Малянов понял, что это стихи, только потому, что Вечеровский, закончив, разразился глуховатым уханьем, которое обозначало у него довольный смех.
АБС
Люблю марсианское уханье
от хороших стихов.
Стихи! Они помогают от брюха
Снимают сотни грехов.
Четыре стихии – стихи,
и Всевышнего первенец, свет, –
Поэт,
и Сам Господь Вседержитель –
Творец, что значит "Поэт".
Первый.
Но номер не важен в этом нетесном кругу
Главное – дар на верность,
им говорить могу.
Поэт называет вещи,
и время его хранит,
он делает слово вещим,
без трещин тешет гранит.
Он тот, кто скажет герою – герой,
горЕ – что она гора,
кто словом дыру закроет,
если в груди дыра.
Поэт научит воду журчать,
огню прикажет гореть,
с сыном помирит мать,
отцу не даст умереть;
услышит размер, сплетет сонет,
отработает ритм на сотни лет,
и слово его, живой пример,
поставят в палате весов и мер,
но перед этим он постоит
под револьвером и строем бит
и не будет бытом убит –
пулей, стрелой,
глобальным оледенением,
танцем народным,
всем, чем угодно,
но только не пошлости оцепенением.
Поэт безбытен,
бытиен он.
слово его закон,
слава его не в зените,
конец не его канон.
Его венок, быть может,
или терновый венец
но не кольцо –
поэт по жизни не носит колец.
Ничто
не властно над жизнью поэта
от слова совсем;
он делает брение из плюновения,
глаза открывает всем,
кто был с необрезанным сердцем,
с немытой душой,
а теперь идет с полотенцем,
и с мочалкой большой,
шагает в баню
ритма и рифм.
В том кнут, и пряник,
и Пятый Рим
А почему Пятый?
Так ведь Четвертому не быти!..