную площадку. Выглядел он неважно, но Пало Палпатин не знал, как его сын выглядит обычно, поэтому весело улыбнулся мальчику и сел на переднее сиденье.
Всю дорогу от Тида до одного из садоводческих хозяйств, куда старший Палпатин вёз Коса на экскурсию, ни на минуту не замолкал комлинк. Отец постоянно с кем-то общался, отдавал распоряжения, крутил свой электронный блокнот. Когда он обозвал собеседника «тупоголовым гунганом», Кос даже прислушался к разговору, но дальше речь шла о совершенно неинтересных вещах: о логистике, гусеницах крючконоса, коротких хеджах, конъюнктуре, фитосанитарном контроле, каркасной упаковке и выборочном распылении фунгицидов.
Выгрузив мальчика у ворот, на которых сверкал логотип компании «Пало и Паоло», отец Коса сдал его на попечение секретарю, а сам быстро зашагал в сторону высокого административного здания из стекла и бетона.
Секретарь передавал наследника бизнеса из рук в руки служащим фирмы, которые водили мальчика и по саду, и в лаборатории, и в стерильный подземный комплекс генетических исследований – там Коса переодели в безразмерный серебристый халат, который пришлось подворачивать. Огромные пластиковые бахилы, к счастью, были с функцией сжатия на детскую ногу.
Через полтора часа экскурсии его снова перехватил отец и повёл в оранжерею: как раз расцветала редкая теплолюбивая груша, плоды которой назывались «зёрна истины». Ноги мальчика уже заплетались от усталости.
– Посмотри, какой удивительный цветок! Один только запах достоин того, чтобы стоить тридцать тысяч за тонну! У меня даже есть мысли по поводу косметической линейки. Пятьдесят гектаров на экваторе у меня засажены этими «зёрнами». Двенадцать лет назад, когда я купил всю линию генетической разработки, Сио Аркон, наш главный конкурент – запомни это имя, сынок – поднял меня на смех. И вот уже засажено пятьдесят гектаров! Законтрактованы прямые поставки ко двору ее величества, мне как раз позвонили, когда мы с тобой летели сюда, решение принято…
«Если он возьмёт меня на руки и даст понюхать этот цветок, я расскажу ему о Дарте Плегасе – и будь, что будет, – подумал мальчик. – Только он ведь не возьмёт…»
– … и тогда котировки наших акций поднимутся на восемь, а то и десять пунктов. Вот где нужны знания о будущем, сынок! Тебе понравился сад?
– Красиво, – отозвался Кос.
– Красиво – не то слово! Чудесно! Так что давай, расти скорее, будешь мне помогать. Видишь, какое большое хозяйство!
– Можно, я сяду на скамейку?
– Конечно, садись. Ты устал? Там нас ещё банкет ждёт, я тебя представлю как моего преемника…
Повелительно затренькал комлинк, Пало сразу включил его.
– Алло? Да? Да ты что?! Продавать! Немедленно продавать! – и, отвернувшись от аппарата, уже Косе: – Прости сынок, я оставлю тебя на минутку. Сейчас мой секретарь проводит тебя в банкетный зал, посидишь в моём кресле, а там мы все подтянемся.
Неловко проведя рукой по кудряшкам мальчика, отец стремительно выскочил из оранжереи, привычно устроился в кабинке одной из погрузочных платформ и поехал на ней в сторону административного здания.
– И так всю жизнь, – прозвучало глубоко внутри. Кос не знал, была ли это его собственная мысль или проявился Дарт Плегас. От духоты и сладкого запаха цветов его затошнило.
Через стеклянную стенку было видно, как к оранжерее быстрым шагом направляется секретарь. Секунду назад этот серьёзный, сухой, озабоченный какими-то проблемами человек держал губы вытянутыми в нитку, но встретившись глазами с наследником бизнеса, сразу надел на лицо улыбку. Превращение произошло в один миг и потрясло мальчика безупречным исполнением. Он знал, что взрослые постоянно лицемерят, но то, что он сейчас увидел, – это был высший пилотаж притворства.
«И так всю жизнь…»
Вдруг вспомнился ночной кошмар: обезглавленное тело, лаково блестящий срез…
Кос собрался: ещё не хватало в обморок упасть. Он слез со скамейки, встряхнулся. Не будет вам так всю жизнь. Не будет!
– Мистер Палпатин, а сейчас я покажу вам перерабатывающие и консервные линии…
В цехах по переработке плодов ему действительно понравилось. Там стоял вкусный бодрящий запах, его покатали на автопогрузчике, и круглые банки консервов здорово выстреливали в приёмный лоток с четким ритмичным стуком и металлическим блеском. Но на банкете в его честь мальчик совсем скис. На него взрослые, в общем-то, мало обращали внимания, а сразу перешли к обсуждению каких-то своих вопросов. И насколько же серым и неинтересным было все вокруг: лицо отца, речи его работников, жужжание обслуживающих роботов… «Всего-то дела – копаться в земле, подвязывать груши, а потом делать из них консервы и продавать. А воображают, что заняты вселенскими проблемами…»
И так всю жизнь.
– Дарт Плегас, – мысленно позвал Кос, – вы здесь?
– Да.
– Помните, вы мне показывали того безголового, который бегал по двору… А себя вы не могли бы мне показать? Каким вы были, когда…
Кос ещё не успел додумать свою мысль, как из поля его зрения ушел стол с разными сладостями из шууры, прямо посредине банкетного зала из ничего соткалась густая тень и тут же уплотнилась, приобрела объем и окаменела в форме высокой человеческой фигуры, в которой, однако, не было ничего человеческого. При всей её плотности и явной осязаемости это была не плоть. Могучая фигура плечистого мужчины больше всего походила на необычайно твёрдый монолит. Черный плащ в гранитных складках скрывал ее целиком, под низко надвинутым капюшоном угадывался только подбородок. Нет, не только. Вся ее сверхплотная материальность выражала такую волю, что у Коса дыхание перехватило. Если ему удастся стать хотя бы наполовину таким сильным, как показавшийся ему Камень, то…
– Почему же только наполовину? – кристаллической твёрдости белый подбородок вышел из тени капюшона, выглянула даже трещина тонкого рта. – Я ждал от тебя большего, Сид. Если ты собираешься ограничиваться половинами, я ещё сам восемь раз подумаю, нужен ли ты мне в качестве ученика, а не только как средство передвижения.
И мальчику стало так страшно, что сейчас Дарт Плегас отвернется от него, растворится в стене с логотипом компании «Пало и Паоло», замолчит навсегда – и останется ему только покрываться плесенью от ужасной, невыносимой скуки… А потом стать таким же серым коротконогим мешком груш, как его отец.
– Нет-нет, я хочу! Я очень хочу стать вашим учеником! Стать таким, как вы!
Твердые белые губы сложились в скептическую усмешку, и Кос понял, что таким, как его отец, он не станет уже никогда, даже если бы очень сильно захотел. Выбор-то невелик: или стать учеником ситха или быть готовым в любой момент расстаться с жизнью. Ведь Дарт Плегас уже давно всё решил. Ещё тогда, когда он, Кос, привел к черному камню свои мидихлорианы.
«Ладно, жизнь покажет. Не умирать же раньше смерти!»
– …а когда я уйду на покой, это место займёт мой сын Кос! – Пало похлопал рукой по спинке высокого кресла, в котором утопал маленький кудрявый мальчик со странно остановившимися глазами. – К его совершеннолетию я поставлю на совете директоров вопрос об изменении названия нашей компании: «Пало, Паоло и Кос».
Менеджеры компании подкрепили концовку речи руководителя аплодисментами и протокольными улыбками.
Из рукава черного плаща показалась рука – белая-белая, словно алебастровая. Этот цвет создавал иллюзию изящества. Дарт Плегас шевельнул указательным пальцем – и поверх логотипа компании Пало Палпатина проступили светящиеся красным иероглифы: «Владыка Действительность».
Эти два знака его нового имени уже не казались Косу ни страшными, ни чужими. «Надо же, я стал ситхом», – подумал юный Палпатин и даже нервно хихикнул от чувства нереальности происходящего.

[old-diplomat]

Обратно домой мальчика отвез не отец (тот, само собой разумеется, остался на работе), а один из охранников предприятия. Взрослый ошибочно полагал, что ему нужно не только вести аэро, но и развлекать юного хозяина. Сосредоточенный Кося рассеянно отвечал на его вопросы, а потом вежливо сообщил: «Извините, я думаю, а вы мне мешаете. Не могли бы вы помолчать?»
Почему-то эти слова возымели катастрофическое действие: пилот вдруг откинулся набок, а машина, естественно, продолжала двигаться в чистом небе. Что-то явно было не в порядке и с самим мальчиком – у него внутри позвоночника как будто протянули туда-сюда ребристый гибкий шланг. Похолодевший от ужаса Кос вжался в кресло. Когда отвратительные ощущения утихли, он осторожно приподнялся и глянул через спектролитовый колпак вниз: сады и луга сияли веселой зеленью до самого горизонта.
– Ну, что, так и будем сидеть и зевать? Или переберемся за штурвал и освоим простейшие движения на этом корыте?

Кос посадил аэро не на взлетную площадку своего особняка, а на дорогу, ведущую в столицу, как посоветовал Дарт Плегас. Уже на земле бледный охранник начал подавать признаки жизни. Каменный голос снисходительно пояснил:
– Когда очнется, будет чувствовать себя в долгу перед тобой. Потому что, во-первых, ты якобы спас ему жизнь, во-вторых, никому не скажешь о его неладах со здоровьем. Здоровье – его единственный капитал. А уж то, что он будет помалкивать – это я тебе гарантирую. Нарываться на благодарность необязательно, но использовать её – полезно. Хорошие запасные ходы надо готовить загодя, используя для этого все подворачивающиеся ситуации. Ты понял?
– Да, учитель.

Когда вечером, после ужина мальчик наконец-то оказался в своей комнате и увидел раскрытую тетрадь с двумя знаками своего нового имени, он устало перевёл дух. Наконец он был в своём родном уютном мире, с любимым письменным столом и принадлежностями для каллиграфии, с книжками и игрушками. Позади остался тяжёлый день со смертной скукой в компании отца, тяжкой фантасмагорией в воздухе, осоловевшими глазами очнувшегося охранника… А здесь, в тишине и покое, можно отдохнуть.
Наклонившись над тетрадью, он вдруг подумал, что не знает, как звучит ситхское имя, написанное двумя «знаками».
– Дарт Сидиус, – тут же прозвучал ответ.
Может быть, Косу показалось, но голос ситха стал будто полновеснее. Раньше Камень скорее глухо рокотал, чем звенел.
– Спасибо, мой учитель, – вежливо ответил мальчик вслух. – Очевидно, я должен вам как-то поклониться в знак принятия этого имени?
– Не нужно придавать слишком большого значения формальностям. Разве и так не понятно, кто из нас принадлежит другому душой и телом? Скажи-ка лучше, у тебя есть скакалка?
– Какая скакалка?
– Чтобы прыгать. Подойдёт и обычный электрический шнур. И еще нужен турник, но его я уже вижу: вот этот карниз, на котором висит портьера. С завтрашнего дня мы начинаем работать над твоим телом, но об этом никто не должен знать. Иллюзия слабости – лучшее, что есть в этом мире у сильного. Но именно иллюзия, а не реальность. Сильный должен быть силён во всём.
– Да, я понимаю…
– Слабость твоего тела опасна для нас обоих. Ты видел когда-нибудь, что бывает с предохранителем со слабым сопротивлением, через который пропускают сильный ток?
– Н-нет. А что?
– Он сгорает за секунду. То же будет и с тобой, если я начну по-настоящему использовать Силу. Тебя нужно хорошо закалить. Иначе Сила тебя просто испепелит.

[old-diplomat]

С началом первой декады месяца Вторых плодов Кос пошел в новую школу.
В отличие от Королевской гимназии юридический лицей располагался не в старинном здании, овеянном легендами, а во вполне современной пирамидальной постройке, ловко вписанной в треугольник между министерством юстиции, дворцом правосудия и тюрьмой. Такое расположение способствовало передаче знаний о набуянской юриспруденции: в расписании старших школьников уроки перемежались практическими занятиями в судебных ведомствах, а малышей водили туда на экскурсии.
Обучение в лицее было раздельное, и в классе, куда зачислили Коса, уже учились двенадцать мальчиков. Ради новенького освободили место у доски и поставили туда одноместную парту. На первой же перемене юный Палпатин получил прозвище Клоп из уст классного шута, длинного Боссе, но проигнорировал вызов на словесный поединок. Проигнорировал он и приглашение двух братьев-близнецов поиграть во дворе после уроков. За первую учебную декаду Кос не подарил одноклассникам ни одного слова. Предложения дружбы он вежливо отклонял, вражда странным образом его не настигала. Он словно был накрыт волшебным колпаком, и такая отъединенность от глупых сверстников ему очень нравилась.
В лицее был только один незнакомый Косу предмет – обществоведение, в Королевской гимназии его вели в старших классах, а здесь – с самого начала обучения. Это были интересные уроки, хотя излагали материал как будто совсем для малышей, а юный Палпатин уже привык к взрослому языку.
Параллельно Кос слушал Дарта Плегаса – иногда тот соглашался с тем, что говорил классный наставник, иногда спорил. Так, слушая одинаково внимательно и школьного учителя, и учителя-ситха, Кос начал постигать искусство «ат-кор» – рассеянной концентрации. По словам Дарта Плегаса, обычные люди воспринимают информацию одновременно только из двух источников по двум каналам, а его ученик Сид должен со временем использовать шесть каналов – и воспринимать все источники, которые посылают сигналы в поле его восприятия.
«А поле восприятия может быть сколь угодно велико, хоть вся вселенная. Это зависит только от твоего умения направлять и использовать Силу».
– Наш народ и все другие народы Республики, несмотря на всю их мощь и независимость, являются составной частью природы. Всё живое не может существовать вне природы. Давайте подумаем, без чего из того, что нас окружает, мы не можем жить? Хочу услышать каждого из вас.
– Без воздуха!
– Без воды!
– Без земли! Чтобы ходить и куда-то дойти.
– Без еды – шууры, мяса, молока…
– Без железа!
– Без света!
– Без плазмы. Ну, которая в двигателях…
– Без любви, – ответил Кос, когда учитель обратился к нему, – и получил похвалу перед всем классом.
– Ерунда. Без всего этого можно прекрасно обойтись, если владеешь «па-ниуд» – «пустым местом».
– Вы правы, ребята. И посмотрите, насколько хорошо видна наша привязанность к земле и всем её богатствам, когда мы вспоминаем, из чего люди делают все предметы.
– На самом деле нет никакой привязанности. Это иллюзия. Есть ограничение – а есть безграничность. Снять все ограничения – вот это задача, согласись, Сид!
– Даже в космосе, на орбитальных станциях или на безжизненных лунах, люди пользуются вещами, которые сделаны переработанными благами природы. А вот природа и космос вполне могут существовать без нас, без жизни. Многие звёзды обходятся без нас.
– Без них, само собой, обходятся и будут обходиться. Запомни главное, мой юный ученик: природа и ты едины в том, что ни для неё, ни для тебя нет ничего невозможного. И в ней, и в тебе есть всё. Вода остаётся водой, будь то водопад или стоячее болото. Можно отвернуться от болота только потому, что оно плохо пахнет, и превозносить водопад за то, что он сверкает и радует ничтожный человеческий глаз. Но и там, и там вода демонстрирует своё основное качество – влажность. Нельзя налагать ограничения недалёкого разума ни на какую стихию, надо становиться этой стихией, чтобы познать границы видимого мира и научиться выходить вовне.
На перемене после урока Кос обратился к Дарту Плегасу с вопросом:
– Учитель, вы сказали: «можно прекрасно обойтись». Но зачем обходиться без чего-либо? Почему бы не приобретать?
– Приобретать или обходиться – это всё вопросы текущей ситуации. Если уж приобретать, то так, чтобы не терять. А что, в сущности, можно приобрести? Ничего сверх того, что в нас уже есть. Только себя мы имеем, только собой можно полностью управлять, только себе можно доверять. Больше никому. Всякие отношения – это не та мерка, с которой подходят к Абсолюту, к Единому. Отношения – это относительность, а если ты сам мера всех вещей – остаётся только играть. Принимать или отбрасывать кубики и шарики, наслаждаться построенным зданием, потом разбрасывать их и снова собирать…

Сны Коса теперь безраздельно принадлежали Дарту Плегасу. Раскритиковав в пух и прах «Легенды нашей Галактики», ситх сам взялся рассказывать своему ученику предания школы «красной нитки» и показывать легендарные события. Так мальчик впервые увидел своё будущее оружие в действии, а не на картинке и не в кино. Кроме того, он учился пользоваться техникой, к которой взрослые подпустили бы его разве что после совершеннолетия.
Восемь основных стоек, восемнадцать положений рук и семьдесят два движения юный Дарт Сидиус тоже вначале освоил во сне – и только потом повторил их наяву, во время каникул на бабушкиной вилле («ритмично махал руками и ногами», как презрительно сказал бы Пало Палпатин). Было очень удобно, что учитель мог поправлять действия своего ученика изнутри, и тело мальчика сразу запоминало, как стоять и двигаться наилучшим образом.

Приехав в бабушкин дом, Кос увидел, что за год хорошо подрос, и может самостоятельно открывать большие тяжёлые двери, с которыми и взрослые справлялись с натугой. Но до своего сундука с кукольным театром он так и не добрался: Дарт Плегас не давал ученику ни минуты покоя. С утра мальчика несло в бассейн, и эта принудиловка сделала любимое место отдыха неприятным, тем более что учитель очень сурово натаскивал его на управление дыханием, а дядька Отер и в ус себе не дул со своей газетой и чашечкой утреннего кафа.
После бассейна за завтраком мальчик слушал лекцию о том, как правильно питаться существам его расы и что по этому поводу думали воины Силы в древности (ещё даже до разделения Орденов). Это отбивало всякий аппетит. Он также учился, как нужно пользоваться своим организмом, если приходится по многу дней обходиться без еды и воды, как добывать энергию только из собственной слюны, останавливать кровь из ран или регенерировать кожу после сильных ожогов. Столовые приборы и горячий чайник были в полном распоряжении Дарта Плегаса, так что в обеденном зале мальчику приходилось постоянно быть начеку – а потом ещё выслушивать упрёки дядьки Отера в неумении себя вести.
После завтрака Кося шёл гулять – то есть это для капитана Аталы и дядьки Отера он шёл гулять, а для Дарта Плегаса он шёл работать над своим телом. Учитель называл это «погоняем наших блошек». После тренировок (мало кто назвал бы движения мальчика тренировками – подумаешь, ребенок бегает, прыгает и кувыркается от общей радости жизни) начинались занятия каллиграфией. За этим делом можно было действительно перевести дыхание – но не дух.
За обедом Дарт Плегас общался с учеником исключительно на древнем языке и за жадность в еде или рассеянность наказывал спазмами в животе. После обеда взрослые думали, что Кос по своей привычке возится с книжками и игрушками, но действительность – это ведь совсем не то, что видно глазами…
Что досаждало мальчику больше всего, так это работа Дарта Плегаса с информационными ресурсами. Ситх усаживал Коса за монитор и ходил в самых неинтересных направлениях, какие только можно придумать: политические новости, базы данных Алмазной Палаты и Галактического Сената. Даже информация из Храма джедаев не представляла ни малейшего интереса, всё какие-то кадровые вопросы: кого куда назначили, кто чем занимается, список представителей в Сенате...
Надо было очень хорошо потрудиться днём, чтобы Дарт Плегас разрешил своему ученику отдохнуть без снов.

[old-diplomat]

В один из дней после уроков Дарт Плегас задержал Коса перед интерактивной доской объявлений, которая висела несколько высоковато, мальчику пришлось встать на цыпочки, чтобы дотянуться до клавиш. Вместе они изучили все предложения внешкольных занятий. Театрального кружка в лицее не было, зато курсы риторики вёл сам Астур Эсте – дядя казначея, уважаемый государственный деятель в отставке, долгое время представлявший Набу в Сенате Республики. Хотя на эти курсы принимали только учеников старших классов, но Кос отметил эту возможность, и Дарт Плегас его интерес одобрил.
Неожиданность была в том, что учитель приказал мальчику записаться на курсы макраме. И это притом, что объявления о записи на фехтование, регби, плавание, в школу верховой езды и клуб-мотокросс подмигивали самыми завлекательными картинками… Ученик пытался было возразить, увильнуть от позорного задания, но тщетно.
– Сид, ты должен познакомиться со своей сестрой, ведь основа твоей души – Вода, а это женская стихия. Её сила неодолима. Чтобы суметь выпарить Воду Огнём в дух, сначала нужно познать её такой, как она есть. В кругу девочек ты узнаешь, что такое хаотическая подвижность, рассеянность и алогичность. Это крайне необходимо.
– Но для чего, учитель?! Я ведь мальчик, а не девочка!
– Как это – для чего? Как же иначе получить власть над миром, как не властью над природой? Природа состоит из двух частей, значит, надо включить в себе обе части, чтобы быть единым, как едина Сила. Если ты мой ученик, ты должен вырасти не обыкновенным мужчиной, как твой отец, а Абсолютом, как я. Только у женщин можно научиться носить маску и наводить такие иллюзии, против которых бессильна мужская природа. Чтобы уметь скрывать своё присутствие в Силе, нужно знать, что такое её изнанка.
На месте доски объявлений перед глазами Коса возникло видение, которое уже было ему хорошо знакомо: сильная плечистая фигура Дарта Плегаса в чёрном плаще, во всей её потрясающей гранитно-базальтовой мощи, с едва уловимой тенью белого подбородка. Но вот из рукава плаща показалась белая рука и откинула капюшон назад. Впервые учитель показал ученику своё лицо. Или не лицо, а одну из тех масок, с которыми Кос должен был научиться работать?
Не неподвижная окаменелость личины ситха потрясла мальчика больше всего, и не мёртвая «лунная» белизна лица, а фарфоровый блеск синих глаз, их удлинённый разрез, женственные ямочки на щеках, тонкие, угольно блестящие брови и крохотный, чуть вздёрнутый носик. Трещина губ разошлась в улыбке и обнажила алый, лаково блестящий испод.



Маска брызнула глухим перекатывающимся смехом:
– Тёмная сторона Силы открывает путь к таким возможностям, Сид, которые кажутся неестественными, – но именно это и есть подлинное могущество. Дарт Бейн недаром взял в ученики девочку Рейн, который стал Дартом Занной. Дарт Занна была в равной степени мужчина и женщина. И знал бы ты, как она шокировала этим своих врагов! А Дарт Реван, мастер перемены сущности? Он вообще не задумывался над тем, какую половину считает истинно своей. Надо было использовать возможности мужского тела – был мужчиной, возможности женского – женщиной. В духе он был един, был Абсолютом, которым должен стать и ты. Использовать все аспекты своего существа и все аспекты Силы – это путь нашей победы над любыми ограничениями.
Маска снова надвинула капюшон.
– Кроме того, тебе нужно развивать мелкую моторику рук, особенно пальцев, для того, чтобы пропускать Силу через руки. А это нелегко. Вспоминаю, как в своё время говаривал мой учитель: «Если не хочешь остаться без пальцев – изучай макраме, оригами и каллиграфию». Техника плетения – гордость нашей школы. Потому-то мы владеем молниями, против которых бессильно всякое джедайское ничтожество. Вспомни: если мы с тобой пишем «знаки», есть большая разница в твоём почерке и моём. Только когда её не будет, ты сможешь направлять Силу руками. Знай, что величайший воин нашей вселенной Экзар Кан был непревзойдённым мастером макраме. Предание донесло его слова: «Сплести можно всё: скатерть для трапезы, интригу для власти, галактику для жизни, петлю времени для смерти». А это был такой Огонь во плоти, что Сила дрожала с каждым его шагом.
– Учитель, может быть, этим полезнее заниматься дома? Вы мне всё покажете и расскажете… с этим макраме. Может, мне всё-таки лучше заниматься фехтованием или плавать в бассейне?
– Спортом тебе здесь заниматься нельзя, ты не сможешь скрыть свою силу. Тренеры начнут цепляться: способный ученик – это, знаешь, на дороге не валяется.
– Почему не смогу скрывать? Это же будет отличная тренировка умения прятать истинные возможности!
Камень скептически хмыкнул:
– Нет. Ты думаешь не о том, чтобы скрыть, а о том, чтобы проявить. Это пока рано. Кто хочет быть всем, должен научиться казаться ничем. А здешним идиотским фехтованием пусть занимаются те, кто не способен к тайне узлов.
Мальчик уже знал, что «узлами» называются приёмы, блокирующие правильные движения костей в суставах. Хотя сейчас Дарт Плегас, наверное, говорил о других узлах, об узелках плетения.
И начались Косины мучения в кружке макраме.

Девчонок, и женщин вообще, он всегда недолюбливал, особенно после того случая, когда наставник Оппе влюбился и бросил Коса (а злопамятный мальчик эту обиду не забыл, он никогда не забывал обид). Была во всем женском племени какая-то неприятная скользкость, изъян, трещина. И предательство, как у леди Ауде. Их записочки, хихиканье и глупость ввергали Коса в ступор. Всё у них было не как у людей. А Дарт Плегас учил, что в этой-то трещине, в искусстве обмана и предательства, заключена ужасающая мощь Тёмной стороны Силы. Косу приходилось принимать на веру эту мудрость и внимательно наблюдать за девчонками. Учитель говорил, что нужно коллекционировать эмоции всех женщин – от маленьких девочек до старых бабушек, – чтобы почувствовать, каково это, когда иррациональность просто несёт, как на крыльях. И сметает всё на своём пути.
Дома они разбирали эти эмоции, и Кос примерял перед зеркалом разные выражения лица: удивления или огорчения, внимания или восторга, заботы или веселья. Это ему даже нравилось, потому что было сродни театральному искусству. Ситхи сильны умением работать с эмоциями, говорил Дарт Плегас. Один из «знаков» Дарта Бейна гласил: «Не ищите логики. Её нет». По словам учителя, это было чрезвычайно важное открытие. Настолько важное, что вошло в канон как один из восьми краеугольных камней учения. Каждое движение души – своей ли, чужой – это инструмент изменения вселенной. Каждая эмоция даёт возможность мощнейшего резонанса с видимым и невидимым. «Сердце колеблет Силу, ум направляет её, воля владеет ею. От полноты сердца трепещут уста, от пустоты сердца трепещут звёзды», – эти постулаты мастера «красной нитки» Ксендора были основой учения адептов Тёмной стороны.
Мощь воинов Тьмы, о которой рассказывал учитель, внушала уважение. «Каждый из них сумел поставить женскую половину своей души себе на службу, вне зависимости от того, мужчиной или женщиной был проявлен на физическом уровне, – учил Дарт Плегас. – Именно эта часть тебя работает со стихиями. Если ты не будешь развивать её, тебе никогда не стать по-настоящему сильным. Потому что, как это ни покажется странным, сила – на стороне женщины. Как и жизнь, с её первозданным хаосом. На стороне мужчины только воля. Как он организует силу своей волей – так и пойдут у них дела. Верно и для женщины: в какую структуру отольётся её мощь – так и пойдут у них дела. Друг без друга они будут только зря искрить и искать дополнения вовне. Грубо говоря, жениться и выходить замуж – и плодить бессмыслицу. Вот почему Абсолют всегда один. У него нет пары, он – цельность, монокосм, одновременно и сверкающий, и невидимый».
Мальчик с интересом слушал истории о том, как Марка Рагнос вызвал извержение вулкана на ледяном Зиосте, чтобы согреться, а Экзар Кан – дождь на пустынном Татуине, чтобы умыться. «Им так захотелось – и природе пришлось повиноваться. Ведь сила всегда повинуется воле, даже если это сама Сила». И не просто слушал, а запоминал. Запомнил он и брошенное вскользь учителем слово о том, что его, Коса, собственный потенциал гораздо выше, чем даже у Экзара Кана, и Вода всегда побеждает Огонь. Нужно только работать над собой.
Но как же принялись издеваться над Косей одноклассники, когда узнали, что он посещает девчачий кружок! Ведь они не имели ни малейшего представления ни о женской силе, ни о мужской воле, ни об Абсолюте, ни о тайне узлов. Дарт Плегас не мог придумать своему ученику лучшей тренировки силы воли.
И каким же лишним мальчик чувствовал себя в мастерской, отведённой под занятия домоводством, с вышитыми ковриками, аппликациями и салфеточками, плетёными кашпо и абажурами, бисерными дорожками и бархатными панно – подарками учениц предыдущих выпусков... Не таким он представлял себе путь воина школы «красной нитки». Но Дарт Плегас совсем не считался с тем, что там думает или представляет его юный ученик.

[old-diplomat]

Ведущая занятия макраме наставница леди Пина, полная добрая бабушка с красивым гребешком в густых седых волосах, постаралась не показать своего удивления, когда к ней пришёл заниматься ученик второго класса Кос Палпатин, маленький мальчик с бледненькими щёчками и длинной тонкой шейкой, совсем не загоревший за лето. Больше тридцать лет она учила рукоделию воспитанниц лицея и на первом же занятии поняла, что ребёнок ведёт себя странно и работает будто по принуждению. Она даже попыталась расспросить его, по возможности ненавязчиво, зачем он хочет научиться плетению узелков, на что получила достаточно внятный ответ: он, Кос, увлекается историей и знает, что в глубокой древности на некоторых планетах было принято узелковое письмо. Вот и хочет прочувствовать эту седую древность своими руками.
Тогда на следующее занятие с младшей группой леди Пина принесла большой атлас, посвящённый узелковым книгам, и даже осталась с мальчиком после занятия, чтобы уделить ему больше времени. Она постаралась подбодрить малыша, показать ему, что очень уважает его интерес к истории и забытым техникам хранения информации. И ещё добавила, чтобы он не чувствовал себя неловко среди девочек: «Ты, наверное, знаешь, что в делах, которые традиционно считаются женскими, как раз мужчины достигают наибольших высот. Например, в поварском искусстве или в шитье. («И в воспитании детей», – заметил Дарт Плегас.) Потому что они могут посмотреть на обычные для нас вещи со стороны». Кос кивал и улыбался, и пытался показать, что да – он хочет достигнуть именно вершин мастерства, затем и пришёл, но внутри весь покрывался пупырышками. Какая же это тоска – заниматься нелюбимым делом...
Дважды в декаду он появлялся в мастерской вместе с группой маленьких школьниц и посвящал отведенный на занятия час плетению узелков. Всегда молчаливый и собранный, он, казалось, всецело предавался постижению техники макраме. Но странные же выходили у него работы, совсем не похожие на узелковые книги из атласа.



Руководительница кружка много думала о Косе, внимательно наблюдала за ним, но так и не смогла разгадать его тайну. Зачем мальчик посещает её занятия? Почему его глаза никогда не улыбаются? Что обозначают загадочные, ни на что не похожие пиктограммы на его работах, от которых даже в самый яркий и весёлый день веет холодом? И почему он делает вовсе не узелковые книги, а… А что?
Чаще всего он делал пояса, всегда в одной и той же цветовой гамме – чёрные или чёрно-красные, с рядами плотных выпуклых узелков, и «ленты благословения», – длинные панно, которые, как было известно наставнице, в некоторых культурах используются для украшения ритуальных помещений.
Правда, вряд ли такими панно, которые получались у Коси (сначала совсем не получались, потом получались получше, а через полгода занятий даже хорошо), можно было украшать какие-либо помещения, уж больно гнетущее впечатление они создавали. Один, два или восемь крупных иероглифов, напоминавших жучков со многими лапками (красные на чёрном фоне или чёрные на красном), повторялись так часто, что наставница даже зарисовала их и показала школьному психологу, улыбчивой молодой женщине, чей кабинет (такой же уютный и украшенный поделками участниц кружка домоводства) находился рядом на этаже. «Какая-то… антиматерия», – поделилась леди Пина своими ощущениями. Психолог подтвердила предположения руководительницы кружка макраме о том, что мальчика что-то угнетает, и поговорила об ученике Палпатине с его классным наставником, а тот – с леди Газере.
И опять Кося был вызван в кабинет матери – но это был уже совсем не тот человек, который трепетал перед ней год назад.

Да, у леди Газере были белые руки с полированными ногтями, белое лицо, подкрашенные губы и начернённые брови, острый носик и холодные голубовато-серые глаза – но её ужимки не шли ни в какое сравнение с ледяным взглядом сестры Дарта Плегаса, стало быть, и бояться её не было смысла. Если трезво подумать, что она может сделать ему, Дарту Сидиусу, будущему владыке галактики, пусть даже сейчас он не намного выше её письменного стола?
– Кос, ты снова меня огорчаешь, – начала мать со вздохом. – Расскажи, зачем ты пошёл в кружок домоводства и что за странные вещи ты там делаешь? Зачем тебе макраме? Занимайся лучше каким-нибудь моделированием или спортом.
Эх, он бы и сам был рад выплестись из узелков Марки Рагноса, развитых и дополненных Экзаром Каном и Дартом Бейном, но разве Дарт Плегас отпустит?
– Ну, я хотел научиться плести старинные узелковые книги.
– Зачем?
– Просто так. Чтобы было интересно.
– Странные интересы для твоего возраста, сын… Хорошо, а почему твои поделки такие мрачные? Ты хочешь, чтобы учителя выговаривали мне, что у тебя проблемы в подсознании? Вот посмотри, что мне тут написали: скрытность, скрытая агрессия, нездоровое любопытство к вопросам пола – это вообще ни в омут, ни в болото… Нехватка в жизни чего-то очень важного, выживание любой ценой, разрушительный максимализм, видимость справедливости, эгоизм, тирания, демонстрация превосходства... Конечно, бред полный, ты – и вдруг демонстративный… Всегда думала, что психология – это сплошная профанация, так оно и есть. Твоему классному наставнику я сказала, что знаю тебя лучше всех, и ты вовсе не агрессивный, а скрытность и демонстративность – уж пусть они сами поймут, насколько не сочетается, да и в вопросах пола, я знаю, ты у меня нормальный ребёнок… Хотя… Может, тебе нравится какая-то девочка в этом кружке, поэтому ты туда ходишь?
Кос фыркнул – вместе с Дартом Плегасом.
– Вот и я тоже сомневаюсь, что твои намерения правильно поняты. Но подумай сам: не могу же я тебя постоянно выгораживать! Надо уже учиться самому справляться с проблемами. Или так и будем менять школы только потому, что ты не умеешь себя вести? Почему у тебя в классе нет друзей?
– Мам, мне хорошо одному, ты же знаешь.
– Это ненормально. Я надеялась, что ты с кем-то подружишься. В твоём классе учатся дети из очень хороших семей. Такие связи очень пригождаются во взрослой жизни. Подружись, например с Боссетом Ксинодие или с Гонто Орсетом – они тебе ровня.
– Мне хорошо одному, – повторил Дарт Сидиус.
– Так, что-то я ещё хотела у тебя спросить…
Затренькал комлинк: звонил губернатор Тида. После разговора с ним леди Газере сделала несколько быстрых пометок в своей записной книжке, перевернула календарь, потом снова посмотрела на сына.
– Ах да, вот ещё: что это за странные значки, которые ты делаешь на этих своих ковриках?
– На каких ковриках?
– Ну, например, вот такой.
Леди Газере заглянула в свою записную книжку, вынула из коробочки квадратик бумажки для записей, черкнула стилом и протянула мальчику. Она явно передала сыну своё умение чисто и правильно чертить.
Два иероглифа: закруглённая линия снаружи и пересекающая её сверху горизонтальная черта, оканчивающаяся симметричным закруглением – знак Силы и руки, использующей её. Рядом с первым знаком появился второй иероглиф, составленный из двух «знаков»: «владыка» и «действительность».
Кос посмотрел на «знаки» и без промедления ответил:
– Это такой узор. Для красоты.
– Хм, не вижу в нём ничего красивого… А если тебе заниматься в кружке изобразительного искусства? Или, например… м-м-м… оригами?
– Оригами я занимаюсь сам. Помнишь, ты мне подарила на прошлый день рождения книжку?
Но она, конечно же, не помнила, потому что книгу «Увлекательный путь оригами» купила Косу служанка.
– Этого недостаточно, – вздохнула мать, и посмотрела на часы. – Я хочу, чтобы ты брал уроки фехтования и верховой езды. Это приличествует сыну Газере Наруме гораздо больше, чем плетение ковриков.
Мальчик ответил после небольшой паузы:
– Мам, а можно заниматься не фехтованием, а ювелирным делом? И гравировкой? Это настоящая мужская работа – и при этом красивая. Пожалуйста, выпиши для меня мастера по этой части!
Предложение сына очень понравилось леди Газере. Она сделала пометку в своём блокноте, и через несколько дней в особняк семьи Палпатинов явился сотрудник известного ювелирного дома «Цветок рассвета» с аккуратным чемоданчиком. Десять раз в месяц он навещал юного ученика, так продолжалось четыре года. Это увлечение сына обошлось матери Коса в тридцать тысяч республиканских кредитов, но она знала, что дети – это всегда большие затраты.

[old-diplomat]

Ученичество у ювелира стало для Коса действительно хорошим временем, пусть даже это была идея Дарта Плегаса. По крайней мере, от пытки в кружке макраме он был наконец-то избавлен. Особенно мальчик полюбил работу с драгоценными камнями, хотя и по металлу у него получалось очень хорошо, причем и литьё, и гравировка одинаково качественно. Наставник, обучавший его ремеслу, впервые занимался с таким понимающим, на лету схватывающим учеником. Настолько точны были движения не по годам сильных рук мальчика, так хорошо он чувствовал материал, что мастер под свою ответственность брал для уроков не только искусственные кристаллы, на которых обычно учатся новички, но и натуральные камни.
Опытного ювелира приятно удивляло и то, в каком порядке ученик держал свои напильники, лобзики, надфили, паяльники и прочий специфический инструмент. А однажды наставнику даже показалось, что мелкий рифелёк чуть ли не сам впрыгнул в руку мальчика, словно в легенде о великом Ардусе, основателе «Цветка рассвета». За эту неосторожность Дарт Плегас пребольно наказал юного ситха, когда ювелир ушёл: увлечённость ремеслом – это неплохо, но нельзя же так забываться при посторонних!
Терпение, художественный вкус, твёрдость руки и точность движений – у юного Палпатина были все задатки, чтобы стать в столь уважаемой профессии звездой первой величины. Но не на ювелира учился Кос, когда работал с металлами на миниатюрной наковаленке или перебирал подходящие надфили для обработки электрума. Он должен был овладеть ремеслом, чтобы изготовить свой световой меч.
Ведь меч – это сердце воина, и приступить к всеобъемлющему постижению Силы, превратить свои способности в умения и навыки, встать на путь настоящего мастерства он сможет только тогда, когда обретёт оружие, достойное его одарённости…
Ситх-учитель высказывался об успехах Коса на ювелирном поприще достаточно сдержанно: «Я же говорил: поставишь руку на макраме – и пальцы готовы для любой работы. Ты и вправду хорошо научился гранить кристаллы, и твои гравировки мне тоже нравятся».
Вот и всё. Тёмный владыка был абсолютно слеп к красоте ювелирных украшений, к игре света на множественных гранях драгоценных камней… Это открытие удивило, даже поразило Коса. О красоте он, одиннадцатилетний мальчик, знал больше, чем тысячелетний дух его учителя! Дарт Плегас, адепт «лунного» пути в Силе, не умел воспринимать и проявлять эстетическое чувство – типично женскую эмоцию… Более того, он откровенно скучал там, где его ученик испытывал наслаждение! И эта скука способствовала тому, что учитель уходил.
Где Дарт Плегас пребывал в те небольшие промежутки времени, когда мальчик чувствовал себя свободным от его опеки? Ученик полагал, что если пространство изворачивается в гиперпространство, то и в Силе существуют некие области, которые позволяют переходить на разные ступени проявления, в том числе невидимость. Эта техника в школе «красной нитки» была отточена до совершенства, и её полезность, конечно, было трудно переоценить.
Но далеко не все свои навыки учитель передавал ученику, и мальчика это просто бесило. Сам Дарт Плегас объяснял это вовсе не боязнью утратить превосходство. «Постижение тайн Силы и раскрытие своих возможностей – это исключительно внутреннее делание, истинная алхимия, – говорил старый ситх. – Смотри, даже ювелирному искусству невозможно научиться только по книгам. Нужно взять в руки инструмент и помериться силами с материалом. Учитель может направить, но работать должен ты сам. Тем более это справедливо в таком деле, как проникновение в главную тайну нашей вселенной. Учение о Силе – это не приёмка-передача технической информации, а огромное напряжение духа. В тебе точка схода макрокосмоса и микрокосмоса, ты сопрягаешь два несопоставимых мира. И умение распорядиться таким богатством – это только твой навык. Ты как-то спрашивал меня, что нужно приобретать. Я отвечаю: умение жить в Силе, больше не надо ничего. Ты спрашиваешь: зачем тебе изобретать колесо, если его уже изобрёл я. Но Сид, на это колесо ты поставишь колесницу своего духа. Если это будет не твоё колесо и не для твоей колесницы, как ты перенесёшься через пропасть смерти к бессмертию? Задача всей твоей жизни – использовать Силу и узнавать её как себя. Мелочей тут нет. Каждый нюанс учения должен быть твоим личным открытием. В Силе уже есть всё – ищи, находи, владей! Да так, чтобы ни я, ни кто-либо другой не смог отнять это у тебя, потому что твоё открытие – это ты сам. «Они не властны над тем, что по праву твоё» – почувствуй всю глубину и высоту этой мантры. И посмотри, в какую дрянную оправу вложили этот драгоценный камень профаны джедаи:

Они догонят нас, только если мы будем бежать.
Они найдут нас, только если мы спрячемся в тень.
Они не властны над тем, что по праву твоё.
Они не тронут тебя, они не тронут тебя!

Какая немыслимая, непроходимая глупость, какая убогая слепота! Как можно рядом с таким «я», над которым никто не властен, ничто не властно, ставить это жалкое «мы»? Неважно, будут они бежать или стоять – им не убежать и не устоять. Неважно, будут ли они прятаться или нет, тень не даст им укрытия, а свет – силы. Отсюда и эта омерзительная слабость и трусость последней строки. Потому что они ничего не знают о Силе, если говорят о себе «мы». Много званых, а Избранный один. Когда я говорю «мы», я подразумеваю себя и только себя. Ты – такая же часть меня, как умение двигать твоей рукой, созвездие Волосы или дух Марки Рагноса. Если ты с этим не согласен – работай над собой. Если согласен – работай на меня. Ты всё понял?»
– Да, учитель, – отвечал Кос.

Хотя Тёмный владыка не спешил делиться информацией даже о себе (не говоря уже о Силе) и проговаривался очень редко, все же общее представление о ситхе-учителе Дарт Сидиус составил: это был воин, потерпевший поражение и лелеявший планы мести. Почему-то (Кос так и не узнал почему) примеры Дарта Занны и Дарта Треи привели его к убеждению, что подлость, вероломство, иллюзия слабости – самые быстрые пути к победе. «Если не можешь победить честно, победи как-нибудь. Любой ценой, но победи», – это была любимая мантра Камня. Но то, что учитель нарабатывал долгими усилиями, искажая свою природу, Косу, наоборот, как раз от природы и было дано. Скрытность, умение интриговать, слабость, ищущая возможность реализовать иные, несиловые варианты, – этими «женскими техниками» мальчик прекрасно владел и без Дарта Плегаса. «Вода дырочку найдёт» – для учителя это звучало как мудрость Тёмной стороны, «лунная магия», а для ученика – чем-то само собой разумеющимся.
Гораздо больше радости Косу приносило чувство физической силы. Мальчик буквально упивался ею, когда представлялся случай ощутить удивительные изменения во всем его теле. С того времени, как он впервые беспомощно повис на карнизе для портьеры, он пережил много закаливающих процедур, о которых его воспитатели и представления-то не имели. Но и минуты наслаждения силой были для него отравлены, ведь он осознавал, как ограничен его дух при всем обилии мидихлориан в крови… Учитель прав, нет в нём ни проблеска мужской ярости, силы Огня, смелости; единственный знак его принадлежности к мужскому полу – твёрдая воля. Это во вранье, в умелом направлении интриг и сплетен он мог заткнуть за пояс любую девчонку, тётеньку или даже такую умудрённую жизнью бабушку, как леди Пина (не говоря уже об одноклассниках, учителях или дядьке Отере), а в открытом столкновении – едва ли смог бы «победить хоть как-нибудь»…
Приходилось принимать это как данность. Готовить лицо к белой лунной маске. Но как же не хотелось мальчику такой судьбы!
Не хотел он выращивать женскую половину своей души, не хотел заниматься убийственным макраме, не хотел быть кувалдой в жестокой руке Камня, которой тот собирался выправлять действительность под себя.
Обдумывать план освобождения можно было, только «усыпив» Дарта Плегаса работой над какой-нибудь ювелирной безделушкой…

[old-diplomat]

На уроках физкультуры Кос, как и требовал Дарт Плегас, никогда не показывал себя с лучшей стороны. Если ученик не успевал или не желал гасить силу своих движений, это делал безжалостный ситх. Палпатин был безнадёжно слабое звено в классе: хуже всех бегал, прыгал, умудрялся застрять на канате – учителю физкультуры однажды пришлось его снимать под оскорбительные шутки одноклассников, и даже странно, что взрослый не удивился, как это слабый Кося смог забраться на самый верх.
Игры в мяч тоже не были исключением. При малейшей возможности мальчики требовали удалить Коса из той команды, куда он попадал по алфавиту. Из-за Дарта Плегаса Палпатин не имел права насладиться радостью силы ни в национальном спорте набуян – водном поло, ни в игре в мяч на траве, а уж тем более в «нука-ну» («заброс в корзины»), хотя в свои юные годы мог бы стать гордостью даже планетарной сборной, даром что такой невысокий.
Между тем именно в командных играх, где ему приходилось терпеть жестокую мышечную боль от перегрузок и нехватку кислорода, мальчик открыл для себя прелесть борьбы – прежде всего, со своим учителем. Если Кос успевал добежать до мяча и перепасовать его товарищу, несмотря на противодействие Дарта Плегаса, в этом была радость и надежда. Радость от чувства Огня во время борьбы и надежда на освобождение.
И однажды мальчик всё-таки узнал, что такое настоящая победа. Уже был назначен день соревнований между двумя школами, когда заболел один из Косиных одноклассников. Разумеется, фамилии Палпатина не было в списке игроков, но поскольку игра требовала двенадцати человек на поле, учителю физкультуры не оставалось иного выбора, как включить мальчика в команду.
Что это была за игра! Кос вошёл в азарт уже на пятой минуте матча и, действуя Силой, помог мячу попасть в ворота соперников. Пусть героем броска стал шут и фигляр Боссе, Палпатин-то знал, кто на самом деле открыл счёт, и ликовал вместе со своей командой. А на семнадцатой минуте горячка игры позволила ему совершить невозможное – снять блок Дарта Плегаса (пусть на пару секунд, но ему это удалось) – и мяч протаранил вражескую оборону.
Несколько мгновений сплошного восторга товарищей, в котором Кос купался с наслаждением гунгана, добравшегося до воды после долгих блужданий в лесу, стоили того, чтобы повторить подвиг. Напрасно битые соперники пытались если уж не сравнять счёт, то, по крайней мере, «размочить» ворота юридического лицея. Их жалкие потуги ни к чему хорошему не привели, и никакая «спортивная злость», которой требовал от мальчишек их тренер, не помогала и не могла помочь в принципе: Палатин собирал негативные эмоции противников, как губка, и ребята из соперничающей школы еле передвигали ноги от усталости, а покидали поле и вовсе как наголову разбитая армия.
Пять–ноль! И три гола, забитых лично маленьким тихоней Косей. «Качать Клопа!» – этот возглас и дружески протянутые руки через полвека спасли опального политика Карума Ксинодие, чью жизнь буквально на коленях вымолил у бывшего одноклассника старший брат Боссет. Император никогда ничего не забывал, не забыл и этого: яркое безоблачное небо, весенняя теплынь, летящий пух шууры, и он, уже не во сне, а наяву, взмывающий вверх, в эту великолепную синеву, под радостные крики тех, кто ещё вчера дразнил и презирал его, и кому сегодня он подарил радость победы.
«Ну, Палпатин, да ты прямо тайфун!»
Дарт Плегас был очень недоволен и больше никогда не позволял своему ученику таких вольностей. Как ни старался учитель физкультуры пробудить интерес мальчика к спорту, как ни соблазнял его занятиями в различных секциях, какие увлекательные картины побед ни рисовал – Палпатин только молча мотал головой или слабо отвечал, что он не чувствует радости в движении.

Незадачливый спортивный педагог даже представить себе не мог, насколько важной была для Коса эта победа. После матча мальчик как будто получил «знак»: освободиться от злобного духа можно, нужно! Надо только думать как. Думать, искать, пробовать! Ведь как было хорошо, как свободно без Дарта Плегаса – пусть лишь несколько мгновений...
Однажды, почувствовав, что учитель погрузился в медитацию, Кос тоже «завязался в узелок» в Силе (эта техника называлась «в полях», ею он владел уже очень хорошо) – и сразу бросился к терминалу дальней связи. Отыскав в справочнике код приема корускантского Храма, мальчик забегал пальцами по сенсорным буквам на панели набора:

«Уважаемые братья-в-Силе, прошу вашей помощи. Уже давно, в семь лет (а сейчас мне одиннадцать) в меня вселился дух ситха Дарта Плегаса. Я живу на планете Набу, в городе Тиде, на площади Цветов, дом 4. Чтобы вы не думали, что это глупая шутка: вот схема изготовления «пояса Марки Рагноса». Это тренажёр для выработки умения накапливать электрический разряды огромной мощности и при этом сохранять руки неповреждёнными. Если наложить пальцы на «узлы Силы», можно достичь большого напряжения силовых линий и преобразовать энергию Силы в молнии. Это одна из самых сильных техник нашей школы.
Расширенное крепление замками налицо: 40 петель.
Узлы «восьмерка», «двойной», «тройка», чтобы составить надпись «у-па ниуд».
Узлы «косичка», «горизонт», двойной узел через руку прямой: «от-така та-ода».
Узлы через руку обратный, «электрический узел», «кулак», «трилистник», «венок»: «оннэ ту до-така та».
На пяти нитях через одну: узор «лабиринт».
Чистый край из двух треугольников: «си-диус отон-то».
И направлять Силу через «лабиринт» по указаниям «знаков».
Иногда Дарт Плегас уходит из моего сознания в какие-то иные измерения. Возможно, он медитирует, как, например, сейчас. Пожалуйста, сообщите мне, можно ли как-нибудь избавиться от его духа? Есть «знак» «Свет пролить на Тьму – словно кровь свою на землю». Это просто слова – или, может быть, можно сделать надрезы в определённых точках и выпустить Дарта Плегаса вместе с кровью, используя Силу и дыхательные техники? Как мне создать в себе «крепкую основу» – «тин-ди», чтобы противостоять Тьме?
Очень жду вашей помощи.
Кос Палпатин, ученик школы «красной нитки» с именем Дарт Сидиус».

Долго пришлось выжидать следующего раза... Только когда ювелир дал Косу задание обработать сложной насечкой электрумовый браслет, Дарт Плегас оставил сознание ученика.



Уверившись, что учитель не присутствует, мальчик поставил обманный метальный щит внимания и побежал смотреть почту. О, чудо – рядом с его именем мерцало сообщение из Ордена джедаев. Остаётся только распаковать…
«Великий дворник в полях бесконечной росы! О-та ошо! Ну, держись, Камень!»

«Сообщение 66. Уважаемый абонент! Ваше письмо было опознано как спам. Пожалуйста, соблюдайте правила безопасной коммуникации».

