[old-diplomat]

Сегодня ровно год, как в дивный день св. Николая Чудотворца ушла в лучший мир Саша Киселёва аkа  ray_nort.
Саша любила мои тексты. Я осмелюсь даже написать, что Саша любила меня. Разумеется, в день её первого дня рождения там я просто обязан выйти в эфир с подарком. И конечно же, мой подарок, как крапивный свитер, недовязан. У меня так всегда, и Саша не удивится Довязывать буду здесь. Потихоньку вывешивать главы.

Фанфик «Солнце Раа» — продолжение повестей Марины и Сергея Дяченко «Vita Nostra» и «Мигрант, или Brevi finitur»

Пояснения и благодарности
Это второй случай в жизни, когда мне захотелось поработать над миром, предложенном другими авторами.
Связываю я это желание, во-первых, с Сашей Киселёвой, чьей навеки доброй памяти посвящаю эту вещь. Саша в свое время написала фанфик по «Звездным войнам», дух которого созвучен этому моему произведению. Она очень хотела спасти для вечной жизни своих любимых героев (см. «Другая жизнь» www.snapetales.com/index.php?fic_id=4318). Хотя, на мой взгляд (и я говорил это автору), в топологии «Звёздных войн» её версия показалась мне неубедительной.
В общем, во-первых и в-главных, это алаверды Саше, которая жива в своём новом мире... и все мы там будем, вопрос только какими, и это важный вопрос, прямо-таки ключевой. Хочу посоревноваться с тем её текстом.
Во-вторых, «литература — это я знаю что такое. Там герой бегает, стреляет, спасает и сохраняет. А если герой вдруг сидит на попе ровно, так, значит, замышляет какую-нибудь стрельбу, беготню или спасение-сохранение».
В-третьих, тема развития личности, в оригинале описанной пунктиром, — это просто рай для любителя расставлять слова.
В-четвертых, повесть «Мигрант» настолько замечательно полна разных лакун, что так и тянет их заполнить.
В-пятых, мне просто хочется активно творить свою собственную жизнь, а лучше всего у меня это почему-то получается именно через тексты и по поводу высказываний других людей.
Слава Богу за всё. Упокой, Господи, душу рабы Твоей Александры. Умом я понимаю, что там всё новое, но, знаешь, Царю наш и Господи, мы с Сашей так любили нашу переписку, что вдруг ей и в её новом состоянии будет интересно прочитать? Ведь и на Земле есть хорошие состояния, пусть и не высокие — например, спокойствие и радость в утробе матери, когда ты желанный ребёнок. Это мой подарок на первый её день рождения там от меня, который ещё здесь — и очень скучает.



Солнце Раа

Доброй памяти Александры Киселёвой
aka  ray_nort, aka ksann, aka Младшая, aka Нарет-кошка,
живой навсегда


Свершилось чудо! Друг спас жизнь друга!
А. Линдгрен

Set the control of the heart of the sun.
Pink Floyd

Как ликует твое умудренное
Сердце — солнце отчизны моей!
А. Ахматова

Если уже раз мне дали осознать, что «я есмь»,
какое мне дело до того, что мир устроен с ошибками?
Ф. Достоевский


