[old-diplomat]

Приснилось, что я где-то в Японии, пришёл на мастер-класс известного каллиграфа, мастера единоборств и чайной церемонии и тэ-пэ, короче говоря, искусника и рукодельника во всех сферах, которые только можно представить.
Моей спутницей почему-то является переводчица Оля, с которой мы работали в Португалии (где-то она теперь? жива-здорова? счастлива?), а также крупная японка — толстая девочка, виденная в метро, единственный толстый человек, который встретился мне в Японии, только она уже выросла и учится в институте на факультете русистики.

И вот мы втроём входим в достаточно обширное помещение, которое является студией этого знаменитого японца. Оно еще скудно освещено, поскольку мы пришли первыми, другой публики ещё нет. Лампы горят только над большим спортзалом, выгороженным невысоким деревянным забором из круглых заострённых кверху толстых брёвен избушечного вида, совершенно неяпонская ограда, да ещё внутри помещения. Правая стена зала далеко, мы подходим к забору ближе к левой, и на ней я в полнейшем удивлении виду огромный, на всё стену, ковёр, по всей видимости, вытканный самим этим мастером, изображающим икону свв. прп. Антония и Феодосия Печерских, основателей Киево-Печерской Лавры.

Изображение на ковре следующее: внизу вытканы фигуры святых, как они обычно изображаются, со свитками:



Вокруг них и над ними, как кокон, темное изогнутое пространство — гора, а на горе и до самого верха ковра — изображение леса на горе. Конечно, далёкое от васнецовского или шишкинского канона, а всё такое узорно-цветное, вроде темно-зеленых с красным и желтым крупных цветов на обоях. В общем, очень японское.

Я спрашиваю у японки, что бы это значило, и она поясняет на не очень хорошем, но вполне понятном русском, что мастер — большой поклонник русского искусства и вообще русского духа. Я говорю ей, что здесь изображены начальники русского монашества старец Антоний и его ученик Феодосий, жившие в XI веке, и что я как раз приехал из города, где находится основанный ими монастырь.

Это впервые за границей в неформальном общении я сказал, что приехал из Киева. (Поскольку этот город мне не родной и не выбранный мною по доброй воре, а навязанный силой обстоятельств и очень нелюбимый, я не то чтобы стесняюсь его, но не считаю себя киевлянином ни в коей мере, уезжая куда-либо, отрясаю прах этого города с удовольствием, поэтому не могу ложно свидетельствовать о своей к нему причастности. Я не киевлянин, не был им ни минуты, а просто здесь живу как странник.)

Японка не совсем понимает мой ответ и переспрашивает, знаю ли я этих людей лично. Отвечаю ей, что, конечно, нет, они жили очень давно, тысячу лет назад. И мне очень-очень интересно, почему мастер взял для своего ковра такой удивительный сюжет.

Тут прозвонил будильник, и пришлось проснуться. А жаль, что не удалось поговорить с тем японцем.
С другой стороны, я же слышал, что тот, кто останется защищать Киево-Печерскую Лавру в самые мрачные времена, будет причтён к Печерскому монашеству. Может, это меня так подбадривают, чтобы я не унывал?