На миг Кос ослеп от этой пощёчины – только цифры «66» прыгали перед глазами. Его руки сами сжались в кулаки – и пропало изображение, а от панели приёмника потянуло горелым. Горечь разочарования вызвала такое эхо Тёмной стороны, что вернулся Дарт Плегас.
Как же долго и оскорбительно смеялся он над глупым учеником…
– Неужели ты вообразил, – грохотал он, – что сюда явится целая толпа джедаев – спасать тебя от злого ситха? Ха-ха-ха! Теперь ты сам видишь, что так называемое добро и всеведение Света – фикция, миф для тупоголовых законопослушных граждан?
– Да, учитель, – выдавил из себя мальчик. – Теперь я вижу. Теперь я точно знаю, что во всей вселенной в Силе есть только я и вы. Простите меня.
– Только я и ты – так будет правильнее. Ладно уж, приму твои извинения. Но я надеюсь, что ты наконец-то запомнишь урок. Не корми шааков шуурой – эта ваша поговорка мне очень нравится.
Целый вечер Кос и Дарт Плегас чинили приемник дальней связи.
Мальчик не подозревал, что его неудача была связана всего лишь с тем, что его не очень умные ровесники по всей галактике после выхода в свет очередной порции комиксов о Гиперпространственной войне принимались бомбардировать Орден джедаев цитатами о появлении ситхов. Поэтому в информационной системе Храма на это слово был поставлен внешний фильтр.

[old-diplomat]

Лицеистов часто вывозили на экскурсии, и не только по планетам Среднего кольца, в котором лежал Чоммельский сектор, но и в центральные миры. Поскольку выпускников этого элитного учебного заведения готовили к роли деловых или политических лидеров, их кругозор должен был соответствовать высоким требованиям их будущих профессий.
Со своими одноклассниками Кос побывал и на тех планетах, где были сильны традиции театрального искусства. Он окончательно утвердился в мысли, что сценическое искусство – самое удивительное достижение духа и лучшее призвание из всех возможных. Правда, и в родианском шатре для представлений, и в ложе альдераанского театра Дарт Плегас портил мальчику удовольствие своими комментариями о том, какая это глупость – считать, что шутовство на потеху публике может быть достойным занятием, и какими приземлёнными, ограниченными людьми бывают актёры в жизни. Но что бы там ни говорил учитель, Кос знал: вот оно – его призвание, вот она – легендарная «тин-ди», основа его воли. Перевоплощение в любой образ – это величайшее наслаждение, пленительная игра! Например, сейчас он играет слабого тихоню, в то время как на самом деле является учеником ситха. Владея Силой, он непременно станет великим актёром, которым все будут восхищаться.
В одной из таких экскурсионных поездок Палпатин впервые воочию увидел джедаев. Прямые пассажирские рейсы с Набу доставляли пассажиров, как правило, до Тиффиса или до Родии, а уже с этих планет можно было добраться прямым ходом до центральных миров. В родианском космопорту Кос и почувствовал их – быстрее, чем увидел глазами.
Это было похоже на переливчатую музыку двух неизвестных струнных инструментов. Она была едва уловима, но мальчик сразу выделил её из какофонии порта. Сначала он не понял, что это с ним, – почему уши прислушиваются к пощипыванию странных струн, по коже идет ощущение едва ощутимого тока воздуха, на языке появился слабый-слабый пряный вкус, а нос уловил изменения запаха: как будто где-то далеко-далеко тлеет ароматическая смола, которую зажигают в праздник Цветения. Только когда учитель повернул его шею, Кос увидел двух рыцарей Света. Они спускались на эскалаторе в зал ожидания – учитель и маленький ученик, совсем мелкий, может быть, лет шести-семи. Хотя до них было далеко, свечение перетекающих друг в друга аур представляло зрелище настолько фантастическое, что Кос не только широко раскрыл глаза, но даже рот приоткрыл. А гармоничные музыкальные щипки на грани восприятия разливались в мелодию... Раз услышав эту музыку, её нельзя было спутать ни с чем.
– Косико, что-то случилось? – спросил один из наставников, сопровождающих класс в поездке.
– Ну что ты вылупился на них, живо ставь щиты, идиот! – рявкнул Дарт Плегас, и очень вовремя, потому что старший джедай уже поворачивал голову точнёхонько в то место, где ждала своего рейса группа набуянских лицеистов. Но Палпатин успел (или это успел Камень, понимая, что мешкать больше нельзя ни секунды?), отвёл глаза от коричневых плащей и ответил сопровождающему наставнику, что всё в порядке. То есть, не совсем в порядке («быстрее, быстрее, надо соврать что-то правдоподобное»), просто он вдруг вспомнил, что не обесточил зарядное устройство для своего электронного блокнота, и нужно позвонить домой, чтобы прислуга проверила. Лицейский наставник посоветовал ему не звонить с комлинка, а подойти к устройству дальней связи и набрать домашний номер с него. Их билет позволяет сделать один бесплатный звонок на пересадочном терминале.
С этими словами наставник подал ему пластиковый чип. Одноклассники, следившие за спортивными состязаниями на большом экране, тоже вскочили с мест и наперебой принялись просить билеты, чтобы выйти на связь с домом. Второй сопровождающий напомнил детям, что сообщение может прийти ночью и разбудить родных, так что к терминалу Кос отправился один. У него было «действительно важное дело».
– Дарт Плегас, а они точно не заметят меня? – мысленно спросил мальчик, опасаясь оглядываться по сторонам и вообще – как-то выдать своё присутствие.
– Точно. Не бойся. Разве ты не чувствуешь? Я тебя полностью прикрыл.
– А если всё-таки... От меня, наверное, тоже такой свет, да?
– Я тебя прикрыл со всех сторон.
– А если вдруг...
– Заткнись! «Если вдруг» – я тебя убью и пережду где-нибудь здесь. Ты не находишь, что это отличное место? Куда лучше, чем базальт вашей дрянной планетки. Ещё вопросы есть?
– Нет, учитель. Простите.
И в то время как Кос делал вид, что тычет по кнопкам набора номера, они как раз и прошелестели мимо него своими плащами – взрослый и ребёнок. К удивлению Палпатина, на поясе у малявки тоже висел меч, он это заметил краем глаза. Джедаи уселись недалеко от набуянских туристов и вызвали всплеск живого, но осторожного любопытства со стороны юных пассажиров.

Кос исподтишка наблюдал за соседями, выставив самые плотные щиты, на которые только был способен. Уверившись, что его присутствие в Силе ими действительно не ощущается, он сделал больше: выбрал в качестве точки концентрации матовую пластину на стене над сиденьем старшего и переместился вниманием туда. Теперь пластина работала с ним в резонансе, и он прекрасно слышал, о чём говорят эти двое.
А едва уловимая переливчатая музыка проникала в его сердце такими волнующими нотами... Это микроскопические симбионты в крови Коса ощущали близкое присутствие своих.
Джедай-учитель был темноволосый и темноглазый, с яркими чертами лица. Его ученик, маленький непоседа, азартно рассказывал о каких-то гонках, о поведении аппаратов на разных скоростях. И не было им дела до того, что в каких-нибудь пяти метрах мучается человек, по рукам и ногам скованный злобной силой, с которой они давали клятву биться до последнего вздоха.
«Никому вообще ни до чего нет дела», – тоскливо подумал Кос. С досадой и горечью он смотрел на то, как падаван энергично скручивает из рекламных листовок фигурки оригами – целый космический флот навертел – и учитель с улыбкой за ним наблюдает, а потом тоже берет яркую бумажку с рекламой родианских достопримечательностей и сгибает в нескольких местах.



Пальцы старшего быстро и красиво работали над решением задачи. Получился аккуратный додекаэдр. И голос у джедая был красивый – глубокий мягкий бас:
– А ты знаешь, что первые шаги к пониманию структуры Вселенной древние учёные сделали именно тогда, когда исследовали скопления тёмной материи и увидели, что это набор бесконечно повторяющихся додекаэдров? Так был открыт гиперпространственный переход…
«Что вы понимаете в скоплении тёмной материи! – с глухой злобой фыркнул про себя ученик ситха. – Слепой, ведущий слепого – и оба упадут в яму!»
И так ясно перед ним открылось, что он вычеркнут из радости мира, что все его способности и желания сметены неодолимой силой судьбы (не силой Дарта Плегаса – что такое Дарт Плегас, при всём его бахвальстве!), что он предан жизнью и должен провести свой век в изгнании из мира людей… Что прекрасная музыка сфер звучит не для него, и ей нет никакого дела до его мук – она знай себе наполняет космос, а что там происходит с конкретным попавшим в беду человеком – до того ли ей, Великой Силе? До его ли страданий? Ей, соединяющей несоединимое, пустой и полной одновременно, любящей одних и безразличной к другим?
Так ясно и чётко он вдруг всё это осознал, что ему захотелось топнуть ногой и тоже отвернуться – от всего, что ему недоступно из-за непробиваемого эгоизма матери, безразличия отца, подлости набуянских бюрократов, невежества школьных учителей, самодовольства джедаев… Всего лишь оказался в ненужном месте в ненужное время – и попадаешь в аутсайдеры, в лузеры, и никому нет дела до того, чего ты хочешь и что из себя представляешь. Ты просто биомасса, и по непонятному загибу воли вселенной идёшь ко дну, так и не начав жить.
– Чудно, Сид. Ты действительно вырос и многое понял. А это главное – правильно понять. И знаешь, если в этом мире тебе нет места, можно ведь построить свой. Нет правды в Силе, но Сила есть в тебе. Это главное. Но я чувствую, что ты завидуешь этой джедайской погани, которая узурпировала власть, искажает течение Силы и не даёт ей раскрыться во всей её полноте… Почему?
Что он мог ответить, если Камень не видел очевидного…
Горечь, затопившая сердце Коса, просочилась, кажется, в саму ткань мироздания.
«Моё письмо опознано как спам, да? «Сообщение 66», да? Ну, погодите, к вам ещё придут такие сообщения, что вы будете по всей галактике девятый угол искать!»
Взрослый джедай оборвал свою реплику на полуслове и настороженно прислушался. А ещё он положил руку на плечо притихшего малыша в таком естественном жесте защиты, что если бы Дарт Плегас не затолкал своего ученика в самую глухую форму «морихро», Палпатин не сдержал бы ацетиленового пламени самоубийственной ненависти. Тут бы и конец пришёл обоим ситхам – но Тёмный владыка был искусным мастером, а Кос – не первой живой душой, которой он умело манипулировал.
– Ты завидуешь потому, что тебе кажется, будто они представляют друг для друга какую-то ценность? Это иллюзия. Одна из наиболее коварных иллюзий жизни. Со временем ты это поймёшь и научишься не принимать её близко к сердцу.

[old-diplomat]

– Приятно снова пройтись по Корусканту, – сказал Дарт Плегас, когда ноги Палпатина ступили на плиту посадочной платформы. – Я очень люблю этот город. Владеть Корускантом почти так же сложно и достойно, как и собой. Кто владеет им, тот владеет всей Вселенной. И знаешь, он почти не изменился… Как же всё-таки медленно развивается наша цивилизация…
Этого откровения было достаточно, чтобы Кос возненавидел Столицу на всю оставшуюся жизнь.
Он возненавидел в этом городе всё – сухой кондиционированный воздух и неустранимый запах пластикатов, зияющие пустоты низа, неутихающий шум транспорта, слепящие ленты бесконечных реклам, тесноту посадочных платформ, отталкивающий вкус местной воды и пищевых концентратов... А самое отвратительное – разношерстную толпу монстров со всех концов галактики. «Если я и в самом деле стану правителем, то всех этих уродов и духу не будет в Столице!»
Откликом ему было благодушное хихиканье учителя. Жизнерадостное настроение старого ситха Кос расшифровал как предвкушение скорых перемен – скорых, конечно, если сравнить с тем, сколько лет он провёл без движения, в одних бесплодных размышлениях.
– Почему же бесплодных? – отозвался Камень с прежним весёлым фырканьем. – Действовать – это не только руками-ногами махать. Это и решиться думать иначе, нежели думал прежде. За время отшельничества я хорошо проветрился и многое переосмыслил. Ни один миг моей жизни не прошёл напрасно. Счастлив тот, кто может так сказать, мой юный ученик. Запомни эти слова, ты оценишь их в старости. Вот сейчас мы с тобой идём по нашей Столице – и душа радуется... Это не мы с тобой идём по Корусканту, это всё в галактике идёт к тому, чтобы освободить Силу из заточения, понимаешь ты, Сидди?
Мальчик понимал: учитель доволен, что всё идёт по плану, но совсем не разделял его радости. Это же ему, Косу, придётся перевернуть галактику для удовольствия старого ситха. Вместо того чтобы блистать на сцене.
Из городского аэробуса, припарковавшегося рядом с туристической машиной набуян, на платформу высыпалась большая толпа неприятного вида гуманоидов. Хотя их сухопарые фигуры казались почти человеческими, но приплюснутые головы и длинные лица с плоскими носами вызвали у Коса отвращение. «Вот же страхолюдины!» – подумал он. И ещё подумал, что будь он главой государства, так перенес бы столицу на Набу, в уют и зелёные запахи родной планеты, где и близко нет отвратительных морд, разве только гунганы, так их и за людей-то не считают...
– Если вынести столицу на периферию, транспортная задача будет трудноразрешима, – хмыкнул Дарт Плегас. – Тут вся инфраструктура готова, а там заново строить и строить. К тому же у вашей планеты ненадёжные грунты, потому и строительство малоэтажное, не так ли? Где же ты расселишь всех, кто нужен под рукой для контроля над таким огромным государством?
– Да, вы правы. Но тут же дышать нечем!
– Это дело привычки. И техника мелкого дыхания прекрасно поможет. Дыхание – это жизнь, а жизнь – это дыхание. Дыши везде, где можно и где нельзя, и ты преодолеешь все ограничения. А главное – не мелочись и не зацикливайся на форме, это очень мешает в жизни.
Воистину Дарт Плегас обрёл на Корусканте второе дыхание. И когда из «звучка» в ухе одного из плосконосых гуманоидов вырвались особенно резкие ноты, долетевшие до группы набуян, старый ситх даже подхватил мелодию и прогудел несколько фраз на неизвестном Косу языке.

«Для большинства жителей нашей страны Корускант – место не для каникул и осмотра достопримечательностей, а для политики и бизнеса, – начал тур для юных набуян аниматор Корускантского бюро экскурсий, синий тви-лекк. – Но юные граждане приезжают сюда именно на каникулы. Добро пожаловать, дорогие гости, в столицу Республики, в славный город Корускант, Мир Номер Ноль»!
За декаду школьники юридического лицея посетили самые главные достопримечательности города-планеты, в том числе здания Галактического суда, Сената и городского муниципалитета, побывали и в Опере, и в Музее космонавтики, и в Музее минералов, и в Центральном ботаническом саду. Больше всего маленьких жителей зелёной планеты потряс именно этот последний объект, гордость корускантцев. Сад располагался в стеклянной сфере и выращивался на гидропонике.
Выйдя из прозрачного помещения, дети долгое время молчали. Многие из них впервые узнали чувство тоски по своей малой родине. А Кос ощутил острую жалость к себе. В точности, как эти бедные деревья, ещё саженцами перенесённые на искусственную почву и с тех пор не знающие живой земли, он с семи лет не знает настоящей жизни, не может вырваться из невидимой сферы, очерченной для него судьбой. Как это было горько и как безнадёжно…
В последний день, «на закуску», группа отправилась на экскурсию в Храм джедаев.
Аэробус с юными туристами пролетел по улице Шествий и сделал круг над Храмовой площадью, позволяя путешественникам насладиться прекрасными видами столицы. Гид Корускантского бюро экскурсий – уже новый, человеческой расы, назвал несколько впечатляющих цифр. Первоначально здание Ордена было выстроено на горе, издревле считавшейся святым местом, ещё четыре тысячи лет назад. Священная пещера, которая служила жилищем первым джедаям, обосновавшимся в городе, теперь находится в основании огромного здания, но, как и многие века назад, является местом благоговейной медитации в день Благодарения. По мере того, как ландшафт Корусканта урбанизировался, Храм рос всё выше и выше, и теперь его центральная башня возвышается над прочими строениями Галактик-сити более чем на километр. «Чтобы не было помех для антенн, и если даже самая отдалённая планета Республики позовёт на помощь, защитники мира и справедливости немедленно откликнутся на её зов», – пояснил экскурсовод.
«Как же, как же, откликнутся они!» – зло подумал Кос.
– Но мозги народу промывают замечательно! – хмыкнул Дарт Плегас, и в этом ментальном импульсе улавливалась даже некоторая толика уважения.
Летательный аппарат приземлился на площадке, предусмотренной для туристических аэробусов, и набуянские школьники под присмотром учителей и экскурсовода поднялись по широкой гранитной лестнице наверх, к охранявшим вход четырём величественным статуям первых джедаев. Каждый из мастеров демонстрировал приём фехтования, характерный для его школы. Кос без труда прочёл надписи на их постаментах: «Не бойся». «Не суди». «Не ищи смысла жизни – живи!» «Будущее всегда в движении».
— Если это скромный приют аскетов, то я — маленькое белое облачко, – снова хмыкнул Дарт Плегас. Старый ситх был так доволен собой, что чуть ли не просвечивал через своего ученика. Кос, напротив, был настолько подавлен, что не смог откликнуться на реплику учителя.
Мощь огромного здания потрясла мальчика. Даже присутствие красивых «знаков» на пьедесталах памятников Первым и на пилястрах у входа не обрадовало его, хотя именно они, иероглифы со многими чёрточками, были для Коса чуть ли не единственным родным знаком на этой чужой серой планете, отгородившейся от всего мира своим заоблачным статусом… И какими дивными звуками пела вся эта огромная музыкальная шкатулка! Чтобы не слышать их, нужно было не только прочно удерживать щиты, но и рассеивать восприятие. Конечно, Дарт Плегас помогал ему маскироваться. Без прикрытия учителя нечего было и думать лезть в джедайское логово...
Пока гости столицы рассматривали статуи, гид из Бюро передал группу подошедшему джедаю. Это оказалась совсем юная девушка, едва ли на года три-четыре старше мальчиков из юридического лицея – но какая торжественная тишина охватила тургруппу, когда обитательница Храма с приветливой улыбкой поклонилась гостям и элегантным жестом пригласила отойти к крайней слева статуе, изображавшей Кейджу Сайниса. У девушки была очень короткая воинская причёска и длинная маленькая косичка, свисавшая на правое плечо, – знак ученичества. Её бежевая туника и коричневый плащ были таким же символом Ордена, как и красивый сложный иероглиф над входом в Храм, который включал в себя обозначения восьми школ постижения Силы и назывался «ос-шудай». На общегал его значение можно было перевести как «победитель получает всё». Джедаи продолжали использовать ос-шудай в качестве своей эмблемы и после раскола, хотя в иероглифе содержался ромбовидный «знак пламени» – знак школы «красной нитки», все представители которой покинули Орден джедаев, чтобы основать собственный – Орден ситхов.
Юная джедайка всё с той же приветливостью поинтересовалась, откуда ребята приехали («Набу? Подскажите мне, пожалуйста, это какой сектор?»), а затем начался её рассказ. «Заучила специально для туристов», – сумрачно подумал Палпатин.
«В давние-давние времена… одарённые чувствительностью к Силе… у истоков Республики… на страже мира… наш любимый дом… сокровища мудрости… красота Светлого пути… служение народам нашей необъятной Родины…»
Кос внимательно слушал гида – и так же сосредоточенно рассматривал иероглифы над высокими многосекционными дверями.
«Даже самые обширные миры легко умещаются в сердце. Даже самые несбыточные мечты становятся реальностью. Победитель получает всё».
Да возможно ли сокрушить такую твердыню? Он же надорвётся, это не его судьба! Его судьба – играть в театре... Неужели Дарт Плегас не понимает?
– Конечно, сила всегда впечатляет... Победитель получает всё – горе остальным. Но обычно такое забронзовение — признак скорого конца. Знамёна не должны реять в камне – только на поле боя. Иначе в них гораздо меньше смысла, чем в носовом платке.

[old-diplomat]

Двери находились в движении, принимая и выпуская насельников Храма, и было этих людей в коричневых плащах много, очень много. «Закон о медицинских услугах» не оставлял вне опеки Ордена ни одно новорождённое существо, чувствительное к Силе… Не должен был оставлять.
«…одна большая семья… после битвы на Руузане… символ добра и справедливости… светя другим, сгораю сам… путь к бессмертию…»
– Путь к бессмертию один – неприкаянность, – высказался Дарт Плегас со своим обычным высокомерием. – Это наше проклятье, но и наше благословение, знак безграничной свободы. Глупцы отгородились от Силы ограничениями, сами загнали себя в клетку – и эту клетку напыщенно называют «домом» и «семьёй»!
«Вот и у меня нет ни семьи, ни дома, – с тоской подумал мальчик. – Разве что… Да. Сила станет моим домом, когда я выгоню его».
Секции дверей разделялись большими пилястрами с барельефами, изображающими вторую четвёрку джедаев. Они символизировали гармоничное дополнение философии четырёх первых школ.
Позади статуи джедая-мудреца в медитативной позе мальчик вдруг увидел знакомый «винт» мечом в технике «джуйо» – отличительный приём школы «красной нитки».
– Смотрите, учитель, они оставили это изображение! И не выкинули наш знак из ос-шудай! Почему?
– Чтобы присвоить себе наши приобретения. Школа «красной нитки» открыла много тайн Силы. На словах джедаи отвергают наши достижения, но на деле жаждут власти. Вот и попали в дурацкое положение: имея ключи от двери, сидят на пороге и клянчат милостыню у рабов.
Этот же вопрос Кос задал и их экскурсоводу, когда девушка спросила, интересно ли им будет послушать о каждом мастере, изображённом на статуе и на барельефе.
– Они были нашими братьями, – ответила она. – Нравится это нам нынешним или нет, это было в прошлом. Так сложилась история, её не перепишешь. Памятник мастеру Ксендору – суровое напоминание о том, какая огромная ответственность возлагается самой Жизнью на каждого одарённого. Этот человек действительно повернул историю в другое русло, он действительно мог быть всем – а стал никем…
– Никем! – хмыкнул Дарт Плегас. – У них это называется «никем»! Прелестное дитя даже не представляет, о чём оно лепечет!
– … к тому же не все представители этой школы использовали Силу во зло. Среди них было множество достойных личностей. Только после Второго раскола, после Экзара Кана, идти по пути «красной нитки» уже никому стало неохота.
– Неохота! – эмоционально отозвался старый ситх. – Послушать джедаев, так чёрное – это белое, и наоборот. Да они просто предали самих себя, предали своё призвание – быть владыками мира! Заблудились в своих пяти башнях и взгромоздили себе на шею этого мертворождённого урода – Галактическую Республику! Вообразили, что Сила нуждается в джедаях! А Сила вообще ни в чём и ни в ком не нуждается!
– … и видите, горстка недостойных бросила тень и на них, и на нас. Об этом тоже нельзя забывать, и мы не забываем. Через вход, у которого стоит мастер Ксендор, по традиции никто из живущих в Храме не заходит, хотя дверь открыта. Она открыта для тех, кто по какой-либо причине оставил Орден, а потом захотел вернуться домой. Тогда он становится у этой двери и должен встречать каждого проходящего брата или сестру ритуальной фразой, пока кто-нибудь не откликнется и не введёт его в Храм.
Кос понял, какие это должны быть слова.
«Тю тэ та, тю тэ то, тю тэ до – о-та ошо!»
Но он тут же вспомнил о сообщении 66 – и в его душе заклубились такие тёмные тучи обиды и жалости к себе, что молния ненависти выскочила непроизвольно.
«Ан-така ошо!»
«Не отзовусь!»
Джедайка посмотрела прямо на него, но мальчик спокойно выдержал её внимательный взгляд. Он ничем не отличался от своих сверстников. Обычный человеческий ребёнок лет одиннадцати-двенадцати, разве что очень бледный.
Школа «красной нитки» давала своим адептам неоспоримые преимущества, Кос уже не в первый раз убеждался в этом. Кто здесь мог почувствовать, что он есть и он пришёл? Никто. Уж тем более – не эта недоучка, которую выслали развлекать туристов. В своей самоуверенной заносчивости джедаи потеряли чувствительность к глубинным токам Силы. По большому счёту, они не знали о ней ничего. Значит, так им и надо, что из Тьмы на них выкатился Камень, который сотрёт их в пыль.
А он, Кос, будет знать всё! Он это предчувствует. Сила будет его праздником и бронёй. А он будет силой самой Силы. И не будет делить её ни с кем.
«Ака-ха дже-даи када!»
«Какое счастье, что я не джедай!»
Дарт Плегас почувствовал перемену в настроении своего ученика и одобрительно заметил:
– Я рад, что ты на собственном опыте узнал, как молния страсти испепеляет всё лишнее. То ли ещё будет!
– Спасибо, мой учитель.
– Были бы мы с тобой в двух раздельных телах да со световыми мечами, так всего лишь вдвоём смогли бы прогуляться по всему их зданию – и ничего бы они нам не сделали, – со своим извечным самодовольством заявил старый ситх. – Кстати, сколько их здесь сейчас, можешь сказать?
И пока джедайка рассказывала одноклассникам Коса о том, как мастер Ксендор перешёл на Тёмную сторону, мидихлорианы помогли Дарту Сидиусу почувствовать всех живых существ, находящихся в Храме. Дарт Плегас называл такие задания – «пересчитать муравейник».
– Почти четыре тысячи, учитель... И вы бы не побоялись включить здесь красный меч?!
– Ну, мелкие не в счёт. А настоящих бойцов, может, всего-то сотни три наберется. Эффект внезапности плюс дети, путающиеся под ногами... Так только, руку правую потешить. Основные их силы сейчас в полях. Но это, конечно, не тот путь. Даже захватив это здание и перебив их здесь всех до одного, мы бы ничего не изменили. Ключ к миру – не меч, но сеть. Нужно перехватить управление. Нага Садоу говорил: «Великую цивилизацию нельзя завоевать извне, если она не разрушит себя изнутри». Воистину так. Я уже жду не дождусь, когда ты вырастешь.
– И мы разделимся, да, учитель?
– Конечно. Выращу тебя – и найду себе подходящее тело. Ты же не откажешься от спарринга со мной, мнэ?
Кос внутренне хмыкнул. Получилось почти как у Дарта Плегаса.
Юный ситх так расхрабрился, что даже послал джедайке мыслеобраз: закрытый сейф. И она снова задержала своё внимание на его лице, не понимая, откуда вдруг проскользнуло видение: в сейфе лежит белая маска с густыми тенями вокруг глаз. Девушка попыталась сосредоточиться на этом видении, но оно ускользнуло.



Повинуясь наитию, она подвела экскурсионную группу к двери у барельефа мастера Ксендора и обратила внимание ребят на небольшой наплыв у входа: выпуклый бугорок из красного камня. Обычно таких подробностей туристам не показывали, но сейчас ей почему-то захотелось поделиться одним из старинных преданий, которым Орден был так богат, именно с этим бледным кудрявым мальчиком, притягивавшим её внимание.
– По легенде, как раз во время раскола у одного учителя было два ученика. Оба когда-то носили в косичках красную нитку. Старший остался верен Свету, а младший ушёл во Тьму. Однажды они встретились как враги, и после тяжкого боя старший смог убить младшего, только отрубив ему сначала руку. Брат, оставшийся в живых, не хотел оставлять тело отступника непогребённым, а сжечь его на земле, на которой они бились, тоже остерёгся. Ведь дух ситха не может успокоиться, а значит, многие живые существа окажутся в опасности в этом месте. Тогда джедай завернул тело погибшего в свой плащ и привёз в Храм, чтобы предать его огню на наших священных камнях. Это единственное, что он ещё мог сделать для своего брата. И когда живой проносил мёртвого через эти двери, из плаща выпала рука убитого с намертво зажатым ситхским мечом. Та рука, которая поднялась на брата. Вот и сейчас, она, окаменевшая, лежит здесь.
– Джедайские сказки! – фыркнул Дарт Плегас. – Пять процентов правды и девяносто пять – слюней и соплей. Хотя с историей всегда так, мы с тобой это уже не раз обсуждали. Историческая действительность слишком сложна для обывателей, поэтому она подменяется мифологией. Как после этого можно утверждать, что твоя точка зрения – не абсолютная истина?
– И что, удалось успокоить дух этого предателя? – спросил один из одноклассников Коса.
– Легенда гласит, что удалось, – улыбнулась девушка. – Удалось даже спасти его для жизни в Силе. Говорят, тени этих двух братьев видели на стене Священной пещеры, они стояли вместе. Ведь до затемнения пути Силы они были лучшими друзьями.
«Нет уж, дудки! – подумал Кос. – Не для того я мучаюсь с этим Дартом Плегасом, чтобы стать одним из кирпичиков в вашей стене. Лучше уж быть своим собственным камнем, учитель прав. А если вам это не понравится, мы ещё посмотрим, кто кого!»
– Учитель, а можно спросить? Вы говорите, что не побоялись бы встать и против трёхсот джедаев. Сколько же было тех бойцов, которые убили вас... в первом теле?
– Меня не убили, Сид. Это был просто несчастный случай. Не совсем удавшийся эксперимент. Может быть, мы ещё вернёмся к этому вопросу, а может быть, и нет. Но я хочу, чтобы ты знал: твой учитель никогда не терпел поражения от джедайского меча. Никогда. И мы с тобой ещё увидим, как здесь камня на камне не останется. Это говорю я, владыка Камень, – а Великая Сила пусть слышит и трепещет.

[old-diplomat]

По заведенному на Набу порядку уже целый год мальчик «отдавал долг обществу», то есть помимо учёбы работал на общественных началах в месте, определённом Педагогическо-социальным советом. С помощью лёгкого майнд-трика он устроился на практику в Тиданскую городскую больницу, в самом интересном, с точки зрения Дарта Плегаса, месте – в клинической лаборатории.
Хотя учитель риторики, Астур Эсте, предлагал устроить Коса младшим архивариусом в Алмазную Палату, ученик ситха не мог нарушить приказ учителя. Перед сэром Эсте пришлось извиниться и сказать, что он, Кос, горит желанием приобрести навыки медика-спасателя – это-де всегда пригодится в жизни.
Клиническая лаборатория действительно была очень полезным местом для получения новых знаний.
Во-первых, здесь мальчику удалось тайком сделать себе анализ крови на наличие мидихлориан. («Хватит и тебе, и мне, и ещё на третьего останется», – хмыкнул Дарт Плегас вполне дружелюбно, пока Кос с широко раскрытыми глазами рассматривал показания прибора.)
Во-вторых, учитель обладал поразительными знаниями в области биологии и биохимии. Правда, ими он делился с учеником в весьма скупых дозах, но всё же делился.
В-третьих, у Коса появилась робкая надежда на то, что старому ситху приглянётся какой-нибудь свежий труп, и он освободит ученика от своего присутствия, как и обещал. Иначе зачем они здесь?
Знал бы Палпатин, сколько времени ему придётся ждать столь горячо желанного разделения с учителем...

Накануне тринадцатого дня рождения Коса Дарт Плегас сообщил, что хочет сделать своему ученику приятный и очень полезный подарок, но ставит одно условие: праздник нужно встретить на вилле Наруме.
«Представляю, что это будет за подарок, – подумал Кос, внутренне собираясь. – Какая-нибудь очередная гадость».
Шестой день рождения, который он встретит вместе с учителем. Шесть проклятых лет… Дарт Плегас проигнорировал пять предыдущих двенадцатых дней месяца рори («вставного» одиннадцатого дня под названием «кос» ждать еще семьдесят шесть лет, доживёт ли Кос до него вообще?), но почему-то выделил этот.
– Спасибо, учитель. Но я не представляю, каким образом мне удастся съездить на виллу сейчас, чтобы это выглядело естественно. Мать и так постоянно подозревает меня в подростковых капризах и всяких… э-э… девиациях.
В самом деле, не было ни одной причины, по которой мальчик мог бы получить выходной на двенадцатый день месяца рори. Это была обыкновенный рабочий день в начале декады, его ждали пробирки, плоские стёклышки для препаратов, анализаторы и краткие, но очень информативные реплики Стасе Каре, молодого врача, руководящего практикой школьников.
– Вообще-то приглашать гостей – дело именинника, не так ли? Ну, да ладно, если уж я решил сделать тебе подарок, мне и хлопотать о нём.
И за три дня до тринадцатилетия Коса леди Газере получила сообщение, что её престарелая мать умерла.

Всё семейство, в том числе и внук покойной, отправились на виллу, чтобы проститься с леди Гвареной. На день рождения Коса как раз пришлись официальные мероприятия прощания и поминальный обед. Похороны матери не были личным делом леди Газере, в эту трагическую минуту вилла наполнилась большим количеством гостей – не только многочисленными родственниками, но и сторонниками её политической партии, так что у Коса была отличная возможность уйти с траурного приёма незамеченным.
И он, конечно же, понимал, куда зовет его Дарт Плегас. К большому валуну, у которого произошла их первая встреча. С того времени они ни разу там не были.
Всю дорогу мальчик ожидал какой-либо пакости со стороны учителя, но глубокое молчание в его душе ни разу не нарушилось. До пустующего летнего домика он доехал на юрком виндглиссере, подарке отца на его предыдущие именины, а там оставил машину и путь к отрогам гор проделал пешком.
Вот и знакомый камень, всё такой же огромный и мрачный. Но нет, уже совсем не такой огромный, каким казался Косу в семь лет.
Юный ситх приложил руку к камню. Когда он коснулся гладкой поверхности валуна, как же ему захотелось, остро и яростно, чтобы случилось чудо, и Дарт Плегас вернулся в чёрное каменное нутро!
Но чудес не бывает.
– Поздравляю тебя с днём рождения, мой юный ученик. Воистину Сила была с тобой, когда ты родился. Поздравляю с редчайшим шансом войти в жизнь с такими способностями, в такой день, на такой планете и в такой семье.
– И обрести такого учителя? – с иронией произнёс Кос вслух, похлопав ладонью по камню. Его рука, уже потерявшая детскую мягкость, казалась алебастрово-белой на фоне чёрной глыбы. Он вдруг вспомнил, как тогда думал, что под этим камнем было бы хорошо найти клад и подарить матери красивые драгоценные камушки, – и его передёрнуло от злости.
Дарт Плегас никак не отреагировал на то, что ученик перебил его. Глубокий гулкий бас зазвучал снова:
– По традиции, тринадцать лет – это праздник твоей женской сущности, Сид. Сестру моего учителя звали Ярость, мою зовут Мудрость, а рядом с таким именем, как твоё, может стоять только сама Тьма. Я приветствую её и преклоняюсь перед ней.
– И вы как-то видите её? Эту… мою сестру? Расскажите, что она хоть из себя представляет?
– Это мастер интриги, принимающая на себя маску слабости. Ни один не уйдёт из сетей её языка, ни один не устоит под влиянием её улыбки. Её сила – тончайшая интуиция и глубочайшее чутьё природы вещей. Она же и подскажет, когда придёт время взять ученика, и как с ним работать. Тьма – это великая мать Жизни и Смерти, и ключи от этих двух тайн она с радостью подарит тебе, как только ты станешь её достойным братом. А достоин ты или нет, мы узнаем, когда тебе исполнится пятнадцать лет. То будет время твоего испытания – как мужчины и воина. Сейчас же время не испытания, а радости, ведь в тебе пробуждается неодолимая сила, для которой нет преград. Мы должны сделать достойный подарок Тьме, сестре-близнецу Действительности. И сейчас, кстати, проверим, пошли ли тебе впрок уроки макраме.
Повинуясь воле Дарта Плегаса, Кос отошёл от камня и поднял руки немного ниже уровня груди. Его пальцы сами сложились в нужном жесте, располагаясь на основных узлах «пояса Марки Рагноса».
Он уже знал, что сейчас произойдёт, и напрягся, выталкивая из себя текучее ощущение вспышки. Две ветвистые молнии с негромким, но ясно слышимым треском ударили в камень. Покалывания на кончиках пальцев были неприятными, особенно в левой руке, но терпимыми. Удар! И ещё один, и ещё, и ещё, пока чёрная глыба не расселась, как перезревший плод шууры, оплывая и проваливаясь внутрь себя.
Когда он наклонился над спекшейся массой, Дарт Плегас указал ему на редкие вкрапления бурых комков.



– Это кристаллы, которые тебе предстоит обработать, чтобы получить своё оружие, Дарт Сидиус, мой юный ученик.
Весь вечер у Коса ноюще-тягуче болела левая рука, так что хмурое выражение на его лице можно было принять за скорбь по поводу смерти бабушки. Дарт Плегас сказал, что сердце мальчика ещё слабовато для использования настолько мощных потоков энергии, но с возрастом это должно пройти, – если, конечно, сердечную мышцу как следует нагружать.

[old-diplomat]

– Знали бы вы, как мне надоело врать! Опять придется что-то придумывать для родителей, особенно для отца… Вдруг ему приспичит слетать на Маластар, на эту свою биржу, – тут-то и обнаружится, что я угнал его корабль. Пропажу корабля он заметит скорее, чем моё отсутствие. Тем более, если я сотру память астродроиду… Как я это ему объясню?
– «Заметит, не заметит» – разве тебе действительно не всё равно? Врать ему, видите ли, надоело… А ещё мнил себя великим артистом! Скажешь, что захотел встретить свой день рождения в каком-нибудь развлекательном центре на Корусканте. Лучше подумай о том, что ты можешь вообще не вернуться домой. Вообще никуда не вернуться.
Мальчик поморщился:
– Учитель, хватит меня пугать. Неужели вы не чувствуете, что сейчас ваше бурчание нам обоим не на руку? Или вы опять хотите стать камнем? Для этого не надо было лететь так далеко. Лучше скажите, что нас там действительно ждёт?
– Посмотри сам.
– Я не чувствую никакой опасности.
– И напрасно!
– Ладно, тогда молчите. Толку от вас, как от гунгана.
– Не слишком ли рано ты мне дерзишь?
– Учитель, я нахожусь в эпицентре подросткового возраста. Было бы нелогично, если бы накануне пятнадцатилетия я был белым и пушистым, да ещё в вашей компании. Я должен быть противным, сварливым и диковатым типом. Слушать музыку, от которой вянут уши, хамить всем взрослым, плевать сквозь зубы, нюхать дурь и иметь хайро, соответствующее хайлу. Вместо этого я отлично учусь, занимаюсь риторикой, работаю на общественных началах в этой хреновой лаборатории, в которую вы меня законопатили, и произвожу впечатление правильного юного идиота. И прича у меня самая что ни на есть цивильная, в ушах нет скрепок, а из музыки я слушаю только ваши мантры. Зацените и то, что из нашего класса у меня одного нет татуировки. Так надо же мне хоть на ком-то сорвать злость, дорогой учитель? Только ради вас я тащусь в эту в прямом смысле ситхову даль, причём всеми своими мидиками чувствую, какую выволочку папан устроит мне по приезде. Так что имел я в виду и вашего Марку Рагноса, и Экзара Кана, и вас с ним заодно.
– Я оценил твою лексику примерного мальчика, Сид. Но древние владыки её не поймут.
– Им же хуже. От-до сато нахтор-хо. («Давно они не слышали настоящих слов».) Они ещё мне в ножки должны поклониться, что я трачу свою жизнь на эту ритуальную бредятину! И запомните хорошенько – я ничего не боюсь! Хватит, отбоялся уже.
– Неужели? И кстати, как мне кажется, в своём полном распоряжении имею тебя как раз я, а не наоборот. Так что полегче.
– Если вам что-то кажется, – он досадливо тряхнул рыжеватыми кудрями, – обратитесь к джедаям. Это по их части.
Камень хмыкнул:
– Настраиваешь себя на бой? Но вербальная агрессия не делает сильнее таких, как ты.
– Таких, как я – это каких же, позвольте полюбопытствовать?
– Да вот таких маленьких дохлых мокриц.
Теперь хмыкнул юный ситх.
– Дохлых – ну, это вы сказанули! Я же единственный живой представитель «красной нитки» в целой галактике! Учитель, да я там всё в пыль разнесу! Надеюсь, вы не забыли, что показал тот счётчик в лаборатории? Эх, посмотреть бы на лица моих предков, когда им сообщили... Как я понимаю, каждый нолик на порядок повышает и размер взятки.
– Вот глупый сопляк…Не мидихлорианы становятся воином, а личность!
– Да-да, я в курсе.
– В гробнице Марки Рагноса…
– Помню-помню. Макраме карты галактики, которым старый пень подвязывал поясницу. Где указано размещение каких-то там артефактов. Да они уже давно истлели, учитель!
– Сид, откуда ты набрался этих хамских манер? Оскорбляя память мастеров своей школы, ты унижаешь самого себя. У Рагноса был непростой характер, но он открыл такие тайны Силы…
– Тайны Силы, тайны Силы! Лучше бы я стал грушеводом, чес-слово! Только бы без вас и ваших этих… приятелей… А теперь вот трясись из-за вас!
– Так ты всё-таки боишься?
– Конечно, боюсь, что предок перекроет мне кислород! Эту выходку с кораблём он мне не простит...

На поверхность красной каменистой планеты Кос и вправду ступил без страха, используя технику мелкого дыхания, без которой холодный ядовитый воздух вызывал бы галлюцинации.
Чувство, которое он испытывал, скорее можно было назвать апатией.
Традиция обязывала его пройти испытание, а хотел он этого или не хотел – Дарт Плегас его не спрашивал. К этому дню мальчик готовился с тех пор, как два года назад получил в подарок от учителя красные кристаллы для светового меча. Сколько раз видел он во сне эту выветренную базальтовую плиту, на которую посадил корабль, и узкое ущелье – русло высохшей реки, ведущее в долину Тёмных владык… И вот меч из электрума с алой смертью внутри, в который он вложил всё своё умение работать с металлами, кристаллами и Силой, висит у него на поясе. И уже не во сне, а в действительности он идёт по буроватой пылящей земле, на которой будто никогда и не было жизни.
Долина открылась перед ним внезапно: растрескавшиеся мертвые стены ущелья расступились, но спуска не было, был обрыв, и Кос понял, что здесь засыпало камнями незваных гостей, неосмотрительно нарушивших покой древних духов. Нужно быть осторожным.
Коррибанский пейзаж был по-своему красив. Низко висящее красное солнце, остывающее, огромное, наполняло долину густо-фиолетовыми тенями от величественных монументов, похожих на горы, и от гор, окаймляющих долину, похожих на монументы. Островерхие скалы теснились до самого горизонта, словно темные фигуры в капюшонах. Некоторые памятники были сильно иссушены ветром, некоторые пережили неоднократные попытки уничтожения, некоторые казались нетронутыми, но и на упорядоченном, и на хаотическом нагромождении мертвого камня лежала печать забвения. Дарт Сидиус был первым за тысячелетие живым существом, пришедшим проведать эти чужие могилы.
«Что я тут делаю? – подумал Кос. – Зачем всё это, к чему? Чтобы почувствовать себя сильным? Чтобы не хотеть смерти? Я и так её не хочу, я хочу жить так, как хочу…»
Вероятно, он долго простоял здесь без движения, так что Дарт Плегас заскучал от бездействия и прервал его размышления:
– Прыгай вниз, Сид. Если что, я помогу тебе. И да пребудет с тобой Сила!
Кос прислушался к себе. Ему и в самом деле ничего не угрожало. Потянулся к Силе – она была его надежной упругой опорой, как всегда.
Впервые он сделал такой прыжок наяву, на что дома не имел права даже на вилле, вдали от чужих глаз. Но здесь не было ничьих глаз. Чужих глаз – точно не было. Очевидно, в этот день многое ему предстоит сделать впервые…
Опустившись на каменную осыпь и при этом почти не подняв пыли, Кос решил для большей безопасности активировать меч, прежде чем двинуться по широкой, когда-то старательно вымощенной дороге.
Каждую плиту украшал иероглиф, так что его удобные разношенные сапоги ступали по древнейшим символам адептов Силы. Здесь было множество изречений, и в другое время мальчик с удовольствием посвятил бы время чтению этих письмен, но сейчас не мог отвлекаться. Краем глаза Кос отметил только иероглиф «ос-шудай».
«Конечно, – подумал Дарт Сидиус, – каждый хочет всей полноты власти. И это правильно. Победитель получает всё».
Кос отдалился от корабля уже на значительное расстояние. Гробницы справа и слева оставались безмолвными. Ни одна из них не исторгла призрак грозного воина. Ни одного звука, кроме гулких шагов в каменном лабиринте – шагов невысокого остроносого подростка, угловатого и некрасивого, сжимавшего рукоять своего оружия тонкими белыми пальцами.
Он всё шёл и шёл вперед, к багровому солнцу, внимательный и собранный до предела, но ничего не происходило, только сухой ветер шевелил его волосы.
Тогда он «отпустил себя» – рассеялся в технике «пригоршня песка», на мгновение будто и вправду став каждой песчинкой в долине Владык. Песок – знак смерти камня...
И действительность изменилась.
Не пирамиды и не скалы молчали в присутствии наследника ситхской магии, а сами древние воины Тьмы, нашедшие здесь неуютное пристанище, встречали и провожали его безмолвными взглядами. Но ни один не заступил ему дорогу, ни один не причинил вреда, а некоторые даже почтительно кланялись, когда настороженный взгляд Дарта Сидиуса скользил по их лицам-маскам.

[old-diplomat]

Некоторых мальчик хорошо знал по видениям Дарта Плегаса. Вот Тулак Хорд, непревзойдённый мастер меча, – он даже снял свою устрашающую маску, на которую ни один смертный не мог смотреть без трепета, и показал татуированное лицо. «Ут-то», – сказал ему Кос («В следующей жизни» – это была любимая поговорка мастера Хорда), и дух шеститысячелетнего воина чуть заметно ухмыльнулся.
Вот Дарт Андедду, знаток магии и перемены сущности, которому были подвластны все стихии, – при взгляде Коса его лицо стало напоминать парадный макияж леди Газере, только мать никогда так благожелательно не смотрела на сына, как Дарт Андедду посмотрел на Дарта Сидиуса. Нашлось должное слово и для него: «Атаннатари» – «Приветствую познавшего всё».



Вот бешено-ураганный Симус, заклятый враг Марки Рагноса. После смерти он обрел призрачное тело, на котором наконец нашла покой его буйная голова, долгое время жившая в храме ситхов на особой подставке. Когда этот призрак поклонился Косу, тот отдал ему почтение, сказав: «Мне бы вашу голову», и Симус расхохотался вполне безобидно.
Ученик Симуса и его убийца, Нага Садоу, и теперь занимал место рядом с учителем. Трудно было не узнать его: этот человек когда-то развязал Великую гиперпространственную войну, и без его портрета не обходился ни один учебник истории. Именно из-за самоуверенности Садоу погибла древняя Империя ситхов. Дарт Плегас предупреждал, что этот дух обычно самый беспокойный и устраивает новичкам особо изощрённые испытания. Но Нага не только не тронул юного ситха, но даже преклонил колено, когда Кос проходил мимо. «Дарту Плегасу такое почтение, небось, и не снилось!» – подумал мальчик, хотя настороженное сомнение не оставляло его. Конечно, он – единственный живой ситх на этом древнем могильнике – но что же он такого сделал, чтобы самые славные воины прошлого столь почтительно приветствуют его?
Даже нелюдимый и замкнутый Датка Грауш, один из первых последователей культа ярости в Силе, выглянул посмотреть на Коса и дал рассмотреть свою красную физиономию, иссечённую шрамами.
«Может быть, они видят моё будущее – и потому принимают меня как высшего? Может быть, они видят во мне истину своего пути?»
Много их было, известных и безымянных, провожавших юного пришельца взглядом горящих или тусклых глаз, или обманчиво-пустыми глазницами масок, но для каждого Кос находил «знак» и получал взамен глубокое спокойствие в Силе. И всё же он не выключал свой красный меч.
Центральной храминой в этой долине памятников возвышалась огромная многоступенчатая пирамида – мавзолей Марки Рагноса, девятого владыки Ордена ситхов. Если у этой мёртвой красной планеты с сухим ядовитым воздухом была душа, то она сейчас предстала перед Палпатином.
Или скорее всё-таки это он предстал перед ней – но не потерял присутствия духа. Уж чему-чему он научился в соседстве со своим учителем, так это присутствию своего духа.
Вдруг его меч погас, и колени подогнулись – это Дарт Плегас склонился перед призраком.
И к учителю, а не к Косу, были обращены слова могучего владыки на древнем языке:
– Приветствую тебя, владыка Камень. Похоже, в прошлый раз я недооценил твоё мужество – но вот тебе снова пятнадцать, а я не могу сдвинуться с места… Да… Ты молодец, брат. Теперь я вижу, что именно ты – Избранный, который ляжет в основу нового храма. И Сила, и Мудрость с тобой.
Колени выпрямились. Мальчик снова стоял прямо, не по своей воле широко развернув плечи и гордо подняв голову. Его голосовые связки напряглись, и губы выговорили:
– Со мной и способный ученик, который поможет мне восстановить величие нашего Ордена. Хотя, – тут губы мальчика вытолкнули ехидное хмыканье, – не хочу, чтобы он зазнавался. Надеюсь, он пройдёт испытание. Или, – ещё более ехидное фырканье, – не пройдёт.
– Да, ты поступил мудро, что привёз его сюда ещё необработанным.
Ах, вот оно что… Воины Тьмы вовсе не его, Коса, приветствовали со всей возможной почтительностью. Конечно, не его! А его учителя, который проявил воистину ситхово терпение и адскую выдержку – и вернулся показать своим менее удачливым братьям, какое отличное тело он себе раздобыл и какой меч собрал руками послушного ученика. Хвастун его учитель был ужасный – что правда, то правда.
После этой мысли пришла вторая, по-настоящему чёрная: «Как он там говорил? Подумай о том, что ты можешь вообще не вернуться домой. Вообще никуда не вернуться».
А Дарт Плегас никогда не угрожает просто так…
Неужели пришёл его, Коса, последний час, и придётся погибнуть здесь? Остаться бесприютной душой в каком-нибудь из этих мелких красноватых камней у подножия гробницы Марки Рагноса… Одним из прежних учеников, не прошедших испытания…
Ну, уж нет! «Погоняем наших блошек? Погоняем!»
Дерзкая мысль проскочила у Коса – и он сразу решил, что ни за что не откажет себе в удовольствии звонко произнести её. Пусть хоть все бледные маски вселенной обступят его сейчас, пусть жжёт и душит его изнутри злобный дух, но своё тело он ему не отдаст. Пусть единственное мужское качество в характере Коса – это воля, он её проявит. Преодолеет страх навсегда. Сказано же ещё Кейджей Сайнисом, Первым, открывшим в себе Силу: «Единственная черта, выпадающая из ряда, даёт смысл всему иероглифу». А там хоть трава не расти. Не уедет отсюда Дарт Плегас без него. Решено. Не уедет!
– Мой учитель передал мне много знаний, – сказал мальчик, и хотя губы тут же начали мёрзнуть и терять чувствительность, а лёгкие – гореть огнём, продолжал говорить: – И всё чаще я чувствую, что ему пора на покой. Я согласен с вами, владыка Рагнос, – этот камень должен лежать. И он будет лежать! Клянусь, я уложу его рядом с вами!
И прежде чем Дарт Плегас начал разгонять мидихлорианы в его крови, ушёл в «морихро», оставив учителя без нужного им кислорода. Ни через лёгкие, ни через поры злобный Камень не сможет добыть нужное вещество для реакции. Он вообще не сможет воздействовать на Коса в таком состоянии. Воистину дыхание – это жизнь, и дыхательные упражнения – это всё. И если учитель не оставит попыток навредить ученику, то через некоторое время одни оба потеряют всякий контроль над биомассой, и она свалится к подножию пирамиды.