Глава первая

Радиожук, мощный, как земной майский, только ярко-жёлтый в оранжевую крапинку, выписывал круги над головой Крокодила, стремясь создать оптимальный стереоэффект. Диктор приятным и вместе с тем мужественным голосом зачитывал обращение Малого административного совета с убедительной просьбой к гражданам не погружаться в мечты ни об отдыхе, ни о перевыполнении планов работ. «Хозяин себе видит то, что есть, а не то, что ему хотелось бы», — повторялась в обращении цитата из Песни Пробы.
Коренным жителям Раа мечтать строго воспрещается. Их мечты становятся реальностью. Каждый юноша и каждая девушка проходят Пробу гражданина именно для того, чтобы научиться держать свой ум в трезвости. Прошёл Пробу — значит, общество может быть уверено в твоей надёжности, нет — тебя будут опекать, как несмышлёного ребенка. Да так, что мечтать тебе будет и некогда, и не о чем.
Но как запретить мечтать? Люди в тревоге, ситуация аховая, солнце вот-вот взорвется. Конечно, будут пускаться во все тяжкие.
«Не мечтать... Это всё равно, что не думать о белой обезьяне. Или о белом медведе. Или белом быке, — скептически хмыкнул Крокодил, слушая новости. — С другой стороны, если повредившийся умом от усталости техник намечтает реактор, а инженеры не сразу разберутся? И поставят такое оборудование на корабль. Далеко же мы улетим…»
Теперь небо сияло огнями над головой Крокодила даже днём. Вся стратосфера планеты Раа превратилась в огромную «стройку будущего», как это он представлял себе по читаной в детстве советской фантастике.
Орбитальные судоверфи работали в четыре смены. Но на самой поверхности Раа трава была всё такой же зелёной, деревья — райскими, вода — вкусной и чистой, живность — полезной, воздух — целебным. Земля Раа не знала, что люди лихорадочно спешат покинуть её, и продолжала щедро одаривать их своими плодами.
Радиожук пожелал всем гражданам спокойствия и веры в счастливое будущее, объявил о конце сообщения и улетел на подзарядку.
Крокодил поднял глаза к сверкающему небу и подумал об Аире. Консул со звучным государственным именем Махайрод сидит на орбите, без выходных, без продыху. Контролирует работу всех ветвей власти и мониторит возмущение материи. Как там говорилось в фильме про Ивана Васильевича? «Нам, царям, молоко нужно за вредность давать».
Да, это он ещё помнит. Но никогда ему, Андрею Строганову по прозвищу Крокодил, больше не увидеть фильмов Гайдая. Никогда не увидеть сына. И много ещё чего никогда.
Ему уже даже не снились те тягучие сны о том, как он с Андрюшкой бредёт по зимнему лесу, по едва видной лыжне (можно ли вообще брести по лыжне? или это лингвопроблемы из-за потери родного языка?), а огонёк далёкой избушки не приближается. Однажды приснилось, как они всё-таки дошли до деревянного туристического коттеджа. И всё. С тех пор он не видит сына и во сне.
Значит ли это, что с исчезновением его, Крокодила, с Земли Андрюшка тоже оказался вычеркнутым из будущего?
— I have a dream, — сказал он вслух, в синее дневное небо, полное огней, с таким едким сарказмом, на который только был способен.
«А у меня-то есть мечта? Мне же мечтать не запрещено. Спроси меня сейчас какой-нибудь бог из машины, бледный функционер Вселенского миграционного бюро: о чём ты мечтаешь, Андрей Васильевич Строганов, мигрант и неудачник, залипший в фантастическом мире, как комар в янтаре? Неужели о том, чтобы проснуться посреди пыльной холостяцкой однушки и мерзким осенним утром потащиться на работу в офис?»
Не было у него мечты. Никакой. Место, где и чем мечтают, как-то незаметно атрофировалось. И не на Раа, а ещё на Земле. Не нужны там мечтатели.
Они нигде не нужны.
Нужны одни только трезвые логики и компетентные практики.
Так откуда взялась печаль? И не печаль даже, а лютая тоска от собственной никчёмности… Он потерял даже родной язык.
Пожалуй, единственное, что у него осталось после изъятия с Земли, — человеческий образ. Хотя нет, ему ещё оставили имя. Крошечный осколок навсегда потерянного родного языка. Прямо строчка из энциклопедии: «Ономастика зачастую является единственным источником информации об исчезнувших языках и народах».

