[old-diplomat]

Сейчас сижу, правлю "Здесь и сейчас", но на поля вдруг вылился текст от имени Йокасты Ню. Я его здесь повешу, если кому-то покажется интересным прочитать такую повесть, то буду писать дальше. Это то ли так Эп. VII подействовал, бабка эта старенькая в очках, но она нечеловеческой расы, а Йокаста Ню всё-таки поближе будет То ли "Лой Быканах" Гребенщикова.

Железная флейта

Мы стояли на плоскости
С переменным углом отражения,
Наблюдая закон,
Приводящий пейзажи в движение,
Повторяя слова, лишенные всякого смысла,
Но без напряжения, без напряжения.
Б.Г.

Эти заметки я начала писать вечером того дня, когда пришло сообщение, что Энакин Скайуокер убил лидера КНС графа Дуку. Наверное, я была единственным человеком в Храме, а может, и на всё Корусканте, кто встретил это известие без воодушевления.
Я хочу рассказать о том, кем был Дуку. Не знаю, кому именно и когда попадётся на глаза моя рукопись, но я пишу её от руки, красивым почерком, красивой кисточкой на красивой бумаге, и хотя запрячу её далеко и надёжно, но инвентарный номер непременно ей присвою (из тех старых, которые по каким-либо причинам остались свободными) и сделаю отметку в каталоге. Так что мой труд когда-нибудь окажется в руках моих преемников, архивистов-библиотекарей или историков. Но пишу я всё же не для них, а для кого же? Для себя? Вряд ли. Для самой Силы, возможно.
Просто я не знаю, что можно сделать, чтобы спасти Дуку для вечности, а если не знаешь, что делать, мудрые предшественники советуют пить чай или рисовать иероглифы на бумаге.
Чай тоже заварен, и время от времени я буду отпивать из чашки сначала горячую, потом холодную влагу, а потом на дне чашки останется «знак», я рассмотрю его и запишу в свою чайную тетрадь, прежде чем помыть посуду. Моя тетрадь тоже пронумерована и принадлежит библиотеке Храма.
Я бы не покривила душой, если бы написала, что вся моя жизнь принадлежит библиотеке Храма, но с той же мерой правдивости верно, что большая часть моей жизни принадлежала Дуку, принадлежит ему и сейчас. Возможно, это средство вернуть его Вечности, не оставить во Тьме, последнее средство, которое оставлено самой Силой. Не обольщаюсь насчёт своих собственных сил — духовных или хотя бы художественных, чтобы этот текст стал спасительным для Дуку, — однако если есть хоть малейшая возможность сохранить его в Свете, хотя бы в этих записках, конечно же, я воспользуюсь ею и сделаю всё возможное, чтобы мой любовник был спасён.
Я написала это гадкое гладкое чешуйчатое слово «любовник», понимая всю глубину его нечестия и неуместности стоять рядом с иероглифом «спасение». Но если Свет и Тьма стоят рядом, как два и три, а сила Света в правде, то сама Сила свидетельствует и без моего свидетельства: Дуку не был мне мужем и погиб именно потому, что у него не было семьи. Да, он подарил мне шпильки для волос с гербом своего древнего рода, которые вне Ордена джедаев означали бы супружество с графом Серенно, прямым потомком некоего божества гор, тысячелетия назад находившегося в центре культа родины и родного очага на его планете. Только без слова приглашения в брак сама вещь ничтожна, и я легко рассталась с ней — но не с ним.
Сила знает о моей привязанности к вещам; эту страсть я обратила на пользу Храму, моему дому. Не старалась обратить, а обратила, полностью, до конца, у меня нет ничего своего. Перед лицом Вечности — мне осталось немного шагов, ведь я совсем стара — клянусь, что Дуку не был вещью в моём сердце. Не могу даже сказать, что он был самим моим сердцем. Моё сердце не вмещало его, да и не могло быть ему тюрьмой, он был абсолютно свободен, всегда и во всём.
Как он распорядился своей свободой, об этом сегодня с прискорбием говорит вся Галактика. Уже завтра его забудут и будут говорить о других победах или поражениях. Но в моём сердце он жив и светел. Если Сила примет меня в Свет, она примет и его, и так он будет спасён – я в это верю.
Остаётся вопрос, достойна ли я Света?
Это самый страшный вопрос, который мучает меня. Что я за человек?
Моя соперница Дори, которая всегда считала Дуку своим мужем, уже стала частью Силы — но Дуку погиб, не раскаялся, не вернулся. Она не спасла его. Я осталась единственной, кто его помнит таким, каким он был настоящим, без ситхского морока. Но примет ли Сила моё свидетельство о нём? Свидетельство любовницы, забавы для мимолётных телесных утех, которое весит столько же, сколько свидетельство тренировочных дроидов, или душевой кабины в раздевалке, или циновки на полу в его комнате?
Ну, коль скоро ни шарики-дроиды, ни прочие вещи в Храме, которые знали его, говорить не могут, буду говорить я, хранительница вещей.