[old-diplomat]

– Ладно-ладно, мальчики, не ссорьтесь, – досадливо поморщился Марка Рагнос. – Нашли время разыгрывать передо мной пантомиму… Прекратите оба немедленно!
– Я рад, что мой ученик оказался достойным и не посрамил меня перед вами, – пробормотал Дарт Плегас. – Теперь я по праву назову его своим братом.
– Приношу свои извинения, владыка, – пробормотал и Кос – и неосмотрительно взглянул на пирамиду на самой верхушке гробницы Рагноса. Подарил ей внимание, а значит, часть себя.
У него в мозгу открылось еще одно чужое присутствие. «Глаз» вошёл лишь на мгновение, но вот тут-то юноша и прочувствовал всю убийственную мощь Тёмной стороны Силы. Он даже упал на одно колено, так трудно было пережить скачок напряжённости невидимых полей. Теперь понятно, почему здесь нет жизни…
– Да это просто вредный маленький вонскр, – недовольно фыркнул древний ситх, глядя на то, как упорно новичок пытается встать – и как у него это, в конце концов, получается. – И это ты виноват в том, что не внушил ему почтения к себе как к учителю. Придётся мне взять свои слова обратно, Плегас. Как же ты собираешься повелевать вселенной, если не совладал со своим собственным учеником?
– Не совладал и не совладает, – подал голос Симус, который не упустил возможности вставить шпильку, уж очень злой у него был язык. И принялся развивать свою мысль в чрезвычайно экспрессивных выражениях.
От торжественного уважения не осталось и следа. Насмешки Симуса над Дартом Плегасом тут же были подхвачены другими духами и покатились, как горный обвал, обрастая подробностями. И вот уже вся тысячелетняя долина Владык смеется, и вся планета, так что у Коса на языке появилось омерзительное ощущение жёлчи. Впрочем, Марка Рагнос быстро призвал собратьев к порядку, запретив коррибанскому ветру дуть. Снова стало тихо.
Когда буря улеглась, Кос услышал глухой голос призрака:
– А я-то уж начал надеяться, что ты встряхнёшь Силу как следует... Но с таким противным мальчишкой ничего у тебя не выйдет. Он порушит все твои планы. Непочтительный ученик хуже джедая.
– Я – Владыка Действительность, – сказал Кос со всей возможной твёрдостью, позволив себе мелкий глоток воздуха. Дарт Плегас не воспользовался открывшимся «окном», хотя ненавистью полыхнул так, что юноша будто вдохнул открытого пламени. – Мой учитель дал мне имя самого учения, за что я глубоко, – усилие над собой, – почитаю его. Благословляете меня на восстановление власти Ордена в галактике.
Сила снова изменила своё течение. Напряжение нарастало в ней скачкообразно, и на пиках у Коса темнело в глазах, но он крепко стоял на ногах. В «морихро» трудно держаться долго. По поговорке Дарта Плегаса, «мидихлорианы не поймут»…
Недовольное выражение на голубоватом лице призрака уступило место бесстрастному спокойствию маски.
– Если ты – Дарт Сидиус, разве тебе нужно моё благословение?
– Нет. Вы правы. Не нужно. Сам справлюсь. А ваш пояс…
– Ты хотел получить от меня карту галактики? Моя карта слишком мала для твоей галактики, лорд Сидиус. Иди, откуда пришёл. Твори сам свою действительность.
Значит, он прошёл испытание? И получил благословение? Можно уходить… Дотащить до корабля своё тело он сможет, он чувствовал. Сделал ещё один мелкий вдох. Учитель не противодействовал.
Кос уже повернулся к гробнице Рагноса спиной, когда всё-таки получил «знак пути»:
– Женская природа, которую ты так ненавидишь, погубит тебя. Берегись женщин – они превращают Действительность в Вечность. И в начале, и в конце мать – твоё проклятье. Но работай над серединой. Будь тем жёлтым, которое не желтеет, – и переживёшь меня. А ты, Плегас, точно пропадёшь, если и дальше будешь так распускать своего ученика!
Кос не обернулся, только хмыкнул про себя: «Да уж, досталось учителю на орехи! А нечего было со своими понтами выступать! Приехал похвастаться, дурак, – вот тебе и Мудрый! А никакого бабья я рядом с собой не потрерплю».
– Камень-то не забудь привезти, Сидиус, – бросил им вслед Нага Садоу. – А то он всегда отрывается от народа, мнит себя звездой и прочими сомнительными фигурами. А место его – лежать.



Обратный путь вначале проходил в полной тишине. Дарт Плегас глухо молчал. Кос лежал в кресле пилота и пытался размышлять по возможности спокойно. «Думать, думать, как выгнать его! Пробовать, не бояться. Я ведь уже в шаге от победы! Я ему нужен, а он мне – нет. В этом моя сильная позиция. И ничего он мне не сделает! А когда я освобожусь от него, освобожусь и от всего остального. И попаду наконец на сцену».
Вдруг тело юноши дёрнулось, поднимая его, и руки пришли в движение с бесцеремонностью, которая свидетельствовала о том, что Дарт Плегас задумал выместить на нём злобу за своё унижение на Коррибане. Координаты гиперпространственного выхода были решительно изменены на 0’0’0’0. Корускант. У Коса от нехорошего предчувствия ёкнуло сердце. До такой степени нехорошего, что даже затошнило.
– Учитель, в чём дело?
Молчание.
– Учитель?
– Хочу преподать тебе урок. Нельзя бросать слова на ветер. Воздух – самая мстительная стихия, без неё и Огонь не горит. Первое: если ты угрожаешь, ты должен быть в состоянии выполнить свою угрозу. Второе: в основе нашей вселенной лежит слово, и если ты – Владыка, твои слова суть гвозди, на которых держится занавес этого кукольного театра. Тем более они не должны быть трухой.
«О, Сила! Что он ещё задумал, проклятый Камень?»
– Кто-то говорил, что имел меня в виду, мнэ? Я воспринимаю эти слова как оскорбление, за которое ты ответишь. Кто-то говорил, что может швырнуть меня, как камень? Я хочу посмотреть, как у тебя это получится.
– Учитель, это ведь не я говорил, а Симус и Датка Грауш! Я вообще помалкивал!
– Помалкивал?! Я же приказывал тебе заткнуться! – гремело из пустоты так, что у юноши внутри всё переворачивалось. – Прошло то время, когда ты был маленьким, и я заботился о тебе!
«Заботился?! Это называется – заботился!! Пуду!»
– Ты же получил «знак пути» и стал мне братом. А с негодными братьями я обхожусь без церемоний! Помнишь осыпь у входа в Долину? Это недостойные ученики, которые не прошли испытания. Так что это я могу привезти тебя и зашвырнуть туда, мелкий вонскрёныш!
– Учитель, подождите… Я не хотел вас обидеть, я же сказал Марке Рагносу, что благодарен вам за имя и за науку… Да не кипятитесь вы! Я тоже нервничал, а вы вместо того, чтобы мне помочь, всё время под руку говорили… всякие гадости… А потом пытались меня выгнать из моего же тела. Это я должен обижаться на вас! Разве я не прошёл испытания? Мы же с вами в одной лодке…
– Здесь я решаю, кто и что прошёл!
И Камень принялся громыхать и сквернословить не хуже Симуса. Вернее – хуже, потому что это были не слова, а изображения.
«Ну, всё, понесло…»
– Учитель, да что с вами? Кто бы мог подумать, что вас так легко вывести из себя… Возьмите себя в руки! Леди Мудра, пожалуйста, успокойте вашего брата, не то мы оба погибнем!
– Это я тебя сейчас возьму в руки! И так возьму, что тебе мало не покажется!
– Я вас очень хорошо понимаю, учитель. Встреча с родственниками никого не радует. Мне они тоже не понравились – но я, по крайней мере, старался вести себя вежливо. Не мы их выбирали, а они нас. Не я выбрал вас, а вы меня. Так что давайте мириться. В конце концов, знаете что? Я почувствовал, что Рагнос похвалил нас.
– Похвалил?!
– Конечно! Иначе мы бы с вами оттуда не выбрались. Спросите у своей сестры, если моей не верите.
– Идиот!! Какого сарлака тебя дёрнуло смотреть на глаз его пирамиды?! У-у-у, кусок джедая! Я еле вытащил нас обоих из этой переделки!
«Он – вытащил! Великая Сила, вы только послушайте его! Ну и учитель мне достался – хвастун хренов...»
– Лучше спросите себя, зачем мы с вами вообще там оказались… Это была ваша идея – поехать на Коррибан, а не моя…
– Пуду! Я хотел получить карту галактики с артефактами, которые помогли бы нам свалить джедайскую диктатуру!
– Да мы и голыми руками справимся, учитель, была бы голова на плечах. Не расстраивайтесь вы так из-за этой карты! Вспомните хотя бы Дарта Бейна: он вообще не заморачивался всякими фитюльками. А уж мы-то с вами таких дел наворотим, что вселенная затрясётся. Вместе мы – Сила. Ну, разве нет? Они остались в своих гробницах, а мы – живее всех живых. «Никто не тронет нас в этих полях», мнэ?
Кажется, искусство убеждения, сдобренное лестью, помогло. Дарт Плегас перестал пыхать жаром, как повреждённый генератор. Когда он заговорил снова, огонь в нем уже явно сбросил градусы.
– И всё-таки я хочу испытать тебя в действии. Хочу посмотреть, каких таких дел ты способен «наворотить» без моей помощи. Поехали на Корускант.
– Учитель, но зачем рисковать под носом у джедаев?
– Рисковать – это наслаждение, ради которого мы живём! А джедаи не смогут вычленить твои эмоции из общего хаоса нижних уровней. Тоже мне – борцы со злом! Они привыкли абстрагироваться от тёмных энергий, которыми низ так и пышет, – вместо того, чтобы навести порядок в собственном городе. И при этом имеют наглость называть себя какими-то там защитниками справедливости! Лицемеры, трусы и лжецы – и таков весь их Орден!
«Ну, наши-то тоже не идеал», – подумал Кос, но почувствовал, что гнев Дарта Плегаса перешёл в конструктивное русло, и порадовался своей победе. Всё-таки не зря он так старательно изучал риторику, да и лживая мягкость тоже сработала.

[old-diplomat]

При подлёте к Столице управление кораблём и беседу с диспетчером Дарт Плегас взял целиком на себя, разрешение на посадку было получено, и они благополучно приземлились в порту «Пятнадцатый-Оранжерея». Кос немного волновался: будучи несовершеннолетним, без прав на вождение и полной гражданской карты, он мог запросто попасть на глазок какой-нибудь настырной камеры слежения, и на этом его путешествие окончится в приёмнике для нелегальных мигрантов. Поэтому, едва выйдя из корабля, он собирался вывести из строя аппаратуру на стоянке мощным импульсом Силы. Но учитель удержал его.
– Отставить глупости! Погаснет свет, заглохнет система кондиционирования, двери на выход в аэровокзал тоже заклинит. А если сюда сбегутся не только ремонтные дроиды, но сунется ещё кто-то из персонала? Зачем лишний шум?
– Учитель, я вас не понимаю: то говорите, что нужно рисковать, то не даёте мне и шагу ступить. Подумаешь, что-то там заклинит! Двери открою Силой, остальное ерунда. Успею уйти до прибытия обслуги.
– А обратно на корабль возвращаться ты не собираешься? – не без ехидства поинтересовался учитель. – Без контрольного чипа с регистрационным номером? Или будем папочку вызывать, чтобы предъявлял права на имущество? Включай голову!
– Но меня же заметут в монстровник, если я попадусь на камеру! Как мне выйти из корабля?
– Очень просто. Нужно изменить внешность. Это, считай, как в бою: кто не двигается, тот убит. Движения образа, воспринимаемые окружающими, – из этой же оперы. Ты должен быть постоянно разным, постоянно другим. На всех уровнях. Понятно?
Кос признавал, что учитель говорит правильные вещи, но техника трансформации у него была очень шероховатой. Откровенно говоря, он её терпеть не мог и по ощущениям изнутри, и по результату снаружи. Одно дело – внушить какой-либо мыслеобраз слабовольному собеседнику с помощью майнд-трика, совсем другое – совершить быстрое превращение на уровне физического тела…
– А что-нибудь попроще вы не можете придумать?
– А почему придумывать должен я? Это твоя задача – пройти Испытание. Разве ты не хочешь получить от меня хоть малую толику уважения, мнэ?
После тяжкой внутренней работы у юноши получился кривобокий родианец, скорее розовато-серый, чем синий, но вполне совершеннолетний на вид, с хохолком взрослой особи. Получив чип с пометкой о разрешении на длительную стоянку (со счёта Пало Палпатина в этот момент утекло немалое количество кредитов), Кос с облегчением смешался с толпой, посетил туалетную комнату и из неё вышел уже в своём нормальном виде.
В корсуканской уличной круговерти, неприятно памятной ему по школьной экскурсии, юноша потратил не менее трех минут, чтобы приспособить дыхание к местному воздуху. Какой всё-таки гадостью дышат столичные жители... Кондиционер – враг любого здоровья, даже мидихлорианового. Как корускантцам удаётся быть довольными и даже счастливыми в этом враждебном для жизни месте? Пожалуй, это самая большая загадка цивилизации.
– Учитель, ну и куда идём теперь?
– Вниз, – сказал Дарт Плегас и подтолкнул его к указателю ближайшего вертикального лифта, обслуживавшего уровни с красного до коричневого.

Внизу воздух был ещё хуже, и освещение тоже желало лучшего, но больше всего донимал гул от различных агрегатов городского жизнеобеспечения. Вибрация являлась даже более жестоким бичом для здоровья жителей понизовья, чем алкоголизм, наркомания и уличная преступность. Но без мощных генераторов и обслуживающего их персонала Столица не прожила бы ни минуты.
Кос был уже достаточно хорошо тренирован, чтобы и к этим условиям быстро адаптироваться. Он с удовольствием посмотрел, как музицируют и танцуют его сверстники на углу между шумной распивочной и вонючей закусочной. Такой колоритной банды дома он бы не увидел. («Мой папа был джедай, а мама стюардесса, и в этот мир попал я совсем без интереса», дальнейшая жизнь лирического героя описывалась в ярких выражениях из лексикона понизовья, некоторых слов набуянин не понимал, но ритм они задавали бодрый.) Юный ситх даже потопал под музыку, пока запах подгоревшего синтетического жира, которым тянуло из открытых окон и дверей закусочной, не отогнал его прочь.
– Учитель, я не понимаю, что мы тут делаем? Может, вернёмся домой?
– Двигай, давай, вперёд. Хочу показать тебе достопримечательности Столицы. Тут когда-то была целая улица знатных забегаловок, где можно было нанять кого угодно для чего угодно. Хочу посмотреть, сохранилась она или нет.
Но квартал притонов, памятных Дарту Плегасу, оказался полностью перестроен. Сейчас здесь располагался огромный канализационный коллектор, станция регенерации воды и целый комплекс моечных и прачечных.
– Что-то в этом есть, – заметил старый ситх. – Раньше тут были подпольные конвертационные центры и крупнейший теневой ломбард семьи Муэму с Муунилинста. Отмывали деньги со всей галактики... Ну, да свято место пусто не бывает. Пойдём дальше, понюхаем, чем живёт народ.
И Кос без энтузиазма двигался по низу великого города, словно в игре-бродилке. Хотя он был не любитель игр такого рода, считая их признаком ограниченного интеллекта (да и помойки были ему социально чужды), но кое-что для себя здесь всё-таки нашёл. На вывесках использовалось невообразимое множество занятных шрифтов, некоторые образцы он щёлкнул на камеру. Уличный воришка, увязавшийся следом, нацелился было срезать её, но после контакта с потенциальной жертвой глаза в глаза в панике отступил.

Без сна и без еды Кос жил уже пятые стандартные сутки и вторые сутки без воды, но Дарт Плегас знай себе покрикивал «вперёд» да «вперёд», так что ученик саркастически поинтересовался, не входит ли в планы учителя кругосветное путешествие пешком. Правда, негативных эмоций внизу было столько, что их хватило бы на прокорм целой армии ситхов, поэтому особой усталости юноша не чувствовал. Больше всего он беспокоился по поводу реакции родителей на отлучку из дому без предупреждения. Одно дело – пережить контакт с глазом Марки Рагноса, совсем другое – получить выволочку у матери и лишиться карманных денег, свободы передвижения и прочих радостей жизни.
А учитель всё искал приключений, так что Кос сбился со счёта, сколько раз ему пришлось отбиваться от приставучих попрошаек, карманников и просто сомнительных личностей. Голыми руками, разумеется: хотя у него в рукаве в потайной складке висел световой меч, но включать его на Корусканте, даже внизу, – не то же самое, что на Коррибане. Этот лишний риск был мгновенно пресечен учителем.
Наконец, Дарт Плегас милостиво разрешил ученику отдохнуть в забегаловке с красно-оранжевой подсветкой дверей и вывеской «Дай жару».

[old-diplomat]

Подойдя к барной стойке, Кос попросил бутылку воды. Хозяин покосился на него весьма недружелюбно и потребовал сперва показать деньги. От воды сильно несло железом и порошком для дезинфекции, но первый стакан гость столицы выпил с огромным наслаждением и только второй начал как следует цедить жидкость через язык. Одежда и волосы юного набуянина уже настолько пропиталась специфическим запахом низа, что его длинный нос просто перестал доставлять мозгу избыточную информацию.
Было очень приятно устроить ноги на подставке стула, разрешить себе почувствовать усталость. Расслабиться. Надо же, он видел Марку Рагноса так же близко, как вон того хаттоподобного громилу в грязном жилете на голое тело… И остался в живых! И укротил гнев Дарта Плегаса! Ну, не молодец ли он, Кос, любимец мидихлориан? Только вот что скажет матушка, когда он вернётся домой… Надо как-то обдумать диалог с предками.
Потягивая невкусную воду и концентрируясь только на том, чтобы как следует фильтровать её, Кос неохотно вернулся к действительности, когда тот самый громила в жилете похлопал его по колену и, дыша сивушными маслами, навалился на плечо.
– Что, детка, скучаем? Сейчас не будем скучать. Сколько с меня?
– Отлезь, гнида, – оттолкнул его Палпатин. И прокашлялся, потому что его голос (уже вполне укрепившийся молодой баритон) вдруг оказался противно писклявым и чужим, словно переживал обратную ломку.
– Ну, ты, шалава, тряпка поломойная, сначала на рожу свою посмотри, а потом пихайся!
– Чево-о? – протянул юноша ещё визгливее и случайно бросил взгляд в зеркало, отражающее ряды бутылок. Достаточно чистое, чтобы увидеть мастерство трансформации, проведённое Дартом Плегасом.
Собственно, юноши в зеркале не было. Была тощая остроносая девчонка с рыжеватой паклей на голове, с худыми узкими плечиками и костлявыми ручками, торчавшими из широких манжет. Правда, её физиономия, перекошенная злобной гримасой, была Палпатину не чужая и напоминала леди Газере в молодости, только без косметики. Это была, в общем-то, его собственная физиономия.
Он в секунду сосредоточился. Тело тоже было женским, его одежда висела на нём, как на вешалке.
Кос хотел отклониться вместе со стулом так, чтобы приставучий субъект потерял равновесие, но из-за непривычного центра тяжести свалился на пол сам. Грохот привлёк внимание всех посетителей, некоторые рассмеялись. Подлый Дарт Плегас тоже хихикнул:
– Так чьё сейчас место лежать, а, Сид?
«Тьфу, умэ-муэ, вот же придумал, старый обормот, чтоб его...» – выругался про себя Кос, вскакивая на ноги. Новое тело было легче, с меньшей инертностью, но и с меньшей устойчивостью. Самой большой неприятностью было изменение длины и ширины ступни, притом, что обувь осталась прежнего размера.
Палпатин поднял упавший стул, демонстративно (демонстративно для Дарта Плегаса, а уже потом для амбала) уселся у стойки и затянул ремешки сапог потуже под коленями. Учитель хотел его обескуражить? Напугать? А вот и фигушки. Хотя трансформация уменьшила его внешнее тело, зато внутренняя энергия возросла в разы, он это прекрасно чувствовал. Именно ради получения этого излишка некоторые ситхи-мужчины предпочитали вступать в бой в женском облике. Защитить женское тело тоже легче, чем мужское.
Юношу даже разобрало огневое веселье. Вот будет хохма, если этот полудурок снова полезет – и на собственной шкуре убедится в силе древней истины «ничто не таково, каким кажется»... Приятное чувство, как будто едва заметный язычок пламени подбирается к большому складу со взрывчаткой, компенсировало некоторую неуверенность Палпатина в устойчивости своих ног.
«А ведь моя сестра – настоящий Огонь, хоть и Тьма, – отметил он важное открытие. – Её и против Дарта Плегаса не стыдно выставить».
Тёртые калачи со всех концов галактики повернули свои морды и уставились наличествующим числом глаз на сцену перебранки, а затем и последовавшую за ней рукопашную. Амбал был Палпатину не противник, просто очень большой мешок, и повалился он как мешок, гулко и пыльно. И очень эффектно, судя по выкаченным гляделкам зрителей.
Так бы и Дарта Плегаса когда-нибудь уложить…
– Кишка тонка, – тут же с ехидцей ввинтился голос учителя. – Ладно, пойдём отсюда, не будем лишать трудящихся их законного мирного отдыха.
– Детка, а ты кто такая будешь? – остановил Коса в дверях серый хмырь с профессионально незапоминающимся лицом. То ли наёмник, то ли вербовщик.
– Тёмная сторона Силы, – хмыкнула девчонка и легко ушла от его захвата. Хозяину заведения померещилось даже, что злобная пигалица прошла сквозь закрытую дверь.

Кос остановился у разбитой витрины какой-то разорившейся лавки и в тусклом свете фонарей внимательно вгляделся в своё отражение. Вот он и увидел её, свою сестру, которая ждала его пятнадцатилетия.
Он пригладил волосы, потрогал свой длинный костистый нос, который уже целый год доставлял ему столько огорчений при взгляде в зеркало… На девичьем лице этот орган обоняния был ещё неприятнее, чем на юношеском, и Палпатин коротко вздохнул. Обидно, конечно, что красотой он не блещет ни в каком виде.
Ну и ладно, ну и пусть. Тьма не блещет по определению, она в мире не для этого. Её задача – хранить то, что скрыто. Хранить его, Дарта Сидиуса, силу.
– Как мы его сделали, а? За секунду! – сказал Кос, подмигивая своему отражению. – Ты молодец, я тобой горжусь.
Худая девчонка в тёмном стекле повторила те же слова и подмигнула ему.



Он закрыл глаза и представил, как заполняется космической пустотой, тёмной материей, становится абсолютно чёрным телом. И так, словно вися в пустоте, переключил внимание на свои ощущения. Прочувствовал все свои энергетические входы и выходы и связь с Силой. Почувствовал и присутствие учителя – маленькую соринку в глазу своего сердца, в «третьем глазу».
Мимо проходили люди и алиены и безотчётно ускоряли шаг, торопясь поскорее пройти мимо теней у тёмной витрины.
Отодвинувшись от стекла, Кос снова вгляделся в своё лицо. Трансформация удалась отлично: это снова была его привычная физиономия, его привычное тело. Пожалуй, теперь Дарт Плегас будет не против вернуться в космопорт.
– Учитель, так я прошёл Испытание или нет?
– Скажем так: ты не потерял присутствия духа, за это хвалю. А сейчас давай поднимемся на пару уровней вверх и позаимствуем у кого-нибудь что-нибудь летательное. Покатай меня по городу, и чтоб с ветерком!
После этих слов у Коса наступил провал в памяти. В себя он пришёл уже в гиперпространстве, на борту отцовского корабля. Первым движением его души был гнев: такой наглой выходки Дарт Плегас не позволял себе, даже когда Кос был совсем маленьким. Потом пришёл страх.
«Не он не позволял себе, а я не позволял ему, – подумал юный ситх. – Я никогда ещё так не выкладывался, а тут… Испытание пошло насмарку, и я жив только... только по его милости».
– Неважно, когда допустил ошибку – в начале или в конце, от этого она не становится меньше, – снизошёл учитель до замечания.
Палпатин долго молчал, потом наконец осторожно спросил:
– Даже странно, что вы оставили меня в живых. Я бы на вашем месте поступил по-другому.
– На моём месте ты поступил бы точно так же.
– Но на Коррибане вы хотели выбить мой дух из тела, а на Корусканте...
– Проникся духом места. Скажи спасибо Столице, это она тебя спасла. В воздухе этого города разлит ответ на твой вопрос. Понимаешь?
– Понимаю. Невозможно захватить власть в одиночку, невозможно править в одиночку.
– Вот именно. Зачем мне терять время на поиски ещё одного ученика, когда ты уже хорошо подготовлен?
– Спасибо, учитель. Я принимаю ваши слова как похвалу.
– Вот и замечательно. Нам предстоит ещё много сделать вместе.

[old-diplomat]

А дома Коса ждали разгневанные родители. Хотя пострадавшим был отец (новый перспективный импортёр с Рилота хотел познакомиться с Пало лично, а корабля на месте не оказалось, пришлось заказывать срочный чартерный рейс, который обошёлся в хорошую кредитку), но больше всего возмущалась и наступала мать: всё понятно, подростковый возраст, и тем не менее, её сын не может позволять себе подобных диких выходок. Его ищут по всей галактике, под угрозой срыва оказались переговоры отца с важным клиентом, у матери разболелось сердце, как можно быть до такой степени безответственным? И так далее, и тому подобное.
Кос молча выслушал её нотации с бесстрастным лицом, отвечая односложно «да» или «нет». На упрёки отца он вообще не реагировал.
– Хорошо, Косико, тебе даже захотелось покататься, отметить день рождения, – вздохнул Пало. – Это ясно, это естественно. Но можно было хотя бы предупредить? Я, между прочим, хотел взять тебя с собой на подписание контракта, а ты…
– Зачем? – холодно спросил сын. – Для балласта?
– Для того чтобы ты уже учился зарабатывать хотя бы на своё содержание, – повысил голос отец. – Уже пора, знаешь ли, подумать о том, кем ты будешь. И в день твоего совершеннолетия изволь вернуть мне средства за прокат корабля и за парковку на Корусканте! С процентами, которые набегут за это время! Захочешь отработать в моих садах – буду рад, работу я тебе всегда найду. А не захочешь – тогда ищи источники дохода сам. Но отныне и до расчёта ты мой должник!



– Не вопрос. Я верну тебе долг.
Леди Газере и Пало переглянулись.
– Только без глупостей, Кос, – суровым тоном предупредила мать и постановила: – На этом считаю инцидент исчерпанным. Надеюсь, он больше не повторится.
– Не повторится, – неохотно откликнулся сын.
Когда она ушла из зала, двинуть к выходу хотел и наследник, но отец придержал его за руку.
– Косико, нам надо поговорить… более детально.
– Оформить долговое обязательство? – криво усмехнулся тот. – Но я же несовершеннолетний, договоры по форме подписывать не могу. Уж тебе ли этого не знать? Неужели моего слова не достаточно?
– Достаточно, достаточно. Разумеется, никаких бумаг и подписей я с тебя требовать не буду. Присаживайся-присаживайся, есть разговор.
– Я внимательно выслушаю приговор стоя.
– Что ж, воля твоя, стой, – Пало тоже остался стоять, заходя за кресло и опираясь двумя руками на его спинку. – Ты, конечно, ещё очень… немного знаешь в жизни. Но всё-таки я вижу, что нам нужно как-то больше бывать вместе, сын. Мы всё-таки родные люди, и не смотри на меня таким... ранкором. Давай забудем о происшедшем. В конце концов, с заказчиком я встретился, мой корабль цел, да и ты жив-здоров…
– Интересный порядок слов, ты не находишь, папа?
– Что? Какой порядок?
– Ну, как же: главное, конечно, заказчик, потом сохранность корабля. И под конец, так уж и быть, я.
– Прости, Косико. Прости и… и пойми меня правильно. В моей жизни главное – работа, это правда. Я бы очень хотел… Чтобы мы это как-то проскочили. Ты так вырос, уже и меня перегнал... Тебя прямо не узнать...
Пало приложил ладонь ко лбу, собираясь с мыслями, после чего продолжил более твёрдо:
– Я бы очень хотел, чтобы мы с тобой лучше понимали друг друга. И ты зря упрекаешь меня, и очень несправедливо. Мы с мамой ужасно, ужасно переволновались. Неужели нельзя было хоть сообщение оставить? У матери больное сердце – ты знаешь об этом? Она над тобой так трясётся, а ты совсем, совсем о ней не думаешь! Ты же её единственный сын!
– Что она надо мной трясётся – это открытие, если честно. Но, собственно, в чём предмет нашего разговора, я до сих пор не понял.
– Мне не нравится, как ты себя ведёшь, сын. Нельзя быть таким эгоистом. А я действительно очень хотел взять тебя с собой на переговоры, чтобы испытать эти твои способности в действии. Мне они были очень нужны.
– Какие способности?
– Ну, как же... Эти твои умения предвидеть будущее, о которых, помнишь, ты рассказывал мне, когда был маленьким?
Кос криво ухмыльнулся:
– Папа, для того, чтобы использовать любые способности, их нужно сначала хорошо развить. А кто мне говорил, что общение с Силой – это ерунда?
– Значит, ты ничего не можешь? Ни угадывать мысли, ни предсказывать события... ничего? Как жаль...
Юноша промолчал.
– Ладно. Скажи, ты, по крайней мере, думал, чем будешь заниматься после окончания службы?
– До этого ещё далеко.
– Тем не менее. Я знаю, ты учишься на ювелира...
– Да, я уже получил сертификат первой ступени.
– Неужели хочешь заниматься дамскими побрякушками? Но ведь это ерунда, сын!
– Пап, а что для тебя не ерунда?
– Я хочу, чтобы ты помогал мне в деле. Один выходной день изволь проводить у меня в садах.
– Я не собираюсь перетирать ваши груши.
– Даже так? – Пало беспомощно взглянул на сына и наморщил лоб. – Всё-таки советую тебе хорошенько подумать над выбором профессии. Потому что... потому что, знаешь ли, у меня есть ещё сын и дочь от предыдущего брака. Оба они аграрии, занимаются именно садоводством. Если моим наследником не захочешь стать ты, я передам свою долю в предприятии им. Извини, Кос, но ты уже большой мальчик и должен понимать, что просто так рыбку не съесть. Мой сын должен быть моим наследником в труде, а не бездельником. Я сынков-мажоров на дух не выношу!
Кос пожал плечами. Признание отца его как будто не удивило.
– Пап, тебе незачем оправдываться, находить какие-то предлоги: ну, не любишь меня, и не надо. Я и без твоего наследства переживу. Но тут есть вот какой момент... Наверное, моё право на твою фирму как-то описано в вашем с мамой брачном контракте, правда?
Пало осёкся и снова посмотрел сыну в лицо, в самые его ледяные глаза.
– Я думал, Косико, ты вырастешь, и мы с тобой будем такими же понимающими партнёрами, как с твоей мамой, – пробормотал он и потёр виски. – Будем заниматься с тобой одним делом... Сейчас смотрю на тебя и думаю: ну, не люблю я детей, не люблю!
– Продолжай, не стесняйся, – усмехнулся бледный юноша.
– Да, для меня дети всегда были обузой! – воскликнул Пало с визгливой интонацией, которая совсем не сочеталась с его фигурой. – Я вообще не хотел, чтобы они были в моей жизни! Из-за этих бесконечных детей я потерял самое дорогое, что у меня было, мою любовь! Моя первая жена была вся в этих детях, понимаешь? Кудахтала над ними, а до меня ей не было никакого дела! Дети, дети, дети! Всё для них, всё ради них! О, как я их ненавидел! Использовала меня – и выкинула из своей жизни! И обобрала при этом! Разве это справедливо?!
– Ну, отец, в отношения донор–акцептор людям с низкой энергетикой лучше не вступать. Женщина – это чёрная дыра.
– Вот именно! – выкрикнул Пало, вытирая платком выступивший на лысине пот. – Высасывает все соки! А ты вечно ей должен, должен! И ей, и её потомству, которому до тебя нет никакого дела! Ещё и парить мозги, как-то встраивать их в свою жизнь! И всю жизнь чувствовать ответственность за то, кем и чем они стали! Но те-то хоть не белоручки, а вот ты... Ты мне совсем не нравишься! Я хотел видеть тебя совсем другим!
– И знаешь, я его отчасти понимаю, – не промолчал и Дарт Плегас. – Ты как-то совсем не располагаешь к любви, хе-хе. Правда, надо признать, что такого законченного эгоиста, как твой папаша, к любви расположить нелегко.
– Отец, ты начинаешь повторяться, – заметил Кос, складывая руки на груди. – Давай по существу. Твои дети от первого брака имеют долю в бизнесе «Пало и Паоло»?
– Н-нет, – потряс головой Палпатин-старший, – это было условием... как раз и было условием нашего брачного контракта с твоей мамой. Но я наводил справки, они очень, очень толковые грушеводы. Они старше тебя на пятнадцать и десять лет, уже взрослые люди… В общем, я про этот долг за прокат корабля для того начал, чтобы… Давай сделаем так: ты ведь виноват? Виноват. Долг до твоего совершеннолетия вырастет изрядно. А вот если ты разрешишь конвертировать его в акции и подарить их твоим брату и сестре… В общей доле это капля в море, но они смогут войти в состав совета директоров. Если ты не хочешь заниматься моим делом, то я, по крайней мере, буду знать, что фирма останется в руках старшего сына.
– Послушай, с какой стати я должен вдруг благодетельствовать каким-то посторонним мне людям? Разве мама мало преференций тебе устроила, разве не на её землях твои лучшие сорта растут? Зачем же нарушать контракт с ней? Это нечестно. Ты сказал, что твоя предыдущая жена тебя «обобрала», значит, кое-какие средства у них в семье есть. Выходит, ты выстроил свой бизнес на деньгах моей матери. Почему это я должен уступать часть своего наследства?
– Ну... Обобрала, конечно... Но я не совсем голяком от неё ушёл, у меня осталась фирма, земля... Ей я оставил только дом, транспорт и небольшие вклады на детей.
– Вот видишь, всё у них в порядке. А маме, наверное, было бы неприятно даже узнать о нашем разговоре. Давай оставим его в тайне. И вообще – к чему нам ссориться? Сам посуди: разговоры в обществе, репутация, суды, скандалы – оно тебе надо?
– Да-да, оставим в тайне, – проговорил отец, словно силясь проснуться от кошмара. Он чувствовал себя опустошённым и больным, почти на таком же эмоциональном нуле, как и в день развода с первой женой.
– И эта идея взыскивать с меня какой-то долг – тоже, знаешь, не самая лучшая в твоей жизни.
– Д-да, пожалуй, это я погорячился. Забудем, сынок.
– Ну, вот и договорились. Не парь голову по пустякам. Вообще, почему вдруг всплыли эти мысли о наследстве, о завещании? Умирать ты не собираешься, работай себе на любимой работе, живи в своё удовольствие. Правильно?
– Правильно, – кивнул Пало. – Всё-таки, Косико, ты подумай... Вдруг захочешь моё дело продолжить – я буду только рад...
Палпатин-младший снисходительно улыбнулся и отпустил сознание отца на свободу.
С этого дня Пало инстинктивно старался ещё реже видеться с сыном.

[old-diplomat]

Школа риторики, действовавшая в юридическом лицее как факультатив с дополнительной оплатой, всегда славилась своими педагогами. И сэр Астур Эсте, бывший сенатор и дипломат, некогда занимавший самые высокие посты в набуянском истэблишменте, был настоящей гордостью лицея. Уйдя из большой политики на заслуженный отдых, теперь он с удовольствием передавал свои обширные знания юношеству. Фамилия Палпатина в листе записавшихся на его курс была сразу замечена высоким сановником, потому что партия леди Газере часто находилась в оппозиции к правящему кабинету (или, вернее сказать, враждебно относилась к представителям клана Эсте). Но способный мальчик так хорошо показал себя на первом же занятии, что именитый преподаватель отбросил всякое предубеждение.
Начальные занятия отставной сенатор всегда посвящал орфоэпии, на которых разбирал с учениками упражнения из аудиокниги «Корускантское произношение и фразеология Столицы». Чутким ухом профессионального оратора он сразу услышал, как чётко и правильно, не затягивая слова и не проглатывая слоги, говорит Кос Палпатин. Так же чётко и правильно юноша облекал в слова свои мысли.
«Ситуация – это замóк; мысль – только заготовка для ключа, – учил будущих юристов сэр Эсте. – Ключ мы получим только тогда, когда найдем нужные слова и правильно выстроим их в предложения, чтобы оппонент воспринял их. Можно делать предложения с двумя, тремя и так далее смыслами – чтобы вернуться к этим смыслам, как к развилке, если первый путь приведёт к поражению».



– Мужик дело говорит, – одобрительно заметил Дарт Плегас. – Это отличный шанс: надо войти к нему в доверие и заручиться поддержкой для твоей будущей карьеры. Запомни: очень важно следить не только за внешним, но и за внутренним. Не только за выражением лица, но и за интонацией, с которой ты говоришь. Например, если ты хочешь, чтобы у окружающих тебя мужчин даже в подсознании не было мыслей о том, что ты им серьёзный соперник в чём бы то ни было, твоя речь должна звучать высоко и мягко, бархатно. А в группе женщин надо ворковать с женскими интонациями: тогда будешь избавлен от внимания, с которым они оценивают самца, а получишь ярлык «неопасная подруга». Сколько всякого вида воркований мы с тобой заучили в кружке макраме, ты помнишь? Всё это маски, которые можно и нужно пускать в дело при необходимости. Недаром есть выражение «внутренний голос». Звуковые колебания – это вибрации низшего порядка, которые идут в основу образа, как грунтовка. Для каждого случая нужно подбирать свою мелодию.
И не было ничего удивительного в том, что слушателя Палпатина сэр Эсте выделил из числа других юношей и девушек: мальчик показал себя умеющим вникать в самую суть проблемы. Феноменальная собранность сына леди Газере просто очаровала старого политика. Даже своим умением просто сидеть и слушать, даже осанкой и походкой Кос выгодно отличался от сверстников. Даже приятным голосом и чистым белым лицом, без обычных в подростковом возрасте прыщей и неопрятной первой щетины.
Отставной сенатор направил чрезвычайно лестное для матери Палпатина письмо, в котором предлагал за разумную плату подготовить её сына для экзаменов в Колледж государственного управления. Поступив в это учебное заведение после окончания обязательных работ на благо общества, Кос автоматически оказался бы в когорте политической элиты не только планеты Набу, но и всего Чоммельского сектора, потому что именно из выпускников набуянского КГУ черпала свои кадры вся разветвлённая администрация региона.
Юноша сначала был уязвлён тем, что о предложении сэра Эсте ему сказала мать, а не сам мэтр риторики, но это предложение всё же польстило его самолюбию. Конечно, в его личные планы не входила государственная служба, зато она входила в планы Дарта Плегаса, поэтому пришлось подчиниться.
Такой поворот снова отдалял его от театральной карьеры, но всё же Кос не отчаивался. Его вера в себя прибывала с каждым днём – вместе с силой мускулов, вместе с навыками проникновения. Он уже принял как непреложную истину, что с судьбой надо постоянно мериться силами, только тогда открываются окна возможностей...
Но временами и по течению плыть полезно – это он тоже уже проверил на себе. А общение с сэром Эсте доставляло ему настоящее удовольствие: в своих беседах умудрённый опытом политик делился с ним очень интересными знаниями и наблюдениями, причем гораздо щедрее, чем Дарт Плегас. «В конце концов, у меня ещё вся жизнь впереди, и никто её у меня не отнимет».

[old-diplomat]

Помимо риторики, титулованный репетитор занимался с юношей логикой, изучением государственного протокола и церемониала, теорией информации, источниковедением и теорией управления системами, то есть всеми экзаменационными предметами в КГУ. Для уроков был выбран один из выходных дней, занятия длились шесть часов и проходили в обширном кабинете сэра Эсте в его доме на улице Короля Нармеля.
Однажды урок затянулся дольше обычного, потому что обмен мнениями учителя и ученика о государственном устройстве перешёл в увлёкшую их обоих дискуссию. Когда она всё-таки был окончена, и сэр Эсте вышел проводить юношу в холл, вдруг открылась дверь, и с улицы вкатилась невысокая кругленькая девушка с густыми чёрными бровями и полными щёчками. Одета девушка была по последней моде, однако, с благоразумными поправками на фигуру.
– Дедуля, привет! Занятия окончены? Я не помешаю?
– Ничуть, – просиял маститый политик, обнимая внучку и сразу превращаясь в уютного любящего дедушку. – Познакомься, это мой ученик, подающий большие надежды, его…
– Да ведь мы знакомы! – рассмеялась та, без стеснения перебивая сэра Эсте. – Это же Кос Палпатин! Мы с ним в начальном классе за одной партой сидели. Помнишь, Кос? Я тебя сразу узнала!
Он вспомнил. Вспомнил, что в волшебной Королевской гимназии его посадили за одну парту с самой маленькой девочкой в классе, но и она была выше его по росту. Сейчас он возвышался над внучкой своего покровителя на целую голову, и это было удивительно приятно.
Конечно, ведь её фамилия была Эсте… Значит, она дочь сына сэра Эсте, нынешнего председателя Счетной палаты Набу. На последней ротации кабинета министров именно он обошёл леди Газере, которая претендовала на этот пост…
Только Кос не помнил, как звали девчонку, он никогда не обращался к ней по имени. Отца звали Эдрис, это имя звучало в доме Палпатинов. Плотный боровок с такими же толстыми дугообразными бровями, как у отца и дочери, и с двойным подбородком под темной щетиной. «Победы и поражения – ежедневный труд полководца», – говорила леди Газере (и Дарт Плегас с ней полностью соглашался), но поражение от такого противника, как Эдрис Эсте, её задело особенно глубоко. У них были какие-то старые счёты...
– Привет, – как можно более мило улыбнулся Кос девушке, отражая в своей улыбке её весёлое удивление и молодой неловкий взгляд. – Ты здорово выросла за то время, что мы не виделись.
– А ты-то как вырос, Кос! И дедушка мне про тебя все уши прожужжал, какой у него способный ученик, чуть ли не его преемник в Сенате! А я ещё думаю, не тот ли это маленький Кося, с которым нас парами водили? У тебя ведь такое редкое имя, как его не запомнить?
Старый Эсте смутился, и Палпатин с удивлением увидел эту эмоцию на его лице, всегда таком важном, даже высокомерном.
– Элсе! – укоризненно покачал головой хозяин дома. – Ты подрываешь мой авторитет учителя! А что, если парень действительно зазнается – и подведёт старика? Не слушай её, Кос, она балаболка, и позволяет себе быть капризулькой, потому что она дедушкина любимая внучка. Иногда вот даже навещает меня, если вспоминает, что у неё есть старый дед, который её любит и ждёт.
«Ага, значит, Элсе. Надо запомнить».
– Запомни, – одобрил Дарт Плегас. – И кстати, старый пердун только что подумал о том, какой хорошей партией ты мог бы стать для неё. Я тоже считаю, что тут можно подыграть, поэтому не стой как пень, а завяжи разговор, набейся на знакомство, спроси, когда её можно снова увидеть. Жениху своей внучки этот дедушка устроит такую карьеру, которая твоей матушке и не снилась. У него и в вашем секторе, и в Столице очень полезные связи.
Скорость, с которой Дарт Плегас принимал решения и выстраивал варианты будущего, всегда вызывала у его ученика восхищение пополам со злобой. Потому что в этих вариантах он всегда был задействован без какого-либо права голоса, хотя бы и совещательного.
– Учитель, но вы же говорили, что освободите меня от всяких матримоний! Не хочу я с этой уродкой!
– Да, девочка страшненькая, даже по меркам вашей расы, и это хорошо. На внимание со стороны мужского пола ей рассчитывать нечего – только к деньгам семьи. Семья-то не всякого к ним подпустит, а вот тебя встретит с распростёртыми объятиями. Так что давай, работай. Ты, кстати, тоже красавец тот ещё. А о матримониях не переживай – у неё же аневризма аорты, сам посмотри. Только дунуть – и проблема решена.
Кос на секунду замедлил течение времени вокруг себя, чтобы собраться. Во-первых, ему совсем не улыбалось убивать внучку сэра Эсте. Во-вторых, открытие было неожиданным – учитель проговорился, что не принадлежит к человеческой расе. И ничего – принял его тело, как своё, и владеет всей физиологией организма своего ученика с той же лёгкостью, как до того сохранял свой дух в ячейках чёрного базальта. Это Кос знал буквально изнутри, и в то время как его сверстников штормило от гормональных бурь, тело юного ситха под присмотром Дарта Плегаса росло планомерно, без эксцессов, как искусственный кристалл. «Абсолют всегда один, – учил Камень. – Он не нуждается в продолжении рода, потому что его самость бесконечна. Он сам себе и начало, и продолжение, и бесконечность. А половой психоз – это для млекопитающих и прочих парнокопытных. Нам этого не надо».
Да возможно ли это – хоть когда-нибудь превзойти учителя?.. Проклятье…
– А помнишь, какой плакат ты нарисовал для библиотеки, с героями комиксов и такими джедайскими буковками-многоножками? – продолжала улыбаться Элсе, не подозревая, что уже включена в игру и дни её сочтены.
– Да, было дело, – кивнул юноша и теперь посмотрел ей в лицо не вежливым скользящим взглядом, а прямо в глаза. – А у тебя, конечно же, есть снимки и записи нашего класса? Я бы с удовольствием посмотрел, если ты мне покажешь… Было бы здорово узнать, как там наши. Я же как ушёл от вас в юридический, так ни с кем больше не встречался…
– Есть, конечно, есть! Дедушка, можно я украду Коса у тебя ещё на парочку минуток?
Юноша подкрепил просьбу девушки смущённой улыбкой с милыми ямочками на щеках. Старый Эсте рассмеялся и только руками развёл:
– Ну, если вас связывают воспоминания о прогулках парами, какое сопротивление я могу оказать? Мы-то с Косом сегодня уже наболтались изрядно, теперь твоя очередь.

[old-diplomat]

– А как поживает леди Ауда? – спросил Палпатин у своей бывшей одноклассницы, когда погас голопроектор. – Что-то я её не заметил.
– Она давно уже не работает в школе, – ответила девушка, и глаза её погрустнели. – Мы иногда навещаем её всем классом, она тяжело болеет… Было бы хорошо, чтобы и ты пришёл. Она иногда о тебе вспоминает.
«Есть же справедливость на свете, – подумал юный ситх. – И это не имеет никакого отношения к джедайской профанации».
– Есть, – подтвердил Дарт Плегас. – Справедливость – это рука самой Силы.
– Не знаю, будет ли она рада меня видеть, – уклонился от темы он. – Знаешь, я, если честно, из всей Королевской гимназии помню только тебя. Ну, ещё библиотекаря и руководителя театрального кружка.
Элсе так густо покраснела, что Кос уже без всякой подсказки со стороны учителя увидел рисунок её кровеносной системы и опасно истончённую стенку главного сосуда. Эту болезнь не сможет показать ни один сканер. Разве что какой-нибудь джедай взглянёт на девушку и скажет: срочно на операцию. Но откуда взяться ему на Набу – на этой тихой мирной зелёной планете, где нет никаких конфликтов, где люди заняты высокопродуктивным сельским хозяйством, искусствами, спортом, воспитанием детей и помощью отсталым мирам? Всё через запятую, как написано в чоммельском региональном справочнике «Лучшие планеты для отдыха».
И чего ради этим напыщенным рыцарям Света таскаться по окраинам миров вместо того, чтобы вкушать всю сладость власти в Столице? Неужели чтобы лечить таких вот некрасивых дур? Нет, человечеству только польза будет, что она не оставит потомства. Но всё же Кос почувствовал к Элсе нечто вроде жалости: особенности организма – это судьба.
– А ты где исполняешь свой долг перед обществом, Элсе? Наверное, работаешь младшим архивариусом в Алмазной Палате?
– Нет, уже просто архивариусом. А это тебе дедушка сказал?
– Нет, просто сэр Эсте предлагал мне похлопотать об устройстве туда. Если бы я согласился, мы бы с тобой давно уже встретились. Но, видишь, так или иначе, раньше или позже, мы снова оказались с тобой рядом. Значит, это не случайно, правда?
– Да, – кивнула она и, чтобы преодолеть смущение, спросила о его службе.
Палпатин охотно ответил:
– Работаю в городской больнице лаборантом. Такая школа жизни, доложу я тебе! Казалось бы, тихое место, кабинетная работа, колбочки да пробирки, но иной раз и драмы разыгрываются нешуточные! Столько эмоций! Ты, наверное, слышала имя министра горнорудной промышленности Видара Кима?
– Конечно. Это двоюродный брат моей мачехи.
Кос замялся. Девушка поспешила ему помочь:
– Ты, наверное, был в лаборатории, когда он... там буянил сильно, да?
– Угу. Так получилось, что как раз я делал анализ крови его новорождённому сыну. И когда появилась эта красная дужка сверху и побежала справа налево... У парня концентрация мидиков – ну, мидихлориан, этих разумных эндосимбионтов – больше двенадцати тысяч единиц. Знаешь, когда своими глазами это видишь, присутствие Силы в мире... Ведь вероятность рождения одарённого существа — бесконечно малая величина по сравнению с населением галактики. До этого я много раз контролировал работу этих приборов, дело совсем несложное. И тут вдруг – такое чудо! Взяли второй тестер – и снова красная дужка... Короче, этот господин Ким вломился в лабораторию и начал всё у нас крушить. Ты не поверишь, даже пришлось его связать смирительной рубашкой.



– Да, я знаю. Вообще-то он достаточно выдержанный человек, но на него в тот период свалилось столько проблем одновременно, а тут ещё и это... Они так ждали ребёнка, наследника, и оба уже немолоды. Хотя сами виноваты, нельзя так поздно детей заводить. Ведь многие пары живут «для себя», а наследников – планируют. Потому что так принято, чтобы было кому состояние передать. Что же удивительного в том, что Сила сама забирает детей у негодных родителей?
Палпатин посмотрел на свою бывшую одноклассницу более внимательно. На её густые брови, густые ресницы и добрые полные губы. И подумал, что она похожа на сорт медовой груши – в таком же пуху, и на вкус, наверное, такая же сладкая до приторности. Как тот целебный сироп, который он обожал в детстве, а сейчас на дух не переносит… Но всё же его тронуло её искреннее сочувствие. Ещё ни разу никто не жалел о его несчастливой судьбе так, как это сделала она, пускай и не догадываясь, что говорит о нём.
– Твоему родственнику, наверное, надо было договориться с начальником лаборатории, а не ломать приборы, – проговорил Кос без выражения.
– Дать взятку? – девушка подняла на своего гостя круглые глаза. – Но ведь мальчику-то это только повредило бы! Представь, каково ему было бы жить в мире обычных людей? Всё равно, что прекрасному тенору в стране глухих или гениальному художнику в стране слепых... Как же можно обрекать свою кровиночку на такую глухую и слепую жизнь? Это просто подло. Я бы со своим ребёнком никогда так не поступила. Лучше пусть он будет со своими, живёт полноценной жизнью, чем рядом со мной будет мучиться. Дядя Видар правильно сделал, что отдал сына в Орден джедаев. Пусть живёт для людей и для вечности, раз ему выпал этот кубик, – Элсе улыбнулась такой доброй улыбкой, что на мгновение её некрасивое смуглое личико преобразилось. – Дядя сам его и отвёз. И насколько я знаю, возместил больнице ущерб и сделал ещё крупное пожертвование, чтобы загладить свою вину.
– Да, сразу закупили новое оборудование... Значит, получается... Получается, твой племянник – джедай? Ну, пусть и неродной племянник... Думаю, он был бы рад, если бы кто-то из семьи навещал его. Это же как в закрытом пансионе учиться... Наверное, таким людям особенно приятно знать, что кто-то в большом мире интересуется ими, не забывает... И отличный повод в Столицу съездить. Джедаи – хорошие целители, они видят то, что скрыто от глаз обычных людей...
– Зачем ты несёшь эту чушь? – одёрнул его Дарт Плегас. – Хочешь спасти ей жизнь? Может, ты ещё и жениться на ней хочешь, благородный рыцарь, мнэ? Играй, да не заигрывайся!