Если бы поблизости был Аира, он бы уловил тоску Крокодила — и наверняка поделился бы своей волей к насыщенной яркой жизни. Крокодил получил бы заряд беспричинного хорошего настроения, которого хватило бы на пару суток. А если бы поблизости был Тимор-Алк, то мальчишка непременно начал бы рассказывать о своих успехах в наращивании индекса социальной ответственности, и Крокодил отвлёкся бы от своих мыслей, подтрунивая про себя (а может и вслух) над невинным тщеславием зеленоволосого метиса. Который лезет вон из своей белой с прозеленью кожи, чтобы занять достойное место в обществе здоровых смуглых граждан Раа. Таких латиноамериканистых или балиобразных, что можно на минутку представить себя на курорте. А дома идёт дождь. Или снег. Или снег с дождём.
Но оба они — и Аира, и Тимор-Алк — не придут сейчас на помощь. На Раа рабочий день, и они заняты делом. Все заняты делом. А Крокодил, как всегда, бездельник и полное ничтожество.
Он растянулся на мягкой чистой траве, предназначенной не только для насыщения атмосферы кислородом, но и для создания тактильно-рекреационного комфорта, и заложил руки за голову.
«Я бездельник, о-о, мама, мама, я бездельник, — закрутилась в голове нехитрая мелодийка. А потом без паузы, другая песенка, того же автора, — Мои руки из дуба, голова из свинца — ну и пусть».
На Земле у него нет будущего. На Земле он умер. Так сказал Аира, добывший сведения у всемогущего Бюро, пользуясь своим служебным положением.
Умер — и куда-то попал. Попал на Раа.
Но если у человека есть друзья, значит, не такой уж он и пропащий, правда?

Лёгким дуновением ветерка принесло стайку разноцветных бабочек. Крокодил невольно залюбовался игрой света на полупрозрачных крылышках. На душе просветлело.
«Наверное, тут в воздухе развешаны датчики, — подумал он. — Уловили мою хандру и немедленно провели сеанс баттерфляй-терапии. Прямо мир Оруэлла какой-то или Замятина: ты не можешь побыть наедине со своими проблемами. Ты вообще не имеешь права на душевные проблемы, общество немедленно примет меры. Начнёт тебя убаюкивать или лечить, неважно, хочешь ты того или нет. Или сделает вид, что оставило тебя в покое, чтобы ты своим умом дошёл до эвтаназии и не отсвечивал на солнце, мешая жить нормальным людям».
Утонуть в интеллигентском самокопании Крокодилу не дало новое насекомое. Жук спикировал сверху, стремительный, как истребитель, и информационный голос из его недр деловито сообщил:
— Напоминаем, что Малый стратегический совет закончил обсуждение предложения Юго-Восточного сектора об отмене Пробы в связи с эвакуационными работами. Предложение не поддержано. Северо-Западный сектор выдвинул встречное предложение о возможности повторного прохождения Пробы в следующей последовательности: немедленно после принятия решения Большим административным советом после подачи гражданином соответствующей заявки; через год, пять и десять лет после первой неудачной попытки. Предложение Северо-Западного сектора принято квалифицированным большинством голосов. Малый стратегический совет благодарит всех проголосовавших за активную жизненную позицию. Запись на повторное прохождение Пробы объявляется открытой.
— Коммуникатор! — бросил Крокодил в пространство и сел.
Из травы к его лицу вытянулся зелёный стебель, на конце которого в секунду вспух и раскрылся бутон ярко-синего цветка, и тут же замерцал экраном.
— Соединение с Камор-Балом, — сказал Крокодил в голубоватое мерцание.
Экран несколько раз изменил цвет (наверное, это что-то значило, но Крокодил пока не разобрался), потом коммуникатор заговорил искусственным женским голосом:
— Камор-Бал временно недоступен для связи. Он оставил сообщение. Андрей Строганов, вы хотите прослушать его?
— Да.
— Всем привет! — зазвучал молодой жизнерадостный баритон. — Друзья, три недели меня не будет на месте. Свяжусь с каждым из вас, как только вернусь домой. Уехал на Пробу.
Последние слова в записи Камор-Бал произнёс как был небрежно, но не смог скрыть ликования в голосе.
«Вот это скорость… Парень, наверное, дневал и ночевал, следя за ходом голосования. И могу поспорить, что свою заявку на повторное прохождение бросил первым. Ну, или в первой десятке».
На душе у Крокодила стало ощутимо веселее. Если мальчишка снова завалит Пробу, в этом точно не будет вины мигранта с Земли.
— Андрей Строганов, вы хотите оставить сообщение для Камор-Бала?
— Нет, — сказал Крокодил и проследил глазами за тем, как цветок закрывается, а стебель втягивается в траву. Чудеса биотехнологии райской планеты Раа не переставали удивлять его.
Когда коммуникатор полностью исчез, Крокодил снова лёг и уставился в небо.
Несмотря на объявленную всеобщую трудовую повинность, граждане Раа работали без надрыва. Медики, биологи и социологи внимательно следили за тем, чтобы люди не переутомлялись и не переутомляли своим эмоциями зыбкую материю. Крокодил подозревал, что тысячелетия благополучной жизни единого народа в благоустроенном постпостиндустриальном мире в принципе не могут сформировать трудовую этику по типу «догоним и перегоним». Идея напряжения всех сил для спасения человечества от неотвратимой катастрофы как-то не вязалась в представлении землянина с двухчасовым дневным отдыхом, шестичасовым рабочим днём и тремя выходными.
Впрочем, поскольку с идеями у здешних жителей очень своеобразные отношения, так, может, оно и к лучшему, что среди них не нашлось местных стахановцев? Работала бы такая группа пламенных энтузиастов по шестнадцать часов в сутки без перерывов на обед — а их родные, друзья и соседи начали бы умирать от истощения... Ибо если идея, требующая жертв, выскальзывает из-под материи и переходит в состояние «первично» — жертвы появятся, это уж как пить дать. Плавали, знаем.