И Кос принялся старательно играть роль, определённую учителем: начал встречаться с Элсе, вошёл к ней в доверие, познакомился с её подругами и их друзьями, был представлен отцу и мачехе. Перестав быть замкнутым молчуном и войдя в круг тиданской золотой молодёжи, он попутно заслужил похвалу матери – третью в своей жизни.
Но скоро стало понятно, что задача требует от него ни с чем не сравнимого напряжения душевных сил. Учитель не обманывал его, когда говорил, что поединок между женским и мужским началом чрезвычайно изнурителен для воли.
Хотя даже в этой изматывающей ситуации Кос кое-что приобрел. Научился, внутри пылая огнём пострашнее любой набуянской плазмы, имитировать вовне состояние безмятежного ветерка над озером. Казаться «луной в воде» не хуже джедая, который с детства привык медитировать на свой пуп.
Капризная избалованная девчонка изводила Коса своим вниманием так, что постоянное присутствие Дарта Плегаса было даже полезно: старый ситх нет-нет, да и выступал в роли предохранителя. Она так настырно лезла в душу к наконец-то обретённому возлюбленному, так часто и бессистемно обрушивала на него потоки раздражающей болтовни, что у молодого человека темнело в глазах. Палпатин и без того был сыт по горло тотальным контролем со стороны учителя, а тут новая напасть: бесконечные расспросы «чем ты занимаешься?», «о чём ты думаешь?», «почему мне кажется, что ты на меня злишься?» И при встречах лицом к лицу, и с помощью всех средств связи она долбила его ментальную броню похуже птицы карас.
Кос видел её насквозь, со всеми её безнадёжными диетами, страстью к нарядам, цепочкой на ноге, парфюмерными ухищрениями и чтением глянцевой литературы. Однако, к несчастью для Палпатина, Элсе удавалось совмещать весь этот мусор с цепким умом, а её наблюдательность сделала бы честь и мастеру-джедаю. Хотя девушка поверила своему улучшенному отражению, которым светило для неё лицо молодого человека, но только верой ограничиваться не собиралась. Ей нужно было точно знать, что она любима.
Разумеется, она не находила в предмете своего увлечения ни малейшего намёка на стандарт, так хорошо описанный в журналах для девушек в разделе «Узнай свою любовь». Она сравнивала его с увлечениями своих подруг, с застенчивыми или наглыми молодыми петушками, у которых в придачу к вожделению уже имелся набор ухваток ухаживания, – на их фоне Кос выглядел ангелом во плоти. И чистым лицом, и грациозными движениями, и умными, но не высокопарными беседами он выгодно отличался от сверстников. Кроме того, он баловал её дорогими подарками – украшениями, сделанными собственноручно, на которые завистливо поглядывала мачеха девушки, известная светская красавица и бездельница.
Но серьгами, подвесками и браслетами, вышедшими из-под пальцев Палпатина, приятнее было любоваться в ящичках-витринах у зеркала, чем носить – уж слишком они были тяжёлыми и холодными. Ни разу молодой человек не подарил девушке поцелуя более горячего, чем учтивое касание губами руки или щеки. От пикников у воды он умело уклонялся – говорил, что не любит плавать, да и загорать при такой белой коже ему вредно. Лишь раз они сходили в горы с группой приятелей и приятельниц, но никакой романтики Элсе не почувствовала – только утомительность переходов, неприятность опасности и желание поскорее вернуться в привычный комфорт, особенно когда их лагерь накрыло шквальным ветром с ледяным дождём. В походе Кос держался со всеми ровно-весело, рассказывал забавные истории, не забывал подстраховывать упитанную внучку своего покровителя на трудных подъёмах, а на одном из привалов вечером устроил незабываемый фейерверк, к визгу и радости девушек. Но Элсе всё хмурилась и хмурилась и, сидя рядом со своим молодым человеком у костра, пропускала мимо ушей его светскую болтовню о звёздах и о театре масок, зато внимательно следила за его жестами.

[old-diplomat]

А в дни Цветения Кос имел неосторожность подхватить Элсе с карусели, и тем же вечером в беседке во дворе своего дома девушка устроила ему настоящий допрос. Решительно взяв руки парня в свои, она вначале внимательно исследовала его ладони (он даже весело спросил, не проштудировала ли она накануне книгу по хиромантии и не хочет ли предсказать ему будущее – желательно, хорошее). Потом, не отвечая на его шутливые реплики, отодвинула манжеты и покрутила его запястья. И началось:
– Кос, нам надо серьёзно поговорить.
– Слушай внимательно, соображай быстро, – высунулся и Дарт Плегас. – Сейчас получишь от неё по первое число, так что держись.
– Да-да, я слушаю, – ответил им обоим Палпатин. – Что-нибудь случилось?
– Кос, я хочу тебе сказать, что всё знаю. То есть я знаю, что ты от меня что-то скрываешь. Что-то очень важное. Посмотри на свои руки!



Молодой человек, всё в том же шутливом тоне, поднял руки вверх:
– Сдаюсь, сдаюсь. Так что там у меня с руками?
– А ты посмотри сам. Такие плотные ладони, просто железные... И при этом линии так слабо прочерчены! Руки такие белые – и такие страшные жилы! Такие сильные – и такие холодные! Я знаю, что ты завербован, и не отнекивайся!
– Великая Сила, кем завербован? Кланом хаттов? «Чёрным Солнцем?» Элсе, милая, ты каких-то шпионских фильмов насмотрелась, честное слово! Я просто держу себя в форме. Зарядка, пробежка, отжимания на кулаках... Потому и руки крепкие. Ну, ты же помнишь, каким хилым я был в детстве! И однажды я решил: хватит быть слабым, надо набираться сил. В том числе, – мягкая улыбка с лунным мерцанием в глубине, – и для того, чтобы поднять девушку, когда она у меня появится.
Нет, не сработало.
– Лучше скажи мне всю правду. Я всё пойму.
– Не отнекивайся, выслушай её. Она сейчас сама всё за тебя объяснит. Просто наберись терпения, – подсказал Дарт Плегас. Ситуация его ощутимо забавляла.
– Ты, наверное, принимаешь какие-то препараты для... ну, я не знаю для чего, для повышения тонуса, для эластичности мышц. Когда в походе мы попали под дождь, и ты снял рубашку, чтобы просушиться... На тебя же страшно было смотреть, Кос! У тебя же жилы, как канаты, как стальная проволока! Везде, везде! И такой сухой страшный живот... И на теле совсем нет волос. Это не может быть естественно! Ты что-то делаешь с собой... такое...
– Да, глаз она на тебя положила конкретно, – хмыкнул учитель. – Ничего, терпи дальше. Дедка стоит того.
Палпатин улыбнулся, показав милые ямочки на щеках, и добавил ещё немного смущения на маску своего лица.
– Элсе, ну ты меня сейчас в такую краску вгонишь... Мне, конечно, очень... э-э... досадно, что моё тело вызвало у тебя такое отвращение, и я просто не знаю, что тебе сказать...
– Не отвращение, Кос, а шок! И вот сегодня, когда ты поймал меня с качелей... Ты подхватил меня на вытянутые руки – и даже не покачнулся, а я ведь... совсем не былиночка. И когда я обняла тебя, ты был весь, как скала! А в походе? Когда карабин лопнул, ты втянул меня и Хези одной рукой, как будто мы вообще ничего не весим, это вообще уму непостижимо! И даже не стал дышать чаще, когда мы выбрались!
«Да, лучше бы вы обе хряпнулись об камень внизу, насколько легче было бы дышать!» – внутренне взвыл парень. Уму непостижимо, откуда эта дура смогла догадаться про карабин, если сам Кос перехватил верёвку в тот же миг, как почувствовал опасность.
– Скажи мне правду! Может, ты проходишь тайную подготовку на двойника короля? Я не буду возражать и всё пойму.
«У-у, гунган с ушами! Возражать она не будет и всё поймёт! Что поймёт?!»
– Всё, – хмыкнул Дарт Плегас.
Снова работа лицом – непонимание. И пожатие плечами.
– Милая, ну разве плохо, что я сильный?
– Нет, не то плохо, что ты сильный, а то, что это неестественно!
Он попытался контратаковать в женской манере, как будто наложил несколько «лунных узлов» там, где по рисунку полагался узел «кулак»:
– Что – неестественно? Что я подхватил тебя с карусели? Извини, я совсем тебя не понимаю. Я только понял, что когда я разделся до пояса, тебе очень не понравился мой вид. И если тебе нравится кто-то другой, с более... э-э... гармоничным торсом, и ты не знаешь, как мне об этом сказать...
Она тут же схватила его за руки – сначала за кисти, потом за предплечья, и энергично встряхнула, насколько это было возможно – ей его встряхнуть.
– Ты меня не слышишь? Причём тут другой, я про тебя говорю! После того похода в горы я себе всю голову сломала: как такое может быть – такое тело, такая сила?! И я погадала на книге, я всегда так делаю в трудную минуту. Беру энциклопедию и тычу по клавишам наугад – а потом смотрю, что получилось.
– И что же получилось?
– Посмотри сам! – с ноткой торжества, которую Кос в ней особенно не выносил, заявила девушка. Вытащив свой маленький перламутровый блокнотик, она пощёлкала по кнопкам. Палпатин посмотрел на экран – и по позвоночнику у него пробежали холодные мурашки:

«Солипсизм — радикальная философская позиция, характеризующаяся признанием собственного индивидуального сознания в качестве единственно-несомненной реальности и отрицанием объективной реальности окружающего мира. Иногда этот термин употребляется в этическом смысле как крайний эгоцентризм (см. Эгоцентризм).
Наиболее полно солипсический подход выражен в доктрине ситхов (см. Ситхи), использовавших свои уникальные биологические способности (см. Мидихлорианы) для эгоцентрического развития; практики представляли угрозу для общества, вне закона (см. Закон Галактической Республики «О свободе совести и религиозных объединениях»). См. тж. Ситхов империя».

– Ну, что скажешь? – весело хмыкнул Дарт Плегас. – Какова женская интуиция! У неё нет контакта с Силой, но она черпает информацию сердцем. Вот так научиться схватывать, а не овладевать, мужчине не дано. Если нет «сестры», рядом с такой вертихвосткой и дышать опасно – съест. Выкручивайся, выкручивайся!
– Ну, Элсе, у тебя и сравнения, – пробормотал молодой человек. – То есть ты хочешь сказать, что я эгоистичный бездушный чурбан, который думает только о себе?
– Нет, Кос. Я хочу сказать, что ты пугаешь меня своим поведением и своей силой и... и вообще, пугаешь меня! Ты какой-то не такой!
– Словами ничего не добьёшься. Давай клин клином каким-нибудь, без логики.
– Дорогая, любимая моя Элсе, – заговорил Палпатин торжественно, поднимаясь со скамейки. – Я понял, что нам надо чаще быть вместе, чтобы такие дурацкие вопросы и непонятки больше никогда между нами не возникали. Как можно чаще и всегда. Пожалуйста, будь моей женой. Я понимаю, что мы с тобой слишком молоды, но умоляю тебя – не отказывай, подожди! Думаю, откладывать объяснение просто нельзя, потому что ты ещё влюбишься в какого-нибудь глянцевого кретина с круглым, там, или квадратным животом, и… И мне тогда хоть на луны вой!
Заканчивал речь он уже стоя перед ней на коленях, чтобы добавить сиропного мелодраматизма, от которого у него аж скулы сводило. Но – надо. «Не ищите логики. Её нет».
Девушка сначала захлопала ресницами, потом прыснула смехом, потом запустила руки в его рыжеватые кудри.
– Какая же у нас будет красивая помолвка, Кос! Давай я буду в жёлтом платье? Тебе нравится жёлтый цвет?
– Очень нравится, очень!
Но и после счастливых объятий она неуклонно следовала за своим любопытством:
– Кос, если ты занимаешься чем-то таким... спортом каким-то... я же не буду против! Хорошо владеть своим телом – это так здорово! Вообще, это моя самая больная тема... Знаешь, я сама уже всё перепробовала: и танцы, и бег, и на тренажёрах разных, но если честно, это до того скучно, что у меня не хватает терпения...
Палпатин понимающе закивал, а сам подумал: «Вот же дура избалованная, скучно ей! Был бы при тебе Дарт Плегас, уж терпению он бы тебя научил!»
– Чем ты всё-таки занимаешься? – не отставала девушка. Её упрямство было очень деятельным, и если уж ей что-то втемяшилось, она не отступала никогда. Это он уже хорошо прочувствовал за время их знакомства.
– Фехтованием, – наконец ответил молодой человек. – Это та практика, которая позволяет и горы двигать, – ну, как тогда с этим карабином... (Милые ямочки, весёлые глаза, лицо светится – как и положено счастливцу, которому любимая девушка ответила взаимностью, и он, в свою очередь, готов подарить ей свой мир.) В каждом человеке заключена сила вселенной, потому что он сам целая вселенная. Фехтование позволяет проявить это во всей полноте... собственно, как и любое другое дело, которому отдаёшься всей душой. У нас в школе была секция, основы я получил там… а потом представил себе учителя, мудрого и всезнающего, непобедимого воина – и стал учиться у него. То есть у себя, у лучшей части моей души, понимаешь? Когда я впервые понял, что люблю театр, я открыл для себя и то, что могу… как бы тебе объяснить… опираться на свои иллюзии. То, что я придумывал, входило в мою жизнь, становилось осязаемым… Удивительно, да?
– Молодец, Сид, – вдруг произнёс учитель. Это было ещё невероятнее, чем получить похвалу от матери. – Лучшая маска – это одна из граней правды. Ты хороший ученик, я тобой доволен.
Элсе смотрела на Коса влюблёнными глазами, только что рот не открыла. Снова взяв его за руки, она удовлетворённо заметила, что теперь ей всё ясно. Наверное, он просто скрытый форсъюзер. Несостоявшийся джедай.
Палпатин со смешком тряхнул кудрями:
– Что я не джедай, это правда, но слово «несостоявшийся» – это точно не про меня. Ты первая увидишь, как я состоюсь. Благодаря тебе. Знаешь, без достойной женщины мужчина и шагу ступить не может… Я так счастлив, что нашёл тебя, Элсе!

[old-diplomat]

Астур Эсте был большим любителем и ценителем антикварных вещиц. Накануне дня рождения деда своей официальной невесты Кос уже знал, чем сможет порадовать его: фарфоровой куклой, принадлежавшей леди Гварене. Для этого молодому человеку пришлось проведать опустевшую бабушкину виллу.
Старый дом встретил наследника такой поразительной заброшенностью, словно в нем никогда не было жизни. Отключив охранную систему, Кос вступил в царство умирающего прошлого.
За шесть лет, прошедших со смерти Гварены Наруме, густой тиной затянулись пруды, некошеная трава стояла по колено, и гомонили птицы, расклёвывая неубранные ягоды с деревьев во дворе. Серые колобки пыли крутились по углам враз обветшавших комнат, огромные окна подслеповато щурились на солнце, скрипели прежде бесшумные двери, и затхлостью пахло в воздухе. Оставленные вещи, к которым больше не прикасались заботливые метелочки живых и механических слуг, утратили церемониальную помпезность.
«Интересно, почему мать так не любит свой родительский дом? – удивлённо подумал наследник после нескольких шумных чихов. – Уж роботов-то можно было не отключать…»
Жёлтая комната леди Гварены совсем усохла в размерах по сравнению с тем, какой помнил её Кос. И пыльные кисти на линялых портьерах, и мутные стёкла с пятнами высохших дождевых капель, и тусклые запылённые зеркала – всё говорило о печали пустого, никому не нужного места.
Репульсорная коляска покойной бабушки жалась у кровати. Кос сел в неё и захотел проехаться по комнате, о чем так горячо мечтал в детстве. Но батареи были разряжены, механизм управления, пискнув, погас. Тогда он использовал Силу, чтобы поднять коляску в воздух, но ничего интересного не было в том, чтобы кружить над этой пыльной пустыней, и он спустился на пол, а коляску пинком загнал в угол.
«Всех вас в этом склепе всегда интересовали только вещи, – с глухой злобой подумал Дарт Сидиус. – И вот они, ваши вещи, никуда не делись».
Когда он снял с полки куклу, за которой приехал, остальные вещицы на этажерке жалобно тренькнули. Злоба закипела сильнее. Обтирая безделушку платком (это была королева в праздничных белых с серебром одеждах, вся в воздушных кружевах тончайшего пористого фарфора), Кос вдруг ощутил бешено-весёлое желание шарахнуть её об стену, так чтобы осколки брызнули в разные стороны, и фамильная драгоценность времен короля Джафана превратилась в ничто. Казалось, сделай он это – и рухнут все оковы, и сгинет Камень, и исчезнет капризный рот леди Газере, и плешь Пало Палпатина, и толстые губы Элсе, и колышущийся живот её деда, как будто и не было их на свете.
И Сила омоет его, как любимого сына.
– Да, всегда в радость, чтобы рухнул старый мир, – откликнулся Дарт Плегас. – Но куклу надо оставить для подарка старому борову. Ты ещё не завоевал права на жизнь по своей воле, Сид. Держи себя в руках.
Этого было достаточно, чтобы Кос сделал размашистое движение – но не вышло у него разбить безделушку.
– Держи себя в руках! Или мне надо постоянно хватать тебя за шкирку, щенок? Чтобы получить право наслаждаться первым импульсом, нужно много поработать над миром. Я это имел в виду, а не твои слюнявые комплексы! Или ты хочешь, чтобы сюда сбежались все джедаи галактики?
– Я понял, учитель. Прошу прощения, – сказал Палпатин, а про себя подумал: «Неужели мой гнев настолько силён?»
– Да, настолько. И если ты не поумнеешь, то так и не узнаешь, что значит – жить в полную Силу. Мир ещё не твой. И никогда не станет твоим, если будешь так себя вести! Как я могу думать о нашем разделении, если я тебя учу-учу, а ты всё никак не можешь научиться элементарному – терпеть и ждать?!

Уже собираясь уходить, Кос вдруг вспомнил, что на чердаке должен лежать его кукольный театр. Ему захотелось увидеть лучших друзей своего детства. Взобравшись по узенькой лесенке наверх (когда-то она казалась широкой и очень-очень длинной и визгливо скрипела даже под детскими шагами), он оказался в тёплом сумраке, пахнущем нагретой пылью. Чаще всего он играл у слухового окошка, под ярким столбом солнечной пыли, а сундучок с куклами упрятывал в самый темный угол в противоположной стороне. Но сейчас в памятном углу стояло только заплетенное паутиной колченогое кресло.
Побродив среди пыльного хлама, но так и не отыскав кукольного театра, Кос медленно спустился вниз. Он уже настолько хорошо владел своим телом, что ни одна ступенька не скрипнула, – вдали от посторонних глаз можно было позволить себе это наслаждение, испытать себя. «Умеющий ходить не оставляет следов», – говаривал Дарт Плегас, и вот это искусство стало реальностью для Палпатина. Контролируя центр тяжести, мастер Ксендор ходил по зыбучим пескам, как по асфальту... Надо будет проверить на озере, сможет ли он, Кос, ходить по воде?

[old-diplomat]

Презент ученика вызвал у сэра Эсте широкую гамму чувств. От одного факта, что он держит в руках вещь музейной красоты и редкости, старый политик пришёл в полный восторг, как маленький мальчик, и Кос про себя снисходительно усмехнулся.
Но наставник долго отказывался принять такой дорогой подарок. Палпатину пришлось подыскать правильную формулировку, чтобы уломать старика:
– Ведь мы уже почти родственники, сэр Эсте, – сказал он учтиво. – Представьте, как будет рада моя дочь, если вы когда-нибудь подарите ей эту куколку. Например, тоже на день рождения. Как фамильную реликвию.
Когда грузный дедушка искренне улыбнулся, юный ситх в который раз подивился, как люди падки на слова привязанности. Воистину, кто освободится от пут семейных связей, тот только и может сказать, что научился ходить, не оставляя следов.
Сэр Эсте всё же согласился принять столь дорогой подарок только в том случае, если его протеже не откажется получить ответный дар. Приведя молодого человека в свою обширную библиотеку, отставной сенатор предложил ему самому выбрать себе подарок – любой из бесценного собрания рукописей древних эпох.
Палпатин даже прижал руку к сердцу в знак искренней благодарности – подобной щедрости он не ожидал. Со смущенной улыбкой он прошёлся вдоль стеллажей, заглянул и в витрины, где были размещены древнейшие манускрипты, ещё в свитках. Что-то было такое в этом хранилище мудрости, что определенно ждало его...
Отыскалось. Совсем небольшая книжечка в чёрном переплёте, величиной в ладонь. Он взял её с полки, и она сразу пришлась ему по руке. На переплете не было никаких надписей.
– Это редкая вещица, хотя малоинформативная, – сказал подошедший хозяин коллекции. – Полагаю, что мы имеем дело со сборником джедайских притч, написанных иероглифами Оссуса. Но обрати внимание на то, что она писана от руки на кожаных листах! Работа явно не нашего времени, хотя сохранность прекрасная. Полагаю, Орден дал бы за неё хорошие деньги, они собирают такие артефакты. На альдераанском аукционе похожий лот, причём бумажный, лет пять назад ушёл за тридцать тысяч кредитов. И как сказал мне один знакомый, анонимный покупатель был агентом джедаев.
Палпатин открыл книжечку. Знакомые иероглифы приветствовали его плотным строем оглавления:

«Наставление о Великой Силе мастера Ксендора»
«Наставление о мече Тулака Хорда»
«Наставление о внутренней алхимии Дарта Андедду»
«Наставление о макраме Экзара Кана»
«Наставление о стихиях Дарта Занны»
«Наставление о власти Наги Садоу»
«Наставление о маске Дарта Нигилуса».

И на второй странице, отдельно, – пять иероглифов, от которых у него захватило дух:
«Наставление о мире и порядке Дарта Сидиуса».

– Как такое может быть, учитель? – воззвал Кос к своему альтер эго. – Неужели это имя уже носил кто-то до меня?!
– Нет, Сид, – немедля отозвался Дарт Плегас. – И если ты откроешь конец, то увидишь, что страницы пусты. Я предвидел наступление новой эры: их должен заполнить истинный Хозяин действительности.
Молодой человек пролистал книжечку. Его беглый взгляд выхватил красивый палиндром необыкновенной силы:
«Сделал первый шаг – сделай и второй. Все действия в поединке зависят от шага. Если ты идёшь, как небо над землёй, самому Небу придется дышать только вслед за тобой».
– Интересно, чья это кожа пошла на листы? – спросил у учителя Палпатин. – Фамбаа, гунганская или человеческая?
– Мнэ? Тебе действительно интересно?
Кос подумал: нет, знать совсем не хочется. Неприятно.
– Твоё чистоплюйство и джедая бы вывело из себя, – сморщив всю душу ученика, сердито ухнул Камень. – Неблагодарная ты скотина, я поделился с тобой сокровенными знаниями, которые возгоняют дух, а тебя заботит какая-то там кожа, и чтобы при этом чистеньким выйти. Эстетический ты мой, бумага за тысячу лет расплылась бы вся!
– А как вам досталась эта книжечка, сэр Эсте? – поинтересовался Палпатин вслух, оставаясь снаружи праздничным, как грушевый мусс.
– Приобрёл у одного перекупщика антиквариата.
– Если поискать здесь по антикварным лавкам, можно найти и другие мои вещи. Были у меня, помнится, отличные тренажёры эмоций – шарики такие, под камень оэнит. Хорошая штука. Было бы замечательно, если бы ты и их нашёл.
– Как вы думаете, нет ли у него других похожих древностей?
– Интересуешься? Хочешь быть прикосновенным, так сказать, к тайнам Силы?
Кос усмехнулся:
– Да, учитель. Хочу.
Астур Эсте посмеялся шутке, похлопал своего воспитанника по плечу. В результате обмена остротами оба они пришли к выводу, что нет силы сильнее бюрократии, и вместе вернулись в восхитительно иллюминированный банкетный зал, к праздничным столам, к огромной шумной толпе родственников и друзей, среди которых были и леди Газере с Пало Палпатином.
– Что это за штука? – увидев книжечку у Палпатина в руках, тут же полезла со своими вопросами Элсе. В честь праздника она была в ярко-оранжевом платье, щедро украшенном перьями и стразами, и выглядела совершенно счастливой и беззаботной.
Молодой человек показал цитатник Дарта Плегаса своей невесте. Та с любопытством заглянула под обложку и пролистала книжечку, держа её вверх ногами. Она остановилась на странице со знаменитым изречением мастера Ксендора, которое он произнёс, покидая Орден джедаев. Перед глазами Палпатина иероглифы стояли как раз в правильном порядке: «Между небом и землей нет ничего, что, будучи прямым, не искривлялось бы. У каждой вещи есть своя изнанка, в каждом событии есть движение вспять. Превращение в свою противоположность – естественный ход вещей, поскольку развитие – максимальный отход от первоначала».
– Думаю, это как раз для тебя, Косико. Заняться расшифровкой чего-то такого, правда? – с задорной улыбкой сообщила она своё мнение.
Эта типично женская интонация покровительства и превосходства («глупые мальчики занимаются ерундой – открывают вселенную, а умные девочки в это время заняты важным делом – закрывают грушевый компот») стала последней каплей в чаше его терпения. Чаша так интенсивно наполнялась после их торжественной помолвки, что в последние дни молодой человек просто боялся, что в одну далеко не прекрасную минуту начнёт весь светиться фиолетовым.
– Учитель, я больше не могу выносить этот бред. Убейте её.
– Мнэ? При чём тут я? Она же тебе мешает, а не мне.
– Да. Она мне мешает. Только дунуть?
– Угу. Узел «восьмёрка».
– А я и так знаю, что там написано, – вернул он ей улыбку, забирая книжечку и кладя в карман. – Там написано буквально следующее: «Я злой и страшный чёрный ситх, и кто-то будет щас убит».
Кос произнёс это с замечательным фарсовым пафосом, злобно наморщившись и вращая глазами, – девушка так и брызнула смехом, и рукой на него замахала.
– Пойду промочу горло, – покашлял он и направился к столу с бокалами. Пройдя половину пути, он обернулся к ней (Элсе провожала его взглядом) и шутливо пошевелил пальцами.
Последствия не замедлили проявиться. С хриплым криком девушка схватилась за грудь и повалилась на цветной мозаичный пол, кровь фонтаном хлынула у неё изо рта – в первые секунды даже более высоким, чем фонтанчик для омовения рук, в котором плавали цветочные лепестки. Шокированные гости инстинктивно отпрянули.
Палпатин играл великолепно: чётко, трезво, холодно. Он в числе первых подскочил к умирающей, взялся за её пульс, закричал, чтобы сорвали скатерть и быстро сделали носилки. Паника завертелась нешуточная, всюду лезли руки с салфетками и полотенцами. Нашлось и несколько человек с медицинским образованием, они тревожно переглядывались и односложно отвечали на крики сэра Эсте. Прибежал, наконец, и лечащий врач семьи, который в момент происшествия был на террасе и беседовал с Пало Палпатином о видах на урожай «зерен истины».
На импровизированных носилках Элсе вынесли во двор, к спидеру, и уложили на заднее сиденье, к Палпатину на колени. Кровь непрерывно текла у нее изо рта, не сворачиваясь, и врач, сопровождавший больную, становился всё мрачнее.

[old-diplomat]

Расследование внезапной смерти молодой цветущей девушки уважаемой фамилии началось по всем правилам следственного дела. Хотя коварная болезнь сердца была несомненной причиной трагического конца (это подтвердила подпись главного прозектора Тиданской городской больницы), но картина неестественно стремительной кровопотери не укладывалась в рамки понимания медиков. Семейный врач фамилии Эсте, наблюдавший девочку с рождения, предположил, что в организм Элсе попал какой-то редкий яд. Палпатина, как человека, имевшего доступ к медицинским препаратам по месту службы, тщательно допросили, но против него следствие, конечно, ничего не нашло.
В семье сэра Эсте кошмар разворачивался дальше: на Набу приехала мать покойной, пятнадцать лет назад драматически бросившая мужа ради известного альдераанского актёра, бывшего в Тиде на гастролях. Её имя замелькало в газетах, где она обвиняла вторую жену своего бывшего супруга в убийстве. Эдрис Эсте оставил свой дом и переселился к отцу. «А вот не надо было жениться на шатающейся по магазинам дуре, – заметила леди Газере, прочитав эту новость в голонете за завтраком. – Хотя у него что первая жена, что вторая – одной ветки листья. Я уже рада, Кос, что мы не породнились с этим домом. Как видно, Сила отвела»
За кузину публично вступился Видар Ким, самый молодой министр Алмазной Палаты, пришедший в правительство от Экологической партии. Он последовательно зарабатывал доверие королевы политикой умных компромиссов в такой неблагодарной сфере, как горнорудная промышленность, с тем, чтобы со временем занять чаемый пост министра внешней торговли. И вдруг безупречная репутация семьи – наивысшая ценность в глазах каждого жителя Набу, в том числе и в глазах монархини, – оказалась под угрозой… Господин Ким дал большое интервью популярному изданию «Озеро надежды», в котором ответил и на вопросы о немирии в доме его двоюродной сестры. «Страшная, жуткая, необъяснимая смерть моей племянницы произошла у меня на глазах. Это было ужасно, я не могу поверить… Никому не пожелаю в день рождения уважаемого родственника пережить такое горе. Там была вся наша семья, мы были счастливы, мы были вместе – и вдруг… Моя сестра в одночасье потеряла дочь, мужа, свёкра, которого любила, как отца. Потеряла доброе имя. Но на каком основании? Почему мой брат Эдрис верит слухам, сколь чудовищным, столь и нелепым? Он потерял горячо любимую дочь, я скорблю вместе с ним, но не понимаю, как он мог оттолкнуть жену, самого близкого человека, рядом с которым только и можно пережить такое страшное испытание? Я никого не обвиняю, я хочу знать правду. Хочу знать, что произошло. Наша семья нуждается в поддержке свыше. К счастью, в мире есть люди, которые могут проникнуть в суть вещей глубже, чем это видно глазам простых смертных. Я уже обратился с просьбой о помощи в Храм джедаев. Наша семья не остановится ни перед какими расходами, чтобы восстановить доброе имя моей сестры, вернуть мужу честную жену, а жене – любящего и не отчаявшегося мужа».
Когда Палпатин услышал эту речь из репродуктора в своей лаборатории, у него похолодело в груди.
– Учитель, что же теперь делать?
– А что такого тебе надо делать? Внимательнее смотри в микроскоп и правильно записывай данные.
– Вы что, не слышали? В ближайшее время здесь появятся джедаи!
– Ну, и что? Они в чём-то смогут тебя обвинить?
– «Разве стихии немы?» – процитировал молодой ситх строку из цитатника Дарта Плегаса.
– Стихии-то не немы, да джедаи глухи. И как же меня коробит от твоей трусости, парень... Похоже, ты не заслуживаешь ни моего дневника, ни имени, которое я тебе дал.
– Не говорите так, учитель. Я всего лишь следовал вашим советам. Это была ваша идея, чтобы окучивать эту дурынду, не моя! А теперь над нами нависла серьёзная угроза!
– Кто-то, кажется, воображал себя великим актёром? Почему же ты не рад возможности показать свою игру, испытать себя? В будущем тебе постоянно придётся сталкиваться с джедаями, значит, надо обкатывать мастерство, пользуясь каждым удобным случаем.
Тело несчастной Элсе все это время лежало в криокамере Тиданской городской больницы, ожидая окончательного заключения следствия. А чёрную книжечку Дарта Плегаса Кос уже изучил вдоль и поперёк. Этот подарок учителя пришёлся ему действительно по душе.

[old-diplomat]

В особняк на улице Короля Нармеля действительно прибыл представитель Ордена джедаев. Палпатин увидел его – точнее её, женщину лет сорока, представившуюся как Кора Сон-Са – на новом следственном эксперименте.



Во время официального следствия Кос, как все прочие гости сэра Эсте, имитировал свои движения в последние минуты жизни Элсе. (Сочинённый им стишок о злом и страшном ситхе он, конечно же, не произносил; стоявшие неподалёку дамы и господа подтвердили, что он рассказал девушке смешной анекдот.) Теперь он ожидал повторения представления в толпе столичной элиты.
Но джедайка пригласила в зал для торжеств лишь пять человек: самого хозяина дома, его сына, мачеху Элсе, Видара Кима и Палпатина. Она попросила их занять места, на которых они стояли во время трагедии, а сама села прямо на мраморный пол, где ещё оставались пятна крови, и на краткое время закрыла глаза.
Самым примечательным во внешности нового следователя были густые светлые волосы, уложенные в косы вокруг головы. Таким же золотистым был и цвет ауры посланницы Ордена. Наблюдая за её отрешенным лицом, Палпатин даже подумал, что видит живьём по-настоящему красивую женщину, а не коротконогую набуянскую тумбочку.
Когда Кора Сон-Са открыла глаза и поднялась, первым она подозвала к себе именно его, Коса. Молодой человек был к этому готов, но всё же почувствовал противную слабость в коленях.
– Дыши мельче, – подбодрил его Дарт Плегас. – Я с тобой.
– Вы ведь были последним, кто говорил с покойной? – спросила женщина, глядя ему прямо в глаза своими зеленовато-голубыми глазами.
– Да, мастер.
– Вы были женихом Элсе Эсте, не так ли?
Кос кивнул без слов.
– Вы любили её?
– Да, очень.
Взгляд джедайки стал более строгим, она понизила голос, чтобы ее слышал только допрашиваемый:
– Сейчас, когда мы беседуем, у меня есть некоторое впечатление от ваших мыслей. Извините, это необходимо для следствия. «Она, – то есть я, – действительно красивая женщина, хотя и старая. Не то, что та». Вам не нравилась внешность любимой девушки?
Палпатин изобразил некоторое смущение, изобразил и подавление смущения. Маска сидела и на его лице, и на его душе очень плотно. «Маска сообщает инобытие тому, кто пользуется ею – и кем пользуется она», – так наставлял Дарт Нигилус, а уж он-то знал толк в искусстве сокрытия.
– Отвечу вам, мастер, как святому человеку. Элсе не была красавицей, это правда. И не над всеми своими мыслями я властен, это тоже правда. Но любят ведь не только за внешность... Женщины Набу вообще не очень красивы, как бы грубо это ни звучало в устах уроженца планеты... А с Элсе мне было просто очень хорошо. Мы были знакомы с детства, понимали друг друга с полуслова. Каких-то бешеных страстей между нами не было, но это была девушка, лучше которой я бы себе жены просто не нашёл… Сэр Эсте – мой учитель и покровитель, я высоко почитаю его. Мне хотелось породниться с его семьёй. Пускай у Элсе не было таких красивых волос, как у вас, – Кос отвёл глаза и закончил с негромким вздохом, – но она меня любила, как никто на свете, понимаете?
– Понимаю вполне. Ещё один вопрос: в материалах следствия сказано о том, что вы на некоторое время удалились из зала вместе с хозяином дома в его библиотеку, а потом вернулись и показали вашей невесте книгу, подарок хозяина. Что это была за книга?
– Подарок сэра Эсте, ответный дар. Я уже подробно рассказывал следователю. Зная, что сэр Эсте собирает коллекционный фарфор, я подарил ему одну редкую вещь, нашу фамильную статуэтку. А в ответ от него получил редкий манускрипт.
– Что за манускрипт, позвольте узнать?
– Не знаю, что это за книга и о чём, потому что она написана не известными мне символами.
– Вы взяли её с собой?
– Покажи, не бойся, – снова подал голос старый ситх. – «Они не властны над тем, что по праву твоё».
– Конечно, – кивнул Палпатин. – Вот, пожалуйста.
Джедайка протянула руку, и молодой человек передал ей цитатник Дарта Плегаса.
– Мне не хотелось бы отдавать чужому ваш подарок, учитель… Тем более такому чужому.
– Ничего. Вещи ничего не значат. Если нужно, ты всегда сможешь сделать ещё одну такую же. И из того материала, – напоследок съязвил Камень, – который тебе покажется подходящим.
Хотя, раскрыв книгу, мастер Сон-Са сохранила на лице выражение спокойствия и пролистывала кожаные страницы со знаменитым бесстрастием адептов Света, но в движении её глаз и в мерцании ауры молодой ситх прочитал многое.
– Когда сэр Эсте делал вам этот подарок, он сказал, что это за манускрипт? – спросила представительница Храма, закрывая книгу и поднимая взгляд на Коса.
– Он сказал, что, скорее всего, это сборник джедайских изречений. И что такие артефакты представляют большую ценность как исторические документы. Это так, мастер?
Кора Сон-Са не ответила. Она обернулась через плечо, нашла глазами хозяина дома, который с тревогой встретил её взгляд, и попросила его присоединиться к разговору.
– Милорд, это книга из вашей библиотеки, не так ли?
– Да.
– Как она к вам попала?
– Я купил её у Пуно Ровина, известного в нашем городе торговца редкостями.
– Жених вашей покойной внучки сказал, что вы не знали о её содержании. Это так?
– Да. Ровин говорил, что это джедайский сборник притч, и его... м-м... всегда можно выгодно продать вашему Ордену. Я рассматривал эту покупку как помещение капитала. Вы полагаете, это краденая вещь?
– Нет-нет, к вопросам собственности и праву вашего владения нет никаких претензий. Последний вопрос, – джедайка повернулась к Палпатину, – как долго покойная контактировала с этой книгой? Пролистывала её, рассматривала знаки?
– И пролистывала, и рассматривала. Вы полагаете, что страницы были пропитаны ядом, и из-за этого Элсе... – с умелым недоумением пробормотал молодой человек. – Но я же тоже держал её в руках и тоже пролистывал...
Астур Эсте закусил нижнюю губу.
– Эта книга не имеет никакого отношения к джедаям, – выговорила мастер Сон-Са. – Возможно, вы знаете из истории, что в древности наш Орден постиг раскол, и в мире появились сторонники использования Силы без каких-либо этических ограничений...
И сэр Эсте, и Палпатин коротко кивнули.
– Они называли себя ситхами – «хозяевами действительности». Здесь собраны инструкции по применению техник их школы во взаимодействии с Силой.
– «Поставили знаки свои вместо знамений наших...» – процитировал бывший сенатор. Он и в самом деле был чрезвычайно эрудированный человек.
– Да, – ответила джедайка сухо, – именно так. У девушки было слабое сердце. Она рассматривала иероглифы и, как бы это сказать, была втянута за горизонт явлений. Это ведь не просто значки, а проекция многомерного мира... Сосредотачивать на них внимание может оказаться гибельным для хрупкого организма. А её организм был очень хрупким... Это как бы знаки инобытия Тьмы, понимаете? Концентрироваться на них – это шагать по пути смерти семимильными шагами.
– Ну, что я тебе говорил? – самодовольно хмыкнул Дарт Плегас. – Попала пальцем в небо! Вот так они умеют видеть действительность – и это ещё самые чувствительные из них! Даже как-то досадно, что Орден джедаев – один большой прогнивший загон для скота, и достойных врагов там днём с огнём не сыщешь, хе-хе-хе!
– То есть вы хотите сказать... – прошептал сэр Эсте. – Но ведь она была нечувствительна к Силе!
– Сила воздействует на все живые существа, милорд, независимо от их чувствительности. Можно не быть электриком, но погибнуть, прикоснувшись к оголённому проводу. Мне искренне жаль, что ваша внучка так неосторожно…
– Но этого быть не может, не должно!
Палпатин перебил старика, обращаясь к Коре Сон-Са:
– ...вы хотите сказать, что мой учитель случайно вложил мне в руки страшное оружие, которым я убил Элсе?!
Сэр Эсте молча принял взгляд Коса – лучший из его актёрских достижений – и закрыл лицо руками.
– Это несчастный случай, – вздохнула джедайка. – Никто из вас не виноват в гибели девушки. Ни вы, милорд, ни жених вашей внучки, ни тем более ваша сноха. Господин Ким, – обратилась она к заказчику, – обстоятельства смерти вашей племянницы совершенно ясны. Это трагический несчастный случай.
– Как же вы допускаете, – вдруг вспыхнул гневом сэр Эсте, – чтобы подобные предметы находились в мире и убивали людей?! Это ваша прямая обязанность – следить, чтобы такого не было! Мы же платим налоги, отдаём вам наших детей, а вы, вы...
– Милорд, мы делаем всё возможное, чтобы изымать ситхские артефакты. Но галактика очень большая, не всегда успеваешь…
Услышав повышенный тон в голосе отца, Эдрис Эсте подошёл ближе, за ним его жена и шурин. Родственники Эсте образовали плотное кольцо вокруг мастера Сон-Сан, и она изложила им свою версию трагедии.
– Я скорблю вместе со всеми вами о том, что оборвалась такая молодая жизнь. Адепты Тьмы, даже будучи мёртвыми, могут убивать из небытия, одним своим чёрным духом. Думаю, не вызывает сомнения необходимость конфисковать эту вещь, – джедайка постучала пальцем по цитатнику Дарта Плегаса и убрала его в складки своего плаща; родственники покойной Элсе закивали, и Палпатин, разумеется, тоже. – Нужно также тщательно расследовать, как этот артефакт оказался на Набу. Вероятно, на вашей планете когда-то погиб ситх, а явление их духов, к сожалению, не сказки...

[old-diplomat]

– Учитель, мне всё-таки очень не нравится, что ваш дневник попадёт к джедаям. Вы сами говорили, что нельзя недооценивать врага, каким бы слабым он ни казался. Тем более нельзя давать врагу в руки наше оружие.
– Наше оружие им не по руке, – заметил Камень.
– Тем не менее, – настаивал Палпатин, – джедаи могут многое узнать о нас по вашему дневнику. Слишком опасно давать им какую бы то ни было информацию. Ни Марка Рагнос, ни Дарт Бейн не похвалили бы нас за такую утечку. «Осторожность – это терпение плюс ум». Ваши же собственные слова, учитель! Разве вы можете гарантировать, что среди джедаев нет ни одного по-настоящему проницательного?
Дарт Плегас протянул было своё «мнэ?», но всё же признал правоту ученика.
– Её мысль про электрика и провод мне понравилась, надо развить. Смотри и учись, как надо работать со стихиями. Это тебе не козу, которая и так одной ногой в могиле, «восьмёркой» бахнуть. Заодно вернём себе наше имущество.
И пока Кора Сон-Са успокаивала политиков, говоря, что её гипотеза о ситхской могиле ещё очень зыбка, и чёрная книга могла попасть на Набу с потоком антиквариата из других миров, небо в высоких окнах зала для торжеств нахмурилось. По позвоночнику Коса так и ходили пульсирующие кольца, но – удивительное дело! – джедайка ничего не чувствовала. Сам же Палпатин прекрасно ощущал и колебания воздуха от движения её ресниц, и ток крови в её жилах, и энергию микроскопических существ в ней.
Наконец, Кора спросила у Видара Кима, принимает ли он помощь Ордена как состоявшуюся и считает ли расследование законченным. Тот сопроводил своё «да» изысканной формулой вежливости. Другие свидетели по делу также поблагодарили Орден и его представителя за помощь в столь тяжком для семьи деле. Эдрис и Видар пожали друг другу руки, затем сын сэра Астура обнял свою жену и попросил у неё прощения. Старый Эсте молчал, как утопленник.
Тогда мастер Сон-Са объявила свою миссию на Набу оконченной и откланялась. Хозяин дома и Видар Ким вышли проводить её до ангара, где находился лёгкий джедайский корабль. Пошёл за ними и Кос. На дворе стояла предгрозовая темень. Хотя дождя ещё не было, гул грома приближался с каждой минутой, в чёрных тучах посверкивали молнии.
Если Марка Рагнос вызывал извержения вулканов на ледяном Хоте, а Экзар Кан – дождь на пустынном Татуине, то настроить насыщенную влагой и электричеством атмосферу Набу на сильную грозу было совсем нетрудно, – так, во всяком случае, хвастался Дарт Плегас, занимаясь приготовлениями. Сам Палпатин подобным мастерством ещё не владел (ключей учитель ему не давал, а рисковать в собственных поисках он не считал нужным), и сейчас отстраненно наблюдал за тем, как старый ситх использует его тело в качестве энергетической линзы для фокусировки.
– Вас накроет сильный грозовой фронт, – заметил министр Ким. – Может быть, не стоит вылетать сейчас? Благоразумнее переждать бурю в доме.
– В самом деле, погода явно нелётная, – сказал и сэр Эсте.
Тучи уже вовсю полыхали свирепым электричеством.
– Не страшно, в корабле опасности не будет, – женщина покрыла голову капюшоном, когда первые капли дождя с мокрым шлепком упали на землю. Свет от её солнечных волос погас. – Мне нужно как можно быстрее попасть в Храм. Кто-нибудь от нас в ближайшее время приедет, чтобы просмотреть всю вашу библиотеку, сэр Эсте. Мало ли... Я подниму наши архивы. Если ситх был убит на Набу даже две, даже три тысячи лет назад, угроза остаётся реальной, потому что его дух не может успокоиться. Нужно сделать всё, чтобы трагедия не повторилась.
Астур Эсте сдержанно кивнул и нажатием кнопки на пульте открыл ворота ангара. С силой зашумевший ливень ударил людей, как плёткой. Министр Ким был в гораздо более приподнятом настроении, чем его пожилой свойственник. Он ещё раз поблагодарил мастера-джедая за неоценимую помощь, а также напомнил, что в грузовом отсеке корабля Коры находится контейнер со сладкой шуурой нового урожая. «Вы уж не забудьте, пожалуйста, моего сына зовут Ронар Ким, ему шесть лет, я сверху написал его имя, на ящике. Там хватит и ему, и его друзьям… братьям и сёстрам. И передайте ещё, что папа и мама его помнят и любят».
Джедайка улыбнулась (в свете её улыбки стало ещё заметнее, как она красива) и заверила, что у малышей непременно будет грушевый праздник, а любовь и память мира – это сокровище, которое согревает сердце каждого члена Ордена. Затем она быстрым шагом направилась к приземистому зданию, где находился её корабль.
Тут-то Дарт Плегас и показал ученику свою версию идеального убийства. Гигантская молния бухнула во дворе так ослепительно, что у сэра Эсте онемело сердце и земля ушла из-под ног.
В себя он пришёл в ангаре, рядом с мокрым и растерянным Видаром Кимом. Как раз тогда, когда старейшина клана смог подняться на ноги, поддерживаемый свойственником, его юный протеже внёс в ангар тело женщины в джедайском плаще. Министр Ким оставил сэра Эсте и потрясенно замер.
Кора Сон-Са была безнадежно мертва. Молния ударила ей прямо в сердце.
– А был бы мой дневник не кожаный, а бумажный, сейчас бы точно размок, – заметил Дарт Плегас. – Всё-таки Вода – трудная стихия.
Камень был ощутимо доволен собой. Чёрная книжечка снова лежала в кармане его ученика.

[old-diplomat]

Правда, волнения Палпатина на этом не закончились, потому что через каких-нибудь пять минут после того, как тело мастера Сон-Са было положено на ящики с запчастями, а сэр Эсте принял горошину сердечного лекарства, послышался характерный звук приземления корабля на крышу ангара. Ещё через несколько мгновений из грозы в сухое помещение влетело два человека в джедайских плащах и – что вызвало понятный шок набуян – со включёнными световыми мечами.
– Когда она успела передать информацию?! – задохнулся от страха Кос, и если бы Дарт Плегас не перехватил управление, выдал бы себя с головой.
Меч старшего джедая погас, когда он увидел труп, лежащий на ящиках. Не обращая внимания на опешивших людей, незваный гость бросился к убитой. Младший, юноша с ученической косичкой, немногим моложе Коса, выключил своё оружие позже, когда убедился, что видимого противника нет. Именно он заговорил первым:
– Слово и дело Республики, граждане. Прошу вас сохранять спокойствие.
– Она мертва... – понизив голос, обратился министр Ким к старшему из джедаев, который отчаянно пытался вдохнуть жизнь в неподвижное тело. – Молния убила… на наших глазах… Мы сами едва не погибли.
Тот поднял голову, оглядывая присутствующих, но вряд ли видя их. На несколько секунд Палпатину показалось, что мёртвая воскресла, только в мужской ипостаси. Мужчина одних с ней лет, с такими же светлыми волосами и тоже заплетёнными – в короткие косички, плотно прилегающие к голове – был так поразительно похож на Кору Сон-Са, что Кос даже отступил на шаг.
– Это её брат-близнец, только и всего. Другой человек. Чего ты паникуешь?
– Я не паникую, а просто думаю, что зря послушался вас и ввязался во всю эту историю! Теперь они в геометрической прогрессии сюда повалят! Сегодня двое, завтра ещё четверо приедут на её похороны, умэ-муэ! Вот вам и «только дунуть»!
– А в чём я был не прав? Тебе по-прежнему ничего не угрожает. Он же не умеет пользоваться своими эмоциями. Им всем как вдолбили, что спокойствие сильнее эмоций, так они и живут с обрезанным сердцем.
– Не успел... – невнятно проговорил джедай, потом медленно, как во сне, показал свою идентификационную карту: – Меня зовут Корран Сон-Са, Кора – моя сестра. Моя родная сестра.
– Мы поняли, – ответил Видар Ким, а сам подумал: «Уж кого-то одного могли бы родителям и оставить». – Приносим вам наши соболезнования, мастер.
– Как она была убита?
– Это не... не… – едва совладал со своим онемевшим языком мастер риторики, – не убийство, а несчастный случай…
– Несчастный случай, – повторил министр. – Молния попала.
– Нет, – джедай упрямо покачал головой, – Кора была убита, я это ясно вижу. Что она делала на вашей планете?
«Помешался парень от горя», – ватными мыслями подумал бывший сенатор.
– Не умеет пользоваться своими эмоциями?!
– Не умеет! Заткнись, трусливая тварь!
– Она проводила расследование обстоятельств смерти моей невесты, Элсе Эсте, – услышал Палпатин свой голос и принял взгляд бирюзовых глаз. – Семья Эсте и я были очень признательны покойному мастеру за помощь. И... вы же видите, какая идет ужасная гроза...
– ... а мастер Сон-Са очень торопилась вернуться в Храм, – подхватил министр Ким, – потому что она нашла в библиотеке сэра Эсте чёрный манускрипт, угрожавший, по её словам, безопасности нашей планеты...
– Артефакт ситхов? – дернулся Корран, как от тока. – Где он?
– Ваша сестра забрала его с собой...
И в третий раз Палпатин покрылся пупырышками страха, ведь цитатник Дарта Плегаса лежал у него в кармане. Ещё не хватало в одночасье променять завидный статус наследника из хорошего дома на скитания безродного беглеца, на которого охотится весь Орден...
Джедай вернулся к погибшей. Вдвоём с печально молчащим учеником они принялись проверять складки её одежды. Даже сквозь страх Кос снова подумал о том, какой красивой была эта женщина, и смерть не отняла её красоты, как горе не отняло красоты у её брата. Глядя на него, молодой ситх вдруг вспомнил картинки из своей детской книжки «Легенды нашей галактики». Вспомнил, как маленький Кося восхищался приключениями легендарных воинов Света.



И против воли и всякого здравого смысла он вдруг ощутил, что продолжает тосковать о своей несбывшейся судьбе, хотя слабость джедаев и их несомненное поражение в будущем вследствие этой слабости были очевидны. Мастер Корран Сон-Са был во власти негативных эмоций – но как же они отличались от негативных эмоций Дарта Плегаса... Мастер Кора Сон-Са была мертва – но насколько же по-другому она была мертва по сравнению с небытием сестры его чёрного учителя... Безымянный ученик джедая, которого в суматохе так и не представили, был взволнован и напуган – но насколько же иначе он нёс эти чувства, чем полноимённый Дарт Сидиус...
«Если вы поставили спам-фильтр на слово «ситх», чтоб не тревожиться по пустякам из-за детских шалостей, так теперь не жалуйтесь, что шалости стали недетскими», – зло подумал Кос, чувствуя, как горчит его слюна.
Его тяжёлые мысли прервало появление мокрого с головы до ног Эдриса Эсте в сопровождении нескольких дроидов. Сын сэра Эсте даже начал что-то энергично говорить, но, заметив новых джедаев и труп золотоволосой женщины, осёкся.
– О, Создатель, за что такие бедствия на нашу планету?! – прошептал он, бессильно опуская руки.

Элсе и Кору похоронили в один день. Тело внучки сэра Эсте упокоилось в родовой усыпальнице её аристократического рода. Тело мастера Сон-Са по джедайскому обычаю предали огню с последним лучом солнца.
Как и предчувствовал Палпатин, на траурную церемонию пожаловало ещё четверо джедаев – трое мужчин и женщина. Самый старый из новоприбывших оказался учителем Коры и Коррана (как узнал Кос от джедайского падавана, близнецы Сон-Са были настолько дружны и неразлучны, что Совет решил отступить от правил и поручил воспитание их обоих одному мастеру). Женщина была подругой покойной, второй мужчина – уже взрослым учеником, а третий – близким другом. Именно этому последнему Видар Ким перепоручил ящик шууры для своего сына, который не довезла Кора.
Мозговой штурм джедаев о причинах смерти мастера Сон-Са завершился (под хихиканье Дарта Плегаса) выводом, будто чёрная книжечка была вместилищем духа ситха, и он попытался завладеть телом Коры, но погиб в борьбе с ней.
Во время похорон Элсе Палпатин играл безутешного влюблённого, поражённого и разбитого горем, как груша в грозу. Он представлял себя великим трагиком классической эпохи и вёл себя соответственно, так что даже леди Газере прослезилась.
Проститься с дочерью приехала и мать Элсе. «Эх, и почему только моя мать ни с каким актёром не сбежала? – думал Кос, разглядывая заплаканную маленькую полную женщину, стоявшую у гроба отдельно от толпы родственников. – И ведь ничем не хуже этой, моя даже стройнее, и лицом получше, а – не сбежала. Жаль».
На поминальной церемонии сэр Эсте поблагодарил мать Палпатина за сына. «Я, по крайней мере, знаю, что моя маленькая звёздочка не ушла из этого мира без любви. Она любила Коса больше жизни. Как для неё это было важно – строить планы о семье и… ну вы понимаете, вы – женщина, мать… Конечно, у вашего сына со временем будет другая семья, но Кос навсегда останется для меня внуком и любимым учеником. Искреннее спасибо вам за то, что вы воспитали такого достойного человека».
Палпатин чуть не открыл рот от удивления, когда увидел, что леди Газере без тени сомнения приняла похвалы старого политика на свой счёт. «Да, я вложила в Косико всю свою душу и любовь, – сказала она немного в нос, пркладывая к глазам платок. – И сейчас у меня просто сердце разрывается от горя, сэр Эсте, от мысли, что цветы счастья в его душе погибли от заморозков смерти... Бедная, бедная Элсе! Я уже называла её дочерью...»
Кажется, Дарт Плегас тоже удивился. Во всяком случае, он прокомментировал слова матери Коса не сразу.
– Такое интуитивное понимание Тёмной стороны Силы... без всякой подготовки... Уважаю.

Непреложным долгом вежливости было и посещение огненных похорон джедайки. Дарт Плегас велел своему ученику встать рядом с джедаями, чтобы, во-первых, подпитаться их энергией, а во-вторых, постичь эмоции горя и научиться имитировать их.
— Тебе ещё предстоит похоронить своих родителей, так надо учиться вести себя соответственно, – наставлял старый ситх. – Наше счастье, что джедаи утратили всякие навыки работы с эмоциями, иначе эти братцы вмиг вычислили бы тебя, несмотря на все наши щиты. Погрузиться сердцем во Тьму и при этом оставаться настолько слепыми – это надо уметь, доложу я тебе... Вот она, их хвалёная любовь – бери голыми руками и жуй с хрустом, а они как были в летаргии, так и не проснутся. А сколько гонора-то – «Любовь есть Сила Света». Пфы! Сила обретается через трансформации страха, другой основы у неё нет. И если это кому-то не нравится – ну, ребята, это ваши проблемы.
Через тридцать лет, стоя в том же месте у такого же погребального костра бок о бок с высшими иерархами Ордена, Палпатин вспоминал учителя с почти искренней благодарностью. Воистину, в молодости учишься навсегда.

[old-diplomat]

После похорон Кос, казалось, поймал удачу за хвост и наконец повернул свой мир в нужную сторону. Выслушав нарекания Дарта Плегаса на неумение виртуозно играть сложные роли, молодой человек решился обернуть его слова в свою пользу:
– Учитель, вы меня всё критикуете, но я ведь толком и не учился актёрскому мастерству! А для нашего будущего мне не помешает хорошая театральная школа. В этой профессии есть свои секреты, свои знания и навыки. Я бы очень хотел овладеть ими. Бессмысленно идти в политику, не получив театрального образования.
Дарт Плегас принял это как упрёк на свой счёт:
– Неужели ты думаешь, что кто-то может дать тебе лучшие наставления о маске, чем я? Или ты хочешь сказать, что я плохо учил тебя искусству игры?!
– Чем больше знаний из разных источников, тем лучше, – возразил молодой человек. – К тому же театральное образование даст мне навык удержания внимания публики. Без умения кривляться перед народом нечего и думать о какой-либо мало-мальски заметной выборной должности. Мне нужна сцена!
Старый ситх пофыркал для порядка, но возражать не стал.
– Если ты считаешь, что тебе не хватает каких-то знаний – пожалуйста, иди, учись, чему считаешь нужным.
– И вы не думаете о том, чтобы нам разделиться? – как бы между делом поинтересовался Кос. – Скоро я уже не буду иметь доступа к моргу в больнице...
– Я думаю об этом, и уже нашёл вполне подходящее тело. Всё будет зависеть от того, как повернётся ситуация.
Больше на эту тему учитель говорить не желал, никаких планов перед учеником не раскрывал, и тот всецело сосредоточился на грядущих переменах своего статуса.

Но радость от возможности направить свою судьбу по главному руслу несколько поблекла, когда Палпатин задумался о том, как он мотивирует своё решение учиться на актёра перед родителями. Леди Газере уже направила соответствующее письмо в Колледж государственного управления с приложением счёта об оплате за учёбу сына. К тому же, чтобы записаться на курс в театральное училище, нужно было, во-первых, иметь рекомендации не менее двух профессионалов, во-вторых, пройти прослушивание в Королевском театре. Оставались считанные недели до окончания службы Коса в Тиданской городской больнице, и за это время нужно было во что бы то ни стало добыть рекомендации.
Палпатин пораскинул умом и первым делом обратился в Королевскую гимназию, к своему несостоявшемуся театральному наставнику Лодусу Дину. Тот по-прежнему руководил школьным театром, и хотя не мог припомнить ученика начальной ступени Косю, но просьбу выслушал благосклонно, настойчивость в реализации призвания похвалил и рекомендации дал.
Вторым человеком, перед которым хлопотал Палпатин, был директор Тиданского оперного театра. Этому заведению фамилия Наруме покровительствовала со времён его основания, и юный ситх явился сюда как внук своей досточтимой покойной бабушки. Но тут абитуриента ожидал отказ: директор театра полагал, что его рекомендации окажутся непрофильными, и посоветовал обратиться за нужным письмом к леди Газере, – прошение такого известного мецената, как она, должно стать веским основанием для допуска к прослушиванию.
У своей родительницы Кос подобного рода документов просить не стал, а обратился к матери покойной невесты, благо, она всё ещё гостила у своих родственников, соблюдая траур. Палпатин «пересёкся» с ней на кладбище и развернул всю сеть своего красноречия, особенно напирая на то, что Элсе при жизни знала о главной тайне своего жениха – о его мечте стать актёром, вырваться из тенет бизнеса и политики. «Может быть, мне удастся стать единственным счастливым человеком из всего клана Наруме, миледи! Хотя какое мне теперь счастье без Элсе…»
Это сработало, и за декаду до окончания своей восьмилетней службы на благо общества молодой человек получил рекомендации от звезды альдераанской драмы.
То ли случайно, то ли специально несостоявшийся отчим написал фамилию Палпатина с ошибкой, но принимающий у абитуриентов документы дроид зарегистрировал все рекомендации без претензий. Как выкрутиться перед матерью и объяснить ей смену внезапных карьерных предпочтений, Кос ещё не думал. В конце концов, леди Газере тоже может случайно умереть. Например, подавиться костью за завтраком или погибнуть в дорожно-транспортном происшествии.

И пришёл, наконец, великий день, когда молодой человек предстал перед приёмной комиссией, состоявшей из маститых актёров Королевского театра Набу и педагогов театрального училища.
Входя в экзаменационный зал, Кос уже предвкушал, как поразит присутствующих пантомимой собственного сочинения под названием «Битва огня с огнём». Весь план выступления он разработал на основании наставления Дарта Нигилуса из дневника учителя. В кармане его чёрного плаща лежали восемь тонких масок, любовно изготовленных его умелыми руками, по числу коанов наставления: первая серебристая, вторая чёрно-красная, третья красно-чёрная, четвёртая чёрно-белая, пятая чёрная, шестая жёлтая, седьмая фиолетовая, восьмая фиолетово-чёрная. Он будет менять их по ходу драмы совершенно неуловимым для простых смертных движением вслед логике «знаков»:

Черта первая. Наблюдай себя в зеркале жизни.
Черта вторая. Маска – пространство, невозможное для физического тела.
Черта третья. Маска необходима только в двух случаях: обман или совершенное состояние сознания.
Черта четвёртая. Маска одноименного вызывает гнев. Маска противоположного вызывает боль.
Черта пятая. Личность, скрытая под маской, растворяется маской.
Черта шестая. Идентификация с сознанием, которое не входит в рамки, возможна только через ритуал маски.
Черта седьмая. Сопричастие иному, порождаемое маской, есть постижение себя.
Черта последняя. Маска сообщает инобытие тому, кто пользуется ею – и кем пользуется она.

Слова были просты и остры, как древняя трагедия. Правда, Кос не собирался произносить их перед профанами. Он готовился рассказать о битве с судьбой только одними движениями своего закалённого, как мандалорская сталь, тела. Только звуком своих шагов создать музыку действия, – и не сомневался, что все ахнут. Воистину это будет его звёздный час. Начало его настоящей самостоятельной жизни.
А Дарт Плегас пусть подавится. Пусть выходит – и сам занимается своей политической карьерой, если ему это надо.
Чего только не намечтаешь в двадцать лет…

[old-diplomat]

Лица экзаменаторов, сидевших за столом, были замкнутыми, с выражением скорее безразличия, чем заинтересованности. Здесь сидела корпорация, нет, закрытая каста жрецов, которые собрались специально, чтобы не пропустить посторонних в свои плотные ряды. Палпатин вдруг подумал, что не знает никого из них. Он любил театр как место превращений и выражения истинной сущности, но был равнодушен к самим актёрам, не интересовался жизнью знаменитостей. Он не был им ни родственником, ни свойственником, ни учеником. Для них он был никем, как и они для него.
Вызванный по алфавиту на сцену, Кос прошелестел плащом, коротко поклонился сидящим за столом и быстро, но внимательно прошёлся по ним глазами. Знаменитого мима Сио Найгуса среди экзаменаторов точно не было, а жаль: о его пластике одобрительно отзывался даже Дарт Плегас, Сио точно бы оценил работу своего возможного преемника. И неужели во главе этого паноптикума сидит сам Станно Стрен, великий исполнитель ролей коварных политиков в традиционном театре масок? В небольшой камерной пьесе «Три дня и две ночи короля Нармеля» он так восхитительно передал всю атмосферу дворцовых интриг… Без маски Палпатин никогда его не видел, но благодаря своей сверхчувствительности понял: этот полный важный господин, чем-то похожий на сэра Эсте, – и есть тот самый человек, который изображал скользкого интригана Оппе Дирада, советника славного короля…
Насколько же искажает и портит людей жизнь… Та самая, о которой его учитель когда-то очень правильно сказал: «Обычная, тошная, правильная, добропорядочная взрослая жизнь». Только инобытие имеет значение. Только в инобытии полноватый малорослый набуянин Станно Стрен стал сверхчеловеком, гением политики. А он, Кос Палпатин, сын Силы, наследник ситхской традиции, будет находить наслаждение в том, чтобы отказаться от реального могущества и наслаждаться мнимым – жизнью гениального актёра. Проявить своё инобытие таким виртуозным образом.
Он подготовил хорошее вступление, которое должно было продемонстрировать его дикцию, дыхание, широту кругозора, силу его личности. Его невеста погибла-де при загадочных обстоятельствах под влиянием духа древнего ситха, и в горе ему открылось понимание мрачного величия мидихлориановых отверженных. Насколько это возможно творческому человеку – в страдании постичь запредельное. Вниманию уважаемых экзаменаторов он представляет пантомиму своего собственного сочинения… и так далее.
Но прежде чем молодой человек объявил название своей пьесы и пояснил, что это рассказ о пережитом, один из экзаменаторов спросил скучным голосом:
– Вы – Кос Палпатин, сын советника Алмазной Палаты Газере Палпатин?
Вопрос экзаменатора выбил молодого человека из сценического образа, с которым он бережно вынес себя на подмостки. Пришлось отвечать.
– Да, сэр. Леди Газере – моя мать.
– Чем вы занимались во время восьмилетия служения?
Этот вопрос, еще более пустой, заставил его внутренне поморщиться. Какая разница, что было в прошлом?
– Работал лаборантом в городской больнице.
– Почему же вы решили обучаться профессии актёра? Судя по вашим документам, – тонкий полуосвещённый нос опустился в экран, потом снова нацелился на Палпатина, – ваше жизненное предназначение скорее находится в сфере юриспруденции или, может быть, судебной медицины, но никак не в сфере искусства. Вы не принимали участие ни в одной постановке, даже любительской… Вы не посещали студию. Вы не учились музыке. И одобряют ли родители ваш внезапный профессиональный поворот?
Кос криво усмехнулся и снисходительно заметил:
– Полагаю, что мне самому лучше знать, где пролегает мой жизненный путь. Я очень люблю театр. Я многое умею, уважаемые дамы и господа. Я также имею квалификацию мастера-ювелира и могу быть декоратором, если вы не найдёте во мне таланта к игре. Но было бы разумно, если бы вы сначала посмотрели представление, которое я приготовил, и тогда уже сделать выводы о моих способностях. Так сказать, по факту. Тогда отпадут многие вопросы.
Его тон особенно не понравился одной густо набеленной даме, которая холодно заметила:
– Молодой человек, ювелирное искусство – это, конечно, очень хорошо, и тоже искусство, и декоратор – это очень достойная профессия, необходимая в театре, но… У вас, простите, неподходящая внешность для актёрской работы. Мы, конечно, посмотрим, как вы умеете перевоплощаться, но боюсь, что у вас не те физические данные, с которыми приходят к нам в театральное училище.
– Что ж, давайте и в самом деле проверим способности нашего абитуриента, – мановением руки остановил свою коллегу председатель комиссии. – Что вы будете декламировать?
– Ничего, сэр. Я буду играть в маске.
– Хм. Отрывок из какой вещи?
– Это опус моего собственного сочинения. Называется «Танец Красной нитки, или Битва огня с огнём». Я буду танцевать.
– Нет, это против правил, юноша. Вы пришли на экзамен, где есть свои правила, а не на дискотеку. Сейчас вы должны декламировать.
Палпатин посмотрел прямо в глаза знаменитому артисту и вспомнил, как театральный наставник Лодус Дин говорил о том, что актёр жертвует собой ради миллионов зрителей. Проживая на сцене чужие судьбы, чтобы показать людям пример или предостеречь их от порока, своей собственной жизнью он практически не живёт. В этой драме заключено всё актёрское счастье и бессмертие.
А не маловато ли он хочет от жизни, со своими-то способностями? Какое ему дело до чужих судеб, если у него есть своя собственная? Судьба Хозяина действительности, в жилах которого пылает милость Силы.
Молчание затягивалось, но в эти секунды он понял – по подсказке ли Силы или по наводке Дарта Плегаса, что не может быть обычной жизни, даже актёрской, у того, кто живёт в Силе. Ради чего ему, Дарту Сидиусу, проживать тысячи пустых жизней едва тлеющих теплокровных существ с короткой памятью и малым умом? Зачем ему паясничать перед толпой и кого-то учить, если люди не способны к обучению в принципе, если их не учит даже История? Они ни на что не годны, кроме как служить подножием трона любого, кто усядется на этот трон. Вот перед ним сидят лучшие театральные деятели планеты – что они собой представляют? Ничего. А вот он, Кос, может всё, ему всё позволено. Он доживёт до дня «кос» в месяце рори. Он переживёт и луну Рори, и планету Набу. Его дух никогда не успокоится.
И подумать только, есть на свете глупцы, которых пугает инобытие в Силе, путь вечного непокоя!
Но в таком случае – что он делает на этой сцене, перед этими жалкими в своей ограниченности людьми? Он, которому подходит только одна сцена – вся вселенная?
– Хорошо, сэр, – сложил Палпатин губы в тонкую усмешку. – Я буду декламировать. Действительность – это не то, что видно глазами.
Он произнёс эти священные для одарённых в Силе слова без какого-либо пафоса, просто так, но тишина в зале установилась гробовая. Актёры – люди очень чувствительные.
– И…? – вопросительно протянул Станно Стрен, гордость актёрской гильдии Набу, патриарх сцены.
– Это всё, сэр, – спокойно сказал молодой человек. – Пока что всё.
Не говоря больше ни слова, он спрыгнул со сцены в зал и в полутьме быстро прошёл к выходу.

[old-diplomat]

Колледж государственного управления находился в пригороде Тида, его обширный кампус часто изображался в туристических справочниках как типичный для Набу образец гармоничного сочетания малоэтажных архитектурных форм и рельефного ландшафта.



По традиции, все без исключения студенты жили в общежитии, и Палпатина поселили вместе с его двумя сокурсниками, набуянином и триффианцем. Кос показался им обоим прекрасным товарищем: общаться с ним было просто и приятно, всё равно, что беседовать с зеркалом, а в быту он был буквально незаметен. У него не было ни одной плохой привычки, и даже его вещи, казалось, вообще не занимали места. Если в комнате и случались какие-либо нестыковки или ссоры, то касались они не его; он, напротив, всегда выступал посредником и мирил своих соседей. Никто не видел его в плохом настроении или неопрятно одетым, и уж тем более – неодетым. (Из замечания покойной Элсе он вынес ценный урок и всегда прятал свое нечеловечески жилистое сухое тело от посторонних глаз.)
Правда, через полгода учёбы триффианец заболел и вернулся на родину — врачи пришли к выводу, что ему не подходит климат Набу. Второй сокурсник Коса протянул до выпуска, но мучился внезапно обнаружившимся малокровием, и чаще бывал в санатории, чем в кампусе, так что к экзаменам третьей ступени Палпатин готовился в одиночестве. Если, конечно, не считать его постоянного невидимого подселенца.
К моменту окончания колледжа молодой ситх достиг впечатляющих успехов в управлении эмоциями. Аура очаровательной скромности, окружавшая его, действовала безотказно, его уважали и принимали все: и в группе, и на курсе, парни и девушки, снобы и весельчаки, преподаватели и аспиранты. Хотя он всегда держался наособицу, не имел ни близких друзей, ни любовных историй, однако неизменные симпатии окружающих были постоянным фоном его жизни. Он не был зубрилой, но всегда везде успевал, охотно посещал вечеринки, но никто никогда не видел его нетрезвым. Знакомства, которые Палпатин приобрёл в студенческую пору, впоследствии он эксплуатировал до самого переворота.
Учился Кос очень хорошо, но не блестяще, не отказывался от волонтерской работы, все три года подряд представлял команду колледжа в родео на шааках в дни Цветения, впрочем, заняв призовое место лишь однажды. В колледже поощрялись искусства, дававшие навык публичных выступлений, и Палпатин с удовольствием играл в студенческом театре. Он даже сделал себе имя как учитель сценического фехтования: за разумную плату обучал всех желающих работе с длинным деревянным шестом, оружием глубокой древности, атрибутом воинов в традиционной набуянской драме. Лучшая его роль была Господин Никто в исторической трагедии «Восемь стратагем принца Бао» – альтер-эго главного героя, его «чёрный человек». Когда Кос появлялся на сцене в чёрном трико и белой маске, словно ниоткуда, и мягким вкрадчивым голосом начинал диалог с младшим сыном королевы, убеждая его узурпировать трон, а заканчивал сцену классический фразой: «Ты – «господин никто», а я лишь тень твоя», – не только зал, но и студент, игравший принца, замирал и покрывался холодным потом. А лучшей похвалой своей игре Кос считал (и долго хранил в своей памяти) шутливое восклицание сокурсницы: «Если Палпи на сцене даже в комедии, она получится пострашнее любого фильма ужасов». Это, несомненно, был успех, который тешил его самолюбие.
Но были в его жизни и открытия, от которых его самолюбие жестоко страдало. Практику по республиканскому правоприменению он в числе лучших проходил в Столице, в секретариате Галактического суда. Копируя в учебную тетрадь примеры различных решений в сфере космического судоходства, он внезапно почувствовал некое раздвоение, словно лёгкий приступ дурноты. Перед его глазами одновременно находился экран компьютера, за которым он работал, пестрящий разноцветными закладками архивных дел – и лежала непонятная перспектива, будто он стоит на балконе из полированного камня, а внизу мельтешат световые полосы. Он закрыл глаза – картина стала чётче, и когда он сконцентрировался на ней, то понял, что открывшимся новым зрением следит за упражнениями юных джедаев в большом спортивном зале.
– Учитель, вы можете находиться в нескольких местах одновременно? – спросил Палпатин.
– Нет. Но если объект недалеко, мы с тобой сможем принимать сообщения твоих мидихлориан. Удобно, правда? Как только мы приземлились на Корусканте, я пытался установить связь – и вот только сейчас получилось.
– А что, они способны покидать моё тело только для того, чтобы посмотреть на соревнования джедаской малышни? – скептически фыркнул Кос. Иногда Дарт Плегас позволял себе разные шутки с сознанием, и ученику не хотелось в очередной раз остаться в дураках под хихиканье учителя и под нотации о том, что нельзя быть таким доверчивым.
Старый ситх не ответил, Кос разогнал галлюцинацию. Но в течение дня и вечером в гостинице для командированных юристов при здании суда он ловил смутные миражи, а рано утром, разбуженный вовсе не своими биологическими часами, вдруг понял, что с ним происходит.
Нет, учитель не предпринимает попытки покинуть его тело, переселившись в другое мидихлориановое существо. Он просто действительно установил контакт – ментальный контакт поразительной силы и устойчивости с сыном министра внешней торговли Набу Ронаром Кимом.
«Так это были мои мидихлорианы?! Вы меня ограбили!» – чуть было не зарычал молодой человек вслух, но вовремя опомнился. Только зубами скрипнул в тишине рабочего зала. Когда Ронар родился, ему было пятнадцать. Значит, сейчас гадкому пацану, которому достались драгоценные симбионты, девять. Это его глазами Палпатин видит коридоры и колонны Храма, росчерки холодной плазмы тренировочных мечей и панораму небоскрёбов.
– Как вы это делаете? – небрежно поинтересовался ученик перед тем, как погрузиться в новую порцию дел о налогообложении корпораций, занимающихся добычей полезных ископаемых в зонах исключительного права суверенных систем.
– Просто скучно, захотелось немного подвигаться. Ты целый день сидишь, учишься, так вот, думаю, погоняю хоть наших блошек, если тебя нельзя погонять. Кстати, ты мог бы меня и похвалить: такого жука поставить джедаям – это же надо уметь, а?
Именно. Надо уметь. А Палпатин не умеет. Нечего и думать, чтобы Дарт Плегас когда-нибудь поделился с ним этим мастерством.
– Вы смотрите, палку не перегните. Если пацан что-то почувствует, он не я. Его-то выслушают. Или, может, вы хотите перейти в него?
– Нет. Твоё положение выгоднее. Если выбирать между магистром Ордена и Верховным канцлером, я поставлю на канцлера – больше простора для манёвра. Но хорошо, когда есть выбор, правда?
И конечно же, довольное хмыканье.
Проклятье, проклятье, проклятье! Когда же он, Кос, уже избавится от этого паразита?!

[old-diplomat]

Во время учёбы Палпатин окончательно отдалился от родителей, сведя все контакты с ними к получению денежных переводов, а на каникулах навещал только сэра Эсте. После смерти внучки здоровье отставного сенатора сильно пошатнулось, он стал совершенным затворником, но своего молодого воспитанника принимал с неизменной радостью. Он заготовил для Палпатина несколько рекомендательных писем к влиятельным друзьям («На случай, если я умру раньше, чем ты закончишь колледж, и не смогу представить тебя лично»), а в одну из последних встреч сообщил, что по завещанию отписал Косу свою библиотеку.
По иронии судьбы, подарок покровителя оказался, как говорили на Набу, «с червячком»: библиотека стала грушей раздора между Палпатином и всей фамилией Эсте, судебный процесс скандально освещался в набуянских средствах массовой информации, и победа Палпатина в суде вызвала широкий негативный резонанс, который долго вредил имиджу молодого политика в Тиде.

Прилежная учёба, уважение со стороны преподавателей, прекрасные ораторские и сценические навыки и рекомендации уважаемого политика открывали молодому человеку дорогу в Академию государственного управления, а оттуда – прямиком в обойму придворных чиновников. Но Палпатин не воспользовался этим шансом, а попросил распределения в Малый королевский архив, место смехотворно незначительное для такого многообещающего выпускника. Тем не менее, его просьба была удовлетворена, и молодой дипломированный чиновник приступил к работе в учреждении, в файлах которого содержалась информация обо всех влиятельных лицах Чоммельского сектора и не только.
Ровно через год работы он сделал первую собственноручную запись в чёрной книжечке Дарта Плегаса:

«История подобна реке: она течёт туда, куда может течь. Историческая неизбежность сильна, как Вода: она ни с чем не борется, она просто наступает. Единства противоположностей не существует, борьба – абсолютна. Одно на два делится, а два в одно не соединяются.
Государство вторично по отношению к социальной системе, это инструмент, который время от времени требует замены. Вначале существует равновесие, затем из-за накопления внутренних противоречий происходит кризис, вследствие которого верх и низ социальной системы меняются местами. Наступает новое равновесие, внутри которого вызревают новые противоречия, они станут причиной новых кризисов и общественных переворотов – и так без конца. Количество кризисов не влияет на целостность системы, рано или поздно она все равно достигнет состояния равновесия, но чем дольше затягивается период равновесия, тем сильнее будет надвигающийся кризис. Для того чтобы в результате кризиса не быть отброшенным на дно социальной системы, желательно самому спровоцировать его, чтобы иметь возможность манипулировать ходом истории в нужном направлении.
Уроки прошлого свидетельствуют, что успешнее всего кризис вызревает и переходит в равновесие, если противопоставить бюрократическому аппарату армейскую машину».

Этот текст, записанный «знаками», включал всего семьдесят два иероглифа, он занял одну страничку. Пустых оставалось пять.
«Интересно, каким я буду, когда поставлю последний «нахтор» в конце последней страницы? – с внутренней улыбкой подумал молодой человек, зачесывая пальцами назад свои пышные кудрявые волосы. – Наверняка буду один».
– Да уж нет сомнения, – подтвердил Дарт Плегас. – Со дня на день будет ротация в Чоммельский секретариат. Переведись туда – и мы разделимся. Возьмёшь с собой не только дроидов, но и живого слугу, твоего старого дядьку Отера. И сбудется, наконец, твоя мечта.
– У Отера есть мидихлорианы?! – выпалил Кос от неожиданности.
– Конечно, нет. Но они есть у тебя. Разве ты не знаешь простого закона: если ученик не платит учителю деньгами, он платит своей душой. Твоя душа будет при тебе, а твоя плата за обучение – при мне. Всё по справедливости.
Палпатин возмутился до глубины души: вот так справедливость! Двенадцать тысяч отдал Ронару Киму, а теперь ещё новая трата!
– Не двенадцать, а только две, это они так хорошо в нём размножились.
– Как вы это сделали?
– Молча.
Молодой человек удержался от грубости и предложил ровным тоном:
– Отер старый, какой с него прок? Давайте лучше отобьём джедайского младенца.
– Да? И ты будешь кормить меня из соски? Что-то я в этом сильно сомневаюсь, Сид. Нет уж, слушайся своего учителя и делай, что он тебе говорит. Не такой уж этот Отер ветхий, чтобы не пригодиться. И подозрений никаких. Старый добрый слуга, всегда при молодом господине. От начала и, так сказать, до конца. Я хорошенько обдумал эту комбинацию, она идеальна. А мидихлориан себе нарастишь потом, я тебя научу.
– Врёте вы, не научите вы меня ничему! А вдруг Отер не захочет ехать со мной?
– Не захочет? Ай-яй-яй, какая неодолимая преграда, правда?
– Учитель, вам не идёт слово «правда», – буркнул Кос.
Ничего не попишешь, придётся смириться с потерей. По своей собственной воле отдать проклятому духу часть своей силы…
А старику Отеру так и надо. Это всё из-за него началось. Из-за того, что он упрекал маленького Палпатина в трусости. Из-за того, что умудрялся не замечать беды своего юного господина, пребывая в заботах только о своих собственных детях и внуках. Вот пусть теперь и пожинает плоды своего воспитания. Да, ему, Косу, не остается ничего иного, как поступить по воле учителя.
Конечно, приглашение внезапно приехавшего в родительский дом молодого господина сопровождать его в длительную командировку вызвало у старого слуги удивление. Последние десять лет Отер занимался уходом за пышными кустами и деревьями в обширном дворе особняка на улице Цветов, был очень доволен своей работой, а главное – возможностью общаться с подросшими внуками и обучать их премудростям садовника. Бросить семью и сад и последовать за молодым Палпатином ему совсем не хотелось. «Да и отпуск у меня на носу, сэр, уже годы собираемся всей семьёй съездить на отдых, на озёра – и вот всё устроилось. Никак не могу, уж простите старика».
Он согласился сопровождать Коса только после того, как его жена и вся семья дочери погибли от нелепейшего несчастного случая: выброс плазмы из подводной трещины сжёг прогулочный кораблик прямо посреди Великого озера.

[old-diplomat]

– Толку вам от меня никакого, от дроида больше пользы, – вздохнул полностью поседевший пожилой мужчина, когда в очередной раз выкипел каф, забытый им на плите.
– Что вы, дядюшка, – улыбнулся ему Кос, – вы всегда были моей единственной семьёй. Помните, в детстве, кроме вас, я никому не был нужен. Теперь позвольте мне за вами поухаживать, вам помочь. Не изводите себя мыслями об одиночестве. Вы не один, вы со мной. Давайте я научу вас очень хорошей дыхательной гимнастике, она похожа на молитву. Как только вспомните о своих – вздыхайте, но вздыхайте с пользой для себя и для меня.
Эти ласковые речи молодого хозяина растрогали старика до слёз. Палпатин подставил ему своё плечо, чтобы Отер поплакал о погибшей родне, сочувственно кивая его воспоминаниям. Что может быть страшнее для уроженца Набу, чем остаться одному на старости лет?
– Такая судьба, дядя Отер. Теперь вы будете для меня настоящим дядюшкой. Я же тоже совсем один. Своим родителям я никогда не был нужен, сами знаете, сами видели. Теперь мы будем друг для друга родными. Пришло моё время позаботиться о вас.
Немного успокоившись и даже улыбаясь, старый слуга, усаженный Палпатином в удобную позу на кушетке, принялся особым образом дышать, соблюдая наставления своего молодого хозяина. Прикрыв глаза, он расслабленно откинулся на спинку – и через миг дёрнулся, захрипел, обмяк.
Палпатин в ту же секунду принял меры: попытался нанести Силой точечный удар по коронарам, чтобы смерть слуги выглядела естественной, а проклятый Камень сгинул, как ночной кошмар ясным утром.
Но у Дарта Плегаса были свои планы на жизнь. И Кос, чувствуя, что промахнулся, и сердце слуги работает, сразу понял: с этим существом ему не совладать. Глаза дядьки Отера еще не успели очиститься от мути, раскрытая ладонь только слабо шевельнулась в сторону Коса – а он уже летел через всю комнату, словно брошенная мокрая тряпка, и так же, со звучным влажным шлепком, повалился на пол.
Раздался голос – уже вне его души, он слышал его ушами.
– Я помню, что ты хотел поклониться мне, Сид, мнэ? Я принимаю твой поклон и клятву в верности.
Поднявшись на ноги, Палпатин счел правильным и достойным поклониться по-настоящему, по своей воле. Дядька Отер, живой и здоровый, молча кивнул в ответ.
Хотя какой же это был дядька? Человек, который вытирал маленькому Косе нос, менял штанишки и стыдил за трусость, бесследно исчез. Перед Палпатином жил и дышал совсем другой тип, хотя тоже хорошо знакомый. Знакомый до ужаса. Перемена во всем облике старого слуги вызывала ассоциацию с перчаткой, которую сняли со слабой живой руки и надели на новую. На стальной протез, который являл лишь подобие, лишь видимость руки.
Дарт Плегас встал и проделал полный круг движений «боя Тьмы и Света». Как понял Палпатин, не только чтобы узнать новое тело, но и для того чтобы ученик не питал иллюзий по поводу слабости учителя в теле старика.
За несколько минут превращения это уже был не старик Отер, а Темный Владыка ситх – мастер Пустоты, повелитель злой смерти. Конечно, нечего были и думать о том, чтобы одолеть его силой.
– Сядь, Сид, нам надо поговорить, – негромким глухим басом пророкотал Камень. Из морщин на Коса глянули глаза, уже заметно посветлевшие от тёмно-коричневых до охристых. – Надо сразу решить, как мы будем жить, чтобы потом не возвращаться к этой теме.
Молодой человек снова поклонился и молча сел на диванчик у стола. Дарт Плегас опустился на сиденье напротив него – плавно понизил центр тяжести, а не упал мешком, как, бывало, садился дядька.
– Итак, мой юный ученик, теперь мы не вместе. Не в одном месте, – старый ситх иронично хмыкнул. – Как ты понимаешь, я – Владыка, который может быть только один. Кто в таком случае ты? Меч и сила Владыки, его любимое оружие. Предлагаю сразу принять такое положение вещей, мой мальчик. Я говорю это, потому что ты мне дорог, я вложил в тебя много сил и не хотел бы быстро потерять. Я – Хозяин действительности, ты – моя сила. Я Мать-Тьма – ты моя тень. Я учитель – ты ученик. Не больше, но и не меньше.
Кос ответил после паузы:
– Но вы же понимаете, что из нас двоих Хозяин действительности – я. Вы сами дали мне это имя. По своей воле или по воле Силы – это уже неважно… Помните, как говорил Марка Рагнос Симусу: «Или ты – или я, уж такая игра».
Дарт Плегас снова хмыкнул, вполне довольный и собой, и ответом воспитанника, и действительностью, и своим новым телом.
– Ты хороший ученик, Сид. Но ты забыл, что в действительности не всё таково, каким кажется. Действительность – это одна большая иллюзия. Сплошная иллюзия. У тебя имя, но у меня власть. У тебя замок, но у меня ключ. Предлагаю не ссориться. Я действительно гораздо сильнее, чем ты можешь себе представить. Мне нравится жить, и я не собираюсь расставаться с жизнью из-за тебя. Одаренных Силой не так уж мало во вселенной, а я один. Я буду беречь себя, и тебе тоже советую меня беречь. «Несите меня бережно» – знаешь такие слова?
– Ка-нана ту дака, – медленно проговорил молодой человек начальные слова гимна древней Империи ситхов. – Но в поединке со мной вам не выстоять.
– Хочешь проверить? – иронично фыркнул лже-Отер. – Прямо сейчас?
– Да! – выкрикнул Кос и мгновенно выхватил их рукава свой меч.
Лезвие вспыхнуло и так же быстро погасло. А ведь Камень только дунул. Даже рукой не шевелил.
– Ну, как тебе моя техника, а? Силой тебе не победить, прими это как данность. Смирись – и давай спокойно работать.
Цепь, на которой сидел Кос, просто стала длиннее – только и всего.

[old-diplomat]

Коллеги – секретари, архивисты, мелкие чиновники, с которыми Кос завёл знакомство и иногда устраивал дружеские вечера, были уверены, что у молодого сотрудника набуянской миссии на службе состоит целый штат прислуги. Встречал их вышколенный плосконосый муун, он принимал одежду и провожал посетителей в гостиную. Если Палпатин угощал своих приятелей, за столом им прислуживала изящная барышня-тви'лекк. В курительной комнате за ароматными свечами и кальянами приглядывал пожилой слуга человеческой расы.
Живая прислуга придавала дому молодого провинциального аристократа одновременно респектабельность и шарм. Чувствовалось, что в доме есть женская рука: все, кто хоть раз видел экономку Палпатина, полную добродушную набуянскую тётушку, не сомневались, что и пирожки с шуурой она печёт отменно, и плетёные салфеточки и узорчатые скатерти – тоже её рук дело.
Сам Палпатин эти игры своего учителя тихо ненавидел, хотя признавал, что умные, деликатные и сноровистые «домочадцы» делали его казённую квартиру во время приёма уютной. Стену гостиной украшало панно-макраме «Карта галактики», и если кто-либо из гостей отмечал её, то «тётушка», ненавязчиво игравшая роль хозяйки дома, непременно говорила, что это её собственноручная работа.
Вот какой приятный молодой чиновник служил в аппарате представительства Набу.
«Служа другим, сгораю сам, – грубым басом комментировал учитель свои ухищрения, когда гости уходили, а он принимал облик либо поздоровевшего и помолодевшего дядьки Отера, либо свой исконный муунский вид, и тогда противно гнусавил. – Твой образ у всех, с кем ты контактируешь, должен ассоциироваться с безопасностью и элегантностью. Причём у всех без исключения. Репутацию надо нарабатывать с самых первых шагов: в молодости ты работаешь на неё, в зрелости – она на тебя. Вокруг тебя всегда должна быть иллюзия жизни! Живые существа боятся Пустоты, её нужно постоянно маскировать. А мне, знаешь, очень приятно прислуживать будущему владыке Галактической Империи, хе-хе-хе-хе!»
За время работы на Чоммеле повышенный тон Палпатина коллеги слышали от него только один раз, да и то в приватной обстановке гостевых вечеров. Пожилой слуга, наливавший ароматические масла в свечи, замешкался в курительной, между тем уже началось оживлённое обсуждение начальствующих лиц (любимое развлечение чиновников невысокого ранга), и Палпатин прикрикнул на старика: «Пошевеливайся и убирайся!»
Гостем набуянина в тот вечер был начинающий дипломат с планеты Триффис, наблюдательный малый, томившийся карьерой чиновника и мечтавший о музыкальном поприще. Чутким ухом и внимательным взглядом он уловил глухую ненависть Палпатина к лакею – ненависть раба к господину. И вежливый, полный глубокого достоинства поклон слуги, и его иронично-снисходительный взгляд, и движения, с которыми он удалился, и тень бессильной злобы на лице хозяина дома – всё это до такой степени заинтриговало триффианца, что он поделился своими соображениями с коллегой-маластарцем: «Эта парочка – прямо король и шут из детской страшилки».
Палпатину пришлось приложить немало усилий, чтобы загасить неприятный слух. «А зачем же хамить старшим?» – пофыркивал Дарт Плегас.

Не только администрированием эксплуатации ресурсов и соблюдением законов в использовании космических торговых путей занимался молодой чиновник. В бытность секретарём миссии он также зарекомендовал себя покровителем искусств, продолжая традиции своей фамилии. Особой поддержкой Палпатина пользовалась Чоммельская опера. Благодаря его знакомству с художественным руководителем театра репертуар оперы пополнился сокровищами набуянской музыкальной традиции, а в программках значилось: постановка выполнена при спонсорском участии секретаря Представительства Набу.
В административных и деловых кругах сектора поговаривали, что значительная часть его интереса к музыке объясняется вниманием к приме театра Анари Кань, обладательнице дивного сопрано. Эта высокая статная женщина с великолепными золотистыми волосами, полными руками и пышными формами всё чаще стала получать изысканные букеты и подарки с визитными карточками Палпатина. При содействии руководителя театра молодой меценат передал приме приглашение бывать на его дружеских вечерах.
Интрига заключалась в том, что леди Кань пользовалась покровительством крупного промышленника Габао Бу и нередко сопровождала его на официальных мероприятиях. Господин Бу славился и финансовым могуществом, и большими связями, да и его представительная фигура производила впечатление на светских красавиц. «Сумасшедший», – говорили любители сплетен, ожидавшие после окончания театрального представления нового действа – появления у подмостков невысокого набуянского секретаря с корзиной цветов.
Однако на приёме в честь дня рождения монарха – официального праздника на Набу – леди Кань появилась в зале под руку со своим новым поклонником, в скромном платье и почти без украшений, чтобы не затмевать хозяйку приёма, супругу Высокого Представителя Набу. Как отметила бульварная пресса, оперная дива была в туфлях без каблуков.



Удивление общества возросло ещё больше, когда стало известно, что господин Бу не только не воспрепятствовал переходу леди Кань под покровительство Палпатина, но ещё дал деловому еженедельнику пространное интервью, в котором благодарил официальных лиц Набу за содействие развитию его бизнеса.
Пока Кос наслаждался благосклонностью певицы, Дарт Плегас бороздил галактику вдоль и поперёк, устанавливая полезные связи с лидерами преступных синдикатов. Каково же было его раздражение, когда, вернувшись в резиденцию секретаря Набу, он застал своего ученика благоденствующим и предосудительно расслабленным, забывшим не только о балансе энергий и жидкостей, но и о балансе своих доходов и расходов.
На следующий же день оперный театр сгорел дотла: в одном из служебных помещений позади сцены произошло короткое замыкание, автоматические системы пожаротушения не сработали, сцена мгновенно вспыхнула, в зрительном зале началась паника, на планете был объявлен общенациональный траур.
Дарт Плегас с лёгкостью выдержал бой с разъярённым Палпатином – чем сильнее кипел гневом младший, тем занятнее было старшему играть со своим любимым оружием. Когда побитый ученик пришёл в себя, учитель порекомендовал ему заняться сбором средств на восстановление злополучного храма оперного искусства. «Сделаешь себе имя, которое пойдёт эхом по твоей занюханной Набу, а там и какие-нибудь кадровые перестановки подвернутся – пора бы тебе уже занять ступеньку повыше. Думаю, можно даже попробовать баллотироваться в Сенат: выиграть не выиграешь, но репутацию молодого политика получишь. Используй всякую неудачу как ступеньку к удаче – вот тебе моё учительское благословение».
И снова было так, как сказал учитель. Да как могло быть иначе, если Дарт Плегас был Хозяином действительности?

На родную планету Кос вернулся с репутацией подающего надежды специалиста по космическому праву и недропользованию, был принят министром юстиции и приглашен на работу в это уважаемое ведомство. Через полтора года Палпатин воспользовался правом самовыдвижения своей кандидатуры и попал в избирательные списки. Во время избирательной кампании он лично познакомился с царствующей в то время монархиней и произвёл на неё прекрасное впечатление. Краеугольным камнем его предвыборной программы значилось повышение авторитета Набу в галактическом сообществе, вовлечение планеты в широкие сети межсекторной кооперации.
Основным соперником Палпатина, по иронии судьбы, оказался старый соратник леди Газере, желавший званием сенатора завершить свою долгую политическую карьеру. Он, напротив, убеждал народ, правящий кабинет и королеву в том, что родной планете выгоден умеренный изоляционизм и строгий протекционизм. («То есть вы утверждаете, – полемически восклицал молодой конкурент во время публичных дебатов, – что главное для Набу – ваша возможность спокойно спать на заседаниях Сената, мы вас правильно понимаем?»)
Накануне выборов представителя Набу в высший орган власти Галактической Республики очень удачно умерли оба родителя Палпатина. Такое тяжкое горе, эффектно поданное в средствах массовой информации, вызвало волну сочувствия у добросердечных избирателей. На выборах ранее совершенно неизвестный молодой кандидат занял почётное третье место и вошёл в состав теневого кабинета советником по юридическим вопросам внешней торговли.
Дарт Плегас поздравил его с новой должностью, порекомендовал нанять в качестве управляющего концерном «Пало и Паоло» сводного брата («Это только добавит тебе популярности в глазах вашего курятника») и в тот же день улетел в неизвестном направлении.

[old-diplomat]

В отсутствие учителя ещё одна пустая страница ситхового цитатника затемнилась рядами чётко начертанных знаков:

«Люди, которые приходят во власть, адекватны ситуации. Есть общее правило для выталкивания человека в политические лидеры во всех культурах для всех рас. Это презрение к людям, по большому счёту – презрение к жизни. Вождь знает истинную цену материалу, с которым работает, поэтому относится к людям адекватно их реальной ценности. А люди знают, что вождь знает, что они собой представляют, и безропотно покоряются – не ему, а самой своей истинной человеческой природе.
Жажда власти – не причина движения на вершину, а следствие исполнения призвания. Вся история цивилизации обязана своим прогрессом людям, которые были отклонением от общепринятых норм, в том числе и морально-этических. Культ личности вождя – это проявление непосредственного народовластия, понимание народом своего истинного места по отношению к власти – места внизу.
Выражение «враг народа» – не пропагандистский штамп, а точное и содержательное понятие, отражающее сущность народных умонастроений.
Лидеру не нужны какие-то сверхъестественные способности. Сверхъестественное заключено в естественном: легко убеждать того, кто хочет быть в этом убеждённым. Тогда качество и форма пропаганды не имеют значения, лишь бы убеждения соответствовали умонастроениям окружающих. Насильно никого ни в чём не убедишь. Убеждение в основе своей есть дело добровольное. Сила убеждения есть сила желания быть убеждённым.
Как для иероглифа важна уместность черт, так для политика важна уместность его образа, вписанность в контекст. Одно и то же действие может считаться насильственным и ненасильственным в зависимости от контекста. Порой заинтересованная улыбка может быть большим насилием, чем агрессивный демарш. Суть проблемы рабства состоит не в том, почему людей заставляют становиться рабами, а в том, почему они позволяют превращать себя в рабов».

Поставив последнюю черту, Палпатин перечитал написанное, а затем пролистал книжечку назад. Она раскрылась на самом непонятном, воистину тёмном тексте: «Наставление о внутренней алхимии Дарта Андедду». «Со временем ты поймёшь, – говорил Дарт Плегас. – Или не поймёшь».
Первый «знак» наставления был прост, как камень:
«Держись за своё собственное тело».
Глядя на знакомые иероглифы, молодой ситх ощутил толчок озарения.
«Сила, Сила, я в шаге от победы! Ведь Камень своё тело потерял! Значит, в этой начальной точке я уже сильнее, чем он!!»
Он заскользил глазами по густой сети древних письмен. Раньше, когда он читал эти страницы, иероглифы складывались в сплошную абракадабру. Сейчас он смог вычленить отдельные фразы-мысли.
«Вдох – это жизнь, а выдох – смерть. Слюна – квинтэссенция энергии. Кислая слюна равна кислой жизни. Кислая жизнь – это застой. Сладкая жизнь – это гниение. Сладкая слюна равна бессмертию. Упражнением над бесконечно малыми частицами энергии и материи достигается знание их устройства».
Ощущая жар в лице, Кос потрогал свои щёки – впервые со времени раннего детства они были горячими. Такими горячими они не были даже от поцелуев золотоволосой актрисы. Дверь к свободе приоткрылась всего на миллиметр – а сила жизни вспыхнула в нём, как звезда.
Освободиться от Дарта Плегаса, навсегда, навсегда!
«Биться на твёрдой почве легче против воды. Биться в воде легче против огня. Биться в огне легче против воздуха. Биться в воздухе легче против пустоты. Чем больше пустоты, тем легче. Из шести нисхождений выбирай своё».
«Биться в воде легче против огня, – как заклинание, повторил молодой политик. – А ведь мой учитель – настоящий Огонь!»
«Встречаюсь с ним и не вижу лица его, следую за ним и не вижу спины его. Смотрю на него и не вижу, потому называю невидимым. Слушаю его и не слышу, потому называю его неслышимым. Выход за предел не совершается посредством имеющего предел. Только то, что нельзя измерить и употребить, порождает истинное могущество. Молния не имеет предела, но она не опрокинет даже ложки жертвенного вина. Если нет восьми чаш для жертвоприношения, достаточно двух. Если нет и двух чаш, достаточно самой жертвы».
Когда Дарт Плегас будет отдыхать, разве он, Кос не сможет подойти к нему незамеченным? Конечно, сможет! Ведь он столько лет жил с учителем воистину душа в душу! И мидихлорианы, которые Дарт Плегас перегнал в тело старика Отера через его дыхание, не воспримут своего прежнего симбионта как врага и не подадут сигнала тревоги нынешнему. Это же его собственные мидихлорианы!
Младший ситх впервые пожалел, что учителя нет рядом и нельзя сразу же проверить на практике верность этих выводов. Не сразу он успокоил свой кипящий ум. А когда успокоил, то снова взял в руки плоское перо и переписал ряды иероглифов в свою собственную записную книжку, для того чтобы полностью овладеть скрытой в них информацией.
«Если не можешь победить честно, победи как-нибудь. Любой ценой, но победи. Так говорил Дарт Плегас Мудрый, мой учитель» – приписал он в конце и, поставив точку, долго созерцал её.

«Если нет восьми чаш, достаточно двух, – чуть не сказал Палпатин в ответ на вопрос министра недропользования. – Если нет и двух чаш, достаточно самой жертвы».
Конечно, он вовремя спохватился и подробно описал несколько путей решения проблемы, о которой начальник попросил его высказаться. Уже много дней он жил совсем не документами, открытыми перед ним. Жил в ожидании учителя.

[old-diplomat]

Возвратившись из своего вояжа, Дарт Плегас с удовольствием поделился с учеником мыслями о делах в Республике:
– Чтобы коренным образом изменить власть, нужна смута. Ничто так не способствует смуте, как какое-нибудь разделение. Ничто так не способствует разделению, как делёж общей собственности. А общая собственность в нашем государстве одна: само космическое пространство...
Палпатин перебил:
– Я бы сказал точнее: торговые пути – раз. Совместная добыча полезных ископаемых – два.
– Ну, тут ты у меня хорошо подготовлен, – благодушно кивнул старший ситх. – Я тоже того же мнения и решил сразу перейти от теории к практике. Между Тройкеном и Кермией как раз проходит весьма оживлённый торговый маршрут. Так руки и чесались что-нибудь там замутить... Тем более что под рукой оказались очень дельные ребята из фотогалереи «разыскиваются». Уж не знаю, почему они так плохо разыскиваются, если я нашёл их с полсвиста, но это вопрос не ко мне, а к нашим доблестным защитникам мира и справедливости. В голонете ничего интересного не было? Помнишь, как этот твой спец по красноречию говорил: «Что такое сказки? Это страшные истории, бережно подготавливающие детей к чтению современной прессы».
С-ситх! Учитель как всегда на высоте: от мыслей переходит прямо к делу, минуя стадию слов.
– Н-нет... В новостях, по крайней мере, я ничего не видел.
– Оно и понятно: кому там не всё равно, что случилось вне коридоров Сената и королевской приёмной на Альдераане. Или кому-то не всё равно, как ты думаешь?
– Тем самым «доблестным защитникам»?
– Вот именно. Надо сказать, служба экономического надзора у них поставлена хорошо. Видно, что сыны Света решили взять на вооружение все находки сынов мира. Сыны-то мира, как известно, всегда догадливее, ну, вот джедаи и постарались перенять эту догадливость, м-да. Всех моих агентов вычислили, ситуацию взяли под контроль. Бдят, хвалю, молодцы. Но и мы не белыми нитками шиты, как ты полагаешь?
– Надеюсь, у вас хватило ума не махать мечом перед их носом? – небрежно спросил ученик. Самодовольная физиономия учителя (черты дядьки Отера, через которые, не таясь, проглядывал Дарт Плегас) раздражала его до потери приличий.
– Хватило, хватило, – всё с теми же хвастливыми нотами в голосе пророкотал Камень. – Уж чего-чего, а ума у меня в достатке. Посмотри, что за фрукты, старшего зовут Сайфо-Диас, младшего – Мэйс Винду, он примерно твоих лет. И тот, и другой из одного теста сделаны, даром, что один белый, а второй чёрный.
– Из праха земного, – полувопросительно-полуутвердительно заметил Кос, беря в руки свой электронный блокнот, набирая запрос выхода на дальнюю связь, получая разрешение и затем вводя пароль на вход в библиотеку Ордена, известный падавану Ронару Киму.
– Верно, – кивнул старый ситх.
– Разве не пустота поглощает землю? – поинтересовался ученик, просматривая информацию. – Что же это вы так сплоховали, учитель?
– Биться на твёрдой почве легче против воды, – в задумчивости кивнул Дарт Плегас – и вдруг так зыркнул на затаившего дыхание молодого человека, что у того слово земля разверзлась под ногами. – Это точно, что силёнок твоих не хватит, только пуп надорвёшь. Ты меня понял?
– Да, учитель, – смиренно ответил Кос, делая вид, что всецело поглощён созерцанием анкетных данных мастера Сайфо-Диаса и его ученика Мэйса Винду. – Надо же, конфликт между Тройкеном и Кермией уже попал в их личные дела…
– Ну так! Формалисты-буквоеды оба, я тебе говорю. Отчёты настрочили на коленке прямо по ходу событий. И бойцы неплохие, надо признать.
– А помните, как вы хвастались, что пройдёте по их Храму снизу доверху? Уже протух порох в пороховницах?
– Почему это протух? Твои блошки бегают, как вошки. Но всему своё время. Разрушить джедайский Храм можно, только разрушив Республику и наоборот, а это не так-то просто. Во всяком случае, очень многие заинтересованы, чтобы она была. Это удобно сбалансированная система сдержек и противовесов, прежде всего юридического характера. Так ты у меня недаром юрист, знаешь систему изнутри. Вспомни свои уроки риторики: «Язык права — это практически неисчерпаемый источник интеллектуальной энергии, для государства то же, что топливо для корабля». Какой противовес ты бы сорвал первым?
– Даже не знаю... Надо подумать...
– Сид, нам надо работать в команде. Я догадываюсь, что ты дневал и ночевал с заметками старика Андедду... Записки у изголовья, так сказать... Но, понимаешь, одному невозможно. Это я без всяких претензий, без воплей о всемогуществе. Исключительно по существу. Включай голову, уже пора!
– Понимаете, учитель... Буду говорить откровенно. Я не вижу никакой выгоды в нашем сотрудничестве. Никакой выгоды для себя.
– Как ты полагаешь, твоя жизнь — достаточно выгодное предложение?
– Конечно. Но во-первых, мне надоел этот ваш единственный аргумент. Во-вторых, моя жизнь принадлежит мне, вам её у меня не отнять. Достаточно того, что вы поломали её.
– Я? М-м-м... «Если видишь, как вода течёт вверх по холму, значит, кто-то отплатил добром за добро».
– Это вы-то делали мне добро?! – не сдержался Палпатин. – Вы вообще хоть догадываетесь, как я вас ненавижу?!
– Так, хватит, – рассерженно хлопнул себя по колену Дарт Плегас. – Ты неисправим. Как был трусливым сопляком, так им и остался. Мне это надоело. Если будешь и дальше мне фыркать и плеваться – найду тебе замену при первом же удобном случае. Я тебя предупредил.