Но если в общественной жизни культура контроля у раян доведена до искусства, то в личной они, похоже, так же не застрахованы от нестабильности, как и земляне.
«Вот Аира не удовлетворял Альбу, так она и выдумала себе того бронзового, — подумал Крокодил, срывая тонкий зелёный стебелёк и закусывая травинку. — Который успел сделать ей Тимор-Алка и растворился в сени струй, прежде чем Аира расчехлился. А моя Светка… Ну, читала пошлые книжки женских романов и тоже, наверное, мечтала о каком-то. И кто скажет, что её мечта не сбылась? Нашла же она себе какого-то Витьку и уехала в Германию. Или в Англию. Вместе с Андрюшкой».
Бабочки снова закружили в воздухе, на сей раз интенсивно-цветные. Одна из них села на голое колено Крокодила, щекоча его лапками. Он осторожно приподнялся и подставил гостье палец. Та с готовностью переместилась на новую опору и потыкалась в кожу хоботком. Не иначе, почуяла следы сладкой патоки, которая осталась на его руках после обеда. Йогуртовые стручки, растущие буквально повсюду, были сейчас основным блюдом его рациона.
Он поднёс руку к глазам, чтобы получше рассмотреть чешуекрылую красавицу, но бабочка вспорхнула и влилась в ряды своих.
Пестрой лентой стайка насекомых взвилась в зенит и растаяла среди сверкания.
Конечно, с одной стороны, не ему, Крокодилу, упрекать Аиру в неумении обращаться с женским полом. С другой, — всё-таки странно, что такой статусный человек, как Консул Раа, столько лет убивается по предавшей его женщине. Восемнадцать лет, что ли? Или девятнадцать. Опупеть! Сам Крокодил быстро нашёл замену Светке (тоже мне, великое сокровище — Светка!), и множилась эта замена до самого его изъятия с Земли и перемещения на Раа. Он уже и здесь успел зачерпнуть медка. Вернее, хватил шилом патоки.
Лиза из Глазго. Обещала объявиться — и ни слуху ни духу. Мигрировала на Раа, потому что поссорилась со своим парнем — бывают же такие, как бы это помягче… Девы-птицы. Обидно, конечно, что она продинамила Крокодила. Но, может, так даже спокойнее? Не понравилось ей с ним, и ладно. Он уж как-нибудь переживёт. И не такое переживал.
Спросить, что ли, у коммуникатора, как тут принято знакомиться с женщинами? Обычно в состоянии опасности тяга к противоположному полу повышается, а тут проблема с солнцем, уж куда глобальнее! Или если он и в Лизиных глазах не слишком завидная партия, то в глазах коренной раянки тем более не котируется? С его белой кожей и трёхмесячными белковыми курсами…
А Андрюшка, наверное, уже прижился в Германии. Или в Англии. И мигрантом себя не считает. Спикает или шпрехает, а про своего родного отца забыл от слова совсем.
«И правильно, что забыл, — зло подумал Крокодил, поднимаясь на ноги, отряхивая шорты и поворачивая голову к часам, хорошо видным отсюда. — Я бы про такого папашу тоже забыл».
Хотя своего отца, Василия Васильевича Строганова, Крокодил помнил всегда. Собственно, это же отец называл его Крокодил Андрюша. Мальчик Федя из книжек Успенского был для своего отца Дядей, а мальчик Андрей для своего — Крокодилом. Забавно.
У Крокодила вдруг родилась версия: наверное, отец хотел назвать его Геннадием, а мать не дала, настояла на своём, на имени своего героического отца, от которого в Андрее Строганове если что и есть, так только пустой звук. С его родителей сталось бы поссориться даже над кроваткой новорождённого сына! Но отец не мытьём так катаньем закрепился в сыновней ономастике: ведь в глубине души Андрей Строганов называл себя именем, данным отцом.
«Вот такое восстание против матриархата — ядовито подумал Крокодил (была у него такая привычка — есть себя). — Незаметное и незамеченное. Как интеллигентская фига в кармане против любой власти».