Целую ночь младший ситх обмусоливал мысль о том, что нужно рискнуть и покончить с проклятым Камнем, но так и не решился войти в учительскую спальню, чтобы попытать счастья.
Через несколько дней он сказал Дарту Плегасу, что обдумал пути разбалансирования интересов субъектов Республики и видит несколько возможностей.
– Ну, и?
– Самое простое – ущемить интересы кого-либо из крупных субъектов в пользу множества мелких. Противоречий между субъектами хватает, нужно просто проанализировать, где тоньше всего. Возьмём, например, Торговую Федерацию. Это один из крупнейших пользователей торговых путей, потребитель минеральных ресурсов и энергии. Если убедить руководство хотя бы каждой пятой системы, по которой пролегают основные маршруты их трафика, что нужно увеличить налогообложение транзитных товаров, Федерация взвоет. Со всеми сопутствующими эффектами. А есть ещё Техносоюз со своими интересами, есть Коррелия и её трения с центром... Если попасть в Сенат, остальное – дело техники. И времени. Но есть одно «но».
– Какое «но»?
– В принципе, легко представить технологию разрушения государства: надо развязать войну между субъектами Республики. Но я плохо представляю себе технологию сборки – чтобы нас при этом не вынесли... меняющиеся элиты, понимаете... В масштабах галактики само оно не соберётся просто так.
– Просто так никогда ничего не бывает, – соизволил снизойти Дарт Плегас. – Но о главном не переживай, уж кого-кого, а нас – не вынесут. Когда всё будет на грани полного развала, установишь диктатуру, вот и все дела. «Несите меня бережно, несите меня бережно, ведь я хозяин большой страны». Это и тебя касается, кстати. Так что неси меня бережно.
Палпатин молча склонил свою кудрявую голову.
– На фоне угрозы войны всех против всех диктатура будет казаться и недобитым старым, и приходящим новым элитам появлением долгожданной сверхвласти. «С диктатором, даже самым злобным, – подумают они, – всегда можно договориться». А вот с кровью и почвой, с народным возмущением, – не договоришься. Выносит как раз именно оно. Потому элиты будут готовы мириться с диктатором, как с меньшим злом. Мы же с тобой вместе учили по твоему учебнику государства и права: «Государственность ГР – цивилизационное приобретение всех народов галактики». Представляешь, какой кровавый хаос начнётся, когда оковы и скрепы начнут трещать от Ядра до Кольца Риши? Да перед такой угрозой все они прибегут тебе руки лизать!



– Жалко галактику, – то ли в шутку, то ли всерьёз сказал молодой человек. – Ведь действительно… цивилизационное приобретение…
От этого невинного замечания Дарта Плегаса аж перекосило:
– Цивилизация им?! Дырка им, мордам гаморреанским, а не цивилизация! Привыкли, умэ-муэ, только пальцами по кнопкам шевелить – а тут придётся кулаками махать за какие-то там несъедобные принципы! А ты предложишь им те же кнопки, но уже за съедобные принципы – пусть друг друга жрут! Законы термодинамики действуют – и довольно им чести! Тебе всё понятно?
– Да, учитель.

[old-diplomat]

В пустом доме, казалось, не было ни души. Живую прислугу Кос уволил на следующий же день после похорон родителей, а роботы находились в спящем режиме.
Глядя на свет ночника (это был детский фонарик с разноцветными сине-зелёными гранями, который по традиции внесли в его спальню в тот же день, что и его самого), молодой человек некоторое время пребывал без мыслей. В министерстве торжественно отметили его день рождения, двадцать восьмой. Именинник был мил, доброжелателен и обаятелен, как всегда. Председатель Алмазной Палаты передал поздравление на его комлинк. Из приёмной королевского двора пришёл поздравительный адрес с пожеланием обрести семью и многочисленное потомство.
А дома было тихо, как в могиле.
Он подошёл к столу и в полутьме нашарил в верхнем ящике шкатулку с секретом, где хранилась его детская записная книжка. Включив настольную лампу, он, не присаживаясь, пролистал странички. Вот и два крупных «знака» его ситхского имени. И много пустого места вокруг.
Кос взял стило и написал рядом со «знаками» своим чётким чертёжным почерком короткое четверостишие. Впервые в этой тетради появились не «нахтор», а обычные буквы стандартного алфавита.

Засох колодец, мрачен дом,
Ключ озера – в долине слёз.
Носильщик едет на другом,
А колесница без колёс.

– Я отрекаюсь от твоих даров, Сила, – негромко произнёс он в темноту. – Мне не нужно от тебя ничего. Ни жизни, ни возможностей, ни бессмертия. Я ухожу просто так. А ты оставайся «со своими» – и будь ты проклята.
Покончив с формальностями (настоящий набуянин не мог уйти без завещания; Кос выполнил требования традиции), молодой человек отправился в последнее путешествие по дому.
Но как ни тяжек был гнёт его гордыни, Сила оставалась с ним и поддерживала его. Он прекрасно видел в темноте. Ни одна дощечка из богато набранного старого паркета не отозвалась на его шаг. Не шевельнулась ни одна портьера, ни одна драпировка не заколебалась.
Беззвучно открылась дверь в спальню учителя. Там было так же пусто и темно, как и во всём громадном особняке.
Тело дядьки Отера неподвижно лежало на кровати. Кос вспомнил, как этот человек спокойно пил каф, когда он под присмотром Дарта Плегаса задыхался в бассейне. В один из дней мидихлорианы наконец начали сами накапливать резервы энергии и питать своего юного хозяина во время кислородного голодания, но в этой пытке прошла целая декада – «а ты, жирный шаак, так морду свою от газеты и не отодвинул».
Интересно, где пребывает сейчас душа дядьки Отера? Кос скоро узнает об этом. Или не узнает. Ему было всё равно. Об учителе он не думал совсем. Он пришёл сюда с твёрдым намерением совершить самоубийство. Потому что учитель будет бороться за жизнь, а он, Кос, – нет. Он будет на стороне смерти.
Несколько декоративных подушек, вышитых ещё покойной дочерью Отера, отсвечивали гобеленовыми боками в свете округлого полумесяца Рори. Кос взял одну из них – просто взял рукой, без помощи Силы. Так же просто и беззвучно он придавил ею лицо спящего человека в момент выдоха.

От Дарта Плегаса не осталось ничего. Разложившийся в жижу труп Отера Кос сжёг вместе с простынями в большом камине пустого кабинета матери.
В городскую полицию советник юстиции Палпатин направил заявление о пропаже старого слуги, к которому приложил предсмертную записку гражданина Отера Оторпуса. Гражданин Оторпус просил прощения у своего молодого хозяина за то, что не может более выносить жизни без потерянной семьи – и совершает самоубийство в водах Великого водопада.
– Теперь я сам себе хозяин. Я буду жить, как захочу, – сказал Палпатин перед зеркалом. – И плевать я хотел на волю Силы, и на мощь Тёмной стороны, и на прочую ахинею. Я буду жить, как хочу! И пусть только кто-нибудь попробует встать поперёк моей воли!

[old-diplomat]

Коллеги в министерстве и при дворе короля искренне жалели молодого человека, который лишился последнего из близких – старого воспитателя. «Немудрено, – говорили они, – что парень в одночасье постарел лет на десять».
Действительно, в рыжеватых волосах Коса появилась проседь, под глазами залегли тени, у губ появилась складка, которая так никогда и не разгладилась.
А вот своё тридцатилетие набуянский чиновник отмечал уже в более приподнятом настроении – он готовился попытать счастья на очередных выборах в республиканский Сенат.
В большом предвыборном интервью на провокационные вопросы оппонентов, касающиеся его предосудительно холостого положения («Кто не хочет брать ответственности за семью, не имеет морального права претендовать на высокий статус в обществе»), он дал предельно искренние ответы. «Я всегда преуспевал на ниве служения обществу, в работе – но при этом все, к кому я был особенно привязан, быстро уходили из жизни. Это правда. Проанализировав свою семейную историю, я понял, что сами небеса требуют от меня одинокого пути на благо родной планеты и Республики. Я не собираюсь жениться ради карьеры. Пусть уж лучше моя карьера сложится менее благоприятным образом, чем я буду снова и снова провожать в последний путь того, кого люблю. В политике я вижу то поле деятельности, на котором я смогу принести максимальную пользу Набу. Как ходячий банк генетического материала я представляю для нашей планеты гораздо меньшую ценность, чем как хороший юрист и эксперт в вопросах космического права. Надеюсь, мои избиратели с этим согласятся».
Но консервативные избиратели и на этот раз поддержали оппонента Палпатина, его несостоявшегося родственника Видара Кима, ставшего одной из важнейших персон набуянского истэблишмента. Господин Ким, помимо благородных седин и великолепного послужного списка, имел репутацию отличного семьянина и прославился на всю планету как попечитель государственных школ, которые находились в отдалённых горных районах. Он и в Сенат Республики шёл с программой «Образование и трудоустройство», которая, как полагали в окружении королевы, поддержит имидж Набу на галактическом уровне в качестве модели устойчивого развития. Кроме того, образцовый гражданин Ким усыновил троих сирот, уроженцев тех неблагополучных миров, над которыми Набу имела мандат Галактической Республики.

Когда Палпатин подошёл к новоизбранному сенатору от Набу с поздравлениями, Видар тепло приветствовал недавнего соперника и предложил ему место советника по правовым вопросам в своей команде. Молодой политик с благодарностью принял это предложение и через стандартный месяц уже обживал скромные апартаменты в Столице на престижной улице Тысячелетия Республики.



Сенатор Ким даже представить себе не мог, что во время заседаний в комитетах его скромный и верный помощник, настоящая юридическая энциклопедия, иногда пребывает в задумчивом состоянии вовсе не по поводу предлагаемых к законам поправок, или меню в депутатской столовой, или декольте секретаря сенатора от Коррелии. Нет, рассеянным взглядом прозрачных голубых глаз добрейшее создание во вселенной Кос Палпатин наблюдал за жизнью джедайского Храма глазами его, Видара, родного сына. Просто так, для интереса. Наблюдал – и наполнялся ненавистью. Почему он, сильнейший воин галактики (он в этом ни на секунду не сомневался), познавший все аспекты Силы, живёт в пеналоподобной двенадцатиметровой конуре без балкона на триста десятом этаже – а зажравшаяся свора бездарей, не имеющих ни малейшего представления о подлинной природе Силы, занимает самое просторное жилое здание в Столице? Почему его максимально полезные для всей галактики проекты раз за разом не имеют ходу из-за идиотизма местечковых избирателей? А те, что принимаются, проходят под чужими именами, в результате все почести достаются другим? Хотя бы тому же ограниченному рохле Видару Киму?
Палпатин пришёл к безусловному выводу: ему нужна власть. Не для какого-то там исполнения воли Силы, не из уважения к древним пророчествам и уж тем более не из уважения к памяти Дарта Плегаса, а по своей воле. Для удовлетворения собственного чувства превосходства и восстановления попранной джедаями справедливости. Для того чтобы, по крайней мере, жить в нормальных, человеческих условиях, а не в двенадцатиметровой коробке. К тому же без балкона!
Невозможно же слышать от какого-нибудь старшего начальника младшего референта Эриаду или Коррелии одну и ту же фразу, произносимую с непременным барственным блеяньем: «Набу-у? А где-э это-у»?
«Так что – несите меня бережно».

Весь первый срок пребывания сенатора Кима на высокой должности его юридический советник потратил на установление и поддержание полезных знакомств в среде галактического чиновничества и корускантского дипкорпуса. Очень пригодились студенческие и чоммельские связи Палпатина, так что в Столице он скоро стал своим среди своих. Причем, бесспорно, лучшим среди своих: ненавязчивым, компетентным, с хорошо скрываемыми, но наличествующими амбициями.
Тогда же он приобрёл своего первого помощника, Кинмана Дориану. Цепкий ум, прекрасная память и гибкость моральных принципов юного выпускника Палпатиновой «альма матер», приехавшего на практику, были сразу отмечены молодым ситхом. Он пригласил Дориану на вакансию своего личного секретаря и ни разу не разочаровался в выборе.
Юридический советник оказался замечательным командным игроком, дельно защищая интересы родной планеты и в то же время тактично соблюдая уважительную дистанцию по отношению к патрону. Господин Ким даже немного (и неприятно) удивился, когда на очередных выборах в Сенат его молодой коллега снова выставил свою кандидатуру против него. На этот раз, повторно победив на выборах, сенатор собрал новую команду, и в ней Палпатину места уже не нашлось. Без работы Кос, конечно, не остался. Подсуетившись в кулуарах Алмазной Палаты, он получил назначение заместителем министра внешней торговли.
А вот у сенатора Кима через некоторое время начались неприятности. Во-первых, достоянием набуянской прессы стал факт неоднократного посещения им увеселительных заведений самого предосудительного толка – разумеется, за казённый счёт. Напрасно политик вначале отмалчивался, а затем всё-таки дал интервью, в котором называл представленные видеоматериалы гнусной фальшивкой. Во-вторых, старший из его приёмных сыновей, как оказалось, успел пристраститься к наркотикам. Имя сенатора получило надёжную прописку в жёлтой прессе. В-третьих, разразился чрезвычайно неприятный скандал вокруг крупного набуянского банка: якобы при прямой заинтересованности господина Кима это финансовое учреждение использовалось для отмывания денег преступными синдикатами Внешних территорий. Королева приняла решение отозвать проворовавшегося депутата с Корусканта – как сообщалось в официальных коммюнике, «для консультаций». Временно защищать интересы планеты в Сенате монархиня поручила второму секретарю Высокого Представительства Набу Боссету Ксинодие.
Опальному депутату не нужно было объяснять, что означает такая формулировка. В максимально короткий срок он отправил семью на родную планету, а сам задержался в Столице, чтобы сделать дело, на которое он раньше не решался: познакомиться со своим родным сыном. Сейчас эта задача принимала новый оборот: встретиться с сыном, чтобы попросить его о помощи в частном порядке. У сенатора Кима было несколько влиятельных врагов, а также достаточное количество высокопоставленных друзей, которые могли оказаться врагами. Он хотел выяснить, кто раз за разом так умело и гадко разрушает его репутацию. История с установлением истины в деле о гибели внучки сэра Эсте в своё время произвела на него большое впечатление. Тогда его семья выплатила Ордену за услуги значительную сумму. Сейчас сенатор надеялся получить помощь бесплатно – как ответный дар за жизнь, которую он подарил неизвестному мальчику Ронару Киму.
Но джедая Кима в Столице не оказалось. К огорчению кровного отца, молодой человек буквально накануне был посвящён в рыцари и в своём новом статусе отбыл в первую самостоятельную миссию. Встречавшая посетителей дежурная библиотекарь, заметив подавленное состояние пожилого человека, постаралась утешить его словами о том, что у рыцаря Кима яркий талант эмпата и исключительные телепатические способности. Сенатор с благодарностью выслушал девушку и оставил для сына сообщение.
Дома господина Кима поджидал удар пострашнее всех предыдущих. Корабль, на котором находилась его семья, при посадке потерпел крушение. Из его многочисленной фамилии никто не выжил.
Из соображений гуманности королева дала возможность экс-сенатору провести траурную церемонию, после чего ему были предъявлены официальные обвинения в коррупции.

[old-diplomat]

Замминистра внешней торговли Палпатин и наиболее вероятный кандидат в сенаторы от Набу переживал трудный день. Накануне выборов скоропостижно скончался его начальник (досадная, непредвиденная случайность!), между тем было назначено давно запланированное расширенное голоселекторное совещание с коллегами всего Чоммельского сектора, на которое выносились чрезвычайно важные для Набу вопросы. Ему пришлось прервать свою избирательную кампанию и вернуться в министерство, оставляя подготовку к выборам на совести своих помощников.
На совещании набуянский чиновник как раз делился своими опасениями с юристом, представлявшим интересы Маластара, по поводу «неспортивного» поведения тиффианских экспортёров, когда его сердце окатила знакомая мягкая волна. На землю планеты Набу (вернее, на полиуретановый пластик пассажирского рукава, пристыкованного к обычному рейсовому кораблю) ступил молодой рыцарь Ронар Ким. Ситх очень удивился и встревожился.
Джедай не воспользовался служебным коридором, а вместе с потоком прочих пассажиров прошёл все формальности, как и подобает частному лицу. Выйдя из космопорта, он с интересом повертел головой по сторонам.



Палпатин с равной долей внимания включился в обсуждение размера заградительных пошлин против дешёвой сельскохозяйственной продукции Тиффиса и в ощущения Ронара. Молодой человек держался очень настороженно, но всё же и его очаровал вид города, утопающего в зелени. Воздух, щедро сдобренный фитонцидами, он вдыхал с наслаждением, и это яркое чувство напрямую передавалось его симбиотическому брату.
Больше всего Ронара поразил запах цветущих деревьев и кустов на самом оживлённом проспекте Тида, он даже потыкался носом в лепестки. Палпатин тоже потянул носом, это был уместный иронический жест в разговоре с изображением тиффианского коллеги. Приходилось отдать должное памяти учителя: Дарт Плегас был великим мастером в исследовании жизни.
К тому времени как джедай переступил порог отчего дома, совещание закончилось. Кос отпросился с работы, сказав секретарю Дориане, что чувствует себя заболевающим, переключил все дела на него и буквально бегом побежал домой, благо Министерство внешней торговли находилось на той же улице Цветов, что и Палпатинов особняк.
В тиши своего кабинета за плотно завешенными шторами ситх смог всецело сосредоточиться на разговоре старшего и младшего Кимов.
За время домашнего ареста старик Ким совсем сдал. Он схватился за сына, как утопающий за соломинку, не отдавая себе отчёта, что Ронар не понимает и половины смысла его прерывистых фраз. «Я разбит, как груша в грозу, Создатель, ты моя единственная надежда, посмотри, посмотри, как мы похожи, сынок, ты не имеешь права оставить меня без помощи, ведь я твой отец, ты моя плоть и кровь! Ты – это всё, что осталось от моей семьи! По традиции, даже проклятый сын обязан вернуться в дом! А ты ведь не проклят, ты благословен свыше! Ты просто не можешь бросить меня снова!»
Добрых полтора часа молодой человек, не ожидавший таких эмоциональных бурь, успокаивал Видара, пытаясь понять, какую помощь он действительно может оказать (кроме совершенно необходимой психологической). «Враги, враги, кругом враги!» – восклицал старый Ким, словно помешанный, и снова тянул сына к зеркалу, чтобы тот убедился, что седой приземистый набуянин, макушкой едва достающий до плеча джедая, – это истинно его родитель, которому он обязан жизнью и послушанием.
Воспитание в Ордене, безусловно, пошло Ронару на пользу: кимовская широкая кость оказалась благодатным материалом, чтобы молодой воин смог выстроить себе хорошее тело. Лицом же сын действительно был настолько похож на отца, что это сходство окончательно выбило старика из равновесия. Палпатина буквально тошнило от эмоций чувствительного экс-сенатора.
– Отец, я затем и приехал, чтобы вам помочь. Я действительно очень вам обязан, – сказал джедай, наконец усаживая старого Кима в кресло, садясь рядом и забирая инициативу разговора в свои руки. – Давайте я вам расскажу немного о себе, так мы быстрее поймём друг друга. Помните, вы передали для меня целый контейнер таких вкусных плодов... не знаю, как они называются...
– Шуура, шуура они называются. Так ты помнишь, ты помнишь, сынок? Это был сорт «набуянская корона», вкуснейшие, отборнейшие груши! Я каждый фрукт своими руками сорвал и уложил.
– Конечно, помню. Вы...
– Не называй меня на «вы», прошу тебя. Говори мне «папа».
– Хорошо. Слушай. Мне было шесть лет – шесть с половиной, я это тогда постоянно подчёркивал, – и накануне у меня был такой удивительно вкусный, именно по запаху вкусный, сон о великолепных цветах, белых, с ауродиевыми прожилками...
– Это нихра, нихра, кустарник наш... На площади перед домом... Это были любимые цветы твоей мамы...
– Да-да, я видел, я их узнал. Они самые. И вдруг воспитательница нашей группы объявила: сегодня на ужин у нас будут очень вкусные фрукты, которые прислал отец Ронара. Это, знаете... знаешь, папа... не каждый день бывает. Поскольку я был ответственным за угощение, мы с воспитательницей отправились на кухню, а там нас уже ждал мастер Дархопал Дхар – я ещё не знал, как его зовут и что он будет моим учителем...
– Помню-помню, такой светловолосый, с косичками... Или нет, того звали Сон-Са, а этот, наоборот, с такими же смоляными волосами, как у тебя. Это у мамы твоей были такие волосы, чёрные, как ночь. Она начала седеть, когда у меня начались все эти неприятности...
– Да, мы с учителем даже внешне похожи. Он тогда сказал: «Ну, Ронар Ким, принимай подарки от твоих родителей. Они живут на очень красивой зелёной планете, где растут вот такие цветы и вот такие фрукты». И показывает, огромные, мол, размеры. Пожал мне руку и ушёл. Мы с воспитательницей вскрыли контейнер. На нём была наклейка с моим именем и датой рождения, я попросил разрешения взять её себе...
– Это я своей рукой тогда написал, – пробормотал Видар Ким, к облегчению Палпатина, уже совладав с собой достаточно, чтобы сдержать слёзы. – Мы с твоей мамой... Мама так и не увидела, какой ты стал, сынок...
– Почему же, мы с ней виделись. На Корусканте. Ещё лет пять назад. Она убедилась, что я жив, здоров, и всё у меня в порядке. Я очень, очень соболезную тебе. Она тебя очень любила. Говорила, что я в точности как ты сорок лет назад, только повыше.
– Вот видишь, вот видишь! Ты моя кровь, сынок, нам надо быть вместе! Надо же, а мне мама ничего не сказала... Втайне от меня... Впрочем, я её понимаю: она берегла мою репутацию и не хотела, чтобы среди моих недоброжелателей появились слухи, будто я хочу восстановить отношения с сыном-джедаем в корыстных целях. Все везде видят корыстные цели! Но прости, я перебил тебя. Так тебе понравились груши?
– Да, очень. И мне, и всем ребятам из моей группы, и ещё младших угостили. Не знаю, что даже больше запомнилось, вкус или запах. Я когда сюда прилетел и увидел цветы на деревьях, не смог сдержаться, подошёл понюхать. Но там был другой аромат.
– «Набуянская корона» ещё не цветёт, но ты обязательно увидишь... В нашем саду... Ты почувствуешь сам, когда цветёт «корона», это удивительное время... Нам о стольких вещах нужно поговорить...
– Да, запах был чудесный, тонкий. Но сквозь него было слышно... Примешивалось большое горе. Даже несколько слоёв горя друг на друге.
Такой поворот разговора не понравился Палпатину гораздо больше, чем слезливые вопли старика Кима.
– Я не мог понять, в чём причина этой эмоции. Сначала думал, что просто... Ну, папа и мама очень скучают по мне. Но когда я рассматривал бумажку со своим именем, я видел, что дело не в вас, что у вас-то как раз всё хорошо. Мне трудно объяснить ва... тебе, с чем это можно сравнить... Как будто попала соринка в глаз и всё сильнее и сильнее режет. Как крошка в дыхательном горле. Только в области чувств. Но буквально физически невозможно нормально дышать.
– Я сам чувствую себя сейчас именно так, – горько вздохнул Ким-старший. – И догадываюсь, отчего тебе было тяжело. Мне сказали в Храме, что ты очень чувствительный... Продолжай, пожалуйста.
– Было уже время отбоя, но с таким раздраем на сердце и в уме нечего было и думать, чтобы уснуть. Никакая медитация не помогала. Тогда я встал с кровати и потихоньку вышел из спальни. Раньше я никогда не ходил по Храму ночью, вообще никогда никуда не ходил один. А тут почувствовал, что мне нужно разделить горе этого человека, который привёз контейнер. Что это он так тяжело страдает, и запах его горя отдаёт каким-то горелым. Я не знал, как его зовут и где его искать, будить воспитательницу с этим вопросом мне не хотелось, потому что я сам не мог сформулировать, в чём проблема. Я просто доверился чувствам. И удивительно – меня никто не остановил. Я пришёл в сад Тысячи фонтанов. Это очень большое помещение, имитирующее не просто сад, а целый лес, с разными видами растительности, с птицами и мелкими животными. Ночью некоторые его участки подсвечиваются для красоты, вдруг кому-то захочется полюбоваться ночной природой. На Корусканте это насущная необходимость – прикоснуться к природе в разное время суток. Иначе можно заболеть.
– Как я тебя понимаю, Рон! В моей резиденции был балкон с зимним садом... но что такое балкон... в этих каменных джунглях...
– У нас там есть один фонтан, устроенный как небольшое озеро с совсем игрушечным водопадом. С очень красивой подсветкой.
– А какие у нас водопады, сынок! Ты увидишь! Такая стихия!
– Вокруг него растут фиолетовые цветы с запахом, усиливающимся по ночам, у нас они называются антиссы.
– Здесь тоже есть такие цветы, но дикорастущие, у нас их не разводят, потому что они считаются символом злой смерти.

[old-diplomat]

– Да, так и есть. И вот я увидел на скамейке у озера того самого человека, который привёз фрукты. Шууру. Он рвал цветы и бросал их в фонтан. Это можно, если погиб очень близкий друг. Я подошёл к нему. Он поднял голову, узнал меня, улыбнулся, но ничего не сказал, только подвинулся на скамейке. Не удивился, что я, такой маленький, брожу ночью по саду один. Я сел рядом. Так мы помолчали вместе, потом он сказал: «Хочешь быть моим падаваном?» Я ответил: «Хочу. Но мне всего шесть с половиной». Он сказал: «Это ничего». Так я нашёл моего отца-в-Силе. Благодаря тебе, папа. А когда мастеру Дхару поручали миссии, в которые он не рисковал меня брать с собой, за мной присматривал его друг, мастер Сон-Са. Он тоже... Тоже рассказывал мне о Набу – какие тут деревья, цветы, орехи, какие хорошие душевные люди...
В разговоре образовалась пауза.
– Знаешь, это я сам вызвал женщину, которая здесь погибла, – сказал бывший сенатор.
Палпатин выпил вторую ложку сладкого сиропа.
– Да, я знаю, – отозвался Ронар. – Если бы не твои груши, он мучился бы, ещё не знаю сколько, а так забота о совсем маленьком ребёнке его отвлекла. Мы с ним столько всего пережили... И когда я получил это сообщение от тебя, он сказал: «Поезжай. Помоги отцу. Увидишь сам, какая красивая планета, вот такие цветы, вот такие фрукты. И обязательно вернись». Я тебе это рассказываю, папа, чтобы ты понял: я не могу обещать тебе, что останусь навсегда. Не могу бросить свою семью. А вот навещать тебя, если ты захочешь, буду с удовольствием. И конечно, насколько это в моих силах, помогу тебе выпутаться из нехорошей истории, в которую ты попал сейчас.
Ким-старший кивнул. Впервые после чреды катастроф он почувствовал себя на твёрдой почве.
– Ты прав, мой мальчик. Это и мой покойный отец, твой дедушка, говорил: «Если можешь не предавать – не предавай». Вот, посмотри, это его портрет. Здесь он в мантии губернатора Тида. А это твой прадед, он был ректором нашего университета. Его сестра – вот её портрет – была морганатической супругой короля во втором браке. Как раз тогда у нас было сильное землетрясение на северо-востоке, и на время восстановления она расселила всех, оставшихся без крова, в королевском дворце. Под свою ответственность. Один из советников короля говорил, что этого делать нельзя, могут пропасть ценные вещи, но никто из беженцев не взял даже малюсенькой ложечки для кафа. А это мой прадед, отец деда по матери, он был председателем Алмазной Палаты. Надеюсь, в своём джедайстве ты тоже продолжаешь хорошую линию?
– У нас нет плохих линий, – улыбнулся Ронар. – Но, конечно, я очень рад, что Сила привела меня к такому учителю, как мастер Дхар. Мы с ним чувствуем друг друга, как дано немногим. Наша школа, «жёлтая нитка», славится именно глубоким проникновением в суть вещей. Мастер Кора Сон-Са тоже была «жёлтой ниткой». Расследование преступлений и психологическая помощь пострадавшим – это наша специализация.
Палпатин хмыкнул.
– Я очень надеюсь на твою помощь, Рон, – вздохнул старший из Кимов. – Что ты восстановишь моё честное имя. Поможешь доказать, что ни в каких банях с девицами я не парился и миллиарды не отмывал. Спасешь честь нашей фамилии. Поможешь найти убийцу твоей матери и моих приёмных сыновей. Они были ещё совсем мальчики.
– Я сделаю всё, что смогу, папа. И знаешь, первые же ощущения от вашей планеты...
– От нашей планеты, – поправил экс-сенатор.
– Да-да, от нашей планеты... Они очень странные. Как только я вышел из космопорта... Совершенно ни на что не похожие. Что-то тут такое... по дну сознания бегает...
Джедай постучал себя по груди, и Палпатин почувствовал такую грозную опасность, что едва не выронил драгоценную электрумовую ложечку с монограммой фамилии Наруме, в которую наливал сироп. Ещё не хватало проблем от этого сопляка! Проклятый Дарт Плегас со своими идиотскими экспериментами...
«Не «жучка» это он Ордену поставил, а мне шаака подложил!»
Рыцарь Ким прислушался.
– Что-то где-то тут каким-то сквозняком потягивает, – сказал он себе под нос.
– Сквозняком? – удивился старший Ким
– Нет, не сквозняком. Нет... Как будто что-то подтекает. Кап-кап. Лежачий камень. Камень-плывун. Что-то такое... зыбкое...
– Когда погибла мастер Сон-Са, была сильная гроза. Её убило молнией. Может быть, ты чувствуешь отголоски её смерти?
Вдруг Ронар сделал движение, которого сам от себя не ожидал. Он положил палец на губы отца и сказал:
– Ты, пожалуйста, мне пока ничего не рассказывай. Сначала я сам хочу почувствовать всё, что тут происходило и происходит. На уровне образов. Это напрямую связано с твоими проблемами в Столице. Причём я хотел бы приступить к делу сейчас же. Пока держится это чувство.
Он прикрыл глаза веками.
– Словно какие-то тени бегают... Тени... Театр теней... Или кукольный театр... Скажи, у тебя не было перед началом этих неприятностей на Корусканте контакта с какими-то актёрами или актрисами?
– Да помилуй, сынок, какие актрисы! Неужели ты веришь, что я, уважаемый старый человек, глава семейства, сын таких родителей – и буду участвовать в оргиях с какими-то профурсетками?! Но ты так побледнел, Рон... Что с тобой?
– Простите... Прости, папа. Это я так работаю... Мозгами шевелю, ну, и мидиками тоже. Мидихлорианами. Пользуюсь их помощью. Пытаюсь прочувствовать, где эти актёры могли засесть... Чёрные актёры с белыми меловыми лицами. Ситх! – молодой рыцарь хлопнул себя по лбу. – На вашей планете же где-то есть могила ситха, это она так фонит... Сбивает меня с толку.
Палпатин резко вышел из контакта и бросился в подвал, где располагался его потайной архив. Ликвидировать их обоих, немедленно. Самому ему куда-либо вылетать сейчас опасно, но и передачу посылать опасно, запеленгуют… Небеса голубые и чёрные, вот так и пропадают некоторые самодовольные экземпляры. И всё один, один, просто не поспеваешь всё сделать, нужен настоящий помощник, надёжный и верный, да где ж таких найти...
Впрочем, ситх быстро взял себя в руки. Чего это он так разволновался? Волноваться как раз вредно, особенно поблизости с Кимом. А вот если не волноваться, а спокойно обдумать, как можно использовать ситуацию... «Используй поражение как ступеньку к победе» – так говорил Дарт Плегас.
– ...может, хоть немного отдохнёшь с дороги, сынок? Что за адская у тебя работа, просто уму непостижимо...
– Нет, папа. Чем скорее начало, тем виднее конец.
– Куда же ты пойдёшь?
– Сила укажет.
Бывший сенатор проводил сына до выхода, где стояли королевские гвардейцы, унизительный знак домашнего ареста. Джедай уже был на пороге, когда Видар Ким окликнул его.
– Рон, а зачем ты носишь в волосах гребешок?
Молодой джедай потрогал свой узелок на затылке с воткнутым в него изогнутым гребнем. Его бывший падаванский хвостик уже хорошо отрос и позволял закрутить такую хитрую кичку, которую, если верить легендам, носила мастер Цон-Цу Дун, основательница школы «жёлтой нитки».
– Что, моя причёска выглядит очень непривычно для ваших краёв? – улыбнулся сын. – Это для усиления чувствительности. Для обострения интуиции.
– Тогда… Подожди минутку... Буквально минутку!
Видар удалился вглубь дома, но вернулся действительно очень быстро.
– Вот, держи. Это гребешок твоей матери, наша фамильная драгоценность. Мама надевала его только на королевские приёмы. И на нашу свадьбу. Материал, как видишь, очень простой – кость, горный хрусталь и обсидиан, он и мужчине подойдёт. Этой вещи больше трёх тысяч лет. Работа изумительная, музейная. А свой отдай мне, на память.



– Папа... Вот это подарок, я и не мечтал о таком! Спасибо… Лучшим твоим даром может быть только благословение на добрые дела.
– С большой радостью благословлю тебя. Да пребудет с тобой Сила, мой мальчик, – отозвался бывший сенатор (Палпатин словно получил удар в солнечное сплетение, в его глазах запрыгали жёлтые блики). – Только возвращайся скорее.
«Вот же зараза, сам нарывается, сопляк... Прав был проклятый Дарт Плегас: или я, или они, третьего не дано».
Аппарат связи первого наёмника из списка, доставшегося Дарту Сидиусу в наследство от учителя, не отвечал. Второй номер откликнулся в стельку пьяным голосом. Третий был тоже пьян, хотя, услышав пароль, протрезвел.
Но тут уже Палпатин нажал кнопку сброса вызова, подумав, что такова подсказка самой Силы. Взвесив все «за» и «против», он решил повременить с устранением джедая и ограничиться только старым Кимом. Готовясь к настоящей войне с целым Орденом, было бы верхом расточительства своими руками уничтожить столь ценное разведывательное устройство.
«Надо просто аккуратно работать с ним. Не присаживаясь плотно, иначе можно и сгореть на ровном месте».

[old-diplomat]

Убийство экс-сенатора, находившегося под следствием, стало столь же горячей политической темой, что и результаты выборов. Кос Палпатин как победитель избирательной кампании выступил с заявлением о том, что тема восстановления престижа Набу в Сенате станет его экстренной задачей на новом посту. «Я полагаю, что покойный господин Ким был скорее жертвой махинаций, чем махровым коррупционером, которым его пытались изобразить наши недоброжелатели в глазах галактического истэблишмента. Клянусь, что предприму самые решительные шаги для того, чтобы имя Набу ассоциировалось с порядком и процветанием, а не с махинациями во Внешних территориях», – заявил Палпатин мужественным голосом, получая мандат из рук королевы.
Он также выразил глубокие соболезнования сыну погибшего предшественника, с которым «случайно» встретился на похоронном дворе. («Скоро это будет моё второе любимое место после Долины водопадов».)
Со времён Второго раскола адепты Светлой и Тёмной сторон Силы ещё ни разу не общались так по-дружески. Преемник отца на посту сенатора произвёл на Ронара Кима необыкновенно приятное впечатление. Молодой человек ощутил прилив такой искренней симпатии к невысокому рыжеватому набуянину, словно тот был ему давно потерянным и вдруг нашедшимся старшим братом. Кос очень старался и выверял каждое слово, каждый жест и взгляд, и уж конечно – каждый вздох.
Палпатин уверил Ронара, что только вместе они смогут довести расследование странной смерти семейства Кимов до конца. Теперь, когда он, Кос, вступил в новую должность, он сможет открыть молодому джедаю доступ к документам Представительства Суверенной Системы Набу – конечно, неофициально, из чувства благодарности к покойному…
Кроме того, Палпатин устроил для гостя планеты экскурсию по Тиду и наиболее живописным окрестностям.
«Ещё чуть-чуть сахара – и почувствую себя «жёлтой ниткой»…»
Расстались они совершенными друзьями, почти родственниками. Анализируя свою работу с Ронаром, Палпатин просто не мог не похвалить себя со всей сдержанной скромностью.
Но расследование смерти Видара Кима никуда не привело, несмотря на всё содействие нового сенатора сыну покойного. Нити преступления либо обрывались, либо уходили на самые вершины корускантского политикума, в окружение клана Валорумов. А туда молодому джедаю хода не было.

[old-diplomat]

Сборы Палпатина для переезда в Столицу заняли немного времени – иначе и не могло быть у такого собранного человека. У него всё всегда находилось под рукой или в известном месте. Поручив своему помощнику Дориане подготовить к приезду сенатора рабочий кабинет и жилые апартаменты, Кос отправил с ним дипломатическую почту, архив и часть гардероба, а сам перед отбытием к новому месту работы даже выкроил несколько дней для отдыха. Шутка ли, отпускники со всех ближайших миров стараются провести время в Озёрном краю или на побережье Великого океана, а он, уроженец этого курортного рая, уже забыл, когда в последний раз купался в море! Между тем, окунуться нужно было обязательно – перед долгими месяцами работы в каменном мешке. Земля была для него самой трудной стихией, а Корускант – особенно неприятной «Землёй».
Не мешало запастись также красивыми набуянскими ракушками, которые вызывали восторг у разного рода офисных девушек. Этими нехитрыми сувенирами Палпатин умел эффективно пользоваться, чтобы открывать себе двери многих приёмных.
Он снял на декаду коттедж на морском побережье и вёл себя совершенно как порядочный курортник, разве что не загорал. Рано утром он купался и собирал ракушки, затем обряжался в просторный летний костюм, вполне уместный в этом царстве голых тел, завтракал в столовой соседнего дорогого пансионата и отдыхал с газетой в тени яркого зонтика на удобном шезлонге. После обеда газета сменялась книгой или блокнотом, затем – снова приятный контакт с родной стихией, которая омывала его ноги с неизменной лаской. Мир был воистину прекрасен и добр. Шум, производимый отдыхающими, ситха не беспокоил. Иногда он даже чувствовал потребность побыть в гуще народа – понаблюдать за лицами, поработать с чувствами, заточить свою наблюдательность, зачистить шероховатости восприятия.
В один из таких приятных дней, когда мешочек с ракушками уже был заполнен до половины, солнце клонилось к западу, газета была прочитана и отключена, а на акварельном небе появлялись лёгкие, как пух, облачка, Палпатин вдруг почувствовал знакомый мягкий толчок и с раздражением подумал о Ронаре. Вроде бы благополучно проводил его в космопорт и даже обнял на прощание – неужели настырный джедай вернулся с полдороги?
Но приподнявшись с шезлонга и посмотрев в сторону источника беспокойства, Палпатин обнаружил маленького мальчика забракской расы, резво перемещавшегося по пляжу. Это именно он был одарён чувствительностью к Силе, и одарён богато. Его аура (чистейшее желтое по краям, оранжевое в середине, пламенно-ацетиленовое в центре, двумя сгустками, дух Огня) заставила взрослого ситха, по памятному выражению Дарта Плегаса, «хорошенько проморгать третий глаз».
Энергия фонтанировала из деятельного пацанчика, как плазма из скважины. В течение пяти минут он успел выловить и распотрошить ядовитую медузу, подключиться к строительству замка из песка, повздорить со старшими ребятами, которые этот замок возводили, и нанести постройке существенный ущерб. Отступив под натиском превосходящей силы противника и потирая лобастую голову, мальчик вернулся к застолблённому месту семейного отдыха. (Палпатин поискал глазами его родственников и обнаружил шумную компанию взрослых забраков, увлечённо играющих в мяч.) В течение минуты ребёнок заинтересованно ковырялся в браслетах безопасности на запястье и щиколотке – очевидно, для надёжности родители продублировали «электронный поводок». Период относительного покоя сменился новым всплеском активности: мальчишка вытащил затычку из надувного матраса отдыхающей рядом пляжницы и безвозвратно утопил в море часы кого-то из старших родственников – вероятно, испытывая их непромокаемость.
И конечно же, время от времени забрачонок оглядывался вокруг.
Палпатин захватил мешочек с ракушками и пошёл вдоль берега, иногда наклоняясь, чтобы подобрать самую красивую. Немного побродив у кромки воды, он сел на один из разбросанных по берегу больших плоских камней и вытянул ноги, подставляя босые ступни волнам.
Буквально через несколько секунд мальчишка пристроился неподалёку, делая вид, что увлечённо пропускает влажный песок между пальцами, ожидая набега новой волны.
«Любопытство погубило фела», – подумал ситх скорее неприязненно, чем самодовольно. Ощущения, вызываемые живым Огнём, доставляли ему мало радости.
Тень от маленькой фигурки упала на лицо взрослого.
– Дядя, а почему вы такой фиолетовый?
– Хороший вопрос! – усмехнулся Палпатин. – Ты, я вижу, смелый мальчик. Не страшно тебе от моего цвета?
Тот нимало не смутился и уж тем более не испугался, как смутился и испугался бы сам Кося в пять или шесть лет. Наоборот, обрадовался, что со скукой в ближайшее время будет покончено.
– Не-а, не страшно. А это от вас такая щекотка?
– От меня.
– А почему?
– Потому что мы с тобой одной крови.
– Разве? – удивился забрачонок.
– Угу, – кивнул Палпатин. – Вот, почувствуй.



Мальчик аж подпрыгнул на месте.
– Это делаете вы?!
– Да, я.
– А как?
Взрослый помедлил.
«Это же немыслимо – связываться с таким сосунком… С таким шумным… Куда я его дену? Как буду за ним присматривать? От него же покоя не будет ни днём ни ночью, я с ним с ума сойду… И – зачем?! Еле отвязался от Дарта Плегаса – и новую беду себе на шею посадить?»
– С помощью Силы, – наконец выговорил он.
– С помощью Силы?! Вы – джедай?
– Нет. Я – ситх.
– Да ну, враки! – смешно наморщилось личико мальчика.
Палпатин от души рассмеялся.
– Может, враки, а может, и правда. Если ситх говорит, что он не врёт, это ещё ничего не значит. Так ведь в комиксах написано? Как тебя зовут?
– Кха. Кхамеир.
– Ты приехал с Иридонии?
«Сделать бы из тебя кувалду, которая разнесёт вдребезги проклятый Храм... Но до чего же не хочется связываться с детьми... Хотя… если в нём так сильно проявлено мужское начало, значит, одна черта должна быть чисто женской. Для равновесия. Покорность, принятие своей судьбы, управляемость…»
– Нет, с Коррелии.
– А-а, – несколько разочарованно протянул взрослый, специально, чтобы задеть гордость пацанёнка. – Говорят, что коррелианские забраки совсем не такие сильные, как коренные иридонские.
– Это почему это?! Неправда! Вот мой папа, – Палпатин проследил за взглядом ребёнка и выделил среди азартно вопящих курортников атлетическую фигуру мужчины, покрытую густой татуировкой, – он, знаете, какой сильный? Он вас одним пальцем раздавит! Вас даже моя мама одним мизинчиком поборет!
Палпатин ощутил и рассмотрел маму тоже.
«Да, интеллектом дама не перегружена примерно в той же степени, что и джентльмен. Но это и к лучшему – зачем тебе, Дарт Мол, умная голова впридачу к подвижности и выносливости? Думать за тебя в любом случае буду я».
– Ошибаешься, юноша, – усмехнулся рыжеволосый мужчина. – Давай проверим, кто сильнее. Вот смотри, – он выкопал из песка гальку. – Как ты думаешь, сможет твой папа сжать этот камешек двумя пальцами так, чтобы из него потекла вода?
– А разве это возможно? – недоверчиво спросил мальчик.
– Разве ты не знаешь, что для одарённого Силой нет ничего невозможного? Смотри.
Палпатин сжал гальку двумя пальцами. Из деформирующегося камня побежали мутные капли воды.
– Да ну... Это фокусы... Вы просто незаметно воды набрали в ладонь!
Взрослый показал мальчику то, что осталось от камешка.
– Это не настоящий камень...
– Найди настоящий.
Мальчик принялся шарить в песке и достал более увесистую гальку.
– Чем меньше камень, тем труднее, – заметил Палпатин. – А из этого полстакана можно нацедить за пять секунд. Подставляй ладони и считай.
«Скоростной пацан. Огонь самого высокого градуса... Ох, и намучаюсь я с ним... Но второго такого случая, может, никогда больше не представится...»
Представление произвело на маленького Кху неизгладимое впечатление. Без слов он зарылся руками в песок, нашёл ещё одну гальку и побежал к отцу, сверкая босыми пятками. Палпатин задумал, что если мальчик не вернётся к нему, то сам он не будет впутываться в такое рискованное дело, как киднеппинг.
Он внимательно наблюдал (даже с потаённой жалостью в сердце, в которой не признался бы и самому себе), как ребёнок пытается докричаться до взрослых, игра прекращается, мяч откатывается, отец слушает, потом смотрит в сторону Палпатина и после непродолжительного диалога даёт сыну подзатыльник.
«Да ты, я вижу, наш клиент», – с изрядной толикой злорадства подумал Дарт Сидиус.
И снова вспомнилась мудрость учителя: пока мир будет населён ни разу не разумными существами, которые воспроизводят бессмыслицу, ситхи никогда не исчезнут.

[old-diplomat]

Потынявшись среди шезлонгов, Кха очень быстро вернулся к странному дядьке в густо-фиолетовой дымке.
– Папа признал своё поражение, – сказал мальчик серьёзно. – Вы сильнее. А давайте ещё поиграем во что-нибудь такое! С Силой!
«И в чём риск? Я хоть сейчас могу улететь с ним на Корускант. Мой корабль имеет дипломатический статус, проверять его не будут...»
Сама Тьма призывает его не упускать ученика, пусть даже не слишком перспективного. Первый блин и должен быть комом.
– Давай. Может быть, ты хочешь стать моим учеником?
– Не знаю... Вот если бы вы были джедаем, а не ситхом...
– Но ведь ситхи сильнее, юноша! Именно поэтому я выбрал Тёмную сторону. Видишь вон ту гору? Я такой сильный, что могу вырыть её из земли и запросто зашвырнуть в море. Этого не сделает ни один джедай. Или могу вызвать извержение вулкана. Хочешь посмотреть на фейерверк?
– А от этого плохо никому не будет? – наморщил лоб и бровки мальчик.
Но фиолетовый дядька ничего не ответил, он только странно посмотрел внутрь себя, его глаза из голубых стали жёлтыми, а кожа – белой, как лёд.
К потрясению отдыхающих, море вспухло, развалилось на две половины, откатившиеся почему-то не к берегу, а к горизонту, на месте бывшего моря стремительно выросла гора – и загрохотала вулканическим ужасом. Палпатин в это время крепко держал мальчишку, и про мешочек с ракушками он тоже не забыл. Кхамеир, впрочем, не брыкался, задавленный не столько даже фантастическим зрелищем, сколько фантастическим ощущением. Впервые он узнал, и не из комиксов, что значит – почувствовать неодолимую мощь Силы. Сквозь гул земли и шум кипения подземного огня он не слышал ни криков родителей, ни отчаянных воплей обезумевших птиц, ни рёва морских животных. С того самого дня и с тех самых ощущений он свято верил, что учитель сильнее всего на свете.

«Я и в огне не горю, и в воде не тону, как настоящий политик, – уже на Корусканте рассказывал Палпатин своим землякам. – Но ущерб курортной зоне нанесён страшный. Столько людей погибло, столько пропало без вести!.. Я уже перечислил посильные средства на восстановительные работы, призываю и вас, друзья мои, организовать сбор пожертвований – кто сколько сможет».
В тот же день, когда в правительственной газете «Эхо Набу» появилась заметка о добровольных пожертвованиях, перечисленных администрацией сенатора и дипломатическим представительством планеты в Столице на рекультивацию земель, выжженных извержением подводного вулкана, у Палпатина состоялась интересная встреча.
Он закончил рабочий день пораньше, поскольку у него был запланирован осмотр квартиры на нижнем уровне в том же доме, в пентхаусе которого располагалась служебная резиденция сенаторов Набу. Агент по недвижимости подобрал ему действительно оптимальный вариант.
Чаще всего Палпатин пользовался западным выходом из огромного грибообразного здания Сената (именно там парковались машины депутатов Чоммельского сектора), но в этот день он решил воспользоваться городским аэробусом и направился к юго-западному. Проходя мимо офиса отдела кадров, сенатор обратил внимание на вышедшего из дверей совсем молодого человека, крайне разочарованного, чтобы не сказать униженного. Разочарованные молодые люди были предметом его специального интереса, а спектр их аур – наслаждением для знатока. Этот был прямо-таки коллекционный экземпляр, поэтому сенатор пошёл следом за неудачником и окликнул его, когда они оказались на улице.
Молодой человек обернулся. На Палпатина глянули как будто где-то уже виденные яркие тёмные глаза.
– Анкета подошла, собеседование состоялось, но вот незадача – отклонили вашу блестящую кандидатуру, не так ли? – усмехнулся Палпатин дружелюбно. – Цитадель демократии не поддалась обаянию вашей сверхценной личности. Сочувствую.
– Благодарю вас, сэр. Но, простите, в вашем сочувствии не нуждаюсь. Как говорится, была бы шея, а хомут найдётся.
– Золотые слова, мой друг, золотые слова. Но, знаете, хомут тоже желательно не какой-нибудь надеть, а самый-самый, не правда ли? В то же время, чтобы и шею не слишком натереть. Или, не приведи Сила, сломать.
– Да, желательно, – неприязненно отозвался парень. – Вы знаете, где такой можно достать?
– Всё возможно в этом лучшем из миров. Кем же вы, позвольте полюбопытствовать, собирались устроиться в Сенат? – лощёный молодой политик оглядел непритязательную одёжку парня («И ведь лучший костюм, лучший!»). – Курьером? Экспедитором? Или, может быть, официантом в нашу столовую?
– Инженером по сетям.
– О? Даже не ожидал. Неужели Корусканстский политех?
– Нет, сэр. Технический колледж Кьютрика, – ответил парень более спокойно. Он уже не пыхал в эфир кислой злобой. Сообразил, что может последовать предложение о выгодной работе. – У меня диплом системотехника, сэр. Но лучше всего я знаю сети.
– Какая удача, системотехник и специалист по сетям… Да мы с вами просто одним воздухом дышим! Позвольте представиться: Кос Палпатин, сенатор планеты Набу. С кем имею честь?
– Сейт Пестаж. Пока без титулов.
– Мне нравится это «пока». Но не слишком ли вы самонадеянны?
Молодой человек криво ухмыльнулся:
– А где это – Набу-у?
– Дальше от Корусканта, чем Кьютрик, но ненамного. Если у вас найдётся несколько минут свободного времени для дружеского разговора, я вам подробно объясню, где это и какие перспективы это может открыть лично перед вами. Прошу вас, – и сенатор сделал приглашающий жест в сторону ресторана на Сенатской площади.
– Если вы платите, почему бы и нет, – со смесью дутого высокомерия и смущения откликнулся парень.
– Да, конечно, я плачу! – рассмеялся Палпатин. – Я же собираюсь сделать вам предложение о работе, а за работу платят. И я готов – с первого же дня вашего поступления ко мне на службу. Я сейчас сделаю только один звонок, чтобы освободить пару часов для нашей беседы, – и буду полностью в вашем распоряжении.

[old-diplomat]

Сейт Пестаж сделал заказ – как раз в меру скромный, из вежливости и исходя из его чувства собственного достоинства. Правда, в меню этого ресторана цены начинались от восьмидесяти кредитов за поджаренные хлебцы со специями по-эндорски; даже экономный стол здесь мог съесть все сбережения на карте неподготовленного посетителя.
Щёлкнув по кнопке «Подтверждение заказа», парень принялся откровенно рассматривать потенциального работодателя, почитая это признаком силы и независимости. Палпатин составлял своё меню значительно дольше и на своего неплатежеспособного сотрапезника не смотрел совсем (во всяком случае, тому так казалось). Наконец, молодой политик тоже нажал кнопку, задвинул консоль в стол и удобно расположился в кресле.
– Итак, Сейт, давайте поговорим о вас. Сегодняшний конфуз — это ваш первый опыт трудоустройства?
– Нет, я работал – и сейчас работаю – в гостиничном комплексе «Пятьдесят шестая», инженером систем контроля доступа и видеонаблюдения.
– А чем не нравится место? Мало платят?
– Платят так себе. Но главное, работать в Сенате – это, знаете, не то же самое, что в отеле. Самая интересная система – это государственная власть.
– В самом деле. Но тогда надо было учиться не на инженера, а на юриста или экономиста. А если родители из бедных – стать членом какой-нибудь политической партии, бегать по её мероприятиям, устраивать всякие пикеты, плакаты вешать, с транспарантами ходить. Чтобы примелькаться перед глазами маститого политика. Глядишь, он и возьмет шустрого юношу в свою команду. По этому пути пойти и сейчас не поздно.
– Вам, конечно, лучше знать, сэр. Семья моя и вправду небогата, да и не по нутру мне ещё в школе были все эти правоведения с экономическими географиями. Я не гуманитарий. Но быть молодёжным активистом, шило в заднице, – это тоже не по мне. Идиотизм какой-то. Скажем так: нет у нас такой партии, которая выражала бы мои политические взгляды.
– Хорошо сказано, а главное – честно. Так-так. Полагаю, нашей тайно лелеемой мечтой на новом месте работы был бы сбор целого портфеля компромата на высокопоставленных сенаторов и затем, как бы это поделикатнее выразиться, ненавязчивое предложение своих специфических услуг наиболее влиятельному из? Насмотревшись на выкрутасы ваших гостиничных постояльцев, вы вдруг открыли в себе эту близкую к гениальности мысль, не правда ли?
Под снисходительным взглядом светло-голубых глаз парень ощетинился, но промолчал.
– И это хлеб, – с улыбкой продолжил Палпатин. – Но так можно скорее попасть в криминальную сводку, чем во власть, мой юный друг. Самому, без подстраховки, заниматься такими вещами – сущее самоубийство. Если, конечно, у вас в крови нет мидихлориан. Иначе кривая не вывезет.
– А что – можно только по наводке и под покровительством какого-нибудь субъекта из регионов? – не остался в долгу Сейт. Он вообще был явно не из приятных собеседников. – Или вы знаете, как вживить мне мидихлориан?
– По наводке и под покровительством можно и не такое, господин Пестаж-Пока-Без-Титулов. И да будет вам известно, что мидихлорианы – не чип, их не воткнёшь кому попало. Компетентно уверяю: с вашим организмом эта манипуляция совершенно исключена.
– А жаль, – с неприятной гримасой бросил парень.
– И мне жаль, – кивнул Палпатин. – «Мой папа был джедай, а мама стюардесса, и в этот мир пришёл я совсем без интереса», так?
– Если ваш папа был джедай, примите мои соболезнования, – грубо отрезал Пестаж.
– Нет, мой родитель не имеет никакого отношения к… м-мнэ, защитникам мира и справедливости в галактике. Он был просто очень богатый предприниматель. Хотите и вы поделиться со мной воспоминаниями о своём счастливом детстве? Я готов внимательно вас выслушать.
– Послушайте, как вас там? Мы вообще о чём говорим?
– Говорим о вас, Сейт. Не каждый, знаете ли, день на пути встречается совершенно посторонний человек, который вами интересуется. Обычно люди каменнообразно безразличны к своим ближним, а тут вдруг – такое исключение. Напрягите ваши инженерные мозги! Искренний интерес – это, юноша, что-то вроде течения воды вверх по холму…
– Что вам от меня нужно?
– Мне нужен помощник. Близкое доверенное лицо. Понимающий и верный. Я хотел пригласить вас. Сначала вы мне очень понравились. Но вы так плохо воспитаны, что я уже передумал. Не беспокойтесь, обедом я вас накормлю. В качестве компенсации за ваше потерянное время. Моё потерянное время вы не компенсируете ничем. Но так уж и быть, я вам прощу. Как пострадавшему от джедайского произвола.
Парень заелозил в кресле – хотел подняться, и не смог, хотел выразиться покрепче – и тоже не смог.
– Я же сказал, что накормлю вас, – сухо сказал Палпатин таким тоном, что его собеседник покрылся ледяным потом. – Сидите и ждите, заказ сейчас принесут. Тут хорошая кухня. Но минус в том, что приходится ждать. Или вы хотите превратиться в полного идиота немедленно? Извольте, я отключу нужный центр в вашем мозгу, и вы будете продолжать мычать и дёргаться уже в другом месте.
Эти слова (но еще больше – ощущения) произвели должное впечатление. Когда официанты принесли заказ, и сенатор взялся за приборы, затихший пленник покорно следил за тем, как ест его визави. Наконец, Палпатин ослабил своё воздействие, и Пестаж обрёл дар речи.
– К-кто вы такой, и п-почему вам понадобился именно я?
– Подходящее сочетание воли, ума и личностных качеств. Но, повторяю, ваше поведение поколебало моё благоприятное первое впечатление.
– Откуда вы меня знаете? Кто вы такой?
Первый вопрос Палпатин оставил без ответа, на второй ответил коротко:
– Я ситх. Надеюсь, это исчерпывающая информация?
Глаза парня округлились, он дёрнул кадыком.
– Ситх? Что это т-такое? Это… это вот эти басни? Легенды?!
– Легенды – более удачное слово. Более уважительное, я бы сказал.
– Я согласен, – тут же ответил Пестаж. – Согласен стать вашим помощником, сэр. Приказывайте.
Палпатин несколько минут молча рассматривал молодого человека, даже с некоторым удивлением.
– Прямо так сразу, без раздумий? Хм. Неужели настолько ненавидите своего кровного отца?
– Нет, сэр. Он тут ни при чём. Я хочу власти. А вы дадите мне власть. Если я правильно понимаю, это как у животных. Первым к кормушке подходит самый сильный, а вторым – самый умный. Если вы единственный, я согласен быть вторым.
Палпатин усмехнулся, качнул головой. Действительно, он не ошибся в выборе. Обтесать бы его толком, жителя низа.
– Стать вторым, – поправил сенатор. – Да вы ешьте, ешьте, не стесняйтесь. Остынет же. И, кстати, зачем вам власть, Пестаж? «Девки, семечки, гармошка»? Так говорят у нас на Набу.
– Нет, – тряхнул парень чёрными кудрями, – хочу реализовать своё предназначение. Так чтобы эта занюханная Серенно на своей орбите повернулась в другую сторону. Но и от семечек я тоже не откажусь, – и он с хрустом сжевал солоноватое печенье, поданное как дополнение к супу «Столичному».
– Серенно – это ваша родная планета? По вашему произношению я решил, что вы корускантец.
– Я корускантец. Это папаша мой родом с Серенно. Между прочим, мой предок подписывал Конфедеративный договор, где описывалось всё это устройство вашего Сената. И вообще… В моих жилах течёт божественная кровь! Я – прямой потомок древнейшей аристократической фамилии, а все остальные – это побочные ветви, они на титул и прав-то никаких иметь не должны! А там одно родовое поместье тянет на пять-шесть миллионов!
Палпатин едва сдержался, чтобы не рассмеяться.
– А вместо подобающих почестей и материального обеспечения вы…
– Да. Слежу за тем, чтобы датчики регистрировали, как постояльцы воруют ложки и простыни. Или ползаю на коленях по коридору и чиню пробой, потому что какая-то сука процокала на шпильках. Даже там, где теоретически это невозможно.
– Понятно. «Пред кем весь мир лежал в пыли – торчит затычкою в щели». По крайней мере, теоретически должен был бы лежать. А матушка ваша, простите, совсем не голубых кровей, верно?
– Не голубых. Горничной работала. В гостинице. Сейчас на пенсии уже.
– М-да, ресторанно-гостиничное хозяйство – это прямо ваш земной удел. Юдоль, так сказать, скорби и печали. Удачно как мы здесь беседуем… И эти ваши ассоциации – сильный у кормушки… Скелет аристократа выпадает из шкафа с вёдрами и швабрами. М-да.
Пестаж скрипнул зубами, но промолчал.
– Как-то опрометчиво ваш родитель проливал свой свет по таким тёмным углам… И не аукнулось же ему в Силе, что вы так страдаете…
– Да это всё матушка моя... Очень хотела, трилл-крилл, детей иметь, а с батей, с отчимом моим, не получалось. Болела она по женской части. Это она потом до горничной доросла, а сначала, девчонкой ещё, убощицей работала. Дроида с контейнером переклинит, а ей тащить. Ну, и надорвалась. А хотела батю детьми привязать, чтоб не сбёг. И соседка занесла ей в мозг такую бредовую идею из сериалов, что только джедай, зерек-черек, спасёт Родину от вымирания. А если моя матушка что-то втемяшит себе в голову, то будьте покойны – своего добьётся не мытьём, так катаньем.
– Понятно. Как видим, мудрое предложение соседки сработало. А ваш дедушка по материнской линии, вероятнее всего, подробнейшим образом изучал географию и геологию Кесселя за казённый счёт?
– О нём сведений не сохранилось. Но думаю, он хорошо знал планетографию вообще.
– Да, гены пальцем не задавишь.
– Да уж! И хорошо, крилл-трилл, постарался папаша мой, защитник жизни во вселенной, крилл-трилл! После этого родаки ещё троих детей настрогали, уже самостоятельно. Привязала, называется, крилл-трилл! Расплодили нищету по полной! Вшестером в двухкомнатной квартире на Сером уровне – вам и не снилось!
Непечатные слова, последовавшие далее, Палпатин пропустил мимо ушей, выдвинул консоль, переключил компьютер на выход в городскую сеть. Он вошёл в библиотеку Ордена под паролем Ронара Кима и прошёлся по каталогам.
– Это батюшка ваш? – сенатор повернул монитор к собеседнику.

[old-diplomat]

– Да, он самый.
– Ну, что ж, как там в песне говорится: «Я вышел ростом и лицом – спасибо матери с отцом». Вы с ним общались?
– Да о чём нам общаться, зерек-черек? Хотя, в общем, положа руку на сердце, мне его упрекнуть не в чем. С одной стороны, если женщина просит, сами понимаете. Ради замужества с батей Пестажем моя матушка была готова хоть со всем Орденом переспать. Но когда я пришёл в этот их Храм и встретился с ним… Чтобы хоть посмотреть на него…
– Ну, не плюнуть в глаза, я надеюсь? – снисходительно поинтересовался Палпатин. – За жизнь на Сером уровне?
Пестаж снова скрипнул зубами.
– Нет, не плюнуть. Но стошнило меня от его благородной морды конкретно. Моралей мне начитал столько, сколько батя мой, отчим, за всю мою жизнь не читал! Да подавись ты своими мидиками! Лучше я буду всю жизнь камеры слежения протирать, чем жить с башкой, засранной каким-то бредом про мир и справедливость. Если совсем уж честно, в жизни бы не пошёл даже плевать на него, если бы батя мой, отчим, не лоханулся с этой добычей ломмита. Завербовался добровольцем, денег кучу обещал привезти – а его самого привезли в цинковой коробке. То, что от него осталось. А контракт был так хитро составлен, что мать ещё дожна была за кремацию заплатить.
– Вечный покой старику Пестажу. Четверо детей на Корусканте прокормить – это, конечно, не хухры-мухры. Только воспитал он вас, скажу я вам, не самым лучшим образом. А ведь, небось, первенца любил всем сердцем: бей, как я, хватай, как я… И даже не догадывался, что вы не родной его сын?
– Это само собой, в таком деле баба правды не скажет. Я только после его смерти узнал. Хороший батя был у меня, что бы вы там себе ни думали...
– … пил только, – закончил мысль Палпатин.
– Не запоем. Нормальный мужик был. На работу меня с собой брал. Это я от него к технике пристрастился. Но на кой ему было ещё троих детей плодить – это вопрос, как говорится, повисший в воздухе.
– Ну, знаете, у каждого свои маленькие радости. Говорите, на работу брал вас с собой? На мусоросжигательный завод какой-нибудь?
– Ошибаетесь, господин сенатор. Батя мой работал сервомехаником в грузовом порту Одиннадцатый-Северный. И алкашом он не был. Выпивал, конечно, но зарплату всю в дом тащил. А вот куда ваш папаша смотрел, когда из вас ситха клепали, – тоже вопрос хороший. Или это у вас наследственное?
– Да вы и впрямь смельчак, Сейт, – хмыкнул Палпатин. – Вступились за честь отца перед лицом самой Смерти! Хвалю. А мне про своего родителя и рассказать нечего. Он тоже как-то взял меня с собой на работу – и я понял, что лучше стать Тьмой, чем копаться в его наследстве.
– Хорошо, что у вас выбор был – копаться или не копаться, – сквозь зубы выдавил Пестаж. – А у меня как раз брательник с гопотой связался, на счётчик попал. Так что и спидер пришлось продать, и всю мою цветомузыку, которую мы с батей на балконе собирали. Его фамилия – вот и всё моё наследство, трилл-крилл.
– А что же кровный отец ваш, неужели никак не прищемил фирму-нанимателя, которая устроила старику Пестажу такую цветомузыку с фейерверком?
– Будет он свои возвышенные мысли на такие низы направлять! Ну, если положа руку на сердце, дал он мне триста кредитов и письмо к своим родным. Триста кредитов! Можно подумать, целое состояние, зерек-черек! Мне пришлось ещё полгода вкалывать после уроков официантом в закусочной, чтобы купить билет до его планеты, будь она неладна!
– И что же ваши титулованные родственники, которые, м-мнэ, подписывали Конфедеративный договор? Не признали вас? Обидели?
– Да они сами голота такая, как бетонный поребрик! Я им говорю: чего вы вцепились в это поместье? Прикиньте, им государство деньги предлагает, как за музей, а они ни в какую. Честь, мол, дороже. В этих камнях – а там всё из полированного камня сложено, по весу рассчитано и притёрто без раствора, чудо строительной мысли – их, мол, дух какой-то греет. Это бате моему ещё повезло, что он с мидиками родился, а то тоже… Каким-нибудь швейцаром стоял бы у входа в отель. Одна там только сука породистая, замуж выскочила за богатого мужика. Тётя моя родная, сестра его. Я пришёл к ней просто так, на фамильные портреты посмотреть, гордость потешить. А она и принимать меня не захотела. Чек выслала. У-у, благотворители хреновы!
– Какой чек?
– На учёбу.
– М-м? Так ведь неплохая сумма, если вы смогли получить специальность системотехника, пусть даже в провинциальном колледже!
«Вот таких стервятников и наплодила бы твоя программа «Образование и трудоустройство», старина Ким, добрая душонка. Хорошо, что эти твои благоглупости не пошли дальше предвыборных лозунгов…»
– Неплохая? – скривился Пестаж, как от зубной боли. – Сами-то вы на сколько сотен в неделю привыкли жить?



Палпатин молча посмотрел в чёрные глаза молодого человека. Тот, стянув губы в нитку, выдержал взгляд ситха.
– Но если вы приняли деньги, то чем же вам так не угодила эта несчастная Серенно?
– Да. Принял. Тут возразить нечего. А само отношение ко мне? Морды эти высокомерные, да цедилка эта сквозь зубы, что, мол, если пособирать по галактике моих братьев и сестёр, то их планету с молотка надо продать, чтобы всех обеспечить. А сами-то профукали всё своё состояние! Вековое состояние! На голову не налазит… Один так вообще прессовщиком на картонной фабрике работает – и будет мне рассказывать, что у меня не графские манеры!
– Ну, вы эту самую графскую морду его, надеюсь, начистили? Приложились хоть разок?
– Вот ещё надо! Себе дороже.
– Понятно. Сопрягаем горячую кровь с холодным расчётом.
– Сопрягаем. Ещё бы с капитальцем каким сопрячь – вот это была бы жизнь!
– А не этот ли братец подсказал вам адресок кьютрикского колледжа?
– Он самый. Вы и впрямь видите меня насквозь, сэр. И думаете, что я неблагодарная скотина. А за что мне их благодарить? За что мне вообще этот мир благодарить? Знали бы вы, как я натерпелся от своей вечной бедности, когда был студентом! Ни лайбы хорошей, ни девчонку в клуб сводить… Я, коренной корускантец, должен был этим грёбаным провинциалам тачки мыть!
– Ну, хоть воздухом свежим подышали, нормальной еды поели.
– Меня, знаете, и здесь воздух устраивает. Но я ещё тогда решил: ну, держите меня семеро – дайте только силу набрать, все у меня будете строем ходить! Сами, своими руками, разберёте этот свой хвалёный зàмок до последнего камешка мне на памятник!
– Однако, амбиции у вас…
– А то!
– И это для, хм-хм, такой самореализации вы пытались устроиться на работу в Сенат, я правильно понимаю?
– Где-то так. И тут вы так удачно мне подвернулись! А вы говорите – «без раздумий». Да я себе всю голову сломал, как вылезти наверх из этой помойки!
– И не боитесь, м-мнэ, трудностей и опасностей – встать на мою сторону?
– Нет, не боюсь. У ангелов и демонов свои счёты, внутри своих храмов они могут вытворять всё, что угодно. Меня это не парит. А вот жрец у входа в храм – это тот один из немногих…
– Второй у кормушки?
– Да. Второй у кормушки. Тот, кто не боится смотреть в щёлку и передавать волю Силы в массы, так сказать. Это как раз по мне. Я эту волю масс знаю, как свои пять пальцев, уж будьте уверены.
– Ладно, Сейт. Ваш образ мыслей мне совершенно ясен. Полагаю, мы сработаемся. И вот ещё: я хоть и не отец вам, и тем более не джедай, но смею заметить, что уровень вашей общей культуры требует серьёзного повышения. Я верю, что ваша компетентность в технических вопросах весьма высока. Но тот, кто хотет быть при власти, обязан научиться властвовать в первую очередь собой. В частности, следите за своей речью. Я понимаю, что вы житель понизовья, но надо исправляться. Могила, конечно, всё исправит, но зачем же так спешить?
– Да, сэр. Простите, сэр.
– В самом скором времени я вам позвоню. Извините, не могу более уделить вам ни минуты. Официант, счёт, пожалуйста.
– Так, это, сэр… Вы же не знаете моих контактов…
– Как это не знаю? Ваша анкета лежит у нас в отделе кадров. И потом, друг мой, неужели вы думаете, что теперь сможете выйти из поля моего внимания?
– А-а… Да. Простите, сэр. Повторите мне, пожалуйста, ваше имя. И я посмотрю по карте, где находится ваша планета.
– Посмотрите. Меня зовут Кос Палпатин, я представляю интересы Набу. Только имейте в виду, что на самом деле я родом ниоткуда, и зовут меня Хозяин действительности.
– Да всё я понимаю, сэр, не тупой!
– Я надеюсь. Желаю вам приятно провести остаток дня.

[old-diplomat]

Дряхлый Император с наслаждением отмечал, что помнит. Помнит всё до последних мелочей. И свою встречу с агентом по недвижимости после беседы с Пестажем, и сумму затрат на оборудование тренировочного зала, и удивительную покорность маленького забрака перед лицом своей судьбы. Мальчик сразу понял, что никто не будет его ни искать, ни спасать. И что слушаться надо беспрекословно.
Палпатин перебрал воспоминания. Как же труден был его путь учителя… Счастье, что к тому времени у него на службе появился Пестаж. Тот знал, как общаться с маленькими детьми (вот когда пригодились трое братьев и сестёр, воистину всякому опыту находится применение), так что в первый год обучения дурного мальчишки он мог опереться на помощника.
Сколько пота и крови пролил Дарт Сидиус, воспитывая неуёмного забрака, на сколько лет укоротил с ним свою драгоценную жизнь – а в результате пшик. Чего же ещё ожидать от существа с духом Огня? Только пшика и ожидать…
«А всё потому, что мамаша никуда не годилась, – прошамкала себе под нос мумия в императорском кресле. – Совершенно никуда».
Он её тогда хорошо рассмотрел. Хихикающая, толстомясая, с массой побрякушек на шее, на руках и на ногах. Дебилка. И сын был такой же. Какова мать, таков и сын, да...
Чего стоила хотя бы история с татуировками! Это каким же надо быть идиотом, чтобы только представить себе, что учителю понравится подобный, с позволения сказать, боди-арт...
Хотя оно и понятно: если не дано изнутри, пытался хоть снаружи нарисовать. Ни внутренняя алхимия, ни работа со стихиями у забрака не получались, в этом направлении он был необучаем, а вот боец и диверсант из него получился хороший. Главное было написать ему сценарий поведения от сих до сих. Нет, Мол всегда очень охотно проявлял инициативу (и татуировки – это ещё не самый тупой пример), но Палпатин старался пресекать её на корню, чтобы ученик не испортил его гениальные планы своим пустоголовым рвением.
Правда, именно эти татуировки (и воспоминание об отце Кхамеира) натолкнули Палпатина на мысль о клонировании целой армии ограниченных интеллектуально, но превосходно развитых физически существ. А идея о том, где добыть средства, пришла после беседы с Ронаром Кимом, таким же недалёким, каким был сенатор Ким.
– Похоже, мы так и не сможем найти убийц и отомстить за смерть твоих родителей, – с прискорбием вздохнул Палпатин, когда «племянник» и «друг» сообщил, что в своём расследовании зашёл в полный тупик.
– Мстить нельзя, – отвечал тогда Ронар своему «дядюшке». – Невозможно сделать добро из зла, это иллюзия. У моего отца была такая работа... Как у пожарного, понимаете? Если пожарный погибает в огне, виноват не огонь...
– ... а сбой системы безопасности, – подхватил мысль набуянский сенатор и грустно кивнул головой. – Служа другим, сгораю сам. Как это было похоже на Видара Кима – не отступать перед трудностями... Полагаю, он случайно вышел на след политической мафии, и его попросту убрали. Сначала промахнулись, потом добили.
– Так говорит и мастер Сайфо-Диас, наш казначей. Я рассказал ему о гибели моих родителей, попросил помочь. Но ему тоже не удалось раскопать эту историю, хотя по нашей наводке он создал целый подставной фонд, чтобы вычислить тех, кому нужны были счета банка Набу во Внешних территориях... Берегите себя, господин Палпатин. Честные люди на таком проклятом месте, как ваше, – как раз те самые индикаторы системы безопасности, от которых зависит будущее цивилизации.
Когда глупый мальчишка ушёл, Дарт Сидиус не мог отделаться от ощущения, что среди шлака напыщенной джедайской болтовни блеснула грань некоего драгоценного камня. Тщательно восстановив в памяти весь ход беседы с земляком, он вычленил слова «целый подставной фонд» – и понял, кто профинансирует его грандиозный план по созданию армии клонов. Сам Орден и профинансирует. «Если будет большая армия, будет и большая война, – одобрил он свои намётки. – Чтобы ружьё выстрелило в конце пьесы, в декорациях нужно предусмотреть и гвоздь для него, и вынести на сцену само это ружьё».

Да, труд Дарта Сидиуса даже с никудышным материалом не пропал даром, на то он и мастер. Не зря он тратил своё бесценное время на идиота Кима – по мере продвижения по службе тот получал доступ всё к более и более важным материалам информационной системы Ордена. Недаром он дал первому ученику такое имя – от удара этой кувалды прошла трещина по самому основанию Храма.
А Палпатин направил события так, что получил пост канцлера Галактической Республики.
От того времени в его чёрной книжечке осталась небольшая запись, всего восемь иероглифов:

"Труд политика подобен труду шахтера. Это кропотливый, повседневный труд. В нем нет места для примитивных и удобных решений".

Свои неуспехи в экспериментах со стимулированием искусственного размножения мидихлориан он никак не описывал. Просто держал в памяти, что в этом направлении он не продвинулся ни на шаг.

[old-diplomat]

С каким чувством возбуждённого превосходства он обживал апартаменты в доме № 500 по улице Республики! Как перестраивал и украшал по своему вкусу полукруглый кабинет в здании Сената, изгоняя дух прежнего хозяина, канцлера Валорума… С какой заботливостью собственноручно протирал свои любимые статуи и мебель, как радовался великолепной ванной комнате – настоящему дворцу свежести...
Это был триумф его воли. И когда всё было устроено так, как он хотел, и уже состоялось первое совещание глав комитетов, которых он принимал, сидя в самом высоком кресле Галактической Республики, и закончился рабочий день, и он остался один – ему, впервые за много лет, было даже хорошо и просторно. Погасив свет, он долго стоял у знаменитого панорамного окна, глядя на разноцветную корускантскую ночь. А потом мысленно отсалютовал своему отражению красным клинком.

Была, конечно, во всём этом великолепии небольшая складка, и он, мастер-проектировщик текущей действительности, понимал, что она проявится. Чем раньше она переросла бы в волну, тем было бы лучше, он сам нарочно поторопил события. У складки было имя: Падме Наберрие, новоизбранная королева Амидала, сменившая обанкротившегося короля Веруну. Юный возраст монархини обуславливался традицией: после особенно неблагоприятного хаотического правления на трон избиралась не сведущая в дворцовых интригах девочка. На это Палпатин предусмотрительно сделал ставку – манипулировать девчонкой, казалось, не составляло ни малейшего труда.
Неудачливый монарх, при всей его жадности и неразборчивости в связях, проявлял настоящее политическое чутьё и противодействовал всякому изменению транзитной политики. В первый же месяц правления новой королевы планеты Чоммельского сектора, в том числе и Набу (без малейшей экономической необходимости, а из солидарности со своим регионом), приняли новый закон о транзитных тарифах. Одним из авторов закона был юрист Кинман Дориана, которому Палпатин доверил проведение операции. Главы торговых домов Федерации были подробнейшим образом проинформированы, с каких солнц пылит ветер на их трассах – за эту часть плана отвечал Нуте Гунрай, главный контрагент Дарта Сидиуса со стороны федератов. С ним Кос познакомился еще в бытность свою замминистра внешней торговли Набу на одной из экономических конференций.
Коллизию, вытекавшую из столкновения суверенитета планет с положениями двусторонних транзитных договоров, можно было обострить вплоть до военных демаршей – что и было блестяще проделано командой тайных сторонников Палпатина на Набу и в руководстве Торговой Федерации.
Складка переросла в волну, когда королева Амидала, спасенная с оккупированной планеты джедаями-миротворцами, не захотела остаться правительницей в изгнании. В планах ситха такой поворот событий тоже допускался: на её месте он сам отказался бы от незавидного статуса мёртвой политической фигуры и попытался бы вернуть контроль над ситуацией. Тем более, утвердив на посту канцлера своего соотечественника Палпатина, монархиня получала невиданные в истории Набу преференции в галактическом масштабе – но лишь в том случае, если бы проявила волю к борьбе, не позволив списать себя и свою планету со счетов. Она проявила.
Уже в статусе Верховного канцлера Палпатин с показным беспокойством и как бы деятельным протестом сам подвел королеву к мысли о возвращении на Набу – и с внутренней усмешкой отправил её на родину, «под опеку» Дарта Мола.
Все развилки, которые вытекали из этого узлового момента, приводили к усилению позиций Палпатина в истэблишменте Республики. В один из вечеров канцлер даже позволил себе пораньше завершить текущие дела, отключить комлинк с поминутно выскакивающей надоедливой голограммой Нуте Гунрая и отправился домой. С наслаждением принять ванну, а не торопливый душ.
То, что в его выверенном плане появились нестыковки, он понял, когда, желая усилить запах ароматических масел, потянулся к кранику – и внезапно налетел взглядом на отражение своей «сестры» в зеркальной стене. Это было настолько неожиданно и, прямо скажем, неприятно, что канцлер выключил воду, вылез из ванны (надеясь, что морок развеется, когда он подойдёт к зеркалу ближе) и большим махровым полотенцем принялся протирать чуть запотевшую зеркальную поверхность.
Но ни морщинистое женское лицо с линялыми мокрыми волосами, ни жилистая фигура с маленькими обвислыми грудями не претерпевали ожидаемой трансформации. Старая носатая ведьма с остервенением тёрла стекло полотенцем, бросая на Дарта Сидиуса взгляд, полный злобного страха. «Соберись немедленно!» – просипела она из зазеркалья.
То есть это сказал Палпатин. Несомненно, он сам и сказал, кто же ещё…
Надо собраться. Он отбросил полотенце и закрыл лицо руками. Представил, как из костяшек кистей проступают привычные черты его лица, его повседневная маска. Когда он воссоздал в воображении всего себя, от макушки до пальцев ног, то отвёл руки и снова посмотрел в зеркало.
Его приветствовало лицо стареющего джентльмена, не лишённое некоторой растерянности. Оно, конечно, не гармонировало с каменной белизной его круглых плеч, широкой грудью и втянутым бугристым животом, об который можно было разбить хоть всю колоннаду центрального входа в Сенат, но эта дисгармония была в своём роде естественной. Просто его тело и душа отражали разные грани мироздания.
Однако теперь во весь рост встал вопрос: что же такого случилось в мире и в Силе, если его посещают подобные видения?
Палпатин поднял полотенце, машинально повесил его на крючок, взял другое, маленькое, и принялся сушить свои поредевшие и поседевшие волосы.
Что-то хрустнуло у него под ногой. Оказалось, выскочила напольная плитка.
«Ну, халтурщики! – помянул Дарт Сидиус недобрым словом строительных рабочих. – Ведь только что сделали ремонт! У меня дома четыреста лет облицовке – и нигде ни трещинки, а тут… И это Столица, резиденция канцлера!»
Впрочем, он почувствовал, что напрасно метал словесные молнии в сторону ни в чём не повинных строителей. Просто перемены тонкого плана вызывают вибрации в материи, с которой он так или иначе связан. «Сила дрожала с каждым его шагом» – очень точные слова. И записаны они были в давние-давние времена вовсе не для того, чтобы со страниц комиксов пугать (или приводить в восторг?) нынешних сопливых мальчишек. Похожих на его ученика.
Подумав о Дарте Моле, он понял, что его ученик ушёл из мира живых.
Тут уже было отчего ругаться. Рассыпая проклятья по всей галактике, Дарт Сидиус надел халат и быстро направился в свой кабинет. Вытащив из сейфа цитатник Дарта Плегаса, он начал в спешке пролистывать манускрипт.
Вот. Наставление о стихиях Дарта Занны. Дурной мальшишка, беспокойный. Слишком беспокойный, теперь бы понять, как его успокоить. Не предусмотрел. Вот этого как раз не предусмотрел...
«А ведь джедаям, наверное, тоже уже сообщили... Проклятье!»
Он начал немедленно собираться в путь.

[old-diplomat]

Да, волна перехлестнула через расчётные параметры, когда выяснилось, что королева Амидала заручилась поддержкой невероятных союзников – гунганов, которых ни один набуянский политик вообще никогда не принимал в расчёт! – и разгромила блокирующую Набу армию Торговой Федерации.
В спешке прилетев на родную планету, Палпатин молниеносно оценил обстановку – и даже при всех минусах она ему понравилась. На похоронах джедая, убитого Дартом Молом, он чувствовал себя триумфатором. Пусть прежний его план пошёл прахом, значит, нужен новый, только и всего. Теперь, с клеймом агрессора и санкциями Сената, галактический гигант будет нести огромные убытки, которые, может быть, и не перевесят преимуществ от использования единого экономического пространства Республики… Но может быть, что и перевесят. Если и дальше стараться в том же направлении.
А гибель ученика его не особенно-то и огорчила. Ресурс израсходован, первая ступень отгорела и отвалилась. Это естественно.
«Ущемлённая национальная гордость федератов – это уже кое-что. А уменьшение доходов собственно элит, входящих в Федерацию? Это вы просчитали, ваше величество? Вы и ваши министры, которые через одного мои ставленники и партнёры, хотя они сами об этом не догадываются? Нет? Ну, и хорошо, потому что я просчитал… Просчитал, что военные заказы и военные приготовления вернут им утраченное. И знаете, я вам очень благодарен за подбор кадров. Когда начальник вашей охраны прилюдно оскорбил и без того униженного поражением Нуте Гунрая – «можете поцеловать вашу торговую лицензию», стиль казармы, очень хорошо – он подписал смертный приговор Галактической Республике. Видимую часть истории творят именно такие мужланы в фуражках».

Пышные дворцовые торжества и народные гулянья, устроенные юной королевой Амидалой по случаю победы над Торговой Федерацией, на самом деле во все литавры и фанфары прославляли его, Дарта Сидиуса, гений. Он был творцом и хозяином этой действительности, как же ему было не радоваться и не поздравлять себя?



Тем более что сама Сила вознаградила Палпатина за труды! Когда перед ним промелькнул светловолосый мальчонка, чудо-пилот, сбивший боевую станцию Торговой Федерации, Палпатин уже знал, что это будет его новый ученик.
Мальчик был ослепительно яркий, он сиял в Силе как огромный неотшлифованный драгоценный камень. Им хотелось любоваться и любоваться, такой он был открытый, искрящийся, отзывчивый, любопытный, подвижный и страстный. Родная стихия, пластичная, текучая, всегда находящая лучшее место, свой собственный путь. Дарт Сидиус уже предвкушал, как интересно будет обрабатывать такой дар.
Наблюдая за татуинским найдёнышем, он даже спросил себя, не его ли это нечаянное произведение? Для своих экспериментов с мидихлорианами он выбирал отдалённые малолюдные миры... На этот вопрос он не нашёл ответа, но не зацикливался на рассуждениях о том, как может появиться в мире одарённый с таким потенциалом. Он прекрасно знал, что в мире есть место всему. В том числе и открытому проявлению воли Силы. После некоторых преобразований формула выглядела так: Сила вызвала к жизни мидихлорианового мальчика, чтобы Дарт Сидиус получил нового ученика. Потому что в конце концов воля Силы и его воля должны стать одним. Тогда состоится их алхимическая свадьба, как выразился бы Дарт Плегас. Он, Дарт Сидиус, носящий имя самой школы «красной нитки», станет Абсолютом.
Печать горя на маленьком личике и заплаканные глаза порадовали Тёмного владыку в той же степени, что и потерянное лицо ученика погибшего джедая, которому поручили опекать сына Силы. Палпатин сразу же взял мальчонку в оборот. Первым делом приветствовал его как героя, спасшего Набу от жестоких оккупантов, и затем уделял ему внимание всякую минуту, когда мальчик оказывался рядом. Пусть это были краткие мгновения, но ребёнок интуитивно почувствовал их родство в Силе и единство их стихии.
Присмотрелся Дарт Сидиус и к победителю Дарта Мола. Тот оказался совсем зелёным юнцом, незрелым, тугодухим и плотным. До такой степени плотным, что в нём совсем не было пустоты. Внезапное сиротство и нежеланное учительство вмиг иссушили его негибкую душу, и весь он был как растрескавшаяся бесплодная земля. Рядом с ним у Палпатина то и дело пересыхал язык, приходилось загибать этот важнейший орган восприятия особым крючком, чтобы не оставаться без слюны. Зато выражение скорби при этом получалось отменное.
Канцлер так хорошо играл в переживания по поводу гибели соотечественников и произнес такую прочувствованную речь на праздничном приёме, что юная монархиня сама подошла к нему со словами ободрения. Набуянские народные поверья сулили несчастливое правление вождю, для которого первой официальной церемонией станут похороны. В вежливых фразах Амидала выразила надежду, что поскольку власть канцлера Республики выше королевской, то и примета окажется для Палпатина недействительной, а все тяготы правления под знаком траура она возьмёт на себя. Дарт Сидиус благодарно прижал руку к сердцу и поспешил заверить королеву, что в ближайшее время вся галактика почувствует деятельный поворот к лучшему, а родная планета – в первую очередь, после чего официальные лица обменялись поклонами.
Он отметил, что в присутствии королевы у него тоже подсыхает язык, но тогда не придал этому большого значения. Таково уж влияние людей «земли» – тяжёлых, инертных, принципиальных. Тяжесть и неповоротливость – их «знак» в ткани мироздания. В «земле» Амидалы не было мощи одарённых, это был просто крепко сбитый тугой комок живой энергии. Но когда к беседующим высоким особам подошёл губернатор Тида Сио Биббл и попросил содействия канцлера в скорейшем получении репараций, Палпатин даже почувствовал облегчение оттого, что внимание юной монархини уже не концентрируется только на нём.
Хотя вообще-то он надеялся больше никогда не видеть Биббла во дворце.
В беседе с губернатором родного города, дальним родственником своего сводного брата, канцлер обещал заняться вопросом репараций лично, как только вернётся на Корускант. Улыбаясь Бибблу, Дарт Сидиус заметил в зале для приёмов ещё нескольких человек, которых благополучно считал покойниками. Они были живы, веселы, в праздничных одеждах...
«И ведь просил же Гунрая: убрать всех по списку. А они и до половины не дошли, горе-исполнители. Снова всё должен делать я один. Всегда один».

[old-diplomat]

Ему нужно было побывать и у шахты, в которую упал его незадачливый ученик. Время поджимало, безотлагательные столичные дела требовали скорейшего включения в работу – а он вынужден был сидеть на Набу и ждать, пока уедет джедайская делегация. Ждать и переживать в глухом бездействии. Пока джедаи находились рядом, нечего было и думать о том, чтобы нейтрализовать дух младшего ситха. Как ни мало знал его ученик о трансформациях энергий, Палпатин понимал, что дух Мола никуда не исчезнет, если не принять необходимых мер. А вдруг по своей ограниченности он начнёт болтать с джедаями и сдаст своего учителя? Особенно с тем одним, который постоянно возвращался к злополучной шахте и часами сидел, а то и лежал на полированном полу, так что у ситха не было никакой возможности установить контакт.
В своём особняке на улице Цветов Дарт Сидиус затворился наглухо и ушёл в глубокий транс, чтобы не нервничать зря и не навести вражеские силы на свой ментальный след. Непозволительная роскошь для главы галактического государства – трое суток выключения из жизни из-за траурно-праздничных мероприятий на его родной планете. А ведь ему потребуется как минимум ещё двое дополнительных суток...
Наконец, джедаи отбыли на Корускант, и Палпатин смог пробраться в служебные помещения дворца без риска быть обнаруженным и разоблачённым.
Дубина Мол откликнулся на его зов немедленно и – Дарт Сидиус даже замялся – радостно.
– Учитель! Какое счастье! Я знал, что вы заберёте меня отсюда! Великая Сила, я думал, что сойду с ума! Если бы не ваша считалка... «лежишь, как камень, сидишь, как облако, стоишь, как дерево, идёшь, как дождь», я бы... я бы... Сколько раз я повторил её про себя! Наконец-то вы здесь! Я тут уже все плиты пересчитал, все светодиоды, все винтики...
На памяти Палпатина, такими длинными фразами его ученик раньше никогда не выражался. Вот что значит – получить время на размышления.
– На твоём месте я бы уж так не радовался, – неприветливо оборвал старший ситх. – Ты подвёл меня. Очень подвёл. Столько лет шааку под хвост. Эх, ты...
Призрачная фигура опустила голову, стала ещё более прозрачной.



– Простите меня, учитель, – виновато пробормотал ученик. – Я понимаю, я... Но их было двое против меня одного! А я ведь победил, победил обоих!
– Да что ты говоришь, – саркастически протянул Палпатин, нащупывая в кармане бесценный красный кристалл. Один из тех немногих, что оставались у него в запасе. Священный подарок учителя.
– Победил, клянусь Силой! Сначала убил старшего, потом и младшего столкнул в шахту. Но он там зацепился! А я же не знал, что дух джедая не сразу уходит в Силу. Вы мне не говорили! Он сковал меня по рукам и ногам, меня как перемкнуло! Это было всего пару секунд, но я ни вдохнуть, ни пошевелиться не мог! И этот сопляк воспользовался. Я не виноват, учитель!
– Правильно умереть не менее важно, чем правильно жить, – заметил Дарт Сидиус. – Ладно, не будем терять времени. Узнаёшь?
Увидев ярко-красный кристалл, зажатый между большим и указательным пальцем Владыки, Мол не только закивал, но и слова нашёл:
– Конечно, учитель! И... я так виноват перед вами... потому что во время поединка мой меч был разрублен, и второй конец не упал в шахту, а остался здесь, на полу... и, в общем, джедаи забрали его. А там ведь ваш кристалл... И они теперь... всё узнают о нас?
– Ничего они не узнают, – сухо прошелестел Дарт Сидиус. – Не тем местом они смотрят, чтобы узнать что-то по-настоящему важное. Хотя это, конечно, очень большой промах с твоей стороны. Надеюсь, сам-то ты держал язык при себе?
– Ну, что вы, учитель, разве я не понимаю? Я же лежал, как камень! Как вы меня учили! Они ничего не заметили. Я верил, что вы придёте за мной и спасёте меня. Хотя, признаюсь, у меня было искушение... когда этот тут выл и катался по полу... Но я победил это искушение! Преодолел себя! А искушение было огромное, учитель.
– За это хвалю.
– Но я знал, что вы спасёте меня, – повторил глупый мальчишка снова. – Тоже спасёте. Вернёте мне настоящую жизнь, настоящее тело. Им это не дано, а нам дано. Правда, учитель? Но вот сейчас, когда вы показали камень между пальцами... Я вспомнил, как тогда, на пляже... Вы ведь обманули меня.
«Просидел бы ты в этой шахте лет тысячу – глядишь, получился бы второй Дарт Плегас Мудрый», – с сарказмом подумал старший ситх.
– В чём же я тебя обманул?
– Вы добывали воду из своих тканей, а не из камня.
– Ты ошибаешься.
– Но тогда почему у меня такое чувство, что...
– Ты в последнее время постоянно ошибаешься, – оборвал его Дарт Сидиус. – Смотри, не ошибись и на этот раз, иначе он будет для тебя последним. Ты меня понял?
– Да, учитель.

[old-diplomat]

На орбите корабли разделились. Капитан гвардейцев остался в твёрдом убеждении, что Верховный канцлер имеет все основания рисковать своей драгоценной жизнью в ближайшие шесть-десять часов. Спросил бы старого служаку кто-нибудь посторонний, как в его мозгу может помещаться два взаимоисключающих приказа – охранять высокую особу любой ценой и одновременно спокойно дожидаться, пока челнок канцлера снова не окажется в ангаре корабля, – он бы вошёл в логический ступор. Но посторонних на корабле не было, неуместных вопросов задать ему никто не мог, поэтому гвардейцы без зазрения совести играли в сэббэк с компьютером в ожидании возвращения его превосходительства.
Покончив с делом на Татуине, Палпатин собирался затем пересечь всю галактику, чтобы сдержать слово. Во-первых, начать обещанный при инаугурации антикоррупционный спектакль. («Клянусь, что буду поддерживать законность, порядок и стабильность в нашей Республике». Можно, например, свалиться как снег на голову телосийским магнатам, а затем и их конкурентам с Лососа.) Во-вторых, забросить камень на Коррибан. Пускай не совсем тот камень, который с насмешкой просил Симус, но всё-таки – тоже камень и тоже исполненный духом Огня.
«Огню на пользу герметичный сосуд, – думал ситх, заходя на посадку в горячее жёлтое марево. – Может быть, он научится думать настолько, что даже догадается, как просачиваться сквозь кристаллическую решётку. Лет так через двадцать, пожалуй. Всё-таки он мой ученик, что-то в нём есть и от меня... То-то удивится рогатый, когда обнаружит себя в такой приветливой компании!»
Свой лёгкий челнок он оставил в пустыне, в самом пекле татуинских песков, так что опасность обнаружения и ограбления была минимальной. Королева Амидала рассказала ему достаточно, чтобы он без труда нашёл жилище татуинской рабыни Шми Скайуокер в убогом городке Мос-Эспа, а в нём – радостный приём, когда показал матери голограмму сына, одетого в джедайскую тунику. Из вежливости жуя лепёшку с бобами, предложенную рабыней в качестве угощения (с подобным удовольствием он грыз бы песчаник, из которого местные жители строят здесь свои дома-гнёзда), Палпатин сообщил Шми, что сын её принят в Орден джедаев, бодр, весел и ни в чём не нуждается.
Пока женщина рассматривала изображения салюта над Тидом в честь Энакина Скайуокера и снимки юного героя Набу на фоне истребителя, Дарт Сидиус внимательно за ней наблюдал. Это была маленькая темноволосая женщина того типа, который он особенно не выносил. «Земля». Внешнего сходства матери с сыном он не нашёл совсем.
– Даже не знаю, как вас благодарить, – вздохнула мать Энакина с улыбкой, в которой грусть немного перевешивала радость, когда нежданный гость выключил электронный блокнот.
Ситх положил свои холодные мраморные руки поверх грубых изработанных рук женщины и с приятной улыбкой и милыми ямочками на щеках задал сакраментальный вопрос:
– А кто был его отец?
Это изменило всё, мгновенно. От благодарного расположения хозяйки дома не осталось и следа.
– Я не знаю, сэр, – ответила она с твёрдостью, которой он не ожидал, высвободила свои руки и встала. – Но я знаю, что это великая тайна жизни, перед которой недоумеваю я первая и... и, простите, не хочу об этом говорить.
– Тайна жизни, – усмехнулся он, тоже поднимаясь со стула и стараясь поймать её взгляд. – В таком Силой забытом месте, кто бы мог подумать...
– Я благодарю вас за то, что вы принесли мне новости от Эни и... и не смею вас больше задерживать, – отрезала Шми.
– И не хотите ему ничего передать? – спросил он, безмерно удивляясь, почему отступает, но ведь отступил же – сначала буквально выдавленный хозяйкой на порог, а потом и за дверь.
– Нет, спасибо. Вы же сами сказали: у него всё есть.
«Но какова женская интуиция!» – с насмешкой прозвучал в памяти Палпатина голос учителя.
Она уже собиралась закрыть дверь, когда он всё-таки воткнулся своими зрачками в её темные глаза.
– Тайна жизни, говоришь? А ты знаешь, что вся галактика будет проклинать тебя за то, что ты дала ему жизнь?
– Пошёл вон, – сказала Скайуокер, с неженской силой толкнула его в грудь и захлопнула дверь.
Дарт Сидиус негромко, но от души выругался. За дверью услышали и не остались в долгу.
– Только попробуй прикоснуться к моему ребёнку – тебе же хуже будет! – прозвучало напоследок.
Палпатину не оставалось ничего другого, как повернуть восвояси, потому что его интуиция тоже работала хорошо и подсказывала ему: эта женщина ещё пригодится в игре, она должна оставаться живой и здоровой.

«Да, нравы тут специфические», – пофыркивал он про себя, скользя над барханами на своём любимом виндглиссере. Машина, не рассчитанная на такие температуры, тянула только по милости Силы. Цепляясь взглядом за бант на выпасе, ситх прикидывал, чего можно ожидать от сына такой матери. Однозначно – упрямства. Безрассудства. Смелости на грани сумасшествия. И – веры. Тоже на грани. Или даже за.
«Ну, ничего. Иногда надо ввязаться в бой с налёту, а там поглядим, – успокаивал он себя. – По крайней мере, я приехал сюда не зря».
Он засунул руку в потайной карман, куда положил красный кристалл, в котором сейчас содержалось то, что осталось от Дарта Мола, – чтобы иметь точку отсчёта для представления о реальной температуре окружающего воздуха. Термометр на приборной панели повредился ещё по пути в Мос-Эспу.
Но кристалла не было на месте. В кармане обнаружилась только дырка с обожжёнными краями. Когда Палпатин выходил от Шми, горячий камень был ещё при нём, он это хорошо чувствовал...
«Выпал, значит, где-то в этих барханах. Хоть что-то в жизни сделал сам. Как говорил дядька Отер, олухи летают, мух отгоняют. Туда ему и дорога. Станет местной достопримечательностью. Чем-то вроде говорящего оазиса. Со спецэффектами».

[old-diplomat]

– Ну, что, друг мой, вы стёрли данные о планете Камино?
– Да, милорд.
– И вторую мою просьбу тоже выполнили?
Ответом на этот вопрос стало появление красного кристалла на безупречной поверхности чёрного полированного стола. Палпатин бережно взял драгоценный камень двумя пальцами, полюбовался его приглушенным блеском и снова положил на стол.
– Благодарю вас. Ни на минуту не сомневался в вашей дисциплинированности. Красивый камень, правда? Прискорбно, конечно, что именно его лучом был убит ваш любимый сын… Но в прошлом вечно находятся какие-то досадные случайности. Давайте оставим прошлое и устремимся в будущее. Присядьте.
Старый джедай молча сел на указанное канцлером место. Глядя на его седые брови и приопущенные веки, Дарт Сидиус вспомнил наставление Наги Садоу: «Враг сам по себе не исчезнет, его необходимо уничтожить. После уничтожения врагов с оружием в руках всегда остаются враги без оружия. И они непременно будут вести против нас отчаянную борьбу. Бойтесь оставлять их без внимания!»
«Что ж, приступим», – сказал себе Кос, прохаживаясь вдоль стола.
– Может быть, вы тоже сядете? – заговорил Дуку, по-прежнему не глядя на хозяина кабинета.
– Нет, благодарю вас, – ответил канцлер приветливым тоном. – Мне и так приходится много сидеть. «Кто не двигается – тот убит». Вам говорили такое в детстве?
Седой граф не откликнулся.
– Да расслабьтесь вы, ваша светлость! – усмехнулся Палпатин. – А то скукожились весь, будто я сейчас пытать вас начну! Эк вас запугали злыми ситхами... Вот что, сделайте додекаэдр, – канцлер остановился у стола, достал из бокового ящика лист бумаги и протянул своему пленнику. – Хочу посмотреть, как вы работаете руками.
Старый джедай молча взял листок и принялся сминать бумагу. Затем поставил получившееся изделие рядом с красным кристаллом.
– Очень красиво, спасибо, – благосклонно кивнул Дарт Сидиус. – Модель гиперпространства. Я сохраню его на память. Итак, мелкую моторику вы развивали на оригами. А макраме занимались?
Дуку ответил не сразу, но все-таки ответил, глядя в сторону:
– Совсем немного. И очень-очень давно. Лет в шесть-семь...
– Хорошо. Этот опыт руки не забывают. Значит, я смогу научить вас пользоваться молниями Силы. Дыхательными практиками вы владеете?
– Разумеется, я же джедай, – сухо ответил старый мастер.