Часы в виде крупного, как подсолнух, цветка, свисали с подпорки у входа-выхода на зелёный перрон. Были они мягкие, с трепещущими лепестками, как само время на Раа — необязательное, зыбкое, вечно что-то припоминающее, но тут же забывающее, не очень успешно ловящее себя за хвост и быстро устающее от этого занятия. Если бы Сальвадор Дали их видел, обязательно бы нарисовал.
Время дневного отдыха заканчивалось, пора было возвращаться на завод по производству биополимеров, при котором Крокодил посещал курсы. Учился синтезу редких белков, не приходя в сознание. Чтобы, получив свидетельство об окончании, приступить к настоящей работе на том же заводе. В меру сил и способностей зарабатывать ресурсы на жизнь, заодно выполняя всеобщую трудовую повинность.
Кабина монорельса уже подкатила к перрону.
«На дальней станции сойду. Трава по по-о-о-ояс… Из-за чего я сегодня целый день злюсь? И на кого? Есть ответ? Ответа нет».
Но в то мгновение, когда дверь вагончика, чем-то похожего на тыкву, открылась, из зеленой изгороди выплелся гигантский вьюнок и застыл перед лицом Крокодила, превращаясь в экран.
— Андрей Строганов?
— Да, здесь Андрей Строганов, — отозвался Крокодил. — Слушаю.
— Вас вызывает Консул Махайрод.
Соединение почему-то установилось не сразу. Кабина уловила отсутствие у пассажира интереса к ней, закрылась и, плавно набрав скорость, исчезла за поворотом. Стало тихо и пусто.
Наконец, на экране появился Аира. По проступившим морщинам было особенно заметно, что Айри-Кай, Консул Махайрод, не ровесник своего двадцатидевятилетнего друга с Земли.
«Мы, цари, работаем без выходных. Рабочий день у нас ненормированный…»
— Привет, Андрей! Ты где?
— На платформе недалеко от дома. Сейчас поеду на курсы.
— Буду вечером у тебя. Можно?
— Можно, — хмыкнул Крокодил.
Слово «можно» было для их дружбы таким же паролем, как «муравейные братья» в детстве у Толстого с его друзьями.
«Льва? Или Алексея? Или там этот, третий был ещё. Константин, кажется...»
И того он уже не помнит, и сего. А ведь память о Земле — единственная драгоценность в его неудавшейся жизни.
— Что, опять дурью маешься? Ностальгией? — спросил Аира суховато, явно считав мысли землянина с выражения его лица. — Ты мне нужен бодрый, здоровый и весёлый.
— А спинку тебе не помыть? — буркнул Крокодил, но в это время экран коммуникатора замерцал помехами.
— Перебои с энергией, — сказал подёргивающийся видео-Аира. — До вечера.
— Жду. И привет Алку.
— Обязательно. Конец связи.
Итак, изработавшийся вусмерть Аира хочет малость подлечиться донорской энергией. И при этом хочет поддержать друга ненавязчиво и тактично (да-да, с такой мордой кирпичом и челюстью экскаватором — слово «тактично» как раз самое то). Доказать, что он, Андрей Строганов, — подарок судьбы и для Раа, и для её правителя.
Можно подумать, Совет стратегического баланса не найдёт парочки доноров для Махайрода! Можно подумать, Крокодил не знает о себе, что он такое! Ни семьи, ни родины, ни любимого дела. Переводчик с английского и немецкого — да, это, конечно, высочайший статус на планете, где он не помнит даже родного русского языка! Украли, мозговеды хреновы из проклятого Бюро, заменили на единый язык Раа, да еще и плату за это взяли. Его, Крокодила, месяцами жизни!
Временные парадоксы — для Бюро источник энергии, а кто сильнее, того и тапки, и язык, и всё остальное.
Вспомнилась детская книжка про Серых господ, крадущих у людей минуты, часы, месяцы и годы жизни. Он читал «Момо» вместе с бабушкой, с её помощью и комментариями. Первая его настоящая книга на немецком, а не бабушкины учебники, упражнения и пластинки, ещё виниловые, с аудиоуроками.
Jeder Dolmetscher liest viel. Да, каждый переводчик много читает.
А может, это всесильное Бюро, наоборот, хочет оказать благодеяние райской цивилизации? И хотя солнце в любое время может сколлапсировать, и материя больна бредовыми идеями жителей — а всё, похоже, только для того, чтобы спасти общество Раа от деградации.
На Бали не может быть бионанопромышленности и космических технологий, а на Раа есть. И что-то должно победить — расслабленная жизнь, спонтанно материализующийся бред и тепловая смерть или аскеза под суровым ярмом косной материи и научный подвиг.
Перед глазами Крокодила снова встало лицо Аиры с отяжелевшими веками, жёсткой линией подбородка и глубокой морщиной между бровей. Сколько ему лет на самом деле? Год на Раа лишь на семь дней короче земного. Сколько ему было лет, когда из утробы Альбы извлекли Тимор-Алка?
«Вообще-то мог бы устроить меня в какие-нибудь медтехники при себе, — сердито подумал землянин. Ему очень не хотелось возвращаться на курсы и подключаться к квазиживой машине в качестве биологической детали. — Мог бы, но не устроит. Я ж полноправный гражданин, не какой-нибудь зависимый, ещё оскорблюсь его подачкой! Я должен сам обеспечивать себе пропитание и занятие. Мой вклад в дело спасения Раа — клепать белки из своего драгоценного организма, а не входить в обслугу правителя и плевать в потолок большую часть суток. Дружба дружбой, а табачок врозь».
В языке Раа слово «табачок» имело оттенок «декоративный и ароматизирующий цветок в спортивных залах», и запах от этого их табачка был скорее похож на хвойный освежитель воздуха. Крокодил в который раз поморщился от лингвистического дискомфорта, но тут подъехала новая кабина монорельса в виде тыквы, и он погрузился в её недра, кивком приветствуя уже имеющихся там пассажиров.