– А можете создавать клеточные запасы кислорода вне мидихлорианового комплекса? Не можете? Значит, и этому учить придется. А к фотосинтезу клетки вашей кожи способны?
– Н-нет. Не знаю.
– Да как же такого не знать? Поразительно... А с гормональной регуляцией у вас как?
– В пределах возможностей моего организма.
– Хм, в пределах... А способны ваши надпочечники, например, вырабатывать прогестерон?
– Думаю, не более, чем это им положено с моим гормональным статусом.
– Жаль. Между прочим, чрезвычайно полезный навык. Прогестерон – уникальный катализатор сверхспособностей мидихлорианового организма. То самое Жёлтое, которое не желтеет. Представьте, за всю историю наблюдений и специальных исследований ни одна беременность мидихлориановым плодом не закончилась выкидышем. Напротив, даже в экстремальных ситуациях плод выживал и оздоравливал организм матери. Полная неуязвимость, доказанный факт! А ведь тело помнит райское состояние в утробе матери, надо просто уметь разбудить его память.
Замкнутое лицо старого воина не выражало никаких эмоций.
– Да, грустно, – вздохнул Палпатин, покачав головой. – Потому что научиться этому вы уже не сможете, время упущено. Так отрегулировать себя можно только между тринадцатью и пятнадцатью годами. Это время – воистину золотая заря над благословенным полем чудес!
– Представляю те муки, которые пережил тогда мальчик, которым вы были, – медленно проговорил джедай. – Какая уж там заря, милорд, не обманывайте хоть сами себя. И сбежать никак было нельзя? Ещё до того, как вас... отрегулировали?
Палпатин рассмеялся:
– Куда – сбежать? К кому?! Зачем?! К вашему сведению, я даже своего ученика Мола, бездарность редкую, этому научил, и научил хорошо. И убегать он никуда не порывался, и мышечный тонус у него был прекрасный, и мидихлорианы его процветали. И вообще, он был полноценный молодой мужчина. Да-а, похоже, вы имеете самые смутные представления об использовании Силы. Впрочем, как и любой джедай... Чему же вы учили ваших учеников?
– Тому, что не мидихлорианы становятся воином, а личность. Достойным или недостойным сыном Силы. И биохимия тут ни при чём, милорд.
– Ни при чём? Хм, видно, что последнюю тысячу лет ваш Орден крепко спал в Сенате. Но если соль перестала быть солёной, толку от неё никакого. Её берут и бросают в огонь. Соль, понимаете? Химическое вещество такое. Да, бросают в огонь. Это я и собираюсь сделать, как Избранный, во исполнение пророчеств. Надеялся, что вы мне поможете – как мой... э-э... брат и ученик. Но с такими серьезными пробелами в подготовке... Ладно, за неимением гербовой пишут на простой.
– Вряд ли магистр Хот и его братья умели настраивать свой организм на беременность, однако они выиграли битву на Руузане у целой армии Тьмы, – холодно заметил Дуку. – Разбив всех ваших «партизан полной луны».
– На Руузане была победа? – с искренним удивлением спросил Палпатин. – Ваша светлость, да у джедаев проблема не только в надпочечниках, но и в мозгах! Великая Сила, всё у вас вверх ногами... Оно и понятно, вас же как учат: «Страх ведет к гневу, гнев к ненависти, а ненависть к страданию». А на самом-то деле всё происходит с точностью до наоборот: тирозин превращается в дофа, а тот в дофамин, а тот в норадреналин, а тот в адреналин. Всё начинается с клеточного дыхания и ясности мозга – «горе от ума», слышали такой термин? – а оканчивается гормоном страха. И потом на нём начинается новый цикл — «бей или беги».
– И в этом вся ваша жизнь, Дарт Сидиус? – вздохнул джедай, глядя в сторону. – В таком случае мне вас искренне жаль.
– Это мне вас жаль, мой светлейший брат, но вы все равно не поймете почему, поскольку все ваши представления о гормонах, да и о жизни вообще, сводятся к сексу, а ваши представления о бессмертии – к какой-то неудобоваримой белиберде, вроде «нет эмоций, есть покой» или «на путях неба нет соперничества». И так во всём! Забиваете гвозди микроскопом – воины Силы! Личности!
Дуку поднял голову и, глядя канцлеру в глаза, произнес с усмешкой:
– В таком случае, чем я могу вам... м-м... служить? Кроме мелкого воровства? Вам, всемогущему Владыке, познавшему силу Жёлтого?
– Служи-ить! – с удовольствием протянул Дарт Сидиус, замедляя шаг, которым мерил свой кабинет. – Какое драгоценное слово я получил из ваших уст! Отвечаю на ваш вопрос с такой же откровенной прямотой, с какой вы мне задали его. У меня есть план. В настоящее время его реализации мешает один человек. Я хочу, чтобы вы устранили его. Вам это не составит труда. Его зовут Сайфо-Диас.

[old-diplomat]

– Извините, но тут вы как-то... просчитались.
– А я говорю, вы его убьёте. Буду с вами ещё более откровенен: ваш друг – единственный мой достойный противник во всём вашем курятнике. И без вас мне до него добраться сложнее, чем с вами.



– Я старый человек, милорд, но с памятью у меня всё в порядке. Раньше вы говорили о Сайфо-Диасе, что он глуп как пробка. И надпочечники у него работают как у самого обыкновенного мужчины. Вряд ли он может вам противостоять.
– Да я просто поразился его глупости, когда он в вашем присутствии набрал пароль входа в систему своих секретных резервных фондов! Из сентиментального чувства снабдить вас хоть какими-то денежными средствами... У Ордена так-таки есть деньги – наши сенаторы не зря толкуют об «ауродиумовых запасах джедаев». На эти деньги можно создать целую армию! Что, молчите, мастер Дуку? Слов нет? Вот и у меня тоже нет. В таком свете финансирование Храма республиканскими налогоплательщиками выглядит как формальный грабёж, это я вам говорю как глава государства. И знаете, что меня потрясло до глубины души? Не сам размер фондов Сайфо-Диаса, а масштаб сравнения с той подачкой, которую он записал на вашу карту! Вот это легендарная джедайская дружба! Скажу вам, что мой собственный учитель оставил мне неизмеримо больше... м-м... материальных благ. И это мне, своему ненавистнику и убийце! А ваш лучший друг, брат, ближе которого у вас не было... Две тысячи? Вам, нищему старику, отдавшему Ордену семьдесят лет жизни и выкинутого вон без кредитки за душой? Да-а... А ваш учитель? Он-то хоть палец о палец ударил, как-то подбодрил вас перед поединком не на жизнь, а на смерть с заклятым врагом джедайской веры? Или выкатил вас, как пробный шар, лёгким пинком – и всё?
Граф с видимым бесстрастием выслушал эту тираду, но Палпатин по одному запаху своего противника почувствовал окраску его мыслей. И жёлтого в яркой ауре старого воина не было и в помине. Только красное.
– А ведь если воспользоваться этими средствами с умом... а, мастер Дуку? Поезжайте на свою Серенно и давайте... это... спасайте мир от ситха. Создавайте какой-нибудь Фронт Обновления Галактики или, там, Конфедерацию Независимых Систем. Уводите, так сказать, корабли из гавани, пока шторм не разнес их в щепки. Как вам эта идея?
– Милорд, я должен подумать... Понять, что я могу сделать... в такой ситуации.
– Думайте. И сообщите мне о результатах ваших раздумий, чтобы я знал, каким образом могу... м-мнэ... быть вам полезным.
– И вот ещё, милорд. Вы строите некоторые расчеты на втягивании в вашу орбиту этого мальчика, Энакина Скайуокера. А не боитесь, что он вам не достанется? Предположим, я убью его, а не Сайфо-Диаса?
– Мне нравится ход ваших мыслей! – рассмеялся довольный Палпатин. – Только примите наконец к сведению, что я не боюсь вообще ничего.
Старый граф посмотрел на додекаэдр и на красный кристалл. Вдохнув небольшую порцию воздуха, он встал и заговорил – сначала тихо, потом всё громче и громче:
– Послушайте, Кос... Ведь если вы действительно можете всё поменять... Если вы дошли до такого поста, если вы так много знаете... Вы можете стать спасителем Республики. Спасителем с большой буквы. Вы перестали быть человеком – но не перестали же быть живым! Вы сами сказали, что наступили последние времена, Свет погружается во тьму, а Тьма озаряется светом. Так выполните своё предназначение. Снимите эту личину зла и исполните пророчество, если вы – Избранный! Это ваш шанс вернуться в мир живых! Может быть, последний шанс для вашего духа. Я помогу вам всеми моими ничтожными силами, как моему брату, как моему сыну-в-Силе! Пусть даже вы на стороне Тьмы – станьте её левой рукой! Если сейчас мир погружён во тьму – верните его на правильный путь!
Дарт Сидиус удивлённо поднял редкие белёсые брови.
– Я просто... потрясён вашим идеализмом и вашей самонадеянностью, мастер Дуку. То есть, я слышал, что «синяя нитка» эксплуатирует мужское начало до полного отрыва от действительности и что люди Огня переоценивают себя и свои способности в разы, но всё-таки полагал, что вы как-то… м-мнэ… скромнее. Я, конечно, верю в вашу святейшую готовность положить живот на алтарь и всё такое. Но объясните мне ради всех путей Силы, что такого надо спасать в Республике? Систему государственной власти? Орден джедаев – это в совершенстве организованное и дисциплинированное бессилие? Сенат – разложившееся болото местечковой тупости и снобистского вырождения? Систему представительств? Судебную систему? Проворовавшихся чинуш? Я всю жизнь работал в системе госуправления, так что прекрасно разбираюсь в предмете. Это государство себя исчерпало. Момент реформы для него давно упущен, ещё в позапрошлом веке, если хотите знать моё мнение. И сейчас есть две возможности: дать ветхому зданию рухнуть нам на головы всеми своими камнями – или аккуратно его подорвать, чтобы оно провалилось внутрь. С минимальными потерями.
Но выслушав эту тираду, Дуку не отступил:
– Да, государство, как платье, иной раз требует перемены. Но тела-то неужели не жаль? Ну, начнётся война этого вашего Фронта Перемен – или как вы там его хотите назвать – против Республики. Ну, начнут, как вы говорите, падать камни и стирать в порошок всех без разбору. Какие уж тут минимальные потери, ваше превосходительство? Неужели вас не пугает перспектива скатывания всей системы обитаемых миров в полный хаос? В деградацию, в дикость? Хаос ведь и вас не помилует.



– Не пугает! – на этот раз Палпатин даже повысил голос. – Ещё раз говорю вам: меня ничего не пугает. А хаос тем и хорош, что все возможности в нём равно вероятны. На первых порах это действительно будет хаос, но – управляемый. Управляемый мной. У меня есть хороший план. Если вы будете моим помощником, я посвящу вас в детали этого плана. Вместе мы проработаем его до мельчайших деталей. В результате система очистится и выйдет на новый уровень. На тот уровень, который мы для неё сформируем.
– И что же будет на выходе?
– Превращение конфедерации в федерацию с монархом во главе. С дееспособными силами правопорядка и умеренным либерализмом в экономической политике.
– То есть очередная империя ситхов? – не смог сдержать иронии мастер Дуку.
– Назовите хоть дровами, лишь бы в печку не кидать.
– Извините, милорд, но я верну вам замечание о нескромности. Вряд ли у вас что-нибудь получится в одиночку.
– Ну, до сих пор же получилось, – снисходительно фыркнул ситх. – У меня есть множество сторонников и помощников. Пускай они не знают конечного результата своей деятельности, главное, что я знаю. К слову, о «левой руке». Вы когда-нибудь читали надписи на цоколях статуй у входа в Храм? Напоминаю вам одну из них: «У настоящего мастера обе руки правые».
Дуку с тоской посмотрел в окно, на весёлый солнечный свет.
– Милорд, я тоже могу напомнить вам слова мастера Ксендора: «Кто пытается занять место Смерти, хватаясь за её косу, вряд ли сумеет остаться с целыми руками».
Палпатин хмыкнул:
– Друг мой, мы можем долго перебрасываться цитатами древних мастеров. Но давайте вернёмся в день сегодняшний. При всей ограниченности джедайской подготовки вы хороший мастер, если смогли дожить до таких лет. Обычно мужчина с духом Огня на вашей работе сгорает, как уголёк. А вы живы и, как я вижу, сдаваться не собираетесь.
– Не собираюсь.

[old-diplomat]

– Что ж, это достойно уважения. Я предлагаю вам, без дураков, стать моей правой рукой.
– То есть третьей правой рукой? Не слишком ли много для вас одного?
– «У шамана три руки» – это ведь одна из наших священных песен, которая исполняется в вашем Храме в день Благодарения?
– В этой песне поётся о джедае, а не о ситхе.
– В ней поётся о великом воине, владеющем Силой и познавшем середину Жёлтого. Это наша мантра, которую джедаи присвоили себе. Но они не понимают, какие знания в ней закодированы, потому что утратили связь с Силой. Я верну вам эти знания и эту связь. Как ваш старший брат.
– Я бы с радостью назвал вас своим братом, Кос, если бы вы были на стороне жизни. Но то, что я слышу от вас, – это голос смерти.
– А этот мир достоин только смерти, мастер Дуку. Ну, сами-то подумайте, в какую ещё сторону можно его повернуть? Его куда ни поворачивай, это будет всё та же дорога: позолота лицемерия, прикрывающая фекальные массы скотства. Вот его жёлтое, которое не желтеет. Я этот мир ненавижу. Мечтаю только об одном: сломать его весь. Всё в нём перевернуть.
Старый джедай пристально посмотрел в глаза канцлеру.
– Не перевернуть, Кос. Переиграть. Вы мечтаете переиграть. И если вы Абсолют, вы ведь можете повернуть время вспять. Родиться в другой семье, на другой планете! Ведь можете?
– Зачем?
– Чтобы узнать, что жизнь прекрасна – но только тогда, когда тебя любят. Я знаю, что говорю. Мои родители очень любили меня. К несчастью, они рано умерли, погибли. А вот ваша семья вас не любила, я это ясно вижу, Кос. Мать вас не любила. Это, конечно, большое горе. Оттого вы так... обозлились на жизнь. И это не поправишь ни женскими гормонами, ни извращённой логикой. Есть лучший способ добиться того, чего вы хотите. Займите моё место в прошлом, родитесь в моей семье. Ради того, чтобы вам помочь, я охотно пожертвую своей жизнью. Может быть, это изменение во времени спасёт и моих родителей, и вас.
Хозяин кабинета пошевелил губами, но нашёл слова только после двухминутного молчания.
– Я, конечно, очень ценю вашу откровенность, граф. Но родиться в вашей семье… На такой подвиг я никак не готов, уж извините. Если я правильно помню, ваши родители и сестра вашего отца нашли смерть полностью в духе их жизни: на них упал аэростат с пиротехникой во время какого-то особенно шумного национального праздника, не так ли? Ну, о фантастическом легкомыслии вашей матушки мы говорить не будем, чтобы не драматизировать ситуацию. А ваш дядя, который отсутствовал на трибуне для почётных гостей лишь по счастливой случайности... Заключалась это счастье, собственно, в следующем: накануне праздника он проиграл всё своё состояние в доме развлечений самого сомнительного толка и даже собирался покончить с собой. Но поскольку он был сильно нетрезв, то уснул быстрее, чем смог выдернуть ремень из штанов, чтобы повеситься. А когда он проснулся – вернее, был разбужен сообщением о гибели брата и жены, то кончать с собой почему-то передумал. Об этом курьёзе писали в сереннийской прессе, я читал. Это вам ещё крупно повезло, что дяде удалось пристроить вас в джедаи.
– Много же вам пришлось перечитать всякой грязи, чтобы подготовиться к нашей встрече, – заметил Дуку. – Я так понял, что копаться в чужом белье – именно то занятие, которое лучше всего удаётся вашим белым рукам. Тут вы действительно мастер. Но вот парадокс: при всех недостатках моего семейного и джедайского воспитания, при всех бедствиях и несчастьях, которые мне пришлось испытать, я чувствую себя счастливым человеком, а вы нет. Если бы вы только могли знать, каково это – прожить счастливую жизнь, быть нужным в мире… Ради этого можно пожертвовать и избранностью, и одарённостью в Силе, честное слово.
– Какие поэтические образы! «Хочешь, горбун, поменяться, твоею судьбою с моей…» И как возвышенно вы мыслите! Какая благотворительность с вашей стороны! Но позвольте, мастер Дуку, – мстительно улыбнулся ситх – вы и сейчас чувствуете себя счастливым человеком?
– Да, милорд. В сравнении с вами – безусловно.
– Ах, да! «Они догонят нас, только если мы будем бежать». А вы ведь бежать не собираетесь, вы горите желанием принять бой. Но вот незадача – джедаи выгнали вас вон, отобрав даже ваше оружие, вашу единственную собственность! Что, ваша светлость, жалеете, что при вас нет меча, правда?
– Наоборот, милорд, я рад этому. Иначе наш Орден обвинили бы в убийстве Верховного канцлера. Началась бы отвратительная бюрократическая свистопляска… У нас много врагов среди власть имущих. Нужно, чтобы прошло некоторое время с момента моего официального ухода. Чтобы никакая сенатская морда, связанная с мафией Внешних территорий, не привязала вашу смерть от моей руки к нашему Ордену.
– Убийство джедаями главы государства – какая грандиозная идея, мой сиятельный брат! Я её запомню. Кстати, возьмите этот кристалл и сделайте себе меч по руке, – Палпатин подвинул красный камень в сторону Дуку. – Вам пригодится оружие, к которому вы привыкли.
Старый джедай посмотрел в лицо ситху. На губах Дарта Сидиуса играла тонкая гадкая улыбочка.
– Хорошо, милорд, я сделаю меч из вашего кристалла. Вы погибнете в полном соответствии с убеждениями вашей сумасшедшей религии – от красного клинка.
– Вот и славно, – удовлетворённо кивнул Палпатин. – При случае я с удовольствием дам вам пару уроков фехтования. Чтобы вы понимали, с кем имеете дело. Это будет мой знак признательности за того вашего сына, который состоит у меня на службе. Видели бы этого паренька, когда я нашёл его на улице! Нашёл, отмыл, высушил, отполировал... Сейчас это настоящий государственный деятель. Осанка! Речь! Государственный ум! Если бы я не собирался жить вечно, то – Сила слышит, что я не вру – сделал бы его своим официальным преемником.
– У вас вырабатываются стойкие галлюцинации, Дарт Сидиус? К вашему сведению, все мои сыновья ушли в Силу. Вам их не достать.
– Нет, светлейший граф, Сейт Пестаж, матушку которого вы так опрометчиво облагодетельствовали, – вовсе не моя галлюцинация, а ваше собственное произведение. Плоть от плоти, прошу прощения за подробности.
– Вы имеете в виду сына грузчика Пестажа? – презрительно бросил старый граф. – Внимательно читайте ауры, милорд. Надеюсь, вы не выдвигаете к врачу, наблюдавшему вашу мать, требования о наследстве? Или это он виноват в вашем рабстве на Тёмной стороне Силы?
– Друг мой Дуку, какая разница, как я отношусь к давно покойному врачу моей давно покойной матушки? А вот то, что Пестаж собирает все молнии небесные на головы вашего святого семейства – это факт действительности. И если вы не оградите вашу семью от притязаний его дикого эгоизма, вашему внучатому племяннику останется только достать прадедовский ремень с монограммой фамилии и повеситься. Но давайте поговорим сейчас о более насущной теме. О ликвидации Сайфо-Диаса.
– Милорд, я не вижу причин, по которым я должен выполнять ваши прихоти. Если вы так всемогущи, идите сами и убейте его.
– Уже прогресс, мой любезный брат! То есть в принципе вы уже не возражаете против его смерти? Один – ноль в мою пользу. Ладно, Сайфо-Диаса положим пока под сукно. Тогда выполните, пожалуйста, другую мою просьбу, совсем пустяковую. Вот здесь, – Палпатин открыл ящик стола и положил перед Дуку плоскую коробочку, – собраны данные о нескольких «охотниках за вознаграждением». Подберите мне одну-две толковые кандидатуры. Протестируйте их, погоняйте хорошенько, присмотритесь, кто из них действительно стоящий солдат удачи… Даю вам сроку четыре месяца. Если через четыре месяца вы не вернётесь с докладом, вас могут ждать неприятные неожиданности. Например, случится некроз в мозгу, или выпадение памяти, или вы превратитесь в марионетку у меня на ниточке – да мало ли что может произойти со старым человеком, не так ли? И… и я даже не знаю, кто тогда избавит этот прекрасный мир от злого ситха!
– Я понял вас, милорд. Из этого списка, – старый граф постучал пальцем по коробочке, – должны остаться всего двое?
– Да хоть один, но чтобы этот уж был ух, кремень! Поработайте «санитаром пространства», это галактике пойдёт только на пользу. Если хоть один уцелеет… после вашей проверки на вшивость… На него будьте любезны составить подробную характеристику. Рост, вес, интеллект, пространственное воображение, владение оружием, скорость реакции, интересные особенности личности. Ну, думаю, хотя бы этому вас не нужно учить? Идите, и да пребудет с вами Сила.

[old-diplomat]

...

Энакин Скайуокер уже повернулся спиной, чтобы выйти из кабинета с разбитым панорамным окном.
«Нет, в таком виде и с такими мыслями его нельзя отпускать, он мне только всё испортит, – подумал Палпатин, потирая подлокотники кресла, чтобы хоть как-то отвлечься от мучительной боли. – И сам я сейчас ни на что не гожусь... Мама...»
Всё его тело кричало в беззвучных муках. Кожа пылала, словно обваренная крутым кипятком. На уровне внутренних органов поражения были ещё страшнее. Сгорели целые катаболические цепи, и сейчас он не мог бы помочь себе ни кальциевым порошком, ни сахаром, ни водой. Мидихлориановая армия в его крови соскребала последние резервы глюкозы с повреждённых молекул и бросала прямиком в мозг. Благодаря этой незримой помощи он дышал, мог сидеть прямо, говорить и даже улыбаться. Дышал. Триумф был в том, что после всего он дышал. Значит, многое ещё поправимо.
– Постой, – сказал он в спину Энакину, делая глубокие вдохи ртом, омывая воздухом несчастный язык, который безостановочно взывал к хозяину о пощаде, и осторожно выпуская воздух через нос. – Приказ отменяется. Подойди сюда.
Молодой человек послушно вернулся к столу, за которым сидел обезображенный канцлер Галактической Республики, переживший покушение джедаев. Синюшно-фиолетовый оттенок придавал оплывшему лицу главы государства вид жуткой резиновой маски.
– Я ещё не поблагодарил тебя за спасение моей жизни. Ты же видишь, я сейчас немного выбит из колеи...
– Я тоже, сэр...
– Да, мой мальчик, борьба за власть – это не званый обед, не рисование и не вышивание, она не может совершаться изящно, деликатно и благородно.
– Я понимаю...
– Не пугайся, что моё лицо так пострадало. Просто я способен... был способен... не только к лёгочному, но и к глубокому кожному дыханию, и даже к фотосинтезу. В особых клетках кожи находился мой наибольший энергетический запас. Он весь сгорел в бою – как склады взрываются. Ты видел. Но это ничего. С каждым вдохом мидихлорианы регенерируют моё тело изнутри. Ты ведь чувствуешь, как отступает моя боль?
Энакин кивнул.
– Ну, вот. Я восстановлюсь. Я действительно могу очень многое. Многому научу и тебя. Садись. Теперь, когда всё время наше, расскажи толком: в чём твои проблемы? Чтобы я не строил догадки, а знал всё точно.
– Может быть, вам прилечь?
– Нет-нет, это лишнее. В этом кресле мне тоже очень удобно.
– Ваше превосходительство...
– Теперь ты можешь звать меня «учитель» или «владыка».
– Спасибо, учитель.
– А знаешь, что значит имя, которое я тебе дал?
– Нет, учитель. Что же?
– Судьба. Я подарил тебе твою судьбу.
Бывший джедай Энакин Скайуокер глубоко вздохнул.
– Так что там с Падме? – спросил Палпатин, чтобы переключить мысли молодого человека с темы предательства. Тот, разумеется, сразу откликнулся:
– Она... В общем... Мы с ней ждём ребёнка. И меня почти каждую ночь мучают кошмары о том, что она умирает от родов.
«Это хорошо бы, – мстительно подумал владыка-ситх. – Проклятая баба! Лежит у меня на пути как колода! Только не колода она, а настоящее противотанковое заграждение. Или силовое поле. Или гематоэнцефалический барьер».
Подумав о последнем, он с радостным чувством встретил восстановление бесперебойного питания мозга – и дышал, дышал полной грудью. Вот уже и язык не лежит в его обожжённом рту, как подмётка от джедайского сапога, а потихоньку наполняется влагой... Ну, сейчас дела пойдут быстрее. Теперь главное – поскорее восстановить ткани надпочечников.
Да, это из-за сенатора Наберрие ему уже второй десяток лет приходилось на ходу перестраивать свои планы. Она пожирала его время и его состояние. Финансовые затраты на то, чтобы с каждым новым шагом держать её в мало-мальски контролируемом коридоре, возрастали на порядок, а то и на два от первоначальных. Интеллектуальные и нервно-психические затраты и вовсе не поддавались подсчёту. И ведь чего он только не предпринимал, чтобы избавиться от неё...
Но в данной конкретной ситуации её наличие в ткани жизни подарило ему победу.
«Победу будешь праздновать, когда она станет действительностью!» – строго напомнил себе ситх.
Глаза уже не резало тысячью мелких острых кристалликов. Горло уже не пенилось мылом и не хрипело. Язык увлажнился так, что Палпатин смог сделать осторожный маленький глоток. Молодая тонкая плёнка слизистой носоглотки обрастала новыми клетками с каждой минутой. Но лицо по-прежнему горело адски.



Он достал из боковой тумбочки изящную стеклянную бутылку минеральной воды «Озёрный край», налил в стакан и аккуратно втянул в себя. Энакин терпеливо ждал, когда владыка-ситх заговорит.
– Уф-ф... Как будто снова на свет родился... Я перед тобой в неоплатном долгу, друг мой Дарт Вейдер. Значит, сны тебя беспокоят... Уф-ф... И только в этом проблема?
– Да! Падме ждёт ужасная неотвратимая смерть! Как, как ей помочь?!
– Мальчик мой, да тут вообще нет темы для беспокойства. У ребёнка, которого она носит, есть мидихлорианы, ты сам это знаешь. А медицинская наука не зафиксировала ни одного случая гибели матери мидихлорианового ребёнка во время родов. Уверяю тебя, нет никакой угрозы для её жизни. Ни малейшей.
– Да? Почему же мне всё время снится этот проклятый сон? Это так, как с мамой... Про неё мне тоже снилось, снилось – а потом она умерла!
– Не знаю, что это за кульбиты твоего подсознания. Но я чувствую, что ты мне не веришь... Давай сейчас зайдём в любую библиотеку, – Палпатин вызвал из стола компьютер, потыкал в светящиеся клавиши, отмечая, что пальцы уже сгибаются. – Ты сам убедишься, что я тебя не обманываю. Помню, в одном медицинском учебнике описывался случай, когда деревню в горах смело обвалом после извержения вулкана, и до трупов докопались только через четыре дня. Там была беременная, она выжила, потому что её ребенок был чувствителен к Силе. Сейчас я найду, ты сам прочитаешь...
– Вы это точно знаете? Что Падме не умрёт?
– Совершенно точно.
– Хорошо. Я вам верю. Вы ведь тоже... лучше себя чувствуете?
– Да. Я уже восстановился процентов на семьдесят.
Канцлер погасил компьютер и снова взялся за бутылку минеральной воды. На этот раз, прежде чем сделать глоток, он развёл в стакане ложку сахара.

[old-diplomat]

Энакин неотрывно следил за этими манипуляциями.
– Знаете, учитель, а ведь мастер Йода...
– Что же мастер Йода?
– Он сильнее, чем мастер Винду.
– Об этом не переживай. Для меня не сильнее. Битва для Воды с Водой гораздо легче, чем с Землёй. Понимаешь? Потому тебе было так трудно с Оби-Ваном. И он, и мастер Винду подавляли тебя. Но теперь, мой мальчик, ты наконец-то свободен. И тебе больше не надо скрывать свой брак с Падме.
– Да. Спасибо, учитель.
– Я всегда знал, что освобожу тебя из джедайского рабства. По-настоящему освобожу!
– Спасибо, учитель, – повторил Скайуокер, но гораздо тише.
Дарт Сидиус вынул из недр стола маленькую коробочку и выкатил оттуда две красные пилюли, которые тут же исчезли в провале его чёрного рта.
– Но не будем терять времени. Я хочу сразу же вооружить тебя знаниями, которые укрепят твою связь с Силой. Укрепят... ох... Мне ещё не стоит сильно двигаться... Ну, ничего...
– Что принести, Владыка?
– Я сам, сам, не беспокойся. Там у меня в сейфе, я уже открыл, сейчас прилетит.
И правда, из внутренних покоев канцлера через открытую дверь, на пороге которой лежали три тела в джедайских плащах (Скайуокер старался туда не смотреть), уже плыл по воздуху небольшой предмет пирамидальной формы, отблёскивающий жёлтым.
Золотистая пирамидка приплыла прямо в руки канцлера.
– Это голокрон одного из величайших адептов Силы, который жил очень давно, но, можно сказать, что он никогда не умирал. Дарт Андедду – так звали этого мастера – говорит на древнем языке, которого ты не знаешь, но поймёшь интуитивно, через Силу. А дыхательные упражнения он очень хорошо объясняет и без слов. Ты выучишь первый комплекс, «Огненный глаз». Эта техника даёт в бою невероятную мощь. Я сейчас уйду… А когда позову тебя, ты придёшь в Храм. И мы проведём твоё посвящение в храмовой пещере. Так, как я мечтал это сделать для своего любимого ученика.
Энакин в крайнем изумлении захлопал глазами.
– Учитель, вы хотите идти в Храм джедаев?! В таком состоянии?! Один?!
– Мне уже лучше, мой мальчик. Всё не таково, каким кажется. Я уже почти здоров. Вот только зубы, полагаю, у меня сейчас выглядят ужасно. Мидихлорианы вытащили из них кальций, чтобы сохранить кости. Ну, и это ничего, через некоторое время нарастут и они. И знаешь, мне очень приятно, что ты за меня так переживаешь. Так искренне. Спасибо. В храмовой пещере мы с тобой вместе споём священную мантру «У шамана три руки». Ты ведь теперь моя третья правая рука.
Энакин посмотрел на свой протез в чёрной перчатке, потом перевёл взгляд на канцлера. Руки Тёмного владыки, как и лицо, были синюшно-лиловыми, с фиолетовыми жилами.
– Это пройдёт, – улыбнулся Палпатин, перехватив взгляд молодого человека. – Через минут сорок они побелеют. Сейчас по всем венам идёт сброс шлаков, это так и должно быть. Я научу тебя настоящей работе с телом. Я и так заложил уже многие основы для твоего быстрого переключения. Помнишь наши с тобой дыхательные упражнения? И мои уроки фехтования тебе тоже пригодились, ведь так? И упражнения на координацию движений. «Он бы подошёл – я бы отвернулась – он бы приставал ко мне – я б ушла – он бы зарыдал – я бы улыбнулась...».
– «... я б его до паники довела...», – медленно проговорил молодой человек. – Так это была не простая детская считалка...
– Нет. Это не простая считалка.
Скайуокер опустил глаза и спросил, запинаясь:
– Почему вы раньше... Не сказали мне, что вы...
– Не сказал, что я ситх? Друг мой Вейдер, истина отвратительна и безобразна, как новорожденный ребенок. Она безобразна всегда и для всех. Я слишком ценил нашу дружбу и оберегал твою юную душу от тяжёлых откровений. Но сейчас ты уже не мальчик и созрел до понимания... м-мнэ... действительности. Ты видишь сам, что нельзя вечно тащить на себе чужую идею, особенно такую противоестественную, как идея самоотречения во имя непонятных идеалов. Тем более нельзя одновременно тащить на себе идею – и валиться под её тяжестью. Помнишь, как ты тащил на себе Оби-Вана? Я тебе говорил «брось», а ты не слушался. Только когда ты отбросил лишнее, как это произошло сегодня, я смог говорить с тобой открыто. И видишь, дело разрушения всего отжившего не только не менее, но намного более трудно, чем дело созидания. Нам предстоит многое разрушить, прежде чем строить новое.
– Да, учитель…
– Вот и славно. Бери голокрон и иди в зал. Изучай технику дыхания. Тебя никто не потревожит. Как я понимаю, всю мою охрану мастер Винду с компанией сняли, электронную систему они тоже вырубили. И когда утром сюда придёт мой помощник, картина события откроется во всей своей неприглядности. Пусть эти трупы пока лежат. Я засвидетельствую перед Сенатом, что ты спас мне жизнь. Защитил меня и государство от джедайского переворота.
– Но учитель, сейчас же все джедаи чувствуют эти... события... Те, кто находится с флотом на орбите Корусканта...
– Я же уже сказал тебе, что у меня есть средство нейтрализовать их. В мозги клонов вшита программа, которую я сейчас запущу – и джедаям конец. Иди в зал и жди моего вызова.
Выпроводив Энакина, Палпатин принял пять ложек кальциевого порошка и включил комлинк. «Выполнить приказ 66», – сказал он в эфир.
Сколько раз владыка-ситх представлял себе, как прокатит кодовое число по языку, наслаждаясь движениями, рождающими звук... Но сейчас его язык ещё болел, и никакого вкуса мести он не почувствовал.
Чередуя приём воды и кальциевый порошок, он бегло просматривал приходящие сообщения. Затем выяснил, какое подразделение клонов стоит на охране Храма, и связался с командиром 501-го легиона. Сделав несколько глубоких вдохов и проведя внутреннюю ревизию восстановительных работ, совершённых организмом, он наконец нашёл себя достаточно сильным для воплощения нового сценария.
Да, это будет правильно: разгром Храма он не доверит никому, он сделает это сам. Померяется силами не с джедаями – сколько их там осталось-то и кто остался – необученная мелочь да старичьё? – а с памятью о несокрушимой твердыне. С памятью о своей слабости.
«Вот спасибо тебе, братец, за твой плащ и меч, – внутренне хохоча и гримасничая, радовался Дарт Сидиус своей новой придумке, снимая джедайский плащ с убитого мастера Колара и поднимая его меч с синим кристаллом. – Какое восхитительное представление я сейчас вам всем покажу! Неузнанным пришёл я в ваш Храм в первый раз, неузнанным приду и в последний. Вернее, очень хорошо узнанным, ха-ха-ха! Я Избранный? Избранный. Я выполню пророчество о равновесии? Конечно, выполню! Победитель получает всё? Именно так!»
Перед зеркалом он несколько минут превращался в Энакина Скайуокера. Получилось хорошо, но всё-таки не совсем точно. Во-первых, Энакин был слишком высоким, чтобы иллюзия удалась Палпатину полностью; во-вторых, его кожа ещё не регенерировала после катастрофического боя, а ситх требовал от своего организма новых сверхусилий.
«Есть большой риск, что после возвращения ты так и не сможешь восстановить своё лицо», – предупредило его подсознание.
Но Дарт Сидиус отмахнулся от внутреннего голоса.
«В таком случае, это будет не моя проблема, а проблема моих придворных художников и прочих лизоблюдов. С лица воду не пить!»

[old-diplomat]

– Учитель, но вы же говорили, что жизни Падме ничего не угрожает! Почему же она умерла?! Вы же говорили, что если мидихлориановый ребёнок, то не умирают!
– Друг мой, не умирают, если их не убивают. Но ты же её именно убил.
– Я не мог!!
– И тем не менее, она умерла от твоей руки. Ты был в сильном гневе, а такой гнев выносит не то что душу из тела, но и реки из берегов. Да что там реки, планеты с орбит сносит.
– Я её не убивал!
Палпатин с раздражением глянул на окуляры чёрной маски Дарта Вейдера
– Перестань ныть, мне это уже надоело.
Но человек в чёрной броне не унимался.
– Это вы! Это всё вы!! Вы всё подстроили, я знаю! Это вы её убили!
На этот раз раздражение Дарта Сидиуса не ограничилось недобрым взглядом.
– Во-первых, не повышай на меня голос, я тебе не Оби-Ван, – отчеканил Император не только языком по воздуху, но и, казалось, Силой по всем молекулам в крови ученика. – Во-вторых, я больше не желаю слышать её имени. Ты меня понял?
Нет, он ещё не понял.
– Вы убили мою Падме! – взревел Вейдер, как мотор на форсаже, и поднял руку в чёрной перчатке.
– Заткнись, идиот! – разгневался Владыка. В костюме Дарта Вейдера погасли все индикаторные диоды. Тихо-тихо стало не только в большом зале, но и во всей императорской резиденции. Через секунду в процесс жизнеобеспечения здания начали включаться аварийные системы. – Это сделал ты сам. Сам! И не надо навешивать на меня свои трупы! Уже пора, знаешь ли, научиться отвечать за свои поступки! Сейчас ты чувствуешь то же, что чувствовала она. Очень приятно, да? Можно ей было остаться в живых? Что, хотел бы убить и меня? Своего единственного близкого? А голову включить не пора? Ты убил уже всех вокруг – и мать, и братьев, и жену, и даже своего неродившегося ребёнка. С кем ты останешься, недочеловек, кто тебе нос будет вытирать? Тьфу, как ты меня разозлил, вселенская зараза!

[old-diplomat]

...

«Перестарался, перестарался», – пробормотал Император себе под нос.
Ему всегда казалось, что в таком деле лучше перебдеть, чем недобдеть. Но вышло, что перебдел он, пожалуй, слишком. Ещё ни один ситх до него не нарушал гомеостазис вселенной в такой степени. Следовательно, от Силы можно ждать любых сюрпризов, в том числе и очень неприятных.



«Неужели даже на самом краю Галактики не осталось каких-нибудь джедайских недобитков? Кого-нибудь вроде Роганды или Мары… Не может такого быть, чтобы мидихлорианы оставили галактику… Не укладывается в рамки их необыкновенной воли к жизни».
Энергично потерев ладонями лицо, Палпатин щёлкнул по кнопке вызова.
– Слушаю, ваше величество, – отозвался Пестаж.
– Друг мой, подай-ка мне статистику рождения людей с мидихлорианами… И знаешь, не только людей, а существ всех рас, за последние… м-м-м, давай за пять… нет, за десять лет.
Через несколько минут в его электронном блокноте загорелось сообщение, Палпатин открыл его — и часто заморгал голыми, без ресниц, веками.
– Пестаж, зайдите, – бросил он в селектор, и когда его ближайший соратник появился у императорского стола, недовольно ткнул пальцем в экран. – Как это понимать? Почему такое количество приписок? Этого быть не может! Какую премию получают сообщившие о рождении мидихлорианового существа?
– Триста кредитов, ваше величество. Или триста кредитов матери, если добровольно.
– Триста кредитов! Вы представляете, какие суммы были выкачаны из бюджета под эти липовые сообщения?! За десять лет! Вот так случайно ткнёшь пальцем – и попадаешь в гнездо приписок и воровства! А потом возникает вопрос: где взять деньги на ликвидацию продовольственного кризиса при пустой казне!
– Ваше величество, а в чём дело? Где, собственно, приписки?
– А в том, что за последние пять лет не родилось ни одного живого существа, чувствительного к Силе, понимаете вы?! Ни одного! А мне показывают триллионные расходы на эвтаназию мидихлориановых младенцев!!! Да на эти деньги можно построить две Звезды Смерти! Перевооружить армию! Приставить к каждому неблагонадёжному джаве двух провокаторов!
– Понял, – кивнул секретарь. – Я проверю, ваше величество, и доложу. Виновные понесут суровое наказание.

...
– Ваше величество, позвольте? По поводу мидихлориановых рождений.
– Да.
– Я проконсультировался с Айсард. Это не приписки.
Запавшие глаза Палпатина ввинтились прямо в зрачки Пестажа. За сорок лет службы Сейт так и не привык к этому леденящему взгляду. Но он привык надевать на душу маску спокойного ожидания.
– Это не приписки, – повторил верный слуга Императора. – Число рождений действительно растёт в заметной прогрессии, ваше величество. С каждым годом выплачивается всё больше и больше вознаграждений, но все они обоснованны и подтверждены документами.
– Подтверждены документами?! Но я не чувствую этого, говорю я вам!! А документы можно нарисовать! В статуправлении заговор против Императора!
– Ваше величество, правильно ли я вас понял, что в статуправлении обнаружилась группа врагов народа?
– В статуправлении регистрируют фиктивные случаи мидихлориановых рождений! Для того чтобы распихивать по карманам государственные деньги!
– А может, это вы потеряли чувствительность к Силе? – спросил Пестаж, и в тоне его голоса Императору почудилась насмешка.
– Готовьте мой спидер. Я лично проедусь по роддомам и всё проверю. Если верить нашим статистикам, каждый день на Корусканте рождается от одного до пяти чувствительных к Силе. Этого не может быть, потому что не может быть никогда!

Главврач больницы района Розовые Столбы встретил императорский кортеж «под козырёк». Это был настоящий служака, военная косточка, чем-то напоминавший покойного Таркина. Высочайшую инспекцию он принял с подобающей дрожью в коленях и верноподданническими речами. Серые робы персонала едва пробивались сквозь плотный ряд личной императорской гвардии.
– Хочу посмотреть, как Империя встречает своих новых граждан, – глухо выговорил Палпатин. – Где у вас тут родильное отделение?
Вперед выступил один из врачей, стоявших позади главного.
– Позвольте, ваше величество… Для молодых матерей может быть сильный стресс… Стерильность палат… Разрешите, мы предупредим их о вашем визите…
– Ничего с вашими матерями не случится. Уверяю вас, я абсолютно стерилен.
– Как вам будет угодно, ваше величество… Но это кормящие матери, им может быть неловко перед посторонним мужчиной…
– Я не мужчина, я ваш Император! – возмутился Палпатин. – Передо мной не может быть закрытых дверей, доктор! В моей Империи я никому не посторонний! Я лично стою на страже безопасности мира и порядка! Или вы и гражданки, находящиеся под вашим попечением, встаёте в один строй со мной – или мне непонятно, что вы все вообще здесь делаете!

В палате не было ни звука. Нет, там, конечно, были звуки – мяуканье младенцев, скрип кроватей, слабое гудение ламп, шорох вентиляции, стук сердец, ток крови, шум лёгких… Но тех звуков, которых он ждал — не было.
«Не будешь же ты ходить от палаты к палате, от больницы к больнице?» – спросил он себя.
«Буду».
– Этим лицам ещё не делали анализ крови?
– Д-делали, ваше величество. Всем делали. Мидиположительные у нас в отдельном боксе…
Если уж проверять, так проверять.
– Мне нужен анализатор, – бросил он в воздух. Перед ним тут же возник прибор в раскрытом автоклаве, его поддерживала металлическая конечность робота. Это была та же модификация, которой его обучал пользоваться Стасе Каре, старший лаборант Тиданской городской больницы, руководивший практикой школьников. Император нажал кнопку сброса контрольной индикации, приставил присосок к крошечной ручке новорождённого.
Пусто. И следующий – пусто. И следующий.
– Да, здесь всё хорошо. Поздравляю вас, гражданки, с пополнением ваших семейств. Надеюсь, вы вырастите из них достойных граждан нашей великой Империи. Где у вас бокс для положительных?
– Сю-сюда, пожалуйста, ваше величество…
Но и тут было глухо. Меддроид сразу подал ему прибор.
Все его пробы совпадали с данными анализа при рождении. Ни о каких приписках не было и речи. Перед ним лежало девять новорождённых – шесть мальчиков и три девочки – и в их крови, если верить индикаторной жидкости, было от семи до одиннадцати тысяч мидихлориан на единицу – а Дарт Сидиус не чувствовал ничего.
Вот когда ему стало по-настоящему страшно.
«Я ослеп… оглох… невозможно… невозможно…»
Один из младенцев открыл глазки и посмотрел на Императора. Взгляд чётко фокусировался. Этому ребёнку было уже больше восьми дней.
– Почему они до сих пор не уничтожены?
Врачи молчали. Наконец, самый старший из них сказал:
– Это ценный материал, ваше величество, это доноры… Они необходимы нашей больнице. Один такой… организм… может спасти от двух до пяти человек… лояльных граждан Империи, поэтому мы…
«Светя другим, сгораю сам – таково призвание избранных Силой, – услышал он юный голос из глубин памяти. – Это наш путь к бессмертию».
– Поэтому вы саботируете выполнение имперского закона, подписанного лично вашим владыкой? Вы, врач, допускаете, чтобы они дышали и отравляли воздух мидихлориановой заразой?
– Эти дети не заразны, ваше величество, – ответил старый человек. – Осмелюсь заметить, что закон неоправданно жесток и только озлобляет граждан… вместо того, чтобы радовать их… осознанием вашей чуткой заботы…
– То есть вы предпочти бы жить при джедайской диктатуре?
– Нет, ваше величество, я предпочёл бы жить на свободе. Если мне позволено высказать своё мнение, я предпочёл бы, чтобы сознание одарённых не туманили обычные земные страсти. Не знаю, услышит ли мою молитву Великая Сила, но она не случайно посылает нам своё благословение. Если раньше акушер мог проработать всю жизнь и не принять ни одного мидихлорианового ребёнка, то сейчас они приходят к нам всё чаще и чаще.
– Всё чаще и чаще – это с какой вероятностью?
– По нашей клинике один на тысячу пятьсот – тысячу восемьсот рождений. Это очень высокий показатель.
«Это катастрофа», – скрипнула Тьма.
– В мои студенческие годы, – продолжал врач, – вероятность находилась в пределах шестого-седьмого порядка. Может быть, пришло время внести поправку в закон, ваше величество? Эти люди неопасны, вас кто-то неверно информировал… А вот их родители… Я лично знал семейную пару, которая, как выяснилось на суде, примкнула к антиправительственной группировке только потому, что эвтаназии был подвергнут уже третий их ребёнок.
Правильно говорил Нага Садоу: когда побеждаешь врагов с оружием, остаются враги без оружия. И с этими врагами надо продолжать борьбу.
Он подумал об Исанн Айсард, руководителе Имперской службы безопасности. Как же она не вычислила этот рассадник вопиющих антигосударственных настроений? Раньше она таких просчётов не допускала. Исанн была единственной женщиной, чей незримый «брат» вызывал у его «сестры» уважение, граничащее с восторгом. Уж они-то не искрили, порождая бессмыслицу — государственная машина работала у них как часы. И вдруг такой прокол…
– Врагам Империи нет оправдания.

[old-diplomat]

– Ну вот видишь, а ты мне не верил. Ещё и нахамил мне тогда, и руку на меня поднял. А Люк Скайуокер жив-здоров.
– Простите, учитель, – отозвался Дарт Вейдер. – Я тогда был не в себе.
Оба ситха глубоко задумались, каждый о своём.
– А как там на Набу? Подготовка идёт полным ходом?
– Да, владыка. Айсард, наверное, регулярно докладывает вам обо всех мероприятиях по безопасности.
– Угу. Но я ещё подумаю, участвовать ли в этой утомительной публичной церемонии. Собственно, днём мне там делать нечего, я просто хочу полюбоваться полнолунием трёх лун в день «кос» в моём деревянном домике. И хочу, чтобы со мной были только самые близкие. Ты, Сейт, Дориана, Исанн, Роганда. Может быть, ещё Мара… Или нет, женщин не нужно. Когда они вместе, это уже не праздник, а дурдом. Дом дур. А если взять одну, остальные потом утопят её в интригах. Для них, пожалуй, проведём отдельный праздничный приём на Корусканте. На Набу и своих змей достаточно.
Вейдер молча слушал.



– Пожалуй, не нужно и Пестажа с Дорианной. Пусть это будет настоящий семейный праздник. Мы с тобой, и ещё юный Скайуокер. Как ты думаешь, на этот раз ты не оплошаешь?
– Не оплошаю, учитель.
Оба снова надолго задумались. Выбравшись из кресла, Император прошёлся по кабинету.
– Скажу тебе по секрету, я чувствую себя уставшим. Проблема в том, что тело и дух – это принципиально разные вещи. Хочешь не хочешь, а тело ветшает. Моё-то столько всего пережило! Не меньше, чем твоё. Хорошо я придумал с этими клонами на Биссе… Ты всё ещё отказываешься от клонирования?
– Отказываюсь, владыка. Я привык… так.
– Ну, как знаешь, я тебе ничего навязываю. Но когда я сменю тело, возможно, почувствовав новые силы, я захочу… м-мнэ… испытать новые возможности, пережить иные состояния, увидеть новые миры. На тебя, друг мой, я, конечно, могу положиться – но только как на командующего вооружёнными силами. Государство я на тебя оставить не могу. Пестаж – толковый деятель, но он уже в годах, и случись что, Исанн и Роганда вцепятся ему в глотку, и пока они будут месить друг друга, моффы растащат страну по регионам. А вот на Люка Скайуокера я бы свою Империю мог оставить спокойно. Не опасаясь, что когда я вернусь, то застану гражданскую войну или какую-нибудь Новую Республику. И не потому что он сын Скайуокера, а потому что он сын Падме Амидалы Наберрие.
– Да, владыка.
– Кроме того, я чувствую изменения в Силе, которые нам с тобой совсем ни к чему. Если Люк станет нашим союзником, нам удастся их превозмочь. Сила – она ведь женщина, и такие старые развалины, как мы с тобой, её уже не удовлетворяют. Это факт. Так что позаботься о том, чтобы парень был с нами в день «кос». Пусть увидит родину своей матери. Она подходит его духу гораздо больше, чем Татуин.
– Да, владыка.
– Ты ведь хотел править с ним вместе, как отец и сын? Вот и помоги мне устроить всё наилучшим образом. Чтобы у меня были развязаны руки, и я мог смело отправиться в неизведанные регионы. Чует моё сердце, что там как-то очень нехорошо.
– Да, владыка. Но я опасаюсь, – Вейдер немного замялся, – что Кеноби основательно задурил ему голову джедайскими байками. Если Люк вырос под его присмотром…
– Об этом не переживай. Уж мы-то с тобой знаем, чего стоят его учительские потуги, не правда ли? Или мне и в этом случае слово «правда» не идёт?
– Простите, учитель, но в этой связи мне вспоминается одна татуинская поговорка. «Подлецу всё к лицу».
– Но-но, не нарывайся, – фыркнул Палпатин, но беззлобно, даже весело. У него было очень хорошее настроение. – Иди, работай. И да пребудет с тобой Сила!

[old-diplomat]

В стальной скорлупе недостроенной «Звезды Смерти» Император ждал появления Вейдера с Люком с минуты на минуту. Скоро он увидит сына Падме Наберрие своими глазами – и одержит самую блистательную победу в своей жизни.
Давно он не испытывал такого приятного возбуждения.
Парень, наверное, даже не догадывается, какая кровь течёт в его жилах. Зациклился на этой механической кукле: «Отец, отец…» Тьфу!
Конечно, откуда мальчишка с Татуина мог бы догадаться, что в набуянском гербовнике фамилии Наберрие и Наруме стояли рядом? И из этих ветвистых родов, плодовитых, словно шуура сорта «зёрна истины», осталось всего двое живых, последних: Кос Палпатин, сын Газере Наруме, и Люк Скайуокер, сын Падме Наберрие.
Несомненно, Амидала была той женщиной, о которой предупреждал его Марка Рагнос. Теперь Палпатин понимал это очень хорошо.



Раньше он её недооценивал, а она-то и была его главнейшим политическим противником. Воистину всё не таково, каким кажется. Несмотря на все свои недостатки и просчёты, Амидала была государственным деятелем галактического масштаба. Многие годы она держала его в тонусе. Сын такой матери, к тому же одарённый Силой, не может быть слабым или неумным человеком.
Как славно всё складывается! Его воля по-прежнему правит Силой. Он по-прежнему держится середины, и жизнь его бесконечна. Он победил свою соперницу, как наставлял его Марка Рагнос. И победит вдвойне, когда обратит сына Амидалы на Тёмную сторону.
«Да, Люк может стать моим истинным преемником, – мечтательно улыбнулся Император, прикрыв глаза бугристыми веками. – Он не отступит перед опасностями Пути. Его воля и ум обуздают все поползновения моффов к расколу. Он будет хранителем Империи. По сути, это будет мой первый настоящий ученик. Такой, от руки которого и умереть не стыдно. Ну, до этого, думаю, дело не дойдет... Я буду обучать и направлять его, как Фриддон Надд Экзара Кана, но совсем по другому сценарию».
Он почувствовал приближение отца и сына, и сердце его горячо забилось. В иллюминаторе, к которому было повёрнуто его кресло, ярко горели звёзды и позиционные огни флагманов имперского флота.
Кто сказал, что он потерял чувствительность к Силе?

